Особенности... Глава 6. Жизнь после курсов

Пятничным утром, ближе к полудню, я поступил в РЦ. После обеда уехали домой мои родители, оставив меня в приятной компании с моим давним добрым товарищем. По прошествии тихого часа к нам в палату зашла давно знакомая воспитательница и пригласила нас с соседом в свой рабочий кабинет под названием «Класс» на просмотр видеозаписи новогоднего концерта, по традиции устроенного в актовом зале совместными усилиями медперсонала и пациентов.
– Может, сходим? – говорит мне Олег после того, как воспитательница вышла за дверь. – Ведь всё равно делать пока нечего.
– Ну пойдём, – с грустной покорностью ведомой на заклание овцы соглашаюсь я.
       Мы встаём со своих кроватей и, поправив на себе одежду, выходим в коридор. Олег, держась за ходилку, семенит на лифт, я же ковыляю на пандус. Вскоре мы оба появляемся в классе, и удовлетворённая нашим приходом воспитательница сажает нас на стулья, стоящие прямо напротив экрана. У меня создалось впечатление, что пожилая женщина была уверенна в том, что сегодня мы откликнемся на её приглашение, и заранее приготовила для нас лучшие места. Моего настроения, однако, это не подняло.
       Глядя в экран телевизора, соединённого с современной видеоприставкой, я вспоминаю, какими эмоционально-насыщенными выдались мои предновогодние дни. Когда в кадре появляются находившиеся в зале люди, лица многих из которых мне знакомы, я испытываю желание возблагодарить Бога за то, что меня не было среди них. Эти люди вовсе не плохи, глупо гнушаться их компании, особенно мне – их брату по несчастью. Но дело в том, что во время показываемого концерта (если принять во внимание высвечиваемые внизу экрана данные таймера) я был в «Надежде» и под руководством ЕА осваивал компьютер. Именно в тот предпраздничный вечер я был у неё единственным учеником, и в конце того долгого занятия она обратилась ко мне с просьбой, которую на исходе Рождественских каникул пришлось выполнять с помощью человека, ставшего сегодня моим 5-кратным соседом по палате.
   «Несчастные люди, – мыслится мне, и моё сердце переполняется щемящим чувством похожим на сострадание ко всем, кто показывается на экране стоящего у окна видеомагнитофона. – Они находились в расположенном на первом этаже сего здания актовом зале, в то время как я пребывал в компьютерном классе «Надежды» и прекрасная молодая особа ради меня одного оставалась на своём рабочем месте до самого конца формальной продолжительности своего рабочего дня, давая мне бесплатный урок компьютерной грамоты. Одну минуту того занятия я не променял бы на весь этот концерт, каким бы хорошим он ни был».
       На прикреплённых к стене часах уже без десяти пять. Я с тоской подумал, что сегодня пятница и в это время у меня могло бы быть очередное деловое свидание с высокой, стройной девушкой в длинной пёстрой юбке и очках с тонкой блестящей оправой. Наверное, прозорливый Бог знал о том, что будь я сейчас рядом с ЕА и продолжи изучение Интернета, мне бы всё равно не удалось совершить виртуальное путешествие по своему храму и добыть какую-либо интересующую меня информацию. И потому я нынче в классе, но не в компьютерном, а в другом, где нет никого похожего на ЕА, хотя у многих здесь слегка кривится лицо и стопы ног ставятся чуть вовнутрь. (Правда, у большинства здешней «публики» перечисленные физические недостатки проявляются не слегка и не чуть, а, прямо скажем, на полную катушку).
       Ну что ж, Ему виднее… И всё-таки меня неудержимо тянет туда, где я ещё позавчера вдыхал её райское благоухание, порою ощущая лёгкое прикосновение её плотной юбки к моей утеплённой кофте. Что сейчас происходит в ныне далёком от меня кабинете «Надежды»? Сегодня на улице так же холодно, как в среду, только небо затянуто сплошной серой пеленой. В такую погоду вряд ли в компьютерном классе появится новый ученик, и моё место, скорее всего, пустует. Представляю, с каким леденящим равнодушием взирает ЕА на тот свободный стул, на котором я должен был бы нынче сидеть, если б не столь раннее поступление в РЦ. Она наверняка уже изрядно подзабыла, как позавчера сидевший на нём ученик пытался с её помощью извлечь из знакомства с Всемирной паутиной какую-то пользу, и как у неё не хватило компетенции (или просто желания) оказать ему эффективное содействие.
       А вот я не могу ничего вычеркнуть из памяти. Мне хочется к ней, невзирая на то, что её равнодушие к моей тихой персоне холоднее сегодняшнего уличного воздуха. Я не верю, что сие равнодушие отражает истинную сущность её натуры, ибо мою душу всё ещё согревает навсегда мною запечатлённый взгляд, который был направлен на меня в тот пасмурный ноябрьский день, перед первым занятием. Если бы ЕА действительно была бездушной пустышкой, то при всём своём эмоциональном голоде и богатом воображении я не ощущал бы столько нежности и теплоты, которые исходят от неё подобно солнечным лучам. Никто не виноват в том, что от этих благодатных лучей меня всё сильнее укрывала тень мрачной тучи комплексов и иррациональных страхов. Но я такой, какой есть. Сам себя изменить я не в силах.
       В стенах лечебного учреждения, куда меня сегодня привезли на стационарное лечение в 13-й раз, мне уже неоднократно пытались помочь обрести душевное здравие. Однако, к сожалению, ни психологам, ни психотерапевтам, ни психиатрам, ни крестившему меня православному священнику не удалось повлиять на моё самоощущение. Я, конечно, продолжаю надеяться на положительные перемены, иначе меня бы тут вообще не было. Хотя шансы невелики, что в этой лечебнице в обозримом будущем появятся новые толковые специалисты, способные не на словах, а на деле оказывать помощь при психическом недуге. Может быть, мне следовало поступить не в РЦ, а в психиатрическую клинику, да вот только моего «синдрома невидимки», как ни странно, недостаточно для того, чтобы признать меня душевнобольным и по-серьёзному заняться моим лечением. Вот ежели б я бился головой об пол или орал на всю округу дурным голосом – тогда бы другое дело. Но я тихий и спокойный, правда, иногда беспричинно хихикаю, озадачивая окружающих и, особенно, врачей-логопедов.
       А между тем, просмотр концерта подошёл к концу, и народ стал расходиться из класса. Вышли и мы с соседом. Идя по длинным коридорам РЦ, я вспоминаю, как менее года назад, до середины прошлой весны, совершал по ним ежевечерние моционы, и они с каждым разом становились моей душе всё ближе и роднее. Вспоминается мне и то, как в первом месяце позапрошлой весны здесь можно было повстречать девушку Таню с тёмно-русыми волосами средней длины, одетую в голубые джинсы и модный свитер, и сразу же задубеть от прилива парализующего напряжения, ощущая на себе её пристальное внимание, которое на самом деле являлось лишь плодом моего воспалённого воображения. Но сейчас меня ничуть не греют все эти воспоминания, словно сие было не со мною. Мне нынче всё тут кажется чужим, и совсем другое, далёкое отсюда, занимает мой ум. Я с гораздо большей теплотой думаю о гардеробщице «Надежды», сообщившей нам с мамой два дня назад, что ЕА пришла на рабочее место, нежели о своих здешних былых увлечениях, непринёсших никакого доброго плода ни мне, ни кому-либо другому.
       Поздним вечером, лёжа в разобранных постелях, мы с соседом перед тем, как отправиться в царство сновидений, обсуждаем наиболее актуальные на данный момент темы. Олег с грустью в голосе сообщает мне главную новость, которую он узнал еще вчера. Сия новость для кого-то радостна, а в ком-то вызывает озабоченность. Заключается она в том, что «уколошница» на 34-м году жизни забеременела своим первенцем и ушла в декрет. Услышь я такое в одно из прошлых своих поступлений в РЦ, моя реакция была бы не столь сдержанной. Но под впечатлением эмоций и переживаний, испытанных мною на недавно оконченных компьютерных курсах в «Надежде», я уже не нахожу в себе душевных сил на слишком глубокие сожаления об уходе из РЦ лучшей медсестры и тревогу о том, как теперь будут обстоять дела с уколами.
       Сделав ещё один печальный вздох о том, что ближайшие три года нам придётся как-то обходиться без нашей молодой, доброй и весёлой «уколошницы», которая к тому же всегда с идеальным профессионализмом исполняла свои обязанности, я приступаю к устному повествованию про долгожданное событие, произошедшее в моей жизни на склоне позавчерашнего дня. Речь идет, конечно же, о моём знакомстве с Интернетом, оказавшемся не слишком толковым.
– Ты в ярких красках излагал мне, как легко и просто можно узнать местонахождение любого автомобиля, а моя учительница сказала, что доступ к подобной информации крайне ограничен. И действительно, я, как ни старался, не нашёл даже простейшей базы ГАИ, – укоризненно звучат в тишине среди ночного рыжеватого полумрака мои слова.
– Твоя учительница, видать, слишком ленива, – отвечает Олег. – В том, что доступ к некоторым базам данных ограничен для широкого пользователя, она права. Но существует масса пиратских сайтов, где можно спокойно отыскать любую информацию, и она должна прекрасно знать об этом.
– Ах, вот, значит, как! – в порыве возмущения восклицаю я, едва не разбудив спящих в коридоре медсестёр. – Пиратских!.. Что-то не припомню, чтобы в своих соблазнительных рассказах ты произносил такие слова. Теперь-то мне понятно, почему моё «лазанье» по Интернету оказалось таким бестолковым. Значит, выходит, что воплощение моих идей требовало использования пиратских сайтов, а моя учительница, понимаешь ли, девушка законопослушная…
– Но практически каждый пользователь Интернета регулярно прибегает к услугам тех или иных пиратских сайтов. Тут нет такого уж тяжкого преступления, которое может привести к конфликту с блюстителями закона, – рассудительно говорит Олег, потом добавляет: – Вот если заниматься злостным хакерством и по Интернету ограбить банк, можно действительно нарваться на крупные неприятности.
– Знаешь, – произношу я, и мой голос становится тише и теплее, – она настолько целомудренна, что ей наверняка претит даже сама мысль о пиратских сайтах и прочих вещах сомнительного происхождения. Представляешь, я ничуть не согрешу против истины, если скажу, что при виде её ангельского лица возникает какое-то едва преодолимое желание опуститься у её ног на колени и с простёртыми ввысь руками молиться Всевышнему о спасении души от призрачных ценностей и ложных ориентиров. А какое на ней одеяние! Какая юбка! О, если бы ты только на всё это взглянул!.. Тебе б, наверное, тогда…
   Последняя фраза моего небольшого лирического отступления должна была звучать так: «Тебе б, наверное, тогда проще было откусить себе язык, нежели изречь о ней худое слово». Но я осёкся, вовремя сообразив, что после такой реплики нам будет сложно продолжать непредвзятое обсуждение этой важной для меня темы.
       В нашем разговоре наступает минутная пауза, которую я прерываю устным изложением неувенчавшихся успехом поисков современной электронной карты.
– Вдохновлённый ранее приводимыми тобой фактами я горел радужной мечтой отыскать свои любимые места и увидеть на экране компьютера их натуральное изображение, – звучит в ночной тиши мой рассказ. – Долго же я возился, перебирая сайты, содержащие в себе словосочетание «карта Подмосковья», но ничего путного найти так и не смог. Наконец, я обратился за помощью к своей учительнице. На протяжении примерно пяти минут она сосредоточенно старалась мне помочь и в результате нашла для меня карту, годящуюся разве что только для вкладки к школьному учебнику географии.
– Да… – с грустью протягивает Олег, потом констатирует: – Твоя учительница не только ленива, но ещё, видать, и глупа.
– Но она объяснила это тем, что надо очень долго просматривать все предлагаемые сайты, чтоб найти карту, обладающую нужными мне свойствами, – пытаюсь я защитить ЕА от резких Олеговых суждений, которые он делает на основании моих же слов.
– Любой мало-мальски разбирающийся в Интернете человек прекрасно знает, как за считанные минуты найти и скачать ту самую программу, которая позволяет получить натуральное изображение какой угодно точки Земного шара, – медленно, стараясь как можно чётче проговаривать слова, заявляет Олег. – Поэтому тут могут быть только две причины: либо твоя учительница сама почти ничего не смыслит в Интернете, либо она по каким-то личным соображениям осознанно тебя “водила за нос”, не желая исполнения твоей невинной мечты.
       Мне хочется чем-то возразить соседу, но я вспомнил, как прошлым летом на своём дне рождения папа, обрадованный высказанным мною пожеланием освоить компьютер, рассказал о том, какую занятную штуку недавно показал ему дядя Саша. Ничего не понимающий в компьютерах папа собственными глазами отчётливо видел на экране монитора подъезд своего троюродного брата и стоящий под уличным фонарём его белый легковой «Ford». Думаю, у моего папы не настолько богатая фантазия, чтоб такое выдумать. Следовательно, я располагаю, по меньшей мере, двумя живыми свидетельствами в пользу того, что Интернет действительно позволяет вывести на экран прямую трансляцию с любой точки Земли.
       Причём, нелишне заметить, что, анализируя папин рассказ, невольно возникает вполне чёткое представление о той молниеносной быстроте, с которой дядя Саша выполнил все операции, необходимые для достижения данного результата. Если бы в процессе поиска нужной карты или программы он начал рыться в куче предлагаемых сайтов, то у папы вряд ли хватило бы терпения дождаться того момента, когда на экране появится изображение его подъезда. Замешкайся дядя Саша с достижением поставленной цели хотя бы на три минуты – папа ушёл бы по своим делам, так и не узнав о головокружительных возможностях Интернета.
– А может быть, моя учительница побоялась скачивать на учебный компьютер программу, которая после моего ухода могла оказаться никому не нужной, – высказываю я последнее оставшееся у меня предположение, направленное на оправдание ЕА, чья помощь была настолько слабой, что мне пришлось потерпеть досадное фиаско при моём полуторачасовом блуждании по Всемирной паутине.
– Но ведь удаление любой ненужной программы – дело практически одной секунды, – непреклонный в своём мнении отвечает Олег, потом добавляет: – При изучении Интернета твоя учительница поступила с тобой примерно так же, как если бы, например, инструктор ЛФК бросил в глубокий бассейн никогда не плававшего человека, не надев на него надувного жилета и не дав ему спасательного круга. Понимаешь?
– Пожалуй, да… По всей видимости, ты прав, – нерешительно произношу я. Возражений вроде бы больше нет. Для первого вечера вполне достаточно, и наша оживлённая беседа затихает.

На наших последующих вечерних разговорах мы с соседом неоднократно возвращались к теме моих компьютерных курсов. Причём, почти всегда по моей инициативе.
– А всё-таки как здорово, когда стройная, высокая девушка носит длинную юбку, – говорю я как-то в полуночный час, лёжа в постели, в расчёте на то, что Олег, как тонкий ценитель женской красоты, поддержит произнесённое мною утверждение и у нас завяжется задушевный диалог. Однако сосед с недоумением спрашивает:
– А что в этом такого?
– Ну как что? – удивляюсь я его вопросу. – Ведь это же невероятно красиво, женственно.
– А по-моему, гораздо лучше, если красотка ходит в брюках, – возражает Олег. – Так хоть видна форма её стройных, длинных ног, а то висит какая-то тряпка и всё закрывает.
Такие слова для меня весьма неожиданны и вызывают во мне растерянность, перерастающую в едва сдерживаемый гнев.
– Когда на последнем занятии её плотная юбка на мгновение слегка прикоснулась к моим зимним брюкам, я вдруг поймал себя на мысли, что вот в таком мимолётном прикосновении вполне может состоять смысл всей долгой жизни, – стараясь контролировать громкость своего голоса, пытаюсь я выразить специфику своих переживаний. – И ты называешь это тряпкой?! А если бы моих брюк коснулись другие брюки, пусть даже надетые на прекрасные девичьи ноги, то разве такое могло вызвать во всём моём существе столь проникающее ощущение контакта с источником бесконечной, святой нежности?
– Ну, не знаю, – говорит Олег. – Вот у моей сестры тоже есть юбка, которую она иногда на себя надевает. Лично я нахожу её более привлекательной, когда она ходит в брюках.
– Твоя сестра, насколько мне известно, работает балериной, – звучит моё остроумно-проницательное замечание, – поэтому её юбка наверняка является профессиональной или похожей на профессиональную и имеет другой покрой. В балете ведь используются юбки с расширенным подолом, чтоб ничего не мешало высоко задирать ноги. А у моей учительницы юбка с зауженным подолом: ей же не нужно танцевать на сцене театра или концертного зала. Разве что, может быть, только скромно пританцовывать на какой-нибудь дискотеке типа санаторной…
       Мне всё отчётливее слышится воспроизводимый памятью проигрыш песни «Белые лилии», и я уже готов снова окунуться в ту яркую фантазию, родившуюся в моём воображении снежным вечером третьей декабрьской среды. Но сосед возвращает меня в реальность вопросом:
– Дискотека типа санаторной – это ты о чём?
– Это я о таком небольшом увеселительном заведении, которое посещают люди с нормальным уровнем интеллекта, слушающие в трезвом состоянии мелодичные и содержательные песни и совершающие под них не слишком размашистые, но при этом грациозно-ритмичные, движения, – отвечаю я.
– А-а-а…, – понимающе протягивает сосед, но на самом деле он, конечно же, не в состоянии постичь глубокого содержания произнесённых мною слов, ибо ему неведома моя вышеупомянутая фантазия. Однако он больше не проявляет желания ничего уточнять, а я, смущённый его возражением на моё утверждение по поводу юбки, тоже воздерживаюсь сокровенных подробностей.
       И в завершение нашей с ним, неожиданно быстро зашедшей в тупик, беседы я ещё раз говорю, что брюки всё-таки, как ни крути, не женская одежда, и, пожелав приятелю спокойной ночи, умолкаю.

Закончился январь. Мороз за окном стал умереннее, хотя при гуляниях, осуществляемых с помощью посещающих меня по 3-4 раза в неделю родителей, он всё ещё дерёт мои раскрасневшиеся щёки. В начале февраля на одной из вечерних бесед прозвучал мой обращённый к лежащему так же, как и я, в разобранной постели соседу вопрос:
– А вот если, допустим, зайти на сайт радиостанции «Маяк», то можно ли узнать, что за песню они передавали в третью среду декабря на пороге ночи, когда на часах было без четверти одиннадцать, и кто её исполнял?
– Думаю, нет, – ответил Олег. – В Интернет обычно не выкладывается такая информация, которая, согласно здравому смыслу и простому прогнозу, практически не будет пользоваться спросом.
– Очень жаль, – с нахлынувшим разочарованием тихо проговорил я. – А мне так приятно было лелеять в себе надежду, что когда-нибудь, подключив свой компьютер к вожделенной «паутине», я докопаюсь до истины относительно бесценного приобретения, сделанного мною явно по Божьему провидению, ибо только Он мог с такой точностью выбрать для сего подарка столь подходящий момент.
   «Надо же, в каком непонятном обществе мне приходится жить, – размышляю я сам с собой. – Информация, нужная для того, чтобы разобраться в природе произошедшего со мною чуда, в Интернете отсутствует по причине ничтожно малого спроса. Неужели мне так и не удастся понять, существует ли в реальности та песня, благодаря которой я получил представление о наполняющих Небесный рай созвучиях? А вдруг она в тот снежный вечер пришла в мой дом из какого-то другого мира и звучала исключительно в моём радиоприёмнике, записываясь только на мою кассету, в то время как по «Маяку» в действительности передавали нечто совершенно иное?
  Доступ к базам данных, необходимых мне для получения сведений о посетителях моего храма, тоже под большим вопросом. Зато обнажённые женщины (как, впрочем, и мужчины) и прочая пошлость, по словам искушённых людей, доступна там в щедром изобилии, без всяких сложностей и препон, но я к этому глубоко безразличен».

Когда памятным декабрьским вечером я переписывал с тётиной кассеты песни в исполнении Ярослава Евдокимова, то так получилось, что на сделанной мною записи между песнями «Только ночь» и «Белые лилии» оказалась песня «Это было в День Святого Валентина…». Отмечая в стенах РЦ воспетый мужественным певцом праздник, мне пришлось вспомнить о сём факте и даже поверить в его мистический смысл. Обычно этот праздник, не так давно пришедший к нам из западных стран, отмечался здесь довольно скромно и тихо. Но на сей раз руководители РЦ приняли решение порадовать нас в День всех влюблённых большим концертом.
       После обеда почти все пациенты, в том числе и я, собрались в актовом зале. Как бывало уже много раз при подобных мероприятиях, образовался недостаток в сидячих местах, и из коридора стали таскать в зал топчаны и стулья. На один из таких топчанов усадили меня.
       Где-то в середине концерта, мимоходом глянув налево, я заметил, что на подоконнике тоже пристроились благодарные зрители, которым, очевидно, не хватило места даже на принесённых из коридора сидениях. Один из тех зрителей мне показался настолько знакомым, что я испытал сильное волнение ещё до того, как смог понять, кто он такой.
   «Да этого просто быть не может!» – никак я не могу поверить своим глазам, вглядываясь в сидящего на подоконнике коротко остриженного парня и всё твёрже убеждаясь, что это тот самый ученик, который появился в стажёрском составе недавно оконченных мною компьютерных курсов после новогодних каникул и на последнем моём занятии в «Надежде» особенно часто напоминал о себе, не давая покоя молодой, стройной учительнице.
       Концерт получился очень даже неплохим, и незаметно подошло время его окончания. Актовый зал начинает быстро пустеть. Но я не спешу покидать своё место. Мне ни в коем случае нельзя потерять из вида того парня, который уже слез с подоконника и корявой походкой направляется к двери. Мне необходимо вступить с ним в словесный контакт, дабы окончательно убедиться, что это действительно мой «однокашник», и спросить у него, довелось ли ему в минувшую пятницу (четыре дня назад) видеть ЕА.
       Вот он выходит из актового зала в холл. Я встаю с топчана (на радость медсёстрам, которые уже начали неодобрительно коситься в мою сторону, поскольку им пора уносить сиденье туда, откуда оно было притащено) и устремляюсь вслед за ним. Я изо всех сил стараюсь его нагнать, но он будто надел сапоги-скороходы и всё больше отдаляется от меня. Очутившись в гуще людского потока, мне становится не по себе из-за резко усилившейся боязни не удержаться на ногах и свалиться среди движущейся толпы.
       К счастью, холл закончился. Дальнейший путь пролегает по узкому коридору. Слегка придерживаясь правой рукой за стену, я стал идти немного смелее. Перед лифтом образовался небольшой «затор», задержавший преследуемого мною парня. Почувствовав реальную возможность достичь желаемой цели, я, «оторвавшись» от стены, начинаю отчаянно лавировать между едущими колясками и теми, кто их катит по пупырчатому, но при этом довольно скользкому, линолеуму.
       По мере приближения к нужному субъекту я с досадой замечаю, что к нему «прилип» один пациент с 3-го отделения и занимает его каким-то разговором. Однако это меня не останавливает, ибо я погрузился в такое нехарактерное для моей натуры состояние, когда исчезают многие барьеры и обретается готовность ради получения необходимого результата пойти на крайние меры.
       Оказавшись возле замеченного на концерте парня, чья внешность в силу известных причин стала мне знакома чуть более месяца назад, я громко говорю:
– Привет!
   Прервав разговор со своим собеседником, он поворачивается ко мне лицом и произносит ответное короткое приветствие. Его гортанный голос звучит холодно и официально, словно перед ним чужой, незнакомый человек. 
– Ты помнишь меня? – задаю я невольно возникший вопрос. В этот момент впереди открылись двери лифта, и толпа пришла в движение. Рванулся вперёд и этот товарищ, с которым я пытаюсь «найти общий язык». Сзади начинают меня торопить. В образовавшейся сумятице я немного растерялся, а когда спохватился, нужный мне субъект находился уже метрах в трёх от меня.
       Испугавшись, что в следующее мгновение он окончательно исчезнет из моего поля зрения, я во весь голос выкрикиваю имя-отчество нашей с ним общей учительницы и, не сбавляя громкости, задаю вопрос:
– Был ли ты у неё в прошлую пятницу?
   Мой крик слышит вся толпа, но мне удаётся не думать об этом. Всё моё внимание сконцентрировано на хромом, косноязычном человеке – месяц назад в компьютерном классе «Надежды» беспрестанно подзывавшем к себе ЕА, тем самым заставляя её слегка прикасаться своей длинной юбкой к правому рукаву моей утеплённой кофты (а иногда даже к брючине), – который неожиданно появился в РЦ среди зрителей концерта, посвящённого Дню Святого Валентина.
       Ответив мне что-то невнятное, он входит в лифт, и толпа полностью скрывает его от моего пронзительно-алчущего взора. Двери лифта, не дожидаясь моего приближения, захлопываются, а я «не солоно хлебавши» иду к себе в палату. Через несколько минут подали ужин.
       Весь вечер я пребываю в предвкушении интереснейшего разговора со своим соседом, Олегом. Ведь он тоже был на концерте и наверняка не обделил вниманием парня, сидевшего на подоконнике. А вдруг сосед что-нибудь знает об этом человеке и сможет мне сообщить нечто весьма интересное?
       Вернувшись с вечернего моциона, я с аппетитом съедаю яблоко и ложечку душистого мёда. Пора идти чистить зубы, но этим вечером на исходе праздника Святого Валентина я не спешу вставать из-за стола. Мне хочется, сидя за столом, начать серьёзную беседу с Олегом и при включённом свете поведать ему о своём сегодняшнем неординарном событии. Однако сосед, несмотря на врождённую проницательность, не сумел почувствовать моего желания завести с ним откровенный диалог и поспешил в ванную, чтобы, пока меня там нет, вымыть свою чашку.
       Вдруг за моей спиной раздаётся грохот и лязг. Обернувшись, я вижу брякнувшегося на пол соседа, лежащего среди осколков вдребезги разбившейся чашки, под перевёрнутой колёсами вверх ходилкой.
– Не мог бы ты сходить позвать медсестру, – слышу я обращённую ко мне просьбу Олега, пытающегося высвободиться из-под массы навалившейся ходилки.
– Да, конечно. Сейчас попробую кого-нибудь найти и позвать, – отвечаю я, встаю со стула и иду в коридор.
       Пришедшие по моему зову медсёстры помогли Олегу встать на ноги и подмели пол, собрав осколки разбившейся чашки. После этого сосед долго приходит в себя, снова и снова обсуждая со мной своё неожиданное падение.
– Я был на волосок от смерти, – с нервной улыбкой на лице уже в который раз твердит Олег. – Стоило мне упасть на несколько сантиметров подальше, и тогда моя голова была бы размозжена об острый металлический угол, прикреплённый к выступу на стене.
– Да, если б такое случилось, я был бы весьма огорчён… – в очередной раз отвечаю я своему взволнованному соседу, не решаясь договорить сию фразу до логического конца, который звучал бы так: «…особенно сегодняшним вечером, когда ты мне нужен живой, как никогда прежде, ибо приключившееся со мною событие уходящего дня требует серьёзного, обстоятельного обсуждения с твоим активным участием».
       Вот мы уже легли в кровати, потушили лампу. Укутавшись двумя одеялами, Олег начинает потихоньку отходить от своего потрясения, вызванного опасным падением. Я осторожно приступаю к запланированному разговору, который мне хотелось провести, сидя за столом, при включённом свете. Видно, Богу было угодно, чтобы сия беседа прошла в ночном полумраке при горизонтальном положении наших с соседом тел.
– Ну как тебе сегодняшний концерт? – спрашиваю я.
– Мне понравилось, – отвечает Олег.
– Мне тоже, – говорю я, после чего задаю вопрос по существу: – Скажи, а ты не заметил парня, сидевшего на подоконнике?
– Да, заметил, – уверенным голосом держит ответ Олег.
– Очень хорошо, – воодушевлённо произношу я. – А ты его случайно не знаешь?
– Конечно, знаю. Это мой давний друг, – огорошивает меня сосед.
– Как?! Не может быть! – звучит в ночной тиши моё удивлённое восклицание.
– Помнишь, как-то три года назад я тебе рассказывал о своём дальнем путешествии в тот район, где ты живёшь? – спокойно говорит Олег. – Так вот, тем человеком, к которому я тогда, в конце прошлого десятилетия, в компании двух друзей приезжал в гости, как раз и был парень, сидевший сегодня в актовом зале на подоконнике.
– Но ведь среди пациентов нашего Центра его сейчас нет, не так ли? – вопросительно произношу я то, в чём почти уверен.
– Да, он сегодня просто приезжал на концерт, о котором ему стало известно от кого-то из ныне лежащих здесь друзей, – подтверждает сосед.
– Недаром он так смело теребил учительницу на протяжении всего занятия, – вслух рассуждаю я под впечатлением полученной от соседа информации. – Этот парень явно без комплексов, коли готов ради небольшого концерта самостоятельно приехать на другой конец Москвы.
       После сей реплики я поясняю Олегу причину, по которой меня так интересует его давний друг, без лишних подробностей рассказывая о том, как на трёх моих последних занятиях по освоению компьютера присутствовал этот человек.
       Выслушав меня, Олег задумчиво произносит:
– Мне, конечно, давно известно, что он регулярно посещает находящуюся недалеко от его дома «Надежду». Вот только непонятно, почему он поступил на компьютерные курсы. Зачем ему понадобилось в прошлом месяце начать изучение азов компьютерной грамоты? Ведь я точно знаю, что он вполне успешно пользуется компьютером уже, как минимум, последние лет восемь.
– Твой друг – странный тип. В холле у двери компьютерного класса он настойчиво пытался мне что-то сказать, но мы с папой не смогли его понять. А сегодня после концерта, когда я пытался вступить с ним в диалог, он вёл себя так, будто не знает меня и не понимает, чего мне от него нужно. В его действиях прослеживается непоследовательность, которая лично меня приводит в неприятное недоумение, – высказываю я своё мнение по поводу обсуждаемых нами вещей.
Сосед не находит на это возражений, и наша беседа после обоюдного пожелания спокойной ночи умолкает.
       Ворочаясь в постели, я долго маюсь без сна. Впечатления минувшего дня будоражат мою душу. Встреча человека, трижды виденного в компьютерном классе «Надежды»; его странная реакция на моё обращение; смертельно опасное падение моего 5-кратного соседа, который, оправившись от шока, поведал мне о своей давней дружбе с этим загадочным посетителем далёкого отсюда гуманитарного заведения. И всё это произошло в День Святого Валентина, о котором поёт Ярослав Евдокимов в песне, записанной мною на мамину кассету в третью среду декабря – в тот незабываемый снежный вечер, когда воображение впервые унесло меня на небольшую дискотеку, где я созерцал нечто глубоко тронувшее моё сердце. Сие совпадение представляется мне весьма непростым, таящим в себе какой-то сокровенный смысл. Сумею ли я когда-нибудь постичь его потаённую суть – не знаю.

В начале весны, набравшись смелости, я попросил медсестру проводить меня к врачу-стоматологу. Нет, зубы у меня, к счастью, не болят. Но мне необходим профилактический осмотр, ибо я ещё помню папин неожиданный вопрос, заданный при одевании у двери компьютерного класса, когда мы уходили с моего последнего занятия. Опытный доктор очень внимательно исследовал мою ротовую полость, но никакой патологии не обнаружил и даже выразил восхищение по поводу безупречного состояния моих зубов.
       Откуда взялся исходящий из моего рта неприятный запах, который папа, несмотря на своё слабое обоняние, почувствовал в подозрительно тёмном холле «Надежды», – так и остаётся загадкой. Хотя, если учесть, что в тот момент я был изрядно вспотевшим, можно предположить, что мой папа в действительности ощущал запах пота, но по ошибке принял его за порчу зуба (по принципу: «Слышу звон – да не знаю, где он»). Однако это всего лишь версия материалистичного объяснения озадачившего меня факта – и не более того.

До самого конца лечебного курса мы с соседом в наших интеллектуальных беседах регулярно затрагиваем тему моих недавних посещений «Надежды». И всякий раз получается так, что я выступаю в роли адвоката своей учительницы, придумывая различные оправдания её недостаточно эффективной учительской деятельности. Родители Олега на несколько дней привезли ему из дома ноутбук, и у него появилась возможность на практике проверить мою компьютерную грамотность. Посадив меня за свой ноутбук, сосед окончательно убедился в чрезвычайно низком уровне приобретённых мною знаний, непозволяющем мне полноценно использовать даже «офисные» программы, над изучением которых мы с ЕА бились целых два месяца. Олег провёл со мной несколько занятий, благодаря которым я стал гораздо лучше владеть компьютером. И всё-таки моя душа яростно отвергает обвинения, направленные в адрес ЕА, – я склонен во всём винить себя, свою неспособность побороть иррациональные страхи и комплексы, недавшие мне построить нормальные человеческие взаимоотношения с этой замечательной девушкой.

Через неделю после выписки из РЦ меня увезли на дачу. В конце апреля будничным днём я своими потайными тропами вышел на большак. Ступая по нему робким шагом в сторону моего наблюдательного пункта, я задаюсь вопросом: «А если бы сейчас вот на этой дороге вдруг появилась та самая собака, чью кличку использует ЕА в качестве пароля своего электронного почтового ящика, – какова была бы моя реакция? Мучительный страх или блаженное спокойствие?».
       Ведь в подслушанном мною разговоре не было сказано ни слова о том, какой породы упомянутая собака. Её размер мне неизвестен, повадки – тоже. И тем не менее, если бы сейчас прозвучал голос с Небес, предлагающий мне, одиноко идущему по большаку, встретиться с той собакой, то я бы рискнул дать согласие.
   «Вот такая непростая история… – откровенничаю я с друзьями-деревьями. – Мне очень хотелось овладеть компьютерной грамотой, чтобы добраться до Интернета и получить важные сведенья о наших с вами железных посетителях. Это желание подвигло меня на смелый поступок – я принял участие на 17-ти групповых занятиях в расположенном недалеко от дома гуманитарном заведении.
   Уже после второго занятия у меня появилась навязчивая фантазия, в которой молодая инструкторша по компьютерному обучению с грустью укоряет беспечно-щедрую растрату моей жизненной энергии на никому не нужное служение, проводимое здесь у вас. Когда мы с нею наконец-то дошли до Интернета, она не помогла мне совершить виртуальное путешествие по нашим с вами священным местам. Она также не оказала содействия и в моём стремлении найти базу ГАИ, чтобы увидеть на экране номера «Счастливых» автомобилей.
   Но я не держу на неё зла. После этих компьютерных курсов я жалею лишь о том, что не родился собакой – тогда бы у меня наверняка было больше шансов испытать на себе радость девичьего внимания. Представляете, чем обернулась моя попытка усовершенствовать методы работы над нашим с вами парапсихологическим проектом. Пути Господни и вправду неисповедимы».

В середине мая, когда мои родители на несколько дней уезжали в Москву, я совершил путешествие на обнаруженный тремя годами ранее погост. Растущим там деревьям я подробно рассказал, как сильно мне хотелось увидеть их на экране учебного компьютера в присутствии моей магнетически привлекательной учительницы, которая по какой-то причине не помогла этому осуществиться. На протяжении пяти часов я бродил по его небольшой территории, и всё это время мне казалось, что вот-вот наткнусь на могилу с датой моего последнего посещения «Надежды» и с портретом похожего на меня человека, у которого при фотосъёмке тоже кривилось лицо. Но мне попалась лишь могила, датированная субботним днём, следовавшим за той пятницей, когда ЕА пообещала, что на следующем занятии мы с нею посмотрим Интернет. На этой могиле нет портрета – я так и не узнал лица человека, ушедшего из сего бренного мира накануне наступления аномального похолодания. Чувствовал ли тот человек при своей земной жизни себя невидимкой, обделённым вниманием людей, к которым тянулись его душа и тело? Любил ли его кто-нибудь на этой планете, кроме тех двоих, кем он был рождён? Может, разумнее было бы вместо него уйти мне? Прозорливцы говорят, что у мудрого Бога не бывает ошибок. Очень бы хотелось в это поверить.
       На протяжении дачного сезона я регулярно хожу на большак, проводя в кустах у его обочины долгие дежурства с целью наблюдения за проезжающими машинами. И опять запоминание номеров с последующим их зарисовыванием в списке под названием «Счастливые автомобили». Но теперь уже всё это происходит в гораздо меньших масштабах – как бы по инерции. Мои появления на наблюдательном пункте стали не такими частыми и постоянными, как прежде.
       Однако полностью отказаться от этого служения, бессмысленность которого становится всё очевиднее, я не могу, поскольку ничего другого, более полезного и конструктивного, способного полноценно заменить сие странное занятие, у меня нет и, в общем-то, не предвидится. Если я окончательно прекращу работу над парапсихологическим проектом, придуманным ещё в детские годы, то рискую оказаться в полном духовном вакууме. Поэтому я продолжаю свои еженедельные вылазки на пролегающую среди леса грунтовую дорогу.
       Образ ЕА продолжает жить в моём сознании, но здесь он не так настойчиво укоряет мою деятельность, связанную с номерами автомобилей. Возможно, причина данного факта заключается в том, что тут мне удаётся больше проявлять самостоятельность, и это немного повышает самооценку. Впрочем, я не забываю, что если бы с нашего участка не было прямого выхода в лес, то моё положение мало отличалось бы от городского.
       Осенью я совершил пешее путешествие к с/т «Отдых». Бродя по безлюдной лесной тропе вдоль его близлежащей стороны, я делился с растущими там деревьями воспоминаниями о том, с каким рвением в день знакомства с Интернетом, накануне праздника Крещения, пытался познать тайну этого с/т. Я негромким голосом рассказывал им, как моя учительница не помогла мне осуществить сие заветное желание. Своё не очень весёлое повествование я завершил такими словами: «И всё-таки меня ни на миг не покидает убеждение, что Господь послал мне самую добрую и красивую учительницу».

В начале ноября меня привезли в Москву. Через четыре дня после переезда исполнился ровно год со дня моего первого занятия в «Надежде». Эта дата пробудила в моей душе глубокие ностальгические переживания.
   «О, если б можно было вернуться в тот день и снова испытать на себе теплоту её первого пристально-изучающего взгляда…» – с грустью думаю я, время от времени поднимая очи к пасмурному небу – почти такому же, как год назад.
       Следующим вечером, совершая с папой часовую прогулку, я выразил желание пойти в то место, где годом ранее мною была обнаружена бежевая «Четвёрка», фигурирующая в списке посетителей моего храма. Папа противиться не стал. Гуляя по двору, в котором 365 вечеров назад провалилась моя трусливая попытка внушить папе сомнение в целесообразности приводить меня на 2-е занятие в «Надежду», я наконец нарушил молчание и заговорил.
– Помнишь, как накануне второго посещения «Надежды» я подговаривал тебя отказаться от этого благого начинания? – немного смущённо звучит мой вопрос.
– Да, помню, – отвечает папа.
– Мне хотелось бы поблагодарить тебя за то, что ты не поддался на эту провокацию и не пошёл на поводу у моей безвольной робости, – взволнованно говорю я.
– Спасибо, – в ответ произносит папа. – Я знал, что у тебя получится довести это дело до конца, и приобретённые знания будут тебе совсем не лишними, потому настоял на своём.
       Папа, конечно же, не понимает, почему именно сегодняшним вечером я изъявил желание сюда прийти и завести этот разговор. У него нет особой мотивации помнить сию дату, и я не стану ему ничего объяснять. Мне очень хочется с кем-нибудь поделиться своими переживаниями, рассказать о том, что не могу себе представить, чем бы я сейчас дышал, если б в моей жизни не было тех компьютерных курсов. Но что-то меня удерживает от беседы на эту тему с моим папой. Несмотря на высказанную папе благодарность, мне кажется, он не тот человек, с которым следует обсуждать сердечные муки, связанные с обречёнными на неразделённость чувствами к учительнице.

За неделю до окончания осени выпал снег, укрыв землю мягким белым ковром. Созерцание зимнего пейзажа усугубило мою тоску по событиям годичной давности. Моя душа никак не хочет мириться с тем, что видеть мерцание снежинок и слышать гул колесящих среди пурги тракторов мне теперь придётся без ЕА, без свежих впечатлений от общения (пусть даже сугубо делового) с нею. Смогу ли я жить так, как жил до посещения «Надежды»? Ведь за время компьютерных курсов я лишился почти всех ценностей, которые наполняли мою жизнь каким-то смыслом. Декабрьским вечером минувшего года, идя с очередного занятия, я поймал себя на ощущении, будто это моя первая зима и всё, что было до неё, осталось где-то в прошлой жизни. Но если в моей наступающей зиме не будет ЕА, то как же мне назвать её своей второй зимой? А возвращаться к «прошлой жизни» я не могу, да и не хочу.
       Вот примерно с такими же невесёлыми думами я отправился на вечернюю прогулку в последнюю пятницу ноября. Папа, как всегда, ведёт меня по тротуарам близлежащих к дому улиц. Проходя возле серого одноэтажного здания с до боли знакомым названием, я обращаю внимание на небольшой бумажный листок, висящий на стекле окна. Мне прекрасно известно, что это окно не компьютерного класса, а другого кабинета. Однако меня неудержимо тянет к замеченному листку. Я испытываю непреодолимое желание прочесть, что на нём написано, и обращаюсь к папе с просьбой свернуть с нашего прямого пути и подвести меня к тому окну. Он легко соглашается.
       Крепче схватившись за папину руку, я с волнением прохожу расстояние от тротуара до здания, составляющее метров семь. Оказавшись у цели, я остолбенел от потрясения, вызванного ясным осознанием того, что меня вовсе не случайно так сильно сюда потянуло. На жёлтом фоне приклеенного к стеклу бумажного листка чёрными крупными буквами напечатано: «Помогу разобраться в проблеме». А под этим завлекательным предложением мы с папой прочли фамилию, имя и отчество человека, представленного в сём объявлении детским психологом.
– Так ведь это же твоя учительница! – удивлённо говорит папа.
   Сколько раз в течение минувшего года я с трепетом повторял про себя эти три слова – фамилию, имя и отчество! И вот сейчас передо мною скромное объявление, на котором они ярко и отчётливо написаны. Я никак не могу оторвать от них взгляд. Сделав над собой усилие, я поворачиваюсь к папе и, стараясь скрыть возбуждение, тихо произношу:
– Видно, она пошла на повышение и из инструктора по компьютерному обучению переквалифицировалась в детского психолога.
       Ночь с пятницы на субботу для меня оказалась бессонной. Вот в прихожей уже зажёгся свет, лучи которого просачиваются в тёмную комнату через узкую щёлку под дверью. Это папа, встав затемно, собирается на дачу – ему необходимо туда съездить за многочисленными вещами, оставшимися там после недавно окончившегося дачного сезона. А я всё ещё «ни в одном глазу». Мне снова и снова вспоминается эпизод годичной давности, в котором ЕА пригрозила невзначай расшалившемуся черноволосому мальчугану, что выключит его компьютер. Несмотря на свой молодой возраст, она произнесла это такой глубоко воспитательной интонацией, по которой можно было заметить явное наличие у неё педагогических способностей. И я ловлю себя на том, что внутренне был готов к полученной вчерашним вечером новости. Её переквалификация в детского психолога видится мне крайне закономерной. Но именно эта крайняя закономерность и является причиной моей бессонницы. Всю ночь напролёт в моём бодрствующем сознании крутится вопрос: «Неужели мне действительно удалось настолько хорошо узнать эту девушку, что её поступки (в частности, переход на новую должность) я нахожу вполне предсказуемыми?»
       В моей памяти также звучит папина реплика, произнесённая им при возвращении с одного из занятий: «Какая умная девчонка! Досконально освоила компьютер – теперь вот работает учительницей». Уже тогда я догадывался, что это далеко не предел её возможностей.  «Она не проводит никаких сомнительных служений, не ставит странных парапсихологических экспериментов…» – размышлял я тогда, держась за папину руку.
   «Но разве дело только в этом? – спрашиваю я сам себя сегодняшней долгой ночью. – Не кроется ли основная причина её жизненного успеха, отчётливо проявляемого на фоне моего полнейшего застоя, в том, что она просто здоровее меня: как физически, так и психически? Ведь недаром же, находясь подле неё, я всякий раз отмечал, что её физические недостатки – такие, как немного (иногда) кривящееся лицо и ставящаяся чуть вовнутрь стопа, – воспринимаются не изъянами, а, наоборот, достоинствами. Про меня-то вряд ли кто-нибудь скажет нечто подобное».
   «А что касается моих необычных увлечений, – несмотря на наступление утра, продолжаю я свои ночные размышления, – так они уже по большей части утратили былую ценность и являются для меня лишь способом заполнить пустоту. Думаю, меня не стоит за это строго судить, ибо на данный момент я наверняка мог бы от них отказаться ради чего-то более важного и содержательного, если бы оно у меня было. Впрочем, моих интеллектуальных возможностей, скорее всего, вполне хватило бы и на то, чтобы умело сочетать одно с другим».

Прошло две недели. Во вторую пятницу декабря во время дневной прогулки по нашему привычному замкнутому кругу папа, поставив меня на краю тротуара возле доски объявлений, зашёл в «Надежду» ради интереса узнать, проводятся ли там нынче компьютерные курсы. Кстати, на той доске двумя или тремя днями ранее я констатировал появление жёлтого объявления «Помогу разобраться в проблеме» – точно такого же, как на окне. Придерживаясь рукой за железный каркас, я раз за разом прочитываю напечатанные крупными чёрными буквами фамилию, имя и отчество, ощущая в душе становящееся всё неодолимее желание вновь увидеть ту молодую особу, которой они принадлежат. Спустя пару минут папа быстрым шагом выходит из серого одноэтажного здания и, подойдя ко мне, говорит:
– Там проводятся компьютерные курсы – по вторникам и четвергам.
– А раньше они были по средам и пятницам, – задумчиво произношу я и, схватившись за папину руку, напряжённо отхожу от доски объявлений.
       Пройдя по тротуару оживлённого проспекта, мы сворачиваем в перелесок на тропу, ведущую в сторону нашего дома.
– Не походить ли тебе ещё в «Надежду»? – спрашивает меня папа, мотивируя свой вопрос тем, что прошлой зимой из-за поступления в РЦ я доучился не до конца.
       Не услышав внятного ответа, папа посмотрел на меня и с тревогой справился о моём самочувствии, заметив, что я болезненно бледен. Я не стал объяснять истинную причину своей бледноты, списав всё на усталость от трудной ходьбы по сухому, шершавому асфальту (выпавший к середине ноября снег почти весь растаял, а свежего так и нет). Оставшуюся часть пути мы идём в немом безмолвии.
       Последующие дни я провёл в непрестанных размышлениях над папиным предложением. Так же, как и папа, я полагаю, что ЕА, переквалифицировавшись в детского психолога, продолжает работать инструктором по компьютерному обучению, легко совмещая две должности. Нам кажется это вполне логичным, ведь её первая работа занимает всего два дня в неделю, а её рабочий день длится не более трёх часов. При таком графике вторая работа будет совсем не обременительна.

Настал вторник. Вернувшись при помощи мамы с дневного гуляния, я испытываю сильное душевное смятение. Время – 16-й час, и меня гложет мысль о том, что сейчас кто-то находится в компьютерном классе «Надежды» и имеет великое счастье видеть рядом с собою стройную, высокую девушку в длинной юбке и очках с тонкой блестящей оправой, а я сижу дома, хотя мог бы тоже там быть. Стоит мне всего лишь войти в серое одноэтажное здание, расположенное на соседней улице, – и я мог бы снова испытать всё то, о чём так сильно ностальгирую. Но меня удерживает страх. Я боюсь самого себя. Ведь если я снова окажусь рядом с ЕА, то мне опять предстоит отчаянная борьба со своим безобразно кривящимся ртом, одеревеневшими ногами и прочими невротическими проявлениями. Однако сегодня я, кажется, принял окончательное решение в пользу папиного предложения.
       При прослушивании психологических радиопередач мне неоднократно приходилось слышать, что, по мнению специалистов, наиболее эффективным средством избавления от навязчивых мыслей о ком-либо является встреча с субъектом своего вожделения, в ходе которой могут быть разрушены многие иллюзии. Возможно, за минувшие 11 месяцев в своих бесконечных фантазиях и воспоминаниях я настолько сильно приукрасил образ ЕА, что он у меня уже весьма существенно отличается от реальности. Но для того, чтобы это понять, мне необходимо вернуться на место впечатливших меня событий, увидеть их главную героиню и, желательно, вступить с нею в прежний контакт. Я должен набраться смелости и отважиться на поступок.
       Вечером мы с папой занимаемся установкой недавно купленного принтера. С нашими «познаниями» нам это дело даётся непросто. Несмотря на то, что мы старались чётко следовать содержащейся на диске инструкции, нами всё-таки допущена какая-то ошибка, в результате которой распечатать первый лист нам удалось далеко не сразу, а только после кратковременного прихода вызванного на подмогу «продвинутого» жителя смежной квартиры. Когда же на белоснежном бумажном листе наконец-то появился печатный текст одного из ранее созданных мною «документов», мы с папой испытали неподдельную радость.
       Воспользовавшись сим благодатным моментом, я рассказал папе о своей готовности вновь пойти в «Надежду», чтобы продолжить компьютерные курсы. Он с воодушевлением воспринял мои слова, пообещав в четверг пораньше вернуться с работы и отвести меня к ЕА.
– Она женщина хорошая, спокойная… – говорит папа. – Наверняка она тебя ещё помнит и примет в свою нынешнюю группу.
– Ну мы в любом случае напомним ей о том, что, едва начав изучение Интернета, мне пришлось прервать курсы из-за поступления в Центр. Думаю, она с пониманием и действенным участием отнесётся к просьбе меня доучить, – с нахлынувшим волнением произношу я, сидя за компьютерным столом.
– Я тоже так думаю, – присев на диван, отвечает папа.
       Остаток вечера я провёл в необычайно радостном расположении духа. Поданный папой ужин показался мне каким-то особенно вкусным. Прослушивание традиционных радиопередач – таких, как «Серебряные нити» и «Евангельские чтения», – доставило мне глубокое моральное удовлетворение, которого я давно уже не испытывал. Молитва на сон грядущий получилась на удивление одухотворённой.
       В ожидании предстоящей встречи прошла среда со своими обычными повседневными делами, обретшими вдруг для меня непривычную важность и осмысленность.

Наступил четверг. За окном пасмурная, сырая погода. Но мы с мамой не идём на дневное гуляние совершенно по другой причине. Сегодня папа обещал пораньше вернуться с работы и отвести меня туда, куда неудержимо влечёт всё моё существо. С похожим нетерпением я ждал папин приход домой в ранние детские годы – в ту пору на вечерних гуляниях мы с ним часто катались на автобусах. Это светлое чувство предвосхищения чего-то очень приятного, сулимого мне папиным возвращением с работы, мною, к сожалению, уже изрядно подзабыто. Но на склоне этого хмурого декабрьского дня я с восторженно колотящимся сердцем ожидаю, когда с характерным шорохом откроется входная дверь и в квартиру войдёт папа.
       Выполняя лечебно-гимнастические упражнения, я смотрю очередную серию полюбившегося немецкого телефильма «Одно дело на двоих». В этой серии главный герой фильма – частный детектив Йозеф Матула – пытается взломать пароль компьютера, чтобы открыть файлы, содержащие важную информацию, и, в конце концов, ему удаётся достичь своей цели. Данный персонаж мне очень симпатичен. Он уже немолод – его возраст приближается к 60-ти, – но при этом обладает поразительной остротой ума и пребывает в блестящей физической форме.
       Этот сериал я начал смотреть в конце минувшей весны и в период дачного сезона не пропустил почти ни одной серии. Много раз в мою голову приходила мысль о том, что такой человек, как Йозеф Матула, наверняка способен легко и просто овладеть компьютерной грамотой. Однако моё предположение не находило подтверждений, поскольку до моего отъезда из лесного жилища никаких компьютеров в фильме не фигурировало.
       Приехав в Москву, я прервал просмотр сериала, так как во время его показа у меня дневное гуляние. Но сегодня по известной причине послеполуденные часы я провожу дома и, конечно, не упускаю возможность вновь увидеть понравившегося телегероя. И вот негаданно-нежданно я получил ответ на свой вопрос – Йозеф Матула действительно владеет компьютером, причём настолько искусно, что даже умеет взламывать сложные пароли. Это произошло именно в тот день, когда мы с папой запланировали пойти в «Надежду» и обратиться к ЕА с просьбой доучить меня ориентироваться во всемирной «паутине». Сие совпадение мне представляется неслучайным: очень хочется верить, что оно содержит в себе знак свыше, свидетельствующий о правильности принятого мною решения напомнить кое-кому о себе с невинно-разумной целью “довести моё обучение до логического завершения”.
       Незадолго до наступления сумерек пришёл папа. Закончив гимнастику, я сел обедать. Прошлой зимой за весь 2-месячный период моих посещений компьютерных курсов я всегда обедал после прихода из «Надежды». Но сегодня папа поведёт меня не на занятие, а на переговоры по поводу возобновления учебного процесса, поэтому мы идём туда не к 16-ти, а к 17-ти часам, и перед выходом из дома я осмеливаюсь вкусить дневную трапезу.
       На пасмурном небе уже почти догорели остатки вечерней зари, когда папа вывел меня из подъезда. Свернув налево, мы шагаем по сырому чёрному асфальту, выбирая кратчайший путь до цели. Если бы не вечерний сумрак, моя походка была бы гораздо напряжённее и медленнее.
       Нам остаётся пройти один небольшой двор – и в зоне нашей видимости появятся рыжие огни, ярко освещающие скромное одноэтажное здание, в котором очень скоро должна состояться важная для меня встреча. Вдруг с тёмного, неприкрытого снегом газона выскакивает кошка, кажущаяся в свете уличного фонаря жгуче чёрной, и перед нами (метрах в пяти) пересекает нашу дорогу, скрывшись где-то за припаркованными машинами. В нерешительности замедлив шаг, папа предлагает немного изменить путь следования к гуманитарному заведению, дабы обойти стороной то место, где дорогу перебежала кошка.
       Я всегда старался быть чуждым суеверию, с детских лет понимая, что оно является уходом от истинной веры в мудрого, живого Бога. Однако этим вечером у меня нет сил противостоять психологическому давлению нехорошей приметы. Мне так хочется увидеть ЕА, что я согласен даже отступить от своих духовных убеждений – лишь бы заветное «деловое свидание» состоялось. Держась за папину руку, я покорно сворачиваю с намеченного пути на другую дворовую мостовую, при этом испытывая даже какое-то внутреннее облегчение, словно готов поверить, что побег от чёрной кошки в данной ситуации будет вполне разумным и сможет в некоторой мере снять моральное напряжение, укрепить веру в положительный исход дела.
       Вот мы уже подходим к двери «Надежды».
– Ты будешь со мной входить в помещение или подождёшь меня здесь, на улице? – спрашивает папа.
   Я ожидал всего, чего угодно, но только не такого вопроса. Я, конечно, понимаю, что папа, в общем-то, не в курсе истинных мотиваций недавно принятого мною решения, благодаря которому мы сейчас здесь, но, по-моему, заданный им вопрос – это уже похоже на какую-то тупость и полное нежелание анализировать ситуацию. Однако раздражаться нынче не время.
– Как же она меня вспомнит, если я буду торчать на улице? – отвечаю я вопросом на вопрос и, не дожидаясь ответа, говорю: – Разумеется, мы вместе к ней пойдём.
       Открыв металлическую дверь, папа вводит меня в помещение. Знакомый специфический запах усиливает моё волнение, провоцирующее мышечное напряжение. Будет ли он сегодня предвестником желанной встречи? Безостановочно пройдя через парадную, мы входим в холл и вскоре оказываемся у порога компьютерного класса.
       Мне вспомнился тот необъяснимый полумрак, окутавший сей холл, когда около 11-ти месяцев назад папа уводил меня с последнего занятия. Взглянув на потолок, я вижу достаточно большое количество светящихся газовых ламп и невольно думаю о том, что для меня, наверное, так и останется непостижимой тайной, каким образом в памятный мною предкрещенский вечер они все смогли померкнуть.
       Дверь компьютерного класса слегка приоткрыта. В кабинете сидят какие-то люди, но стройной, высокой девушки со светло-русыми волосами и ставящейся чуть вовнутрь ступнёй среди них не видно. Почувствовав горьковатый привкус подступающего разочарования, я отчаянно пытаюсь успокоить себя предположением, что, возможно, она просто куда-то отошла – как это бывало много раз прошлой зимой во время занятий – и скоро вернётся.
Однако она не «вернулась» ни через 5 минут, ни через 10, ни позже.
       Устав от долгого, тщетного ожидания, папа осторожно окликает проходящих по холлу двух женщин, явно здесь работающих, и спрашивает у них, не знают ли они, где ЕА. Спустя минуту после его вопросительного обращения мы уже стоим в окружении целой толпы тучных дам «бальзаковского» возраста, утверждающих в один голос, что сотрудницы с названными папой фамилией, именем и отчеством среди их дружного рабочего коллектива нет. Удивлённый папа объясняет им, что прошлой зимой она работала вот в этом кабинете инструктором по компьютерному обучению. Но они лишь пожимают плечами, говоря, что в этом кабинете уже давно работает женщина с совершенно иными инициалами и фамилией совсем не такой, какую назвал папа, предварительно попросив меня ему её напомнить.
– А она сейчас здесь? – спрашивает папа, имея в виду эту новую, незнакомую нам, учительницу.
– Она пока занимается с детьми, а сюда придёт минут через сорок, – чуть ли не хором отвечают собравшиеся возле нас пожилые сотрудницы. Папа предлагает мне пойти на улицу немножко погулять, а через 40 минут вернуться сюда и решить вопрос с моим обучением. Я растерянно соглашаюсь.
   Медленно шагая по тёмному тротуару, я пытаюсь привести в порядок свои мысли.
– Странное дело, – вслух рассуждаю я, держась за папину руку. – Сначала они утверждали, что не знают мою учительницу, потом вдруг сказали, что через сорок минут она придёт в компьютерный класс. Ничего не могу понять…
– Так они ведь говорили про какую-то новую учительницу, которая должна откуда-то там прийти через сорок минут, а наша Е…–на А…–вна, видишь, уже тут не работает, – отвечает папа.
– Но я отчётливо слышал, как они сказали, что в данный момент она занимается с детьми. А вон там висит объявление в двух экземплярах, в котором крупными буквами напечатано имя детского психолога, работающего нынче в «Надежде». И это имя нам с тобой хорошо знакомо: оно принадлежит именно той моей учительнице, к которой мы сегодня шли, – взволнованно возражаю я, показывая свободной правой рукой в сторону доски объявлений, стоящей напротив входа в гуманитарное заведение.
– И всё-таки они сказали, что инструктором по компьютерному обучению теперь работает кто-то другой, – негромко и даже как-то монотонно произносит папа.
– Просто чертовщина какая-то! – с нарастающим негодованием высказываюсь я, ибо от переизбытка сердца говорят уста. – Эти тётки чуть ли не бьют себя в грудь, уверяя, что им совершенно незнакома названная нами сотрудница, на протяжении долгого времени до недавних пор проводившая здесь компьютерные курсы. Как такое может быть?! У них у всех уже старческий маразм, что ли? Да ещё они чего-то там говорили про детей, с которыми сейчас работает учительница по компьютерам… А на окне и доске висит объявление детского психолога с именем той учительницы, которую они не знают…
   В ответ папа пожимает плечами, говоря:
– Да я и сам толком не могу ничего понять.
       Окончив 40-минутную незапланированную прогулку, мы снова входим в «Надежду». Ощущение знакомого специфического запаха вызывает в моей душе едва переносимую грусть, ибо теперь шансы крайне малы, что он продолжит быть вратами в таинственный мир романтических переживаний. Как только мы повернули в холл, папа посадил меня на топчан недалеко от аквариума, а сам направился к компьютерному классу, решив, что при разговоре с новой учительницей мне участвовать не стоит.
       Наблюдая издалека за происходящим, я всё ещё пытаюсь надеяться на то, что пожилые дамы ошиблись по поводу другой учительницы, но сказали правду про детей, и из кабинета сейчас выйдет стройная девушка в длинной пёстрой юбке, успешно сочетающая новую должность детского психолога со старой работой инструктора по компьютерному обучению.
       Однако папиной собеседницей у двери компьютерного класса оказалась невысокая женщина среднего телосложения, с курчавыми тёмными волосами. На её ногах натянуты грязно-синие джинсы, на теле – свитер невзрачных цветовых тонов. Мне не удалось расслышать ни единого слова. Я только видел, как где-то ближе к концу разговора она резко обернулась, бросила в мою сторону быстрый взгляд и приняла исходную позу (ко мне спиной). Я не успел разглядеть её лицо, но от этого взгляда меня бросило в озноб. Поскорее бы отсюда уйти.
       Вот наконец их беседа закончилась. Инструкторша скрылась за дверью кабинета, а папа уверенным шагом подошёл ко мне со словами:
– Ну вот, я с ней поговорил. Она обещала нам позвонить, когда у неё освободится место и будет возможность принять тебя на учёбу.
   «Хоть бы она никогда не позвонила, – молча вставая с топчана, думаю я. – Бог с ним, с этим Интернетом и со всеми его базами данных и прочими головокружительными возможностями. Сегодня я пришёл сюда, чтобы увидеть её и попробовать разобраться в своих чувствах, переполняющих меня с прошлой зимы. Ведь именно так советуют психологи поступать в подобных ситуациях. Но ежели теперь вместо неё другая, то всё теряет смысл и мне здесь делать нечего».
       Проходя возле раздевалки, я мельком увидал знакомое лицо. Это молодая гардеробщица – та самая, которая год назад проявляла такой живой интерес к моей загадочной фигуре и которая студёным днём перед последним моим занятием сообщила нам с мамой о том, что …ка (моя учительница) уже пришла. Но на сей раз она не обратила на меня никакого внимания. Справедливости ради надо заметить, что нынешним днём (а точнее, вечером) мы при двух наших заходах ни разу не воспользовались её услугами. Ведь пришли мы не на занятие, а с несколько иной целью, поэтому снимать верхнюю одежду сочли нецелесообразным.
       По дороге к дому папа жалуется на боль в пятке.  «Моя душа болит, наверное, посильнее, нежели твоя пятка», – хочется мне ему ответить, но я не размыкаю уст. Мне вспоминается чёрная кошка, пробежавшая нам наперерез на пути в «Надежду». С досадой на очередное проявление своей безвольности я корю себя за то, что так легко изменил своему духовно-нравственному убеждению и поддался на бесовскую уловку. Вот если б я сумел найти в себе силы твёрдо выразить своё намерение смело идти по намеченному пути вопреки всем «нехорошим приметам» – тогда б, может быть, всё сложилось иначе. Но теперь уже поздно «кулаками махать».
       Придя домой, я ощущаю упадок сил, опустошение и раздражение на весь мир. Эти толстые тётки, собравшиеся вокруг нас возле компьютерного класса, непонимавшие, о ком идёт речь, когда папа спрашивал их про мою учительницу. Эта новая инструкторша в грязно-синих джинсах, издалека бросившая на меня быстрый взгляд, от которого мне стало как-то уж совсем не по себе. Папа, бесконечно далёкий от сути происходящего, зачем-то давший новой инструкторше номер нашего домашнего телефона, чтобы она когда-нибудь пригласила меня в свою группу. Все они сим бесконечно тянущимся вечером вызывают во мне злобу и внутреннюю агрессию.
       И психологи со своими советами о том, что наиболее надёжный способ избавления от навязчивых мыслей о ком-либо – встреча с субъектом вожделения. Какого хрена давать такие советы, которыми в реальной жизни невозможно воспользоваться?! И эти работники телевидения, показавшие сегодня такую серию фильма «Одно дело на двоих», содержание которой я воспринял как добрый знак свыше и жестоко обманулся. Всех бы их поставить к стенке и расстрелять из пулемёта!
       Ну, а больше всех виноват, конечно же, я сам. Мне следовало быть более стойким в своей вере и не позволять папе водить меня кругами при виде чёрной кошки. К тому же ещё неизвестно, была ли та кошка действительно чёрной или она нам такой просто показалась в свете вечерних огней.
       А впрочем, наше с папой сегодняшнее мероприятие нельзя назвать совсем уж бесполезным. Ведь теперь я больше не буду по средам и пятницам (или по вторникам и четвергам) казнить себя за то, что меня нет в компьютерном классе недалеко расположенного заведения, предназначенного для культурного досуга инвалидов. Ибо теперь мне известно, что в том компьютерном классе нет и ЕА.

В начале третьей декады декабря землю припорошило тонким слоем белого снега. Короткими днями, гуляя с мамой по слегка побелевшему парку, я часто с самим собою размышляю над неудавшейся попыткой “вернуть былое счастье”. Эти выступающие по радио психологи – они, наверное, дают советы, ориентированные на нормальных, полноценных людей. Быть бы мне таковым – я б непременно сумел себе организовать встречу с человеком, которого хочу видеть и слышать. Из-под земли бы достал! Но будучи неспособным без родительской руки выйти за порог своей квартиры, я могу рассчитывать только на то, что нужный мне субъект будет находиться в каком-нибудь легко доступном месте. Например, в школьном кабинете, куда меня приводили получать среднее образование, или в компьютерном классе стоящего на соседней улице гуманитарно-инвалидного заведения, где меня обучали азам компьютерной грамоты. А ежели того, кто мне надобен, там вдруг не окажется, то советом прогрессивных психологов я вряд ли смогу воспользоваться.

До наступления Нового года остаётся немногим более суток. Вечером я долго сидел за компьютером, работая над статьёй «Фантазии взрослого мальчика», поэтому на прогулку мы с папой вышли позже, чем обычно. После поворота на соседнюю улицу я выражаю желание перейти на параллельный тротуар, пролегающий непосредственно возле здания, с которым связаны мои сегодняшние воспоминания. Ровно год назад в этом неприметном здании у меня состоялся урок, на котором я был единственным учеником, и ради меня одного молодая, красивая учительница с инициалами «Е.А.» безропотно оставалась на рабочем месте до формального завершения своего рабочего дня.
       Моя память с пронзительной ясностью воспроизводит светлую девичью ладонь, на которой лежат три округлых зелёных леденца, подаренных обаятельной инструкторше играющим в виртуальную игру волосатым парнем, наладчиком электронного оборудования. Мне также вспоминается и тот страх, испытанный мною при мысли, что одним из трёх леденцов она захочет угостить меня, а мне придётся сделать ей отказ, ибо если я возьму его в свой кривящийся рот, то риск подавиться прямо на её глазах весьма велик. Страх оказался напрасным: желание со мной делиться у неё не возникло.
       Вот мы уже идём возле окна, на котором висит жёлтое объявление детского психолога. Затем мы оказываемся около окошка, так же, как и первое, занавешенного белыми жалюзи, за которым годом ранее происходили незабытые мною события. Нас освещают рыжие лучи ярких неоновых фонарей, приделанных к кровле здания. Нас, очевидно, снимают камеры наружного наблюдения.
       Устав глядеть в непроницаемые окна, я устремляю взор вперёд и с ностальгической грустью всматриваюсь в закрытую дверь, находящуюся пока метрах в десяти от меня. И вдруг я замечаю, как эта железная дверь, перестав пребывать в состоянии полнейшего покоя, осторожно отворяется и на улицу выходит женщина с ребёнком. Сия женщина сразу же привлекает моё пристальное внимание. На её стройном теле – оранжевая куртка, а ноги сокрыты под длинной тёмной юбкой, достающей до верхнего края обуви.
       В предчувствии сильнейшего напряга я, по давно сложившемуся шаблону, убираю правую руку в карман. Левой – крепко держусь за папу, продолжая неотступно и завороженно следить за каждым её шагом. По мере нашего с нею неотвратимого сближения я всё отчётливее вижу, что одна её стопа ставится «смотрящей» строго вперёд, а другая – повёрнута немного вовнутрь.
       Моё деревенеющее тело, особенно ноги, становится всё непослушнее, но желание заглянуть ей в лицо настолько велико, что я решаюсь поднять очи и в следующее мгновение вижу неповторимые черты – те самые, память о которых вот уже целый год не даёт моей душе покоя. О, Боже, до чего же она красива! Не галлюцинация ли это?
       Храня глубокое молчание, она спокойно прошла нам навстречу, не обратив на меня никакого внимания, хотя расстояние между мной и ей в момент максимального сближения составляло не более метра.
– Ты видел, кто сейчас прошёл возле нас? – интригующе спрашивает папа, как только мы с ней разминулись. Значит, это всё-таки не было галлюцинацией, а произошло на самом деле.
– Да, видел, – лаконично отвечаю я, пытаясь загасить пронизывающую тело дрожь.
– Жалко, что я её поздно заметил, а то бы мы у неё спросили насчёт твоей учёбы, – говорит папа.
– А я её узнал сразу, как только она вышла из здания, – звучит моё негромкое признание.
– Что ж ты молчал-то, как партизан? – задаёт папа вопрос.
    Ничего не ответив, я останавливаюсь возле двери и характерными телодвижениями показываю, что хочу развернуться и пойти в обратном направлении.
       Повернув на 180 градусов, мы идем вслед за молодой женщиной в оранжевой куртке и длинной юбке. У нас нет ни малейших сомнений, что это ЕА – та самая, к которой мы приходили полмесяца назад, но потерпели горький облом. Поскольку с ней ребёнок (мальчик лет семи-восьми), она идёт достаточно медленно, и нам удаётся не отставать, держась от неё на 15-ти или 20-метровой дистанции.
       Едва ЕА прошла находящийся по соседству с «Надеждой» универсам, как идущий с ней мальчик поскользнулся и упал. Приостановившись, ЕА ждёт, пока он поднимется, при этом никаких попыток ему помочь она не предпринимает. О, это так похоже на ЕА! Когда-то она призывала меня – гладко выбритого ученика – больше проявлять самостоятельность, говоря: «Не бойтесь компьютера». Ведь рядом с учительницей я ощущал себя почти таким же маленьким мальчиком, как тот – брякнувшийся только что на чуть припорошенный сырым снегом асфальт. Всё-таки недаром она стала детским психологом. Приучать детей к самостоятельности – это, наверное, её призвание.
       Мальчик, однако, оказался довольно прытким. Не успел я сделать и двух шагов, как он проворно вскочил на ноги, и наблюдаемая нами “парочка” продолжила свой путь. Дойдя до поворота на нашу улицу, они разошлись. Мальчик резво зашагал куда-то напрямки, а ЕА резко повернула налево и, подойдя к светофору, остановилась. После такого расхождения глупо предполагать наличие родственной связи между ЕА и этим ребёнком.
   Дождавшись зелёного сигнала, ЕА перешла на другую сторону улицы.
– Куда же она теперь пойдёт: во двор или на остановку? – пытливо произношу я.
       Пройдя мимо ответвления, ведущего во двор, ЕА неторопливой женственной поступью направляется к остановке. Ну что ж, именно так я и предполагал. Ведь мною ещё не забыто, как однажды снежным, метельным днём она явилась на рабочее место с весьма заметным опозданием, объяснив сие недоразумение попаданием в пробку.
       На остановке собирается народ, но среди людской толпы я продолжаю видеть молодую особу в оранжевой куртке и длинной юбке, хотя нас с нею разделяет уже не менее 30-ти метров. Дабы иметь возможность досмотреть этот захватывающий жизненный сюжет до конца, я прошу папу временно приостановиться.
       Постояв минуты три, мы видим белый микроавтобус «Ford», едущий по противоположной стороне улицы и приближающийся к той остановке, где стоит ЕА.
– Она, наверное, на маршрутку не сядет. Преподаватели ведь мало получают… – вслух предполагает папа. Видимо, он всё ещё живёт «вчерашним днём» и никак не свыкнется с мыслью, что преподавательская деятельность осталась у ЕА в безвозвратном прошлом и в настоящее время она трудится на ниве детской психологии.
– Не переживай, у неё хватает… – немного язвительно говорю я и, в общем-то, оказываюсь прав, ибо вскоре микроавтобус трогается, и мы дружно констатируем, что на остановке девушки в оранжевой куртке и длинной юбке уже нет.
       Когда этот белый «Ford» ещё стоял, пополняя салон пассажирами, я внимательно рассматривал его номер, крупно написанный на заднем борту. И делал я это не в угоду старой, укоренившейся привычке, а по гораздо более глубокой причине. Ведь даже если бы ЕА в него не села, то, по крайней мере, сие транспортное средство заслуживало бы моё особое внимание уже только по одной той причине, что она в течение некоторого (пусть даже очень недолгого) времени стояла рядом с ним, отражаясь на его блестящей поверхности. Поэтому мне необходимо чётко рассмотреть и твёрдо запомнить его индивидуальный опознавательный знак.
       Посмотрев вслед стремительно отдаляющемуся микроавтобусу, я в неизбежном сопровождении папы понуро побрёл в сторону перпендикулярно пролегающей улицы, чтобы нашим прежним маршрутом, по которому мы пришли сюда, возвратиться домой. Примерно на середине этого незамысловатого пути есть такое местечко, где припаркованы сразу два «Счастливых» автомобиля. Оба из с/т «Отдых» – из того загадочного садоводческого товарищества, тайну которого я пытался познать на последнем занятии, но не получил от ЕА необходимой помощи. Серая «Шестёрка» и синяя «Девятка» – они, по всей видимости, принадлежат одной и той же семье, владеющей земельным участком в самом таинственном из всех с/т, находящихся на территории моей священной зоны среди лесов дальнего Подмосковья. Отрешённо глядя на этих двух посетителей моего храма, я понимаю, что для меня сейчас единственным “носителем райской благодати” является тот белый микроавтобус марки «Ford» – несколько минут назад проехавший по соседней улице и забравший с остановки всех, кто там стоял.
       Оказавшись дома, я погружаюсь в молчаливые размышления. Менее часа назад ЕА равнодушно прошла мне навстречу, не обратив на меня никакого внимания, будто я пустое место. А за несколько минут до этой “немой сцены” я обратился к папе с просьбой перейти на параллельный тротуар, благодаря чему, собственно, всё и произошло. А причина моей просьбы, которую папа без лишних вопросов и раздумий исполнил, состояла в воспоминаниях, связанных с ЕА. Кроме того, если бы я сегодняшним вечером не засиделся за компьютером, работая над своей психологической статьёй, то мы с папой вышли бы на прогулку раньше и не застали бы ЕА выходящей из «Надежды». Так каков же высший смысл у всего этого мистического нагромождения фактов и обстоятельств, если она, пройдя возле меня, не ощутила ни энергетического удара, ни какого-либо иного, даже едва различимого, подсознательного сигнала, указующего в мою сторону?
       Говорят, что мысль материальна. А ведь у меня нечто несравнимо большее, чем просто мысль. Тем не менее, в момент горячо желанной, волнующей душу встречи я чувствовал себя пустым местом. От излучаемого мною “магнитного поля” не шевельнулся ни один волос на её неприкрытой голове. Интересно, как бы всё это прокомментировали те “прогрессивные умы”, которые так уверенно и глубокомысленно твердят о материальности мыслей и существовании информационно-биоэнергетических полей? Они бы открыто объявили меня вне сего мира, изгоем, на которого не распространяются общие для всех законы природы или как-нибудь по-иному истолковали бы данную ситуацию? Их счастье, что я в силу ряда причин не могу обратиться к ним со своими вопросами, а то бы они у меня «поплясали», как караси на горячей сковородке.
       Когда ЕА возле меня проходила, я заметил, что у неё изменилась причёска. Распущенные подсветлённые волосы теперь достают только до плеч, а раньше аккуратно завязанные в красивый хвостик они доставали до тонкой поясницы и имели натуральный цвет. Насколько мне помнится, в предпоследний день прошлого года погода мало отличалась от сегодняшней – было тоже где-то около нуля. Однако тогда она вышла на улицу в головном уборе, а сегодня – совсем по-другому. Неужели она думает, что искусственный цвет лучше натурального, и после покраски шевелюру следует вот так выставлять напоказ, рискуя своим здоровьем?
       Мне кажется, той зимой у неё было несколько иное мировоззрение. Наверняка кто-то посодействовал этим переменам. Возможно, в оканчивающемся завтра году ЕА попала под влияние человека, неодобряющего целомудренный стиль поведения. Быть может, сие влияние носит любовный характер, и она в порыве нахлынувших чувств решила подстроиться под своего “рыцаря”, пересмотрев жизненные приоритеты. Мне не дано знать, что на самом деле происходило в её жизни в течение всего этого года, начиная с Крещения, но явно что-то в ней изменилось, о чем свидетельствуют некоторые (благо, не очень значительные) перемены внешнего облика. А впрочем, я и до Крещения практически ничего о ней не знал за исключением того, что своими речами, манерами и внешним видом она была для меня живым олицетворением женственности и целомудрия.
       Идя нам с папой навстречу, ЕА не проронила ни единого слова. Шедший с нею мальчик тоже молчал. Этот ребёнок явно не зря родился, коли ему выпала такая честь сопровождать ЕА от «Надежды» до поворота на остановку. Ростом он мне по пояс, а уже достиг в этой жизни таких высот. Так кто же он для ЕА? Скорее всего, клиент. Его родители, наверное, обнаружили в нём психологическую проблему и записали на приём к специалисту, коим оказалась учительница последняя моя. Однако его психологическая проблема, видимо, легко позволяет ему без посторонней помощи приходить к психологу и по оживлённым городским улицам возвращаться обратно.
       Вот если б такого, как я, привести к ней разбираться в проблеме – она бы, возможно, пожалела о своём недавнем повышении по карьерной лестнице. Мне бы шлепнуться у её ног, идя рядом с нею по тротуару, – так я бы долго ковырялся перед тем, как вернуть себе вертикальное положение тела. Я даже сомневаюсь, что у этой молодой, уравновешенной женщины хватило бы терпения остаться безучастной до момента моего вставания.
       Чуть ранее писалось о том, что на занятиях, проводимых ЕА, я ощущал себя почти таким же маленьким мальчиком, как тот, который нынешним вечером вышел с ней из «Надежды». Однако между ним и мною, насколько я догадываюсь, есть одно весьма существенное различие: он едва ли испытывает к ЕА какие-либо более или менее серьёзные чувства. Он воспринимает её лишь как старшего наставника, интересного собеседника, в компании с которым приятно проводить время.
       Возможно, этим субботним вечером в «Надежде» состоялось празднично-новогоднее представление, и после психологического занятия ЕА вместе со своим малолетним клиентом приняла участие в увеселительном мероприятии. Поэтому они так поздно оттуда вышли (во время телепоказа передачи «Спокойной ночи, малыши») и, вдоволь наобщавшись в помещении, молча шагали по улице. Жаль, что я был не на месте этого ребёнка, а, вцепившись в папину руку, на четвёртом десятке лет жизни скованно ковылял ей навстречу, оставаясь невидимкой, непонимающим смысла своего существования на планете Земля.
       На следующий день – менее чем за полсуток до наступления Нового года – папа вёл меня по тротуару проспекта и с удивлением заметил:
– Ты сегодня так необычно ровно держишь голову. Идёшь, ну прямо как солдат Бровкин.
– Сегодня есть важный повод. Надо выследить ту маршрутку, номер которой я вчера засёк, и узнать, по какому маршруту она курсирует, – откровенно отвечаю я.
– Понятно, – говорит папа, не вдаваясь в подробности.
       Белый микроавтобус «Ford» с нужным мне номером не заставил себя долго ждать. Вскоре он проехал нам навстречу, и я отчётливо рассмотрел трафарет, указывающий на то, что сия маршрутка курсирует по троллейбусному маршруту, конечный пункт которого – Выхино. Ну что ж, этого и следовало ожидать. Уверен, что вчерашним вечером ЕА вышла из этого микроавтобуса не раньше, чем он прибыл на конечную остановку.

Новый год я встретил в той же узкой компании, что и ушедший. Да, в общем-то, и с тем же настроением. Сидя за праздничным столом с мамой, папой и приехавшей к нам в гости 70-летней тётей, я с тоской думаю о том, что прошёл ещё один год моей жизни. Прошёл практически впустую, и если бы я его не прожил, то, в сущности, не так уж много бы потерял. Вот ЕА сейчас наверняка пребывает в куда более радостном расположении духа. Будучи явно младше меня, она, несмотря на иногда немного кривящееся лицо и ставящуюся чуть вовнутрь ступню, уже успела сменить одну почётную должность на другую, которая ей больше по душе. Самостоятельно пользуясь общественным транспортом, она ездит на добровольно выбранную работу, за которую получает деньги.
       Я, кажется, начинаю понимать, почему мы с папой потерпели неудачу при недавней попытке возобновить мои посещения компьютерных курсов. Чёрная кошка тут ни при чём. Это Бог не позволил мне снова оказаться рядом с ЕА, ибо Он точно знал, что результатом нового контакта с нею для меня будет вовсе не прозрение и отрезвление, а нечто диаметрально противоположенное. Позавчерашним вечером я в полной мере осознал, что ни о каком прозрении речи быть не может. Несмотря на некоторые обнаруженные изменения, критически мною воспринятые, мне стало предельно ясно, что в своём воображении я ничуть не приукрасил её образ. Я смотрел на её ангельское лицо, освещённое светом рыжих газовых фонарей, и с восторженно-изумлённым замиранием духа убеждался в том, что она действительно именно такая, какой была запечатлена моей памятью. И если бы ЕА осталась на прежней работе, и меня опять бы начали к ней приводить – то я ещё безнадёжнее погрузился бы в пучину неразделённой страсти. Видно, традиционные советы психологов годятся не для всех.

По прошествии двух недель после Новогоднего праздника на вечернем гулянии нам с папой встретилась БУ. Она приметила меня раньше, чем я её, и сразу же остановилась перед нами, с улыбкой сказав: «Здрасьти». На её вопрос «Как дела?» я ответил: «Нормально», – и больше не вымолвил ни единого слова.
       Между БУ и папой завязалась беседа, в ходе которой он рассказал ей о важном, значимом событии, произошедшем совсем недавно в моей жизни, а именно – о посещениях компьютерных курсов в «Надежде».
– Вот хотим подсоединиться к Интернету, – говорит папа.
   Одобряя сие известие, БУ замечает, что благодаря Интернету у меня появится общение.
– Мой муж и сын хорошо разбираются в этом деле, а я из-за нехватки времени всё никак по-настоящему не освою компьютер, – признаётся нам БУ.
    Внимательно выслушав папин рассказ о том, как месяц назад мы с ним безрезультатно ходили в вышеупомянутое заведение, желая довести до конца изучение Интернета, БУ сказала:
– Ему бы лучше, конечно, нанять учителя, который занимался бы с ним индивидуально на дому.
– Но мы пока не знаем, где найти такого учителя, – ответил папа, в целом согласившись с её “разумным замечанием”.
       Не придумав, что нам посоветовать по данному вопросу, БУ перевела разговор на свою дочь, которая успешно поступила в престижный институт, чтобы в последующем сделать достойную карьеру. Затем она с довольным видом поведала нам о своей большой занятости на работе – в стоящем возле её дома лицее. А также о том, что её подросший сынок скоро окончит школу и вступит во взрослую жизнь. И в завершение неожиданной встречи она, обратившись лично ко мне с произношением моего имени, улыбчиво говорит:
– До свидания.
– До свидания, – гортанно произношу я в ответ, после чего БУ идёт в сторону подворотни, а мы с папой продолжаем путь по тротуару вдоль автомагистрали.
       Не отпуская ни на миг папину руку, я ступаю по хрустящему свежевыпавшему снегу и вспоминаю, как все без единого исключения предыдущие встречи с БУ вдохновляли меня, окрыляли, вызывали во мне шквал неудержимых фантазий. А сегодня я равнодушно взирал на неё как на чужого человека, не испытывая ни восторга, ни восхищения, ни просто симпатии. И сейчас в моей душе лишь пустота, перемешанная с раздражением.
       Благодаря Интернету у меня появится общение – так сказала БУ, уже скрывшаяся за тёмной подворотней. Она считает, что я могу лишь таким способом испытать радость общения? Всё-то она знает обо мне! Даже посоветовала моему папе нанять учителя, который занимался бы со мной индивидуально на дому. А меня, между прочим, вполне устроили групповые занятия в находящемся на соседней улице гуманитарном заведении. И учительница с инициалами «Е.А.» мне тоже весьма приглянулась. Уже на втором уроке у меня исчезли сожаления о том, что мои боязливые мечтания оказались пустой блажью – и хозяйкой компьютерного класса является вовсе не БУ, а совсем другая представительница противоположного пола. В сомнительных же результатах моего обучения виновата отнюдь не учительница, а мои собственные комплексы, непозволившие мне задать ей необходимые вопросы. И ещё как знать, смогу ли я вести себя как-то иначе с тем никому не известным учителем, которого БУ советует моему папе мне нанять, чтобы занимался со мною индивидуально на дому.
       Конечно же, я ущемлён в общении. В этом БУ, бесспорно, права. Однако она ровным счётом ничего не знает о моём парапсихологическом проекте и о сильнейшем информационном голоде, мучающем меня со времён нашего с нею сотрудничества. Поэтому БУ заблуждается, думая, что Интернет нужен мне для восполнения недостатка в общении. Вот её подросший сынок, которого она вынашивала буквально под моим наблюдением, давая мне, робкому и скромному 10-класснику, индивидуальные уроки (к счастью, не на дому), – он наверняка обожает всякие так называемые социальные сети. Общения ему, должно быть, хватает и без Интернета, но он вряд ли склонен испытывать изнуряющий информационный голод и, скорее всего, использует Всемирную паутину для игр и расширения круга своих, и без того многочисленных, друзей.
       Когда я впервые сел за компьютер, мне было в два раза больше лет, нежели сыну БУ на сегодняшний день. Тем не менее, в его нынешнем возрасте я уже активно работал над созданием масштабного парапсихологического проекта. Так что как бы гениально он в свои юные годы не разбирался в компьютерном ремесле, ему не следует превозноситься надо мною силой острого мальчишеского разума. А впрочем, он этого и не делает, ибо не знает меня.
       Интересно: а что же заставило мужа БУ, отставного офицера советско-российской армии, столь хорошо освоить компьютерную грамоту, превзойдя даже свою супругу, работающую преподавателем солидного математического лицея? Насколько я помню, 8 лет назад БУ прямо при мне в порыве какой-то неоправданно-смелой откровенности рассказала моему папе, что её муж болезненно молчалив и пытается уклоняться от всякого контакта с членами своей семьи. Я так понимаю, в настоящее время он оправился от потрясения, полученного на военной службе в «горячей точке» Северного Кавказа, и его психическое состояние заметно улучшилось. Любопытно было бы узнать, какие личностные потребности он удовлетворяет с помощью Интернета. Мой папа, конечно, не догадался её об этом спросить. А я не смог разверзнуть свои окаменевшие уста, чтоб озвучить резонно возникший вопрос.
       Произошедшая сим вечером встреча ещё раз напомнила мне о сне, виденном в октябре минувшего года. Около трёх месяцев назад, когда я жил ещё в своей «дачной резиденции», как-то под утро мне приснилось, будто мама привела меня в «Надежду» доучиваться умению владеть компьютером. Придя туда, мы сели на необычно длинный серый топчан и стали ждать учительницу. Через какое-то время слева от этого топчана появилась ЕА. При виде её знакомого девичьего облика всё моё существо объял сильный трепет. Безмолвно пройдя возле нас, она тихо скрылась в кабинете, затворив за собою дверь. Мы с мамой не смогли её окликнуть. Нас так обескуражило равнодушие, проявленное к нам со стороны ЕА, что мы словно онемели.
   Растерянно озираясь по сторонам, я вдруг заметил БУ, сидящую на другом топчане с противоположного края узкого коридора. В этот момент ко мне вернулся дар речи. Мама, услышав от меня сию новость, тоже весьма оживилась. Мы встали и подошли к БУ. Я уже не испытывал того трепета, как при виде ЕА, но всё-таки был напряжён и достаточно сильно кистью левой руки сжимал мамино правое предплечье. БУ нас сразу же признала и приветливо поздоровалась.
   «Вот мы пришли сюда, чтобы доучиться пользоваться Интернетом, а наша здешняя учительница, по всей видимости, нас уже не помнит…» – поведала мама моей школьной преподавательнице суть возникшей проблемы, затем, преодолевая смущение, задала смелый прямой вопрос: «Не могли бы Вы дать ему (т. е. мне) несколько уроков компьютерной грамоты, чтобы полностью завершить начатые в прошлом году курсы?». Немного подумав, БУ согласилась, но сказала, что ей нужно перейти в другой вагон, где она и будет нас ждать.
   «Откуда тут могут быть вагоны?» – удивлённо подумал я, но, выйдя вслед за ней из помещения, мы обнаружили, что стоим на перроне возле поезда, которому не видно конца, а здание «Надежды» является одним из его бесчисленных вагонов. (Теперь понятно, почему вместо широкого холла был узкий коридор). Замешкавшись при выходе, мы с мамой не успели проследить, в какой вагон перешла БУ, и нам пришлось в стремительно сгущавшихся сумерках бродить по темнеющему перрону, заходя во все попадающиеся на нашем пути вагоны и ища её. Несмотря на неумолимо наступавшую ночную мглу, нигде не зажглось ни единого светильника, и мы с грустью поняли, что нам не найти БУ. На этом я пробудился.
       К счастью, пророческие сны для меня не типичны. Но вышеизложенное сновидение явно выделяется среди той обоймы бессмысленных сюжетов, которые «демонстрируются» мне из ночи в ночь, как только отступает бессонница. Я вспоминал его полмесяца назад, пребывая под неизгладимым впечатлением от встречи с ЕА. Тем предновогодним вечером она прошла около меня так же, как в памятном октябрьском сне, – молча и отстранённо.
       А на сегодняшнем вечернем гулянии я из первых уст узнал, что БУ до сих пор по-настоящему не овладела компьютерной грамотой. Полученная информация вызывает у меня недоумение. Я не ожидал, что преподаватель крупного лицея в наше время может вот так спокойно признаться в слабых навыках работы на ПК (персональном компьютере). Однако такому положению вещей вполне соответствует содержание моего сна, в котором БУ лишь после нерешительных раздумий дала положительный ответ на мамину просьбу, а потом исчезла, перейдя в неизвестный нам вагон.
       Хочется также отметить ещё одно важное совпадение между моим осенним сном и сегодняшней реальностью. Полмесяца назад, видя идущую навстречу девушку с инициалами «Е.А.», я испытывал несравнимо больший душевно-телесный трепет, нежели нынешним вечером, когда при достаточно продолжительном стоянии лицом к лицу с БУ у меня даже почти не кривился рот. «А ведь эта женщина на протяжении двух десятилетий была центровой фигурой моих безудержных ежеминутных фантазий», – думал я, глядя на её довольно-таки моложавое лицо, и мне казалось, что сие было не со мною.
       Однако здесь, в реальном мире, нельзя так легко отмахнуться от столь жирного штриха своей личной биографии. Видать, нынешний вечер мне предстоит провести в молчаливых размышлениях над смыслом моей жизни, в которой 20-летнее страстное увлечение не приводит в конечном итоге абсолютно ни к чему и заканчивается настолько тихо и незаметно для всех окружающих, включая самого субъекта вожделения, будто вовсе ничего не было.
       Мой аналитический ум проводит очередную параллель между содержанием вспомнившегося сна и реальными событиями. В моём сне ЕА, не обратив на меня никакого внимания, в равнодушном безмолвии прошла мимо нас с мамой, сидевших на топчане неподалёку от двери кабинета, а БУ, лишь только мы к ней приблизились, приветливо с нами поздоровалась. Наяву же предновогодним вечером мы с папой шли навстречу ЕА, которая даже не посмотрела в мою сторону, а БУ сегодня издалека заметила меня, идущего “за ручку” с папой по тротуару, и подошла к нам с радушным приветствием. Поразительное сходство, ничего не скажешь! Таких снов мне ещё не снилось и, надеюсь, больше не приснится. Путешествие в будущее – дело весьма опасное, особенно для человека, неспособного позаботиться о своём завтрашнем дне.
       Я не стану торопиться с выводами о том, что БУ обладает более высокими морально-нравственными качествами, нежели ЕА. Ведь когда мама водила меня в обычную среднюю школу, я там выделялся из общей массы несколько ярче, чем при недавних посещениях гуманитарного заведения, предназначенного для культурного досуга инвалидов. Возможно, именно по этой причине школьная учительница и запомнила меня на всю оставшуюся жизнь, тогда как инструкторша по компьютерному обучению из «Надежды» забыла о моём существовании практически сразу же, как только я ушёл с последнего занятия.

Настал новый день. Во время дневного гуляния мы с мамой, как обычно, стоим на тротуаре оживлённого проспекта в ожидании удобного момента, когда можно будет перейти проезжую часть, чтобы попасть в парк. И снова мимо нас едет белый микроавтобус «Ford» со знакомым номером. Мне довелось быть свидетелем, как в предпоследний вечер минувшего года именно этот микроавтобус подъехал к остановке, на которой стояла ЕА, и, по всей видимости, она в него села, поскольку после его отъезда её там уже не было. И теперь всякий раз при виде этой белой маршрутки я отчаянно пытаюсь заглянуть в лицо водителя, надеясь, что именно он сидел за рулём в тот памятный вечер. Однако мне никак не удаётся это сделать: то расстояние до него слишком большое, то (вот как сейчас) он чрезмерно быстро промчался. Вечно возникает какая-либо причина, препятствующая воплощению сего скромного желания. А мне так хочется знать, как выглядит человек, управлявший транспортным средством, среди пассажиров которого была ЕА.
       Неужели в тот момент, когда в салоне появилась она, он продолжил так же спокойно, самодовольно и вальяжно крутить руль и жать педали, как делал это до прибытия на остановку, стоящую напротив «Надежды»? И у него не задрожали руки, не одеревенели ноги, не искривился рот?.. Мне ещё не забылось, как, держась за папину руку, я смотрел вслед этому микроавтобусу, и, судя по тому, как ровно он ехал, увозя ЕА, с его шофёром всё было в полном порядке. Что за этакий супергерой?!
       А может быть, это всего лишь обычное поведение заурядного человека, необременённого психофизическими отклонениями? В любом случае, мне очень хочется заглянуть ему в лицо, подобно тому как когда-то в «прошлой жизни» я горел страстным желанием заглянуть в лицо мужу БУ, словно это даст мне понимание чего-то чрезвычайно важного. И я намерен при каждом последующем гулянии продолжать отслеживать белый микроавтобус с запомненным мною номером, чтобы однажды, оказавшись в удобной позиции, хорошенько рассмотреть внешность сидящего за рулём человека.
       Спустя примерно месяц мы с мамой шли по тротуару проспекта недалеко от поворота на ту улицу, где находится «Надежда». В этом месте нам навстречу проехала та самая маршрутка, и я заметил, что на двери, через которую осуществляется вход в салон, большая трещина в стекле, обильно заклеенная скотчем. Выглядит это так, будто кто-то пустил пулю, снайперски нацелившись на окошко двери, на которой перед новогодним праздником были оставлены отпечатки пальцев ЕА. Ибо сия трещина имеет вид нарисованного детской рукой солнца с идущими в разные стороны лучами. С такой “особой приметой” сей микроавтобус ездил последующие две недели до моего поступления в РЦ, и всякий раз, глядя на это, я испытывал в душе мистический трепет от невольно возникающего вопроса: случайно ли то, что именно на преследуемой мною маршрутке образовалась подобная отметина, которую никто не торопится устранять?

В конце апреля у меня начался дачный сезон, а когда глубокой осенью я вернулся в город, папы уже не было в живых. Круг нашей, изначально не слишком многочисленной, семьи стал настораживающе узким.
       В последний четверг ноября вечером я сидел дома один, ожидая с работы маму. Зазвонил телефон. Полагая, что это звонит мама, чтобы предупредить меня о задержке, я счёл нужным взять трубку и отправился к стоящему на кухонном столе аппарату. На протяжении всего времени, пока я перемещался из большой комнаты на кухню, телефон не умолкал, укрепляя меня в убеждении, что это, конечно же, мама терпеливо ждёт моего черепашьего подхода к аппарату. Однако, ответив на звонок, я услышал в трубке незнакомый женский голос. Первым делом позвонившая женщина вопросительной интонацией назвала моё имя. Получив от меня испуганно-удивлённое подтверждение, что именно я у телефона, она сказала:
– Это из «Надежды». Вы записаны на компьютерные курсы. Будете ходить?
– Нет, – недолго думая, отрезал я, после чего разговор был окончен.
       Весь следующий день я маялся в сомнениях. Правильно ли я ответил на прозвучавший в телефонной трубке вопрос? Может, мне следовало сказать «Да»? А вдруг эта новая учительница не так уж плоха, как мне показалось в начале прошлой зимы? Ведь я видел её только издалека, и её лицо осталось мне неизвестно. Да к тому же в тот момент я пребывал в угнетённом настроении (по известной причине) и отнёсся к ней с явным предосуждением. Вдруг, начав заниматься с нынешней инструкторшей, я смогу избавиться от тоски по ЕА, до сих пор гложущей мою душу?
       Все эти мысли не дают мне покоя. И вечером, спустя ровно сутки после звонка, я обратился к маме со словами:
– Знаешь, вчера в конце 22-го часа сюда позвонила некая женщина. Сказала, что из «Надежды», и спросила, буду ли я ходить на компьютерные курсы. Представляешь, через пару недель исполнится год, как мы с папой там были и он беседовал обо мне с новой учительницей, которая обещала нам вскоре позвонить. Папа с нетерпением ждал её звонка, да так и не дождался. А я был уверен, что она давно забыла о той короткой беседе и никогда нам не позвонит. Кто бы мог подумать, что по прошествии года, сняв в 10 часов вечера трубку зазвонившего телефона, я услышу произнесённое незнакомым женским голосом приглашение на компьютерные курсы. Ну, в общем, я ответил ей отказом и теперь вот думаю, не напрасно ли…
       Мама предложила мне на будущей неделе сходить в «Надежду» и прояснить ситуацию. Я охотно согласился. На том и порешили.

Во вторник на склоне дня мы вышли из дома и направились в сторону гуманитарного заведения со светлым, жизнеутверждающим названием.
   «Ну где же вы, чёрные кошки?! Давайте, вылазьте из своих укрытий, перебегайте нам дорогу! А я проверю, удастся ли мне найти в себе силы убедить маму не отклоняться с намеченного пути», – беззвучно повторяю я, идя по дворовым мостовым, освещённым зажжёнными уличными фонарями.
       Угасает мутный след хмурого заката. Долгий зимний вечер уверенно вступает в свои права, окутывая густой тьмой мерцающий электрическими огнями город. Мы подходим к нужному заведению, так и не встретив никого из кошачьего рода. Оказавшись в здании, я в неснятой верхней одежде иду “под ручку” с мамой по знакомой траектории к компьютерному классу и с грустью думаю о том, что следы ЕА тут, должно быть, давно уже стёрты. Ведь ещё в январе – в первую годовщину со дня моего последнего посещения компьютерных курсов – я, проходя с мамой по этой улице, обнаружил исчезновение жёлтых объявлений, озаглавленных заманчивой фразой «Помогу разобраться в проблеме». В тот день ровного бумажного листка с её именем не было ни на окне здания, ни на специальной доске, установленной напротив входа. Сие обстоятельство я воспринял как верный знак того, что она окончательно отсюда уволилась, найдя себе новое место работы.
       Дверь компьютерного класса плотно закрыта, и мы с мамой робко присели на топчан, гадая, как же лучше поступить: постучаться или ждать, пока кто-нибудь не выйдет из кабинета. Склонившись к первому варианту, мама встала с топчана, но не успела она подойти к двери, как та открылась, и из компьютерного класса вышла очень стройная девушка в нежно-голубых джинсовых брюках. Увидев это, я весьма удивился и где-то в глубине души почувствовал подозрительно сильное волнение. Когда же я несмело поднял очи, чтобы поглядеть, симпатичное ли у сей худышки личико, то превратился в деревянную статую, неспособную пошевелить ни рукой, ни ногой, ни чем-либо другим. Мне трудно поверить своим глазам, но это ЕА! Ощущая, как с непреодолимой силой кривится моё лицо и, особенно, рот, я в оцепенении жадно и неотрывно смотрю на неё.
       Не обратив на нас внимания, ЕА пошла через холл, в сторону парадной части здания. Одна из её ступней всё так же ставится чуть вовнутрь. Вскоре она возвращается и входит в компьютерный класс, прикрыв за собою дверь.
   «Ничего себе, стёрты следы!.. – восторженно думаю я, будучи всё ещё не в силах до конца поверить в реальность увиденного. – Интересно, как поживают те пожилые сотрудницы, которые год назад уверяли нас с папой, чти им совершенно не знакомо названное нами имя. Они всё так же продолжают упорствовать в своём незнании? …даже несмотря на то, что обладательница названного нами имени предновогодним вечером вышла отсюда в компании с каким-то мальчиком и вот сейчас, в начале нынешней зимы, спокойно сидит в компьютерном классе, где когда-то около 25-ти месяцев назад я с нею познакомился?»
       А между тем, мама, тоже узнавшая мою последнюю на сегодняшний день учительницу, до сих пор в нерешительности стоит возле топчана, на котором я сижу в зажатой позе. Немного овладев своим одеревеневшим телом, я произношу вопрос, который наверняка вертится и на маминых устах:
– Чего же она тут делает? Уж не вернулась ли на прежнюю работу?
– Сейчас спросим, – тихо говорит мама и, подойдя наконец к двери, осторожно стучится.
       Из кабинета выходит ЕА. Мама стеснительно задаёт волнующий нас вопрос. Моё лицо и, особенно, рот искривились с новой неистовой силой, а в руках и ногах опять появилась дрожь.
   «Боже праведный, неужели это не сон?! Каким же ошеломительно-великим будет моё счастье, если она сейчас скажет, что готова снова взять меня к себе в ученики и довести до логического завершения начатое двумя годами ранее обучение! Вот только не умереть бы прямо здесь от перенапряжения», – с такими мыслями я умоляюще смотрю снизу вверх, в глаза ЕА, на которых нынче нет очков с тонкой блестящей оправой.
       ЕА же в свойственной ей скромной манере отвечает моей маме так:
– Я уже здесь не работаю. А её (имеется в виду теперешняя инструкторша) сегодня, к сожалению, нет. Приходите в другой день…
При этом она, не отводя глаз, смотрит на меня, хотя в роли её собеседницы выступает моя мама. Смотрит так, будто я не человек и даже не животное, а представляю собой прозрачное стекло, сквозь которое можно легко видеть находящееся за ним пространство. По такому взгляду не только невозможно понять, помнит она меня или нет, но даже возникают сомнения, что она вообще воспринимает мою трепещущую фигуру как некий материальный объект.
– Ну хорошо, придём в другой раз, – покладисто соглашается мама, после чего ЕА тихо исчезает, скрывшись за дверью компьютерного класса.
       Встав с топчана, я в полной мере ощутил силу того мандража, который колеблет моё тело с момента, когда поднятые мною очи в вышедшей из кабинета девушке узнали ЕА. Жаловаться на отсиженные ноги было бы смешно, поскольку провёл я в сидячем положении не более четверти часа. Крепче схватившись за мамину руку, я медленной скованной поступью иду через холл к выходу.
       Оказавшись на улице, мы не спешим подходить к нашему дому, а совершаем часовую прогулку и следуем по пути, по которому позапрошлой зимой обычно ходили на занятия, только в обратном направлении. Шагая по тротуару проспекта, я досадую на то, что до сего дня не установился снежный покров, ибо напряжение в моём теле никак не проходит, и мои непослушные ноги шумно шаркают по сырому шершавому асфальту.
       А вот и белый микроавтобус со знакомым номером – едет нам навстречу. С той поры, как на его дверном стекле мною была замечена пикантного вида трещина, минуло 10 месяцев, и сейчас, ясное дело, всё уже исправлено. Мне снова не удалось заглянуть в лицо водителя этого, некогда отличившегося, транспортного средства. Но сим вечером я с особой ясностью понимаю, что ежели ЕА по сей день регулярно бывает в «Надежде», то своим присутствием она уже осчастливила салоны подавляющего большинства следующих до Выхино троллейбусов, а также микроавтобусов, ездящих по троллейбусному маршруту. И преследуемая мною маршрутка на самом деле далеко не единственная частица проезжающего мимо меня общественного транспорта, на которой оставлены следы ЕА.
       Сегодня она приехала в «Надежду» на каком-нибудь троллейбусе или микроавтобусе, который наверняка почти при каждом гулянии проносится мимо меня и достаточно хорошо мне известен. То же самое можно сказать и про её предстоящий отъезд из вышеупомянутого гуманитарного заведения (возможно, кстати, он уже состоялся, пока я тут спастично ковыляю вдоль проспекта). Однако я буду продолжать “охотиться” лишь за одним белым микроавтобусом марки «Ford», ибо только раз мне довелось быть свидетелем того, как ЕА “вела себя” вне здания «Надежды», и только в его причастности к её передвижению по городу я могу быть уверенным на все 100%.
       Дома я включил принесённый мамой из папиной маленькой комнаты торшер (он там всё равно уже никому не нужен) и встал на молитву, дабы возблагодарить Бога за то, что Он дал мне ещё один повод послушать ту песню в исполнении иностранной певицы, чей неповторимый ангельский голос ассоциируется в моей душе с образом ЕА.
       На данный момент мне уже известно имя этой необыкновенной певицы и даже удалось с радио записать полкассеты других песен в её исполнении. Все эти песни для меня новы – я впервые их услышал в течение последнего года. Но все они стали очень дороги моему сердцу и так же, как первая, записанная мною по Божьему внушению снежным вечером позапрошлой зимы, ассоциируются во мне с жизненным этапом, связанным с компьютерными курсами и той молодой особой, которая их проводила. Тем не менее, первая песня, услышанная непосредственно после одного из занятий в «Надежде», занимает в перечне моих ценностей особое место, и нынешним вечером ей, конечно же, будет уделено отдельное внимание.
       Жаль, что я не могу умастить себя благовонным маслянистым веществом похожим на миро, в которое чудесным образом превратились остатки давнишнего мужского одеколона. Стоявший в серванте пузырёк бесследно исчез. Очевидно, когда моя тётя помогала моей маме делать уборку перед папиными поминками (я тогда отдыхал на даче), она решила, что пузырёк пуст, и выбросила его в помойку.
       Окончив молитву, я вставляю в магнитофон кассету, озаглавленную словом «Надежда», и аккуратно нажимаю на Play. Освещённая оранжевым торшером комната наполняется райским звучанием ангельского голоса необыкновенной иностранной певицы, исполняющей восхитительно мелодичные песни. Мне снова и снова вспоминается неожиданная встреча с ЕА, произошедшая в начале сегодняшнего вечера.
       А ведь ещё совсем недавно я гордился своей кристальной трезвостью. Мне всегда было приятно думать о том, что моему рту неведом вкус алкоголя. Ибо, по моему глубокому убеждению, только при таком условии можно работать над созданным мною масштабным парапсихологическим проектом «Счастливые автомобили». Я часто хвалился этим перед папой. Он скептически улыбался, говоря, что от всего сердца желает мне не разочароваться в своих убеждениях, но сомневается, что это возможно.
       Мой папа сошёл в могилу, а сердце ЕА, как я сегодня негаданно-нежданно смог убедиться, продолжает биться. Если бы она была рядом, я легче пережил бы утрату. Но она была далеко от меня, с кем-то другим, и я уже не надеялся вновь увидеть её пречистый лик. А сегодня судьба преподнесла мне неожиданный подарок: мы с ЕА снова пересеклись во времени и пространстве. На этот раз дело не ограничилось её молчаливым прохождением мимо моей закомплексованной персоны. Своим робким стуком в закрытую дверь компьютерного класса моя мама заставила её обратить на меня внимание. Выйдя из кабинета, ЕА смотрела на меня, безмолвно сидящего на топчане. Смотрела так, будто видела перед собою не человека, а кусок прозрачного стекла, который легко пропускает взгляд сквозь себя в находящееся за ним пространство, не задерживая его (взор) на себе.
       Под впечатлением этой встречи я всерьёз задумался о пользе своей кристальной трезвости. Есть ли она вообще, эта польза? Ну что касается созданного мною парапсихологического проекта, то заниматься поисками железных посетителей моего храма лучше, конечно, на трезвую голову. С сим утверждением трудно спорить. Однако данный аргумент сейчас имеет крайне малую весомость. В последнее время мне по-настоящему интересен лишь один автомобиль, не имеющий к моему храму никакого отношения. Это белый микроавтобус «Ford», курсирующий по троллейбусному маршруту, проложенному по ближайшим к нашему дому автомагистралям. Полагаю, для того чтобы его выслеживать, вовсе не обязательно быть “как огурчик”.
       Более того, мне кажется, если б я сегодня пришёл в «Надежду» вдрызг пьяным, то моя самооценка ничуть бы не пострадала, а возможно, даже повысилась бы. Тогда бы ЕА наверняка увидела во мне одушевлённое существо и запомнила бы меня на всю оставшуюся долгую жизнь. Ибо я не сидел бы в зажатой позе на топчане, тщетно силясь сложить свои окаменевшие бритые губы и терпя на себе её безучастный, невидящий взгляд. Застав ЕА на месте наших с нею прежних деловых свиданий, я бы убедительно попросил её довершить начатое нами двумя годами ранее дело. И если бы она на меня посмотрела как в прозрачное стекло, сказав, что больше здесь не работает, – я разнёс бы в пух и прах весь компьютерный класс, в котором ЕА, уже не работая, чего-то делает за плотно закрытой дверью. Я бы поглядел, чем она там занимается спустя год с лишним после своей переквалификации в детского психолога, и закрытая дверь мне не была бы помехой. Одна она там или в какой-нибудь скромной, но приятной компании – это мне тоже непременно стало бы известно, приди я сегодня в «Надежду» в хмельном угаре.
       Остаток сего вечера, а может быть, и последующие 15 суток, я провёл бы в местах «не столь отдалённых», зато наверняка чувствовал бы себя человеком, а не тем полнейшим ничтожеством, каким ощущаю себя в нынешней реальности, с незнающим вкуса алкоголя ртом топчась по освещённой торшером комнате. Возможно, даже пришлось бы продать дачу, дабы возместить причинённый мною ущерб. Зато ЕА очень чётко поняла бы, что на меня не следует смотреть как на пустое место, ибо я живой человек со своими чувствами и желаниями, которые даны мне Создателем вовсе не для того, чтобы всю жизнь их прятать внутри себя.
       Так может быть, мой папа был прав в своём сомнении. Я не смог сохранить до старости свои идеалистические убеждения. Не прошло и трёх месяцев с его преставления, а меня уже перестала радовать моя трезвенная непорочность. Я отчётливо осознал, что сия добродетель отнюдь не способствует моей самореализации, и никому она, по большому счёту, не нужна – ни мне, ни окружающим. Сегодня я на полном серьёзе пожалел о том, что не был пьян, ибо в моей трезвости не прослеживалось абсолютно ничего конструктивного.
       Мой папа никогда не ощущал себя невидимкой, однако, ведя полноценный образ жизни, он не спешил отказываться от периодического употребления умеренных доз спиртного. Стоит ли мне строить из себя святошу, коли всё равно от такого “юродства” не прибавляется мира в мятежной душе? Может, мне совсем не помешало бы для повышения собственной значимости иногда “закладывать за воротник”. Вот только рассасывать шоколадку с целью “нейтрализации” перегара я не стану. Употребив горячительное, я наверняка найду в себе смелость не искать изощрённых способов это скрыть, а, наоборот, выставлю своё опьянение напоказ, чтобы все об этом узнали.
       ЕА, очевидно, тоже решила стать «как все» и, в отличие от меня, предприняла для этого конкретные действия. Чем же ей так опостылил тот целомудренно-женственный стиль, которого она строго придерживалась, когда обучала меня компьютерной грамоте? Да простит меня читатель, что я уже начал повторяться в своих фразах, но мне кажется, ЕА так же, как героиня одной из предыдущих глав, попала в объятия лихого человека, под дурной вкус которого она старается подстроиться. Только в данном случае его личность для меня остаётся тайной за 7-ю печатями.
       Очень жаль, что у меня не получилось справиться со своими комплексами, которые не позволили мне заявить о себе – довести до сведения ЕА, что я именно тот, кто ей по-настоящему нужен в этой жизни. Если бы она была со мною, я смог бы сохранить и приумножить её удивительные качества. Находись она в моём обществе, ей бы даже не пришло на ум красить свои светло-русые волосы ради превращения в вульгарную блондинку. Я нашёл бы слова, способные укрепить в ней веру в правильность её первоначального выбора, касающегося стиля одежды, – и она не променяла бы юбку на джинсы. Но, увы, добиться желаемого мне не под силу, и всё это останется лишь пустыми фантазиями. Я даже не в состоянии купить себе бутылку сладкого вина или горькой водки, чтоб залить печаль.

По прошествии недели мы с мамой опять отправились в «Надежду», дабы всё-таки познакомиться с женщиной, позвонившей мне на исходе ноября и пригласившей на компьютерные курсы. Подходя к двери серого одноэтажного здания, я вижу молодую гардеробщицу. Она курит на улице и разговаривает с каким-то крепким парнем, встав как раз на то место, где предпоследним вечером прошлого года нам с папой повстречалась ЕА, шедшая в компании с неким мальчиком младшего школьного возраста.
   «Теперь-то мне точно известно, что, несмотря на произошедшее ещё в январе исчезновение объявлений с заманчивым предложением помочь разобраться в проблеме, следы ЕА здесь не стёрты, но весьма свежи. Возможно, она и сейчас совсем близко от меня», – с волнением думаю я, приближаясь к компьютерному классу.
       Сегодня мы не садимся на топчан, а сразу стучимся в дверь кабинета. Вернее, стучится мама левой рукой, а за правую держусь я. Дверь без промедления открывается и нам предстаёт женщина невзрачного вида лет сорока. На её круглом лице какие-то нелепые очки в толстой матово-тёмной оправе; с головы на мясистые щёки, на одной из которых крупная выпуклая родинка, свисают плохо расчёсанные курчавые волосы тёмно-пепельного цвета. Её упитанное тело одето во что-то такое, что без зазрения совести мог бы напялить на себя любой мужлан и ему бы вполне шло.
– Полторы недели назад Вы нам звонили по поводу компьютерных курсов, и вот мы пришли… – стеснительно говорит мама.
       Окинув нас холодным, надменным взором, женщина (если её можно так назвать) выразила недовольство тем, что наш приход состоялся не сразу после звонка.
– Мы приходили, но Вас не застали, – виновато объясняется мама, затем как бы в оправдание нашему “опозданию” сообщает ей о том, что компьютерные курсы я, собственно, уже почти прошёл и меня нужно лишь доучить разбираться в Интернете.
       Лохматая, с отвисшим подбородком, инструкторша на это отвечает, что у них тут обучение для всех начинается с азов, и ежели нас такое положение вещей не устраивает, то мы обратились не по адресу, поскольку “доучивание” не входит в её компетенцию.
   «В таком случае становится непонятно, о чём же с ней говорил мой папа», – невольно задумываюсь я, глядя на здоровенную родинку на её жирной щеке, вызывающую во мне всё более тошнотворное отвращение. У меня уже нет сил смотреть в это пренеприятнейшее лицо и понимать, что сия женщина заняла место ЕА.
– Ну ладно, тогда пойдём, – говорит мама, обращаясь ко мне.
   Не проронив больше ни слова, угрюмая инструкторша возвращается в свой рабочий кабинет, наполненный группой учащихся, к которым я испытываю искреннее сострадание.
       Довольный тем, что мне не придётся иметь дело с этой мрачной, малопривлекательной особой, я произношу маме в ответ:
– Да, конечно. Пойдём отсюда!
По пути к выходу мама замечает:
– Та учительница была лучше.
– Да уж… – со вздохом соглашаюсь я. По всей видимости, «той учительницы» сегодня тут нет. Что-то её нигде не видно.
       Идя раскованной походкой по тротуару проспекта, я вспоминаю, как в феврале накануне моего поступления в РЦ у нас с папой состоялся занятный разговор. В тот морозный вечер он, как обычно, вывел меня на часовую прогулку. Я изъявил желание при выходе из подъезда сразу повернуть налево, чтобы непременно пройти возле «Надежды». Когда мы приблизились к зданию гуманитарного заведения, я задал вопрос, недававший мне покоя на протяжении двух месяцев, прошедших с того момента, как папа беседовал с новой инструкторшей и договорился с ней о звонке. Всё это время я не решался на сей разговор, поскольку проявлял осторожность. Ведь мы пребывали в ожидании её звонка, и лично для меня это ожидание не было таким уж приятным. Поэтому я ничего не спрашивал у папы о новой инструкторше, опасаясь, как бы его ответ ещё больше не усугубил и без того непростую ситуацию.
   Дождавшись последнего перед отъездом в РЦ вечера, когда ждать приглашающий на компьютерные курсы звонок уж точно бессмысленно, я попросил папу пойти к месту тех событий и там спросил у него: «Не мог бы ты мне честно сказать своё мнение о той “новоиспечённой” инструкторше по компьютерному обучению, с которой тебе довелось беседовать около двух месяцев назад?».  «Ну она такая, знаешь, как бы это сказать, прожжённая… – откровенно ответил папа. – Вот учительница, у которой ты занимался, конечно, совсем другая: молоденькая, немного наивная… А эта гораздо старше и, как я уже сказал, довольно-таки прожжённая».
   Телефонный звонок, на который мне волей обстоятельств пришлось ответить в конце ноября, навёл меня на мысль, что я не должен в этом деле ставить точку, покуда своими глазами с близкого расстояния не увижу нынешнюю инструкторшу. И вот сегодня я её разглядел, оказавшись с ней лицом к лицу, и лично убедился, что она действительно прожжённая, причём – до мозга и костей. А ведь голос в телефонной трубке мне показался вполне приличным, и я уж подумал: «Не Божье ли это провидение?». Однако сегодня я понял, что если в том звонке и было Высшее провидение, то его предназначение заключалось исключительно во встрече с ЕА, произошедшей неделю назад.
       Придя домой, я приступаю к долгой сердечной молитве. В освещённой торшером комнате я преклоняю колени перед иконой со святым ликом Спасителя и благодарю Господа за то, что мне так сказочно повезло. Ибо Он привёл меня на учёбу поистине в добрый час. Приди я в «Надежду» осваивать компьютерную грамоту всего на год позже – и тогда мои устрашающие фантазии, одолевавшие меня перед первым занятием, воплотились бы в реальную жизнь. Жутко даже представить, что на месте высокой, стройной девушки, согревшей меня хмурым осенним днём своим тёплым изучающим взглядом, могла бы оказаться та кудрявая барышня, с которой мы с мамой сегодня познакомились. И тогда всю оставшуюся жизнь соприкосновение с компьютером вызывало бы во мне не ностальгическую грусть, а нечто похожее на неблагородную отрыжку. По милости Божьей этого со мною не случилось. Несмотря на то, что посланная Им учительница не помогла мне найти базу ГАИ и открыть электронную карту (чтобы совершить виртуальное путешествие в мой храм), да и очень быстро меня забыла, она всё-таки лучшая. Сим вечером я стал ещё больше её ценить и вдохновеннее возносить хвалу Всевышнему за успешную учёбу.

В последнюю пятницу декабря нам с мамой пришлось спуститься в метро, чтобы проехать в другой район Москвы. Но не ради удовольствия, как это бывало в старые добрые времена, а чтоб попасть в специальную контору и после папиной кончины переоформить ряд важных документов. Возвращаться обратно я предложил на наземном общественном транспорте. Мама согласилась.
       Идя к остановке, я вижу всё больше машин с включёнными фарами. Зажигаются мачты уличного освещения. Из бокового окна троллейбуса, на который мы вскоре влезли, чтобы он довёз нас до посадочного пункта идущего на нашу улицу автобуса, я жадно любуюсь видами вечернего города. Сделав пересадку, мы едем на двойном (сочленённом) автобусе по широкому шоссе. Вместе с мамой я смирно сижу на сидении недалеко от турникета, лицом к кабине. Понятное дело, с такого местоположения невозможно наблюдать, как водитель крутит руль. Но в нынешних условиях ничего лучшего придумать просто нельзя. Напротив нас сидит молодая, стройная женщина с интеллигентным лицом и двумя озорными детьми. Сразу после того, как она сошла, автобус повернул на МКАД.
       Глядя то влево, то вправо, я всё глубже погружаюсь в терпкие горчаще-сладостные раздумья о том, по какую же сторону этой крупнейшей кольцевой автострады находится дом, в котором живёт ЕА. При взгляде вперёд моё внимание привлекает частично отражённая в висящем над лобовым стеклом зеркале голова водителя с копной аккуратно причёсанных седых волос. Шофёр явно старше меня – это приятно.
       Так проходит минут десять. Судя по отражающимся движениям убелённой головы, водитель приступает к активным действиям. Я не вижу, но догадываюсь, что в данный момент он выворачивает руль по часовой стрелке, поскольку автобус плавно съезжает с «кольца», чтобы дальнейший свой путь продолжить по столичным улицам. Бросив последний взор на виднеющиеся за заросшим деревьями пустырём огни многоэтажных жилых домов, находящихся по ту сторону МКАДа, я с пробежавшими по всему телу мурашками подумал о вероятности того, что свет одного из тех далёких окон зажжён нежной рукой ЕА.
       Вот наш автобус уже едет по улице, где между освещённой зелёными лампами аптекой и украшенным новогодними гирляндами продовольственным магазином находится небольшое квадратное здание гуманитарного заведения, предназначенного для культурного досуга инвалидов, напротив двери которого установлена наряженная ёлка. Не доехав нескольких метров до светофора, перед которым ЕА переходила дорогу (послезавтра исполнится год, как мы с папой это наблюдали), седовласый водитель выворачивает руль против часовой стрелки, и автобус попадает на перпендикулярную улицу. Я бы рад последить за шофёрскими руками, но мне видна лишь отражённая в зеркале убелённая голова, начавшая характерным образом двигаться – что свидетельствует об его активных действиях.
       На второй после поворота остановке мы осторожно сходим с подножки и оказываемся на тротуаре. Глядя вслед уезжающему автобусу, я с сожалением думаю о том, что часть его дальнейшего пути будет пролегать по эстакаде, на которой ему наверняка встретится белый микроавтобус марки «Ford», запомненный мною 363 вечера назад, но меня в нём уже нет. Когда наш сочленённый автобус доедет до того моста, по которому ходит следующий до Выхино троллейбус и дублирующие его маршрутки, мама будет подводить меня к дому, где мы проживаем. Если бы я был хозяином своей жизни, то не стал бы отказывать себе в удовольствии остаться в салоне автобуса до тех пор, пока он не переедет эстакаду. Разумеется, мне пришлось бы на каком-то транспорте возвращаться обратно, и домой бы я попал значительно позже. Зато я чувствовал бы себя причастником этого мира, полного всевозможных цветов, ароматов и прочих прекрас. Однако же я беспомощно держусь за маму, которой нужно побыстрее привести меня домой, поскольку сим вечером у неё ещё полно всяких дел.
       Покормив меня запоздалым обедом, мама на два часа ушла. Одиноко сидя в комнате, я вспоминаю огни далёких домов, виденных мною из автобуса, когда он съезжал с кольцевой автомагистрали.  «Но если бы ЕА жила в одном из тех домов, то на пути между «Надеждой» и местом её проживания не было бы эстакады, по которой предстояло проехать нашему автобусу минут через 15 после того, как мы с мамой с него сошли», – молча рассуждаю я.
       Смертельно устав от бессмысленного диалога с самим собой, я иду на кухню к старому удобному телефонному аппарату. Создав внешнюю обстановку, максимально соответствующую откровенному разговору, к которому нынче созрела моя душа, я снимаю бледно-жёлтую трубку и при погашенной люстре, в слабых лучах зажжённой в прихожей лампы, набираю номер своего доброго товарища, Олега.
– Ты знаешь, я никак не могу забыть девушку, научившую меня пользоваться компьютером, – смущённо звучит моё признание, обращённое к находящемуся на другом конце провода человеку, который в дни нашего с ним совместного проживания в палате РЦ неоднократно делился со мною радостями и печалями, связанными с его многочисленными амурными интригами.
       Наверное, я был для него некудышным советчиком. Что я мог ему сказать на сей счёт со своим “богатым опытом” любовных отношений? Разве что только призвать его радоваться способности к адекватному восприятию человеческого внимания (главным образом, девичьего), поскольку у некоторых – за примером далеко ходить не надо – при малейшем сближении с интересующим субъектом безобразно кривится лицо и, особенно, рот.
       Этим вечером последней декабрьской пятницы я звоню Олегу, чтобы роль аналитика предоставить ему. В начале прошлого года он весьма красноречиво и беспристрастно выразил своё мнение об уровне знаний, полученных мною на компьютерных курсах, и предпринял конкретные действия, дабы устранить ряд пробелов и недоработок. А сегодня мне хотелось бы услышать, что он думает о моём теперешнем психологическом состоянии, при котором спустя почти два года после завершающего урока по освоению компьютерной грамоты я не нахожу себе покоя от бесконечных дум о своей учительнице по данному предмету.
       Однако реакция Олега на мои откровения мне показалась какой-то вялой и неучастливой, будто у него нет ни малейшего желания вникать в суть происходящего со мною морально-психического эксцесса. И тогда я перешёл к главной цели своего звонка. Назвав как можно чётче фамилию, имя и отчество своей незабвенной учительницы, я жалобным голосом прошу Олега – человека, давно и успешно пользующегося Интернетом, – узнать из современного электронного справочника адрес её проживания. Согласившись исполнить мою просьбу, Олег сказал, что позвонит мне завтра и сообщит интересующий меня адрес, если сможет его найти.
– Я буду ждать твоего звонка! А сейчас приятного тебе аппетита! – с приливом большой радости бодро говорю я, помня о том, что в семье моего товарища имеется обыкновение в восьмом часу вечера всем домочадцам собираться за столом и ужинать.
       Возвращаюсь я с кухни в приподнятом настроении.  «Неужели завтра мне станет известен точный адрес проживания ЕА, и больше не придётся путаться в нескончаемых гипотезах и догадках, одни из которых дальше от истины, а другие – ближе! – с вспотевшими от восторга ладонями предвкушаю я обещанный моим товарищем звонок, запланированный на грядущий день. – Да поможет ему Всевышний найти искомое».
       В полдень следующего дня в нашей квартире раздался звон телефона. Зайдя в большую комнату, где я сижу за столом и дожёвываю завтрак, мама говорит:
– Тебе – Олег.
       У меня ёкнуло в груди, ибо мне предельно ясно, что столь ранний звонок от моего приятеля возможен только в случае, если он хочет сообщить нечто важное. Видимо, ему удалось исполнить мою просьбу, и он спешит поведать мне об этом.
Торопливо положив вилку на тарелку с остывающей едой, я устремляюсь на кухню.
– У тебя есть, чем записать? – слышу я в телефонной трубке заданный сухим, деловитым тоном вопрос Олега.
– Ты узнал адрес моей учительницы?! – восторженно произношу я свою догадку, завуалированную во встречный вопрос, и, получив утвердительный ответ, уверенно говорю: – Диктуй, я запомню.
       Название улицы мне пришлось несколько раз переспрашивать – оно состоит из двух слов, но Олег произнёс их в такой последовательности, что я сначала подумал, будто это одно какое-то странное слово. Лишь после того, как он мне медленно растолковал, где заканчивается одно и начинается другое, я наконец-то понял смысл этого непростого для слухового восприятия словосочетания, которым названа улица проживания ЕА.
       Назвав номер дома и квартиру, Олег спросил, сказать ли мне номер её телефона.
– Ну если ты его тоже узнал, то, конечно, скажи, – отвечаю я, хотя прекрасно понимаю, что никогда им не воспользуюсь. Моя излишняя закрепощённость не позволит мне отважиться на столь дерзкий поступок.
   Продиктовав телефонный номер, Олег говорит:
– Ну ладно, тогда пока.
       Такого скорого окончания разговора я не ожидал, поскольку тешил себя надеждой, что мой добрый товарищ, как человек, искушённый в самых различных любовных приключениях, проявит живое участие к моим переживаниям, и мы с ним обстоятельно их обсудим. Поэтому я на несколько секунд “завис” в паузе, в замешательстве пытаясь свыкнуться с мыслью, что моему пятикратному соседу по больничной палате вся моя сердечная смута, по сути дела, “до лампочки”. Но вспомнив, что в комнате на столе стоит мой недоеденный завтрак, ещё, наверное, не совсем остывший, я произношу:
– Спасибо за бесценную услугу. Пока.
       Перед тем, как идти с мамой гулять, я, записав на бумажном листке раздобытую Олегом информацию, достаю из верхнего ящика письменного стола книгу «Полезные страницы», в конце которой помещён атлас Москвы. Только бы отыскать в нём названную моим приятелем улицу. Бог помог мне это сделать, – и я с сильнейшим восторгом узнал, что обе мои гипотезы, несмотря на их взаимоисключаемость, на самом-то деле одинаково недалеки от истины. Оказывается, та улица с совершенно незнакомым мне названием, которое моему товарищу пришлось несколько раз повторить, чтобы я смог его разобрать, расположена недалеко от Выхино, по другую сторону МКАДа.
       Как же я раньше не догадался две свои главные версии, касающиеся местожительства ЕА, соединить в единое целое? Ведь вчерашним вечером, когда из автобусного окна я глядел на огни построенных за МКАДом домов, интуиция настойчиво подсказывала мне, что где-то среди них находится дом, в котором живёт моя последняя учительница. Однако меня смутило то, что до Выхино, упомянутого ею в одном из подслушанных мною разговоров, путь ещё не близок.
       Теперь-то я понимаю, что если бы вёзший вчера нас с мамой автобус не свернул так скоро с кольцевой автострады, а проехал бы по ней ещё километров десять, то с внешней стороны от «кольца» мне открылся бы вид микрорайона с современными жилыми небоскрёбами, в одном из которых воистину проживает стройная, высокая девушка, недавно променявшая длинную пёструю юбку на нежно-голубые джинсы. А взглянув в другую сторону, я увидел бы здания старой застройки, расположенные непосредственно возле станции Выхино. «Если б да кабы во рту росли грибы…» – саркастически говорят в народе. Задним умом все сильны, в том числе и я.
       Гуляя с мамой по парку, я испытываю в душе противоречивые чувства. Моральное удовлетворение от полученной информации обрамлено невзрачно-серой рамкой неудовлетворённости тем, что, вопреки моим сладостным ожиданиям, Олег позвонил не вечером, а утром. И дело вовсе не в том, что он оторвал меня от завтрака. Просто мне хотелось этот день провести в предвкушении чуда, которое должно было произойти, когда за окошком угаснет последний отблеск заката и большую комнату нашей квартиры осветит неяркий экзотический свет зажжённых гирлянд. Одной из главных составляющих этого чуда должен был стать глубокий, откровенный разговор о причинах, побудивших меня обратиться к приятелю с мольбой добыть из Интернета адрес инструкторши по компьютерному обучению, чьими услугами мне посчастливилось воспользоваться два года назад.
       Но моему товарищу, видимо, захотелось поскорее от меня отделаться, и он набрал номер моего телефона, не дожидаясь, когда над городом сгустится вечерний сумрак. Наверное, ему рассудилось, что у невидимки не может быть амурных приключений, заслуживающих серьёзного внимания, да к тому же о моей учительнице по компьютерной грамоте им уже всё сказано в первом квартале прошлого года при нашем совместном «лежании» в одной палате РЦ, поэтому сегодня он не собирался ничего со мною обсуждать. Сев в первой половине дня за компьютер, он вышел в Интернет, по содержащемуся там справочнику нашёл просимую мной информацию и сразу же позвонил мне, дабы не откладывать дело в “долгий ящик” и к вечеру с чистой совестью уже забыть про эту “ерунду”. Ну что ж, спасибо и на этом, ибо трудно переоценить важность добытых Олегом сведений.

Через пять дней после скромного празднования Нового года у нас иссяк запас продовольствия, и мама, посадив меня завтракать, ушла в магазин, чтобы до гуляния успеть отовариться. Запив душистым чаем последний кусок утренней трапезы, я встаю из-за стола и иду в ванную полоскать свой запачканный остатками пищи рот. При возвращении в комнату мне на ум пришла идея позвонить Олегу. Развернувшись в узкой прихожей между старой стиральной машиной и новым холодильником, я зашагал на кухню. Сделав несколько глубоких вдохов (чтобы не слишком сильно запинаться, прося кого-то из Олеговых домочадцев подозвать его к телефону), я с волнением кручу диск светло-жёлтого аппарата.
       К моему удивлению, трубку берёт сам Олег. Поговорив о погоде, о встрече Нового года и о наступающем Рождестве, я обращаюсь к своему товарищу с просьбой ещё раз продиктовать мне адрес ЕА. Меня беспокоят сомнения в правильности данных, услышанных мною при нашем прошлом разговоре, и я открыто признаюсь в этом приятелю.
– Погоди минутку, – говорит Олег, – сейчас я зайду на тот сайт и посмотрю.
– А ты что, с утра пораньше уже сел за компьютер? – спрашиваю я.
– Да, – отвечает Олег.
– А телефон у тебя что, стоит рядом с компьютером? – задаю я ещё один вопрос.
– Да, – снова произносит приятель.
– Теперь понятно, почему ты сегодня всех опередил и первым схватил трубку, – замечаю я.
       В этот момент Олег нашёл нужный сайт и, оставив моё проницательное замечание без комментариев, начал диктовать мне адрес моей последней учительницы. Убедившись, что все адресные данные мною были запомнены безошибочно с первого раза, я попросил своего высокообразованного товарища ещё разок назвать мне номер её телефона, на всякий случай. Он сразу же выполнил мою просьбу. Оказалось, что в первичном запоминании семизначного телефонного номера мною тоже не было допущено никаких погрешностей.
       И чтобы сделать полученное моральное удовлетворение наиболее полным, я спрашиваю:
– Помнится, при нашем прошлом разговоре ты невзначай обмолвился, что, согласно показаниям твоего подключённого к Интернету компьютера, моя учительница с её сочетанием фамилии, имени и отчества одна на всю Москву. Скажи, я не ослышался? Это правда?
– Да, правда, – отвечает Олег. – В справочнике Москвы значится только один человек, носящий названные тобой фамилию, имя и отчество. А вот людей, которых зовут точно так же, как тебя, там длинный список, насчитывающий более десятка предложений.
   «Надо же, как странно, – думаю я. – Мы с нею одной национальности и носим вполне типичные для нашей нации имена и всё остальное. Однако людей, которых зовут точно так же, как меня, много, а она одна на всю Москву. Если Бог хочет мне этим что-то сказать, то я не готов правильно понять сие знамение».
       Озвучить эту мысль у меня не хватает душевных сил. Мне почему-то кажется, что разговора опять не получится, ибо образ мышления моего товарища в силу некоторых вполне понятных причин весьма существенно отличается от моих мыслительных стереотипов, и это различие с годами становится всё заметнее. Мои любовные истории вряд ли способны вызвать в нём искреннее соучастие. “Тень на плетень” ему, наверное, не очень понятна, ведь он изрядно избалован вниманием таких девиц, как Таня. Поэтому я говорю в телефонную трубку:
– Ну, спасибо тебе за безропотное повторение добытой для меня, интереснейшей информации. Пока.
– Да не за что, – произносит в ответ мой находящийся на другом конце провода собеседник. – Пока.
       Придя в комнату, я с радостью услышал, как отворилась входная дверь. Это пришла с провизией мама. Скоро мы отправимся на прогулку. А пока она разбирает сумку, я брожу по комнате, вспоминая наш с Олегом телефонный разговор, несколько минут назад состоявшийся по моей инициативе. Сегодня, позвонив ему в полуденный час, я застал его сидящим за компьютером. Мою просьбу повторно найти в Интернете и продиктовать мне адрес и номер телефона ЕА он выполнил, не отходя от своего телефонного аппарата. Напрашивается вполне резонное предположение, что у моего приятеля имеется давно сложившееся обыкновение садиться за компьютер в это время суток – когда солнце ещё не подошло к точке зенита.
       Таким образом, вырисовывается ясная картина его действий, совершённых в последнюю субботу ушедшего года. Собственно говоря, всё было так, как я и представлял себе изначально. Вот только теперь мне стало доподлинно известно о том, что телефон у него стоит в непосредственной близости от компьютера. До сегодняшнего разговора я думал, что, сев во время моего завтрака за компьютер и узнав из Интернета просимые мною сведения, он встал и направился к телефону, чтобы долго не держать в памяти лишнюю информацию, а быстренько сообщить её мне и до обеда благополучно забыть. А сейчас я понял, что никаких резких телодвижений мой товарищ вовсе не делал – ему достаточно было лишь слегка протянуть руку… И всё-таки оказанная им услуга для меня бесценна. Большое ему спасибо!

Во второй половине января, идя на дневном гулянии по парковой тропинке, обильно занесённой свежевыпавшим снегом (наконец-то пришла настоящая зима), мама сказала мне, что надо бы как-нибудь съездить на рынок в Выхино. Когда-то папа покупал там хорошую рыбу для засолки и свежее мясо. Услышав мамино предложение, высказанное в ненавязчивой форме, я почувствовал прилив мышечного напряжения и в растерянности не смог дать внятного ответа. У меня задрожали руки и ноги, заколыхалось всё тело. Слишком уж велико во мне желание проследовать по пути ЕА и побывать в той торговой точке, которую она назвала, отвечая приезжавшей из Отрадного ученице на вопрос о том, где можно приобрести компьютерные принадлежности. Удастся ли мне справиться со своими эмоциями? Ведь куда-либо ехать в таком состоянии не представляется возможным.
       Лишь спустя два дня я решился вернуться к затронутой мамой теме. Возвращаясь по заснеженному перелеску с очередного гуляния, мы приближаемся к нашему длиннющему девятиэтажному дому, и я несмело говорю:
– Помнишь, ты сказала, что хорошо бы съездить на рынок в Выхино? Мне кажется, это неплохая идея. Думаю, немного разнообразия нам не помешает. Давай попробуем её осуществить.
– Ну давай, – отвечает мама. – Если всё будет нормально, то, может быть, завтра съездим.
       На следующий день, выйдя из дома, я чувствую напряжение во всех членах своего тела, особенно в ногах. По мере приближения к автобусной остановке скованность одолевает меня всё сильнее. Моя левая рука всё безжалостнее впивается в мамино правое предплечье. Подойдя на безнадёжно одеревеневших ногах к стеклянному павильону, возле которого останавливается идущий на Выхино автобус (помимо троллейбуса, проезжающего около «Надежды», в Выхино ходят некоторые автобусы, курсирующие по окружающим наш жилой квартал улицам), я с нескрываемой печалью говорю маме, что сегодня придётся воздержаться от поездки. Я боюсь в таком состоянии куда-либо ехать, подвергая повышенной опасности не только себя, но и сопровождающего меня человека, то бишь маму.
– Ну ладно – спокойно говорит мама. – Давай тогда сегодня просто погуляем, а в Выхино съездим в другой день, когда почувствуешь себя раскованнее.
Едва мы отошли от остановки, как нас обогнал автобус, на котором я должен был уехать туда, где мне так хочется побывать. Глядя ему вслед, я с грустью думаю о том, что моя вчерашняя молитва, наверное, была недостаточно горяча.
       Вечером я долго стою на коленях, слёзно прося Бога ослабить мои незримые кандалы и позволить мне хотя бы на короткий промежуток времени выбраться из своей “темницы”, чтобы вкусить неприторную сладость исполнившегося скромного, но очень сокровенного желания. А на утро, встав раньше обычного, я полон решимости достичь поставленной цели. Идя к автобусной остановке, я опять ощущаю усиление скованности, овладевающей всем моим телом, но на этот раз попытки себя контролировать оказываются более результативными.
       Вот и наш автобус подошёл. Автобус одинарный, той же модели, что и вчерашний, на который мы не сели, только с другими номерами. Перед тем, как он остановился и открыл переднюю дверь, я, стоя ещё на тротуаре, бросил в кабину пытливый взгляд и увидел молодого (лет 35-40), явно не страдающего излишней полнотой водителя в тёмно-коричневой меховой шапке, держащего у правого уха мобильный телефон. Этот парень не похож ни на одного из тех шоферюг шедших до Выхино автобусов, в которые я судорожно пытался влезть минувшей ночью в своих тревожных снах. Он гораздо миловиднее них, и я верю, что сегодня у нас всё получится.
       Крепко держась за мамину руку, я осторожно ступаю на подножку, затем вполне успешно преодолеваю остальные две ступеньки. Автобус трогается – салон пронизывает вибрация. Шатко пройдя через турникет, мы садимся с левой стороны, лицом к переду. С этого сидения не видно даже зеркала, отражающего шофёрскую голову. Зато никто не сядет напротив нас – сие обстоятельство радует больше маму, нежели меня, хотя мои комплексы, как я привык считать, несоизмеримо сильнее маминых.
       Сосредоточенно глядя в боковое окно, я думаю о том, как давно мне не доводилось любоваться этими сменяющими друг друга пейзажами. А ЕА проезжает здесь регулярно, причем без чьей-либо помощи, кроме Божьей. Чем же она лучше меня? Ведь у неё тоже ступня при ходьбе ставится вовнутрь и иногда кривится лицо. Правда, её физические недостатки, в отличие от моих, воспринимаются не изъянами, а, наоборот, достоинствами. Возможно, именно это и даёт ей право на полноценную жизнь со всеми вытекающими последствиями.
       Вот мы уже съезжаем с эстакады, пересекающей железнодорожные пути, и наш автобус, оказавшись на развилке двух дорог, поворачивает на ту, что ведёт в Выхино. Нам навстречу попадаются троллейбусы, а также дублирующие их маршрутки, среди которых мною замечен белый «Ford», заслуживающий после памятного события последнего субботнего вечера позапрошлого года моё особое внимание. Всматриваясь в стоящие вдоль улицы дома, залитые яркими солнечными лучами, я представляю себе, как 25 месяцев назад – вечером третьей декабрьской среды – ЕА, возвращаясь с работы, смотрела в окошко троллейбуса или маршрутного такси и едва могла различить их очертания в пелене разыгравшейся метели, сквозь которую из последних сил пробивались рыжие лучи придорожных светильников. Было это, очевидно, в то самое время, когда я, возвратившись из «Надежды», уже пообедал и приступил к переписыванию с тётиной кассеты отмеченных мамой песен, в процессе которого моё воображение невзначай унесло меня на небольшую дискотеку типа санаторной…
       А между тем, конечный пункт стремительно приближается, и пора покидать тёплый салон, пропитанный терпким дизельным запахом. Вот я и в Выхино! Нелегко мне даются первые шаги по очищенной от снега многолюдной площади. Крепче ухватившись за мамину руку, я медленно, но целеустремлённо, двигаюсь к рынку. Пересекая пешеходную дорожку, ведущую к подземному переходу, которым необходимо пользоваться при пересадке на транспорт, идущий на названную Олегом улицу, я испытываю прилив сильного волнения. Мама тянет меня за руку, чтобы побыстрее пройти это место и не мешать движущемуся нам наперерез людскому потоку. Я, конечно, понимаю, что она правильно делает, но мне очень уж хочется повнимательнее рассмотреть эту перпендикулярную нашему пути дорожку, на которой, согласно располагаемой мною информации, должны регулярно появляться свежие следы ЕА. Поэтому в моей ходьбе происходит очередная запинка, вызвавшая мамину реплику:
– Ну пойдём же! Чего ты всех боишься? Даже вон весь дрожишь.
       Спустя пару минут мы входим на территорию рынка. Бродя между торговыми рядами, мы то и дело останавливаемся, разглядывая разложенный на прилавках товар.
   «Значит, здесь останавливаться можно, а там было нельзя», – с досадой думаю я, но винить мне, в общем-то, некого, ибо мама не имеет ни малейшего представления о том, что причина моего горячего стремления сюда приехать заключается вовсе не в покупке солёной или пресной рыбы, а совершенно в другом.
       Впрочем, рыба тоже лишней не будет. Рыбу я весьма уважаю в любом виде: уплетаю за милую душу и засоленную, и отварную, и пожаренную – только подавай. И мама сегодня тут её непременно купит, а также мясо, грецкие орехи и ещё что-нибудь не слишком тяжёлое. Ведь необходимо помнить, что маме придётся взгромождать на автобус сумку с покупками одной левой рукой, а правой придерживать меня.
       Постепенно и неспешно мы обошли весь рынок. Страшно представить, сколько раз мне пришлось бы в этой толкучке упасть, не держись я за маму. Меня бы, наверное, где-нибудь здесь попросту растоптали, не оставив даже мокрого места. С каждым шагом я всё больше убеждаюсь, что совершенно не приспособлен к выживанию в этом оголтелом мире.
       Проходя возле последнего прилавка, я замечаю стоящую за ним девушку, тихо торгующую чем-то таким, что нам совсем не нужно – вроде бы кукурузой. Эта девушка мне показалась похожей на ЕА, и я резко замедлил шаг. Кроме всего прочего, у меня искривилось лицо и, особенно, рот.
– Что это с тобой? – с недоумением спрашивает мама.
– Да так, какой-то прилив напряжения. Сейчас пройдёт, – отвечаю я, оглядываясь на молодую продавщицу, которая упорно продолжает казаться мне похожей на мою недавнюю учительницу.
   «Надо взять себя в руки и спокойной поступью идти дальше, – строго приказываю я самому себе. – Это лишь происки воспалённого воображения. Моя учительница по компьютерной грамоте переквалифицировалась в детского психолога, а не в продавщицу. Торговать на базаре вряд ли когда-нибудь входило в её планы. А такой, как она, наверное, больше нет. Просто моя душа жаждет найти в ком-нибудь её неповторимые черты, особенно здесь, при путешествии по однажды названному ею месту родимого города. И я их нашёл в стоящей за крайним прилавком стройной молодой особе с длинными, распущенными волосами. Ведь “кто ищет – тот всегда найдёт”».
       Рынок остался позади. Над головой больше нет навеса, закрывающего голубое небо. Мы проходим около небольшого двухэтажного здания, в названии которого фигурирует слово «электроника». На стеклянных витринах красуются всевозможные плееры, золотистые диски, весело переливающиеся в солнечных лучах, навороченные ноутбуки и т. п. Так вот о чём конкретно вела речь ЕА, когда отвечала на вопрос смелой ученицы о пунктах продажи компьютерных принадлежностей! Она назвала лишь один такой пункт, и сейчас я наконец добрался до него.
– Может быть, там продаются кассеты… – понятным для мамы языком выражаю я желание войти в это здание.
– Ну давай сходим посмотрим, – отвечает мама.
       Обойдя весь первый этаж, никаких кассет мы не нашли и стали по чистой белой лестнице подниматься наверх, чтобы узнать, нет ли там нужного нам товара. Совершая экскурсию по второму этажу, я неловким движением правой руки задел железный каркас со стеклянными полками, на которых разложены всякие мелкие безделушки типа сотовых телефонов, наручных часов (разумеется, электронных), наушников и т. п. Раздался лязгающий шорох, услышав который, настороженная молодая продавщица (ничуть не похожая на ту, что я видел на рынке) в открахмаленном и выглаженном чёрно-белом рабочем костюме бросила на меня косой взгляд. К счастью, ничего не упало. Сконфуженно прижав к себе ещё сильнее напрягшуюся руку, а другой рукой крепче ухватившись за маму, я пытаюсь поскорее удалиться с поля зрения обратившей на меня внимание продавщицы.
       Так и не найдя для себя ничего полезного, мы направляемся к выходу. Спускаясь по лестнице, я оступился и с маминой помощью едва удержался, чтобы кубарем не покатиться по белым ступенькам, сбивая с ног всех поднимающихся нам навстречу людей.
       Наконец мы на улице. Идём в сторону автобусной остановки. Оглянувшись на двухэтажное здание, из которого мы только что вышли, я подумал: «Она (ЕА), наверное, часто там бывает, и её посещения этого аккуратно прибранного магазинчика выглядят, скорее всего, гораздо симпатичнее моего – совершённого сегодня первый и наверняка последний раз в жизни».
       Стоя на остановке, я вглядываюсь в виднеющиеся вдалеке многоэтажки, возвышающиеся на фоне небесной синевы. Они явно находятся за МКАДом. Однако если верить лежащей в ящике моего письменного стола карте Москвы, названная Олегом улица расположена не там, а немножко подальше (южнее), поэтому построенные на ней дома отсюда вряд ли возможно увидеть. Тем не менее, те небоскрёбы, что я сейчас имею удовольствие лицезреть, стоят по соседству с микрорайоном, в котором, согласно содержащимся в Интернете данным, сообщённым мне моим приятелем, проживает девушка, научившая меня азам компьютерной грамоты.
       Вскоре подошёл нужный нам автобус – тот самый, на котором мы приехали сюда, и с тем же водителем. Очевидно, он успел сделать круг, пока мы обходили здешние торговые ряды. На этот раз я настоял, чтобы сесть с правой стороны салона, на сидение, с которого можно видеть если уж не руль с приборной панелью, так хотя бы лобовое стекло и зеркало с отражением водительской головы, одетой в тёмно-коричневую меховую шапку.
       На оживлённой автомагистрали, не доезжая трёх остановок до эстакады, нам встретился белый микроавтобус «Ford», в лицо шофёру которого я так жажду заглянуть, несмотря на то, что с того памятного субботнего вечера минуло уже более года. Сегодня мне опять не удастся это сделать, но на сей раз у меня есть веское оправдание, ибо я нахожусь в салоне быстро едущего автобуса, откуда просто немыслимо заглянуть в лицо человека, управляющего мчащимся навстречу транспортным средством.
       Домой мы возвратились, когда наша квартира освещалась лучами малинового заката, отражённого окнами соседнего дома. Ощущая мощный заряд энергии, полученный в результате сделанного «глотка свежего воздуха», я бодро приступил к выполнению гимнастических упражнений, в течение которого догорела ясная вечерняя заря, и комнату окутал тёмно-синий сумрак.
       Отобедав, я встал на молитву, воздавая благодарность Господу за помощь в осуществлении моего желания. Ибо только Он во власти держать в узде моё внутреннее напряжение, не допуская, чтобы оно полностью возобладало надо мною. Самому бы мне с этим не справиться, и мамины уговоры тоже вряд ли помогли бы.
       Сим вечером у меня есть повод послушать песню в исполнении иностранной певицы, записанную мною по Божьему вразумлению около 25-ти месяцев назад. После ужина я включаю бра, предварительно обмотав её синим полотенцем (для достижения специфического светового эффекта), и завожу магнитофон с вставленной в него кассетой, содержимое которой вполне соответствует моему нынешнему настроению. Нежный женский голос, негромко звучащий из колонок магнитофона, придаёт особый аромат моим воспоминаниям о совершённом несколько часов назад путешествии в место, приобретшее для меня после известных событий весьма большое значение.

По прошествии года во время гуляния по парку я напомнил маме о нашей поездке в Выхино.
– Может, нам опять туда съездить так же, как год назад. Посмотреть там рыбу, мясо и что-нибудь ещё… – несмело предложил я.
– Ну если хочешь, давай съездим, – ответила мама.
       Так и не дождавшись окончания оттепели, хмурым днём мы отправились в путь. На этот раз нам предстояло влезть в очень старый сочленённый «Икарус», управляемый узкоглазым молодым человеком с длинными жгуче-чёрными волосами.
       Доехав до конечной остановки, коей является Выхино, мы терпеливо переждали, пока все выйдут, после чего сами стали осторожно спускаться по ступенькам. Правой рукой мне приходится придерживаться за створку открытой двери, так как отсутствует большой округлый поручень, который, согласно конструкции завода-изготовителя, непременно должен быть на этой (280-й) модели «Икаруса». Он был снят сотрудниками автобусного парка, наверное, для того, чтобы через двери легче пролезала детская коляска. Недаром говорится: «Благими намерениями вымощена дорога в ад». Этим “благодетелям”, видимо, невдомёк, что на автобусах иногда ездят такие, как я, а тот, кто изловчился завести ребёнка, наверняка способен приобрести личный автомобиль и с комфортом возить на нём своё чадо, лежащее в детской коляске.
       Нам осталось сойти с подножки, как вдруг автобус с открытыми дверьми неожиданно рванул с места и резко тормознул, словно опомнившись от короткого затмения. От такого толчка я потерял равновесие и плашмя полетел на слякотный тротуар, потянув за собой маму. Выпачканные в оттаявшей жидкой грязи мы медленно поднимаемся на ноги, в один голос бросая вслед отъезжающему от остановки «Икарусу»:
– Косоглазый недоумок! Припёрся к нам в Москву невесть откуда и вытворяет тут, не пойми что! Хорошо хоть не закрыл двери и сразу остановился, а то бы…
       Долго мы отряхались на виду у снующей толпы. Носовые платки, используемые нами в качестве щёток, оказались не слишком эффективными очистителями, и когда мы наконец пошли в сторону рынка, лично я ощущал себя грязным, как чушка. Мама предложила мне не толкаться с ней по многолюдным торговым рядам, а подождать её на одной из выстроенных в ряд остановок общественного транспорта. Пребывая под невесёлым впечатлением выпадения из автобуса, я не нашёл возражений.
       Ожидать ушедшую за покупками маму мне пришлось на той остановке, где производится посадка на троллейбус, проезжающий на другом конце своего маршрута возле «Надежды». Морщась от табачного дыма, испускаемого вставшими возле меня коротко остриженными парнями, я пристально всматриваюсь в лица садящихся на часто подъезжающие троллейбусы людей, но никого похожего на ЕА не нахожу. Она бывает на этой остановке с регулярной частотой, ибо крайне сложно найти иной способ добраться с названной моим товарищем улицы к вышеобозначенному гуманитарному заведению. Жаль, что я не застану здесь сего величественного момента, когда стеклянный остановочный павильон наполнится её райским благоуханием.
       Впрочем, стоит ли жалеть? Ведь в этом вонючем дыму у меня, по крайней мере, не кривится лицо, а лишь морщится. Но если бы сейчас рядом с собою я обнаружил ЕА, то вряд ли смог бы извлечь из этого пользу, поскольку моя устойчивость вмиг ослабла бы так, что мне пришлось бы опереться на прозрачную стенку, а мой рот обрёл бы настолько “колоритный” вид, что моя голова виновато опустилась бы вниз.
       Курящие парни, бросив бычки на асфальт, удалились в направлении соседней остановки, к которой подъехал автобус, идущий в городок ближнего Подмосковья. Воздух вокруг меня стал свежеть – табачная гарь понемногу рассеялась. Вскоре с полной сумкой покупок появилась мама, и мы, перейдя 2-полосную улицу со слабым движением, отправились к месту посадки нужного нам автобуса.
       С тех пор я ни разу не был в Выхино. Мама мне больше не предлагает туда съездить, а сам я не решаюсь выступить инициатором подобного мероприятия. В моём психофизическом состоянии, при котором можно в два счёта вниз головой вылететь из автобуса на жёсткий и грязный тротуар, весьма обременительно брать на себя ответственность организатора дальнего путешествия с использованием общественного транспорта. Ведь в случае неудачи, вероятность которой, как показывает практика, достаточно высока, пострадаю не только я, но и сопровождающий меня человек – в частности, мама.

В начале второй половины ноября, спустя две недели после окончания дачного сезона, весь день валит мокрый снег. К вечеру он прекратился, и мама вывела меня на улицу, где я увидел поистине сказочную картину: в лучах фонарей ярким мерцанием переливаются ветки растений, обильно облепленные снегом. Созерцание зимнего пейзажа разбудило во мне ностальгическое желание пойти в сторону серого одноэтажного здания, ибо я ещё не забыл, как по-особому восхитительно мерцали снежинки, когда четыре года назад по средам и пятницам меня оттуда водили. Не вдаваясь в подробности, я указал маме направление, где хотел бы сим вечером прогуляться.
       Проходя около двери нужного мне здания, над которой написано светлое слово «Надежда», я заметил интересное новшество. На стекле, с обеих сторон от двери, вывешены рекламные объявления основных услуг, оказываемых населению этим гуманитарным заведением, с цветными фотографиями некоторых сотрудников. Среди них я  нашёл объявление детского психолога. С помещённой на нём фотографии на меня задумчивым взглядом смотрит девушка, чьё ангельское лицо я уже почти не надеялся когда-либо вновь увидеть. Читая её русскую, но весьма редкую фамилию, а также имя, начинающееся на букву «Е», и отчество – на «А», я едва сдерживаю подступающий к горлу истерический смех. Боясь, что, несмотря на мои титанические усилия, он всё-таки вырвется наружу, и это будет выглядеть крайне нелепо в глазах ничего не подозревающей мамы, я с мужественным хладнокровием отрываю от сего объявления свой пылающий взор и послушно иду дальше.
       Оставшийся до нашего дома путь я с переполняющим мою душу благоговением любуюсь царственным видом убелённых веток растений, освещённых окнами домов и уличными фонарями. Мне было безумно приятно узнать, что ЕА всё ещё работает в «Надежде», и у меня до сих пор есть возможность, не уходя далеко от своего дома, пройти по её свежему следу. Я с восторженным ликованием вспоминаю увиденную фотографию с изображением обладающей каким-то магнетически притягательным обаянием молодой особы, которая, не вступая со мною ни в какие отношения кроме сугубо деловых, сделала моё мировосприятие глубже и красочнее. На этой фотографии она так же безупречно стройна, как в дни моих посещений компьютерных курсов, с распущенными, немного подкрашенными волосами, в лёгком красноватом свитере, надёжно скрывающем от посторонних глаз православный крест, о наличии которого мне с момента нашего с нею знакомства настойчиво подсказывает интуиция.
       В кадр не вошли её светлые, длинные персты, поэтому не видно, осталось ли надетым серебристое кольцо с выгравированной надписью. Не так давно мои подозрения относительно содержания этой надписи нашли подтверждение. Когда я последний раз был в РЦ, то имел поверхностное общение с одной худенькой, но при этом почему-то совсем не красивой, девушкой. Однажды на безымянном пальце её руки я заметил кольцо, имеющее разительное сходство с виденным мною на персте ЕА. Я попросил у неё разрешение внимательнейшим образом рассмотреть сие колечко. Она великодушно позволила, положив свою руку на подлокотник кресла. Мне стоило лишь слегка нагнуть голову, чтобы прочесть выгравированные на металле слова: «Спаси и сохрани».
   «Это такой оберег», – пояснила моя, неблещущая красотой, молодая собеседница. Именно так я и думал! Значит, моя интуиция была права, упорно говоря мне о том, что кольцо, открыто носимое моей последней учительницей, на несколько лет младшей своего беспомощного ученика, является логическим дополнением ко кресту, сокрытому под её великолепным, целомудренно прикрывающим грудь, одеянием.
       Спустя некоторое время зима полностью вступила в свои права, и в особо снежные дни я всякий раз предлагаю маме отправиться на прогулку не днём, а вечером, мотивируя это тем, что в парке наверняка ещё не успели расчистить дорожки, и нам будет трудно там ходить. (После папиного ухода в иной мир я стал выходить на прогулку не более одного раза в сутки – либо днём, либо вечером).
       В течение зимы у нас состоялось семь вечерних гуляний, на которых я, цепко держась за мамину руку и сдерживая истерический смех, проходил по обильно занесённому снегом тротуару в непосредственной близости от здания «Надежды», ненадолго приостанавливаясь у того места, где за стеклом висит объявление детского психолога с цветной фотографией сотрудницы, занимавшей когда-то здесь несколько иную должность. Каждый раз после такого гуляния я, отужинав, творю благодарственную молитву, затем по магнитофону слушаю четыре песни, три из которых звучат в исполнении Ярослава Евдокимова, а четвёртую поёт иностранная певица с неповторимым ангельским голосом, идеально гармонирующим с внешностью девушки, изображённой на той заветной фотографии. Яркость ощущений, конечно, уже не та, что была тогда – непосредственно после занятий. Тем не менее, уж чем богат… Ведь никакой другой пищи для души в моей жизни после окончания компьютерных курсов так и не появилось. Поэтому обнаруженная у входа в гуманитарное заведение, предназначенное для культурного досуга инвалидов, фотография – для меня весьма ценное сокровище.

Приезжающая к нам в гости моя пожилая тётушка как только своими тугими ушами услышит мою икоту, непременно говорит:
– Кто-то тебя вспоминает.
       В ответ я молчу, поскольку она недостаточно хорошо понимает мою речь, и мне не хочется вступать с ней в серьёзную психологическо-философскую дискуссию. Однако меня сильно подмывает задать ей прямой вопрос: «Неужели, дожив до почтенного возраста, ты сохранила искреннюю веру в правдивость этой приметы?»
       Несмотря на то, что пройденный мною жизненный путь на данный момент более чем в два раза короче тётиного, я уже давно успел найти твёрдое доказательство лживости подобных утверждений. Ибо если бы в них была хоть малая часть правды, то моей школьной учительнице (БУ), а также некоторым другим приятным молодым особам (главным образом, ЕА), пришлось бы весьма несладко. Хроническая, непроходимая икота изрядно подорвала бы их здоровье, и они не выглядели бы столь эффектно при случайных коротких встречах со своим бывшим учеником (или клиентом), держащимся за родительскую руку.
       Я не желаю им такого зла. Слава Богу, что часто озвучиваемое моей тётушкой верование – это всего лишь пустая байка, далёкая от Священного Писания и не выдерживающая проверки реальной жизнью. Обидно, конечно, за родную тётю, которая на склоне лет упорно продолжает верить во всякую чушь. Зато вышеупомянутые дамы пребывают в добром здравии, невзирая на мою неугомонную память, непрестанно теребящую их глубоко запечатлённые яркие образы.
       А впрочем, в моём положении нельзя исключать и такой вариант, при котором сия примета появилась на свет вовсе не случайно и во многом перекликается с истинным законом мироздания. Возможно, окружающие люди, в том числе и моя тётя, неоднократно убеждались в её действенности. Я же – невидимка, поэтому вполне резонно предположить, что одно из проявлений сего странного феномена выражено как раз в отсутствии какого бы то ни было дистанционного воздействия моих мыслей на субъект, к которому они обращены. Ну что ж, в таком случае субъектам моих воспоминаний сказочно повезло. Эти добрые и красивые девушки, одной из которых уже на пятый десяток, чудом избежали изнуряющей икоты. За них, наверное, можно только порадоваться, ведь они настолько милы, что заслуживают награды, а совсем не наказания.

Каждый раз, провожая свою тётю, когда она, немного погостив у нас, уезжает к себе домой, я стою у окна и с высоты девятого этажа гляжу, как она спокойным, неторопливым шагом идёт на остановку, скрытую за параллельно стоящим длинным домом. В такие моменты в моей голове обычно вертится мысль о том, что, в принципе, её никто не принуждает прямым ходом направляться по адресу своего проживания, и перед тем, как спуститься в метро с целью доехать до своей станции, она может легко совершить экскурсию в любое место нашего или соседнего района, например, на названную Олегом улицу. Однако ей это абсолютно не нужно, и через час она нам позвонит по телефону, чтобы сообщить о своём быстром и успешном прибытии домой. А я – молодой, цветущий, полный желаний и идей парень – буду тихо “киснуть” в комнате нашей квартиры, поскольку мои возможности в этой жизни настолько ничтожны, что не идут в сравнение даже с увядающей силой пожилой женщины.
       Похожие по содержанию думы во мне рождаются и при виде папиного друга, который после печально известного события вот уже на протяжении нескольких лет за символическую плату отвозит нас с мамой на дачу и по окончании сезона привозит обратно в город, понимающе сажая меня на переднее пассажирское сидение своих «Жигулей», вошедших в список «Счастливые автомобили».  Автомобильный путь от нашего дома до дачи пролегает как раз по тому участку МКАДа, с которого виден район, где находится названная моим приятелем улица, прочитанная им в интернетном справочнике, когда он зимним утром исполнял мою деликатную просьбу. Томно глядя на эти высокие жилые дома, стоящие примерно в километре (с внешней стороны) от крупной кольцевой автострады, я невольно задумываюсь над великой пропастью, разделяющей меня и папиного друга, который, кстати, был свидетелем на свадьбе моих родителей. Этот пожилой худощавый мужчина высокого роста и с жидкой шевелюрой мог бы запросто в любое время дня и ночи отправиться в какое угодно путешествие по Москве и окрестным областям.
       Эх, попросить бы его временно свернуть с МКАДа, чтобы сделать небольшую «петлю» и проехать по той улице, возле того дома, где, согласно данным Интернета, проживает ЕА. Сия «петелька» километров на пять и минут на десять удлинит наш путь на дачу (или с дачи). Зато какое моральное удовлетворение! Но я не могу решиться на просьбу, и папин друг, не сбавляя скорости, равнодушно рулит напрямки по намеченному пути, а жилой микрорайон за ветровым стеклом стремительно отдаляется и вовсе исчезает за начавшимся лесом. Дело тут вовсе не в том, что к его левому уху подсоединён слуховой аппарат, и человека с дизартрией ему понять тяжеловато, так как из-за проблем со слухом он при общении привык больше полагаться не на уши, а на глаза, внимательно следя за мимикой собеседника. Если бы мне постараться, то наверняка можно было бы стать услышанным и, возможно, даже понятым. Тем более он без особого труда разбирает мамину речь, доносящуюся с заднего сидения сквозь гул отечественного двигателя, работающего на полных оборотах. Однако в моём теле слишком сильная скованность, подавляющая практически все мои желания, делая уста непригодными для выражения мыслей и чувств.
       В этой нелепой ситуации бессмысленно искать виноватых. Папин друг – примерный семьянин. Он вырастил дочь и теперь воспитывает двух разнополых внуков-близнецов. В его содержательной жизни всегда хватало романтики. Он – состоявшийся человек. Ко мне он относится достаточно уважительно, хотя и с некоторым снисхождением – как к не совсем полноценному чаду своего закадычного друга. Когда он подаёт мне свою крепкую шофёрскую руку для приветствия, обычно возникает конфуз, поскольку мою вспотевшую от волнения правую кисть очень непросто заставить принять форму приемлемую для рукопожатия, и оно чаще всего у нас с ним происходит кое-как.
       Мой внутренний мир ему вряд ли представляется заслуживающим внимания. Но если бы я обратился к нему с членораздельной речью и высказал просьбу, которую не так уж сложно исполнить, то он, скорее всего, не остался бы безучастен. Папин друг – добрый и отзывчивый человек. Однако он не экстрасенс и даже не психолог, поэтому моя внешняя “немота” им невольно воспринимается как свидетельство моей личностной несостоятельности. В результате, между нами так и не сложилось нормальных человеческих взаимоотношений. Полагаю, при его самодостаточности он от этого не шибко страдает. А вот мне доставило бы огромную радость, ежели б я спокойно и непринуждённо сумел довести до сознания друга нашей семьи одно из своих сокровеннейших желаний, после чего его тёмно-вишнёвые «Жигули» прокатили бы меня по вожделенной улице «спального» района. Но, увы…
       Анализируя окружающий мир, я прихожу к выводу, что живу среди абсолютно непохожих на меня людей. В их обществе я ощущаю себя недоразвитым карликом, причём не по росту и не по уму, а по уровню возможностей. Последние годы мои мысли без устали вращаются вокруг молодой особы с инициалами «Е.А.», которая давным-давно забыла о моём существовании. У нас с нею никогда не было любовного романа, а были лишь сугубо деловые отношения, длившиеся на протяжении незначительного срока. Тем не менее, меня ни на миг не оставляет желание её преследовать, преследовать, преследовать… Люди, среди которых я живу, легко могли бы воплотить такое желание, если б оно у них возникло. Однако у самореализовавшегося человека, познавшего радость супружеских отношений и прочие прелести этого мира, едва ли возникнет жажда кого-то преследовать. Наверное, подобные склонности свойственны только таким, как я.
       Неспособность удовлетворить свою неодолимую тягу к хождению по пятам стройной девушки, познакомившей меня с основополагающими принципами работы на компьютере, отнюдь не прибавляет мне любви к окружающим людям. При этом я прекрасно понимаю, что если бы вокруг меня были люди подобные мне, то качество моей жизни лучше бы не стало. Да и о какой жизни здесь вообще можно было бы вести речь, если бы все вокруг так же, как я, боялись самостоятельно выйти из квартиры, чтобы сходить в ближайший магазин за батоном хлеба? При таком раскладе наиболее актуальной темой стала бы голодная смерть. Я благодарен окружающим меня людям – маме, тёте, папиному другу – за то, что они поддерживают во мне жизнь, ибо осознание её бессмысленности не делает смерть менее страшной. И не дай Бог им быть такими, как я.  «Рубить сук, на котором сидишь» не стоит даже в потаённых фантазиях.