***

                ИЗ ПАМЯТИ МОЕЙ.
Недавно я прочитала отрывок из высказывания русского советского писателя Даниила Александровича Гранина о свойствах памяти. Он пишет, что  в памяти сохраняются события далёкого детства, примерно, с трёх-четырёх лет. Что-то  помним мы на протяжении всей жизни, но многое и забывается.
                МОЁ ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ.

      И я, сильно не напрягаясь, вспомнила много интересного из  своего детства. Вот один случай, который вижу я отчётливо, до мелочей, ощущая запахи и цвета того далёкого времени. Мне пять-шесть лет, бабушке моей Ефросинье Матвеевне за шестьдесят. Это самый родной человек моего детства и не только. Август. В деревне копают картофель, не для себя, а для продажи, чтобы одеть детей в школу, для взрослых что-нибудь прикупить к зиме. Собрав десять мешков картофеля, погрузив её на колхозную машину , прихватив с собою вёдра и домашних харчей (булку хлеба, яйца, сваренные вкрутую, ещё , может что-то, не помню), мы вместе со своими другими торгашами, как нас уже окрестили в деревне, залезаем в кузов колхозного грузовика, располагаемся между мешками и отправляемся в путь. Это для меня первое далёкое путешествие. До городка, куда мы едем, сто двадцать километров по плохой дороге. Пять часов утра. Солнышко  лениво поднимается , начинает нас окутывать теплом. В конце августа утром уже прохладно, да и день убавился намного. Скоро все задремали, несмотря на жуткую тряску. Сказалась усталость предыдущих уборочных дней. Приехали на место где-то к одиннадцати часам. Разгрузились около дома колхозника. Был такой на окраине городка. Немного перекусив, мы «арендовав» у хозяйки тележку, погрузили  два мешка, все вёдра, поплелись в центр к базару. «Надо успеть занять удачные места»-, торопила бабушка. Она толкала впереди себя нагруженную тележку, я помогала ей и несла в руках маленькое ведерко-манерочку. Расположились на «выгодных» местах. Рядом подъезжали другие «торгаши» из  деревень. Вскоре появились первые покупатели, господа, как называла их бабушка. Мне так хотелось посмотреть на этих господ. Я выглядывала из-за высокого прилавка. И именно меня заметила дамочка средних лет, с кудрявыми светлыми волосами. Она была обыкновенной женщиной, похожая на многих наших, деревенских. Одета была в цветную кофточку и коротенькую юбку. «Наши-то бабы длинные носят и в платках всегда»,- подумала я. Женщина приятным голосом спросила у бабушки о цене и купила у нас большое ведро картошки. В первый день до обеда мы продали  один мешок. Днём покупателей поубавилось. Бабушка сходила в столовую, её ещё называли «забегаловка», купила два горячих пирожка с капустой. Мы пообедали, запили водичкой из бутылки и стали ожидать новых покупателей. К вечеру мы продали  и второй мешок.  Усталые, но довольные отправились в дом колхозника или  заезжий дом. Это была обыкновенная деревянная изба из двух  комнат. Приезжие спали на полу, на деревянном топчане, короче, где  кого ночь застанет. Набиралось одновременно до двадцати человек. Мы с бабушкой заняли лавку у двери, никто не спорил, опять же из-за меня «Пусть дитя на лавке спит, на полу ещё затопчут»- решили взрослые. На завтра и в последующие дни мы так же вставали рано и спешили на «работу». «Надо до пятницы продать и домой»-, приговаривала моя бабуся. К пятнице осталось менее двух мешков. Ведро картошки мы отдали хозяйке за постой и тележку. Часов в двенадцать бабушка ушла в забегаловку. В это время подошла покупательница. Моя голова торчала из-за прилавка. «Девочка, ты продавец, что ли?»-громко спросила женщина. Мой язык присох к нёбу. Я кивнула головой. Госпожа, как теперь и я их звала, попросила маленькое ведерко-манерочку, высыпала в сою сумку и дала мне десять копеек. Мне нужно было сдать ей пять копеек. Но денег у меня не было. Голосок мой прорезался ,и я попросила женщину подождать бабушку, чтобы она вернула ей сдачу. «Не надо, моя прелесть, возьми себе на петушок», -ответила та и пошла дальше. В моей руке горела монетка, она жгла мне ладонь  Я представила, как рассердится моя бабушка, честная-пречестная, и ожидала её с каким-то страхом. Когда  она вернулась, я протянула ей монетку. «Два ведерка продала, умница моя?»- спросила бабушка. «Одно-, еле выговорила я,- у меня не было сдачи, тётя сказала мне на петушок и не стала ждать». Слёзы появились на глазах. «Да, ты что, радоваться надо, что есть добрые люди, а не плакать. Иди купи себе петушков»-, добавила она подтолкнув  меня к забегаловке. Я робко вошла в прокуренное помещение и оторопела. В зале стояли столики, сидели люди, ели горячую пищу: щи, котлеты с пюре, ещё что-то. Я подошла к стойке, протянула девушке свою заработанную впервые денежку и прошептала что-то про петушков. Та засмеялась, подала мне целых пять разноцветных петушков , леденцов на палочке. Я  бегом примчалась к бабусе, отдала ей покупку , получила от неё красивый красный петушок и уселась на пустое ведро. Это был самый сладкий, самый вкусный, и самый первый петушок в моей жизни. В обед распродали последнюю картошку и пошли в столовую. «Хорошо поработали, сейчас подкрепимся и на дорогу, попутку ловить»- говорила по пути бабушка. Она заказала тарелку борща, две котлетки с пюре и компот. Потом мы зашли в соседний магазин , купили там гостинцев, как помнится, пряников мятных, конфет, сушек и ещё что-то, затем  поплелись на окраину города, ловить попутку. В те годы машин-то было немного. Прождали около часа. Никто не останавливался, все ехали из города гружёные, легковых-то машин вообще не было. И вдруг возле нас притормозил самосвал. Весёлый водитель выскочил из кабины и  громко спросил: «Куда, мамаша, с ребёнком едешь?» Бабушка ответила. Шофёр сказал, что в кабину двоих нельзя, но едет он мимо отворота на нашу деревню.   Мужчина помог нам забраться в кузов, добавив при этом, что доедем мы как на перине.  Машина до верха бортов была загружена сухой глиной, на которой валялись фанерные листы и куски картонных коробок. Мы устроились даже удобно, и дорога нам не казалась такой тряской. Проехали уже больше половины пути. Вокруг нас кипела жизнь. Деревни встречались часто. Колхозники трудились на сенокосе, росли, как грибы, стога сена. Началась уборочная. Работали комбайны, подбирая скошенные валки зерновых. На пригорках паслись отары, нагулявшие за лето жирок овцы обросли новой шерстью. Подрос молодняк. Недалеко от деревень  гуртовались коровы, тоже упитанные. Стоял конец августа. Зелёный цвет уже сменялся жёлтым .Пахло душистым сеном. Голубое небо с белыми ватными облаками манило в какую-то неизведанную высь. Было хорошо и спокойно.  Вдруг бабушка с тревогой стала смотреть на приближающуюся и на глазах разрастающуюся серебристую тучу. «Ох, внуча, как мне она не нравится, посмотри какая  суровая, серая с белыми крапинками. Или с градом будет, или ливнем отхлещет». Я бабушке не поверила. Тучка, да тучка, никакая не страшная. Но минут через десять налетел ветер, да такой сильный, что чуть нас из кузова не сдул. Несколько кустов картона вылетели и долго вертелись рядом с нами. Ливень начался внезапно. Мы  сразу промокли до нитки. Бабушка подняла над головой кусок фанеры, защищая меня и мешок с гостинцами от  дождевых потоков. Водитель кое-как остановил свой грузовик и помог нам залезть в кабину. Ехать было невозможно. Дворники не справлялись с водой, и видимости не было никакой. Стояли минут двадцать. Ливень стих так же внезапно, как и начался. Выглянуло солнышко, и  мы смогли двинуться в путь. Через полчаса мы были на своём отвороте. Водитель нас высадил и покатил дальше. МОИ ПЕРВЫЕ ЛОШАДКИ.Наши испытания на этом не закончились. Когда мы спустились на свою просёлочную дорогу, вода по ней неслась быстрым холодным потоком. Но делать было нечего. Нас никто не встречал. Мы шли домой, и это нас радовало. Бабушке вода была по пояс, мне по горло. Все пустые мешки, вёдра бабушка повесила себе на спину, мешок с гостинцами несла на голове. «Вот поднимемся на тот пригорок и свой дом увидим, там всего пять километров останется»-, бодрым голосом говорила мне моя бабуся, лучший психолог моей жизни. До дома мы добрались поздним  вечером.  Никто возле нас не охал, не ахал, не суетился. Мы поужинали картошкой в мундире, попили чай с отсыревшими пряниками. Я сразу же завалилась спать, а бабушка пошла хлопотать по хозяйству. Спасибо тебе,  память, за яркие воспоминания моего  далёкого детства.
2018 г.               
                БАНЬКА

Где-то лет десять назад, проезжая по своему селу, я остановилась  в том месте, где когда-то стоял наш родительский дом, в то время забором был обнесён большой двор, огород, садок, находились все хозяйственные постройки. Но сейчас ничего не было: ни построек, ни дома, ни забора.  Заброшенный пустырь. Некогда большое красивое село опустело. Брошены дома. От некоторых остались только руины. С  горечью я прошлась по заросшему двору и вдруг среди высокого бурьяна рассмотрела маленькое, покосившееся на бок строение. Я подошла ближе и узнала нашу баньку. И память моя высветила картины далёкого прошлого.
             Мне четыре-пять лет. Лето. Взрослые все на работе. Дети постарше убежали за ягодой, в лесочке рядом поспела земляника. Дома хозяйничаем мы с бабушкой. Топим баньку, стираем на крылечке бельё. Я рву траву маленькому телёночку. Бабушка пошла в баню подбросить дров в топку, потом, как она сказала, будем обедать. Я села на крылечке и стала ждать свою бабусю. Она долго не возвращалась. Меня разморило на солнышке, и я задремала. Очнулась я от какого-то непонятного стука и напугалась, что рядом всё-то нет бабушки. Я вскочила и побежала по двору искать бабушку. Начала её звать. И вдруг услышала слабый голос бабушки. Я не понимала, где она находится. Подбежав к бане, я услышала, как бабушка меня подзывает к двери. Но дверь была почти полностью закрыта и придавлена большой чуркой. Из щели валил чёрный дым. В баньке было единственное маленькое окно, застеклённое какими-то осколками. В него можно было просунуть только руку. Бабушка опять меня позвала к двери. Она лежала на полу и слабым голосом просила меня отодвинуть чурку, чтобы открыть дверь. Сколько я с нею провозилась, не помню. Наконец чурка сдвинулась с места, и бабушка вместе с клубами дыма вывалилась наружу. Она была смертельно бледна, хватала ртом воздух и стонала. Я сидела рядом, обнимала её, плакала и просила; «Бабушка, ты только не умирай, пожалей хоть меня, с кем я буду до вечера, я боюсь одна» . Бабушка открыла глаза, села и попросила принести водички. Я сбегала домой, принесла ей воды. Потом  она сказала слова, которые я запомнила навсегда: « Спасибо тебе, моя родненькая, ты мне спасла жизнь, теперь я буду долго жить» Её слова сбылись. Она прожила около 95 лет.
           Несколько слов о баньке. Была она размером  три на два с половиной метра, не больше. Возле двери  выложена каменка, внизу топка, а сверху- бак с водой. Топилась банька по-чёрному. Трубы не было, дым весь шёл в помещение, выходил через дверь, которая подпиралась чем-нибудь снаружи, чтобы не выходило тепло вместе с дымом. На тот раз бабушка прикатила чурку и использовала её с этой целью. Когда она зашла в баню, чурку поставила рядом. Подул ветер ,и неустойчивая чурка упала, подперев дверь. Острым концом она упёрлась в землю , вот почему бабушка не могла открыть дверь изнутри. Как здесь мылась семья, более пятнадцати человек, мне трудно сейчас представить. Помню чёрные стены, к которым нельзя было прислоняться, иначе весь испачкаешься в саже. Но как-то ведь обходились.  Вся большая семья, собравшаяся к вечеру дома, хвалила меня, кое-кто гладил по головке, а мальчишки-братья кормили меня сладкой земляникой.         
                2018г.

                АМБАР

      Оглянувшись по сторонам, я пошла в другой угол бывшего большого двора и остановилась около прикрытой досками большой ямы. Память моя открыла страницы далёкого прошлого, связанного с этим местом. Именно здесь стоял когда-то большой колхозный амбар. Почему он назывался колхозным, не помню. Он всегда был нашим, принадлежал нам, даже можно сказать, был членом нашей семьи. Это  большое строение из добротных брёвен размером примерно шесть на шесть метров, без окон . Внутри, занимая половину амбара,  находились нары.  Сколоченные из толстых досок на  крепких столбиках они на метр возвышались над таким же деревянным полом. В другом конце сооружены были сусеки для хранения зерна, лари для хранения муки. По всему периметру амбара , на метр-два отступая от потолка, были сделаны деревянные настилы. На них хранились старые вещи, обувь, какие-то сундучки, коробки. Но самым загадочным и нам, детям, не доступным был подвал. Холодильников раньше не было, вот подвал-то и заменял его. Где-то в марте дедушка Григорий  Никонович, взяв нас, внуков, ехал на речку. Там он рубил или пилил, уже не помню, лёд, мы носили его на телегу и улаживали на брезент. Этот лёд спускали в подвал. Помню, ездили несколько раз. В подвале хранили мясо, сало, ягоды, грибы, всё, что осталось от зимы. Погреб имел две крышки, сверху закрывался толстым войлоком. Всё лето до самых морозов погреб хорошо сохранял продукты.  Почти полгода амбар служил нам  и жилищем. Как мы любили спать в амбаре!  Но это право нужно было ещё и заслужить. Дедушка был строгим, неразговорчивым. Мы забравшись на постель из шуб, фуфаек, старых одеял и прочего , при дедушке не шумели, а сразу засыпали. Другое дело, когда с нами находилась наша бабушка, Ефросинья Матвеевна. Сколько интересного мы от неё услышали. Она была великая сказочница. Рассказывала про свою родную Украину, из которой она с родителями выехала сюда в детстве. Мы слушали её, затаив дыхание, просили рассказать её новые и новые истории. Дед иногда, услышав в полночь наш громкий смех, стучал в дверь и грозился разбудить нас утром «чуть свет».
                Ещё нас пугали медвежьей лапой. Мои дяди были настоящими охотниками. Однажды летом  на телеге   они привезли убитого медведя. Он был чем-то прикрыт, а сзади свешивались его лапы. Мясо потом разобрали односельчане. Мы почему-то не ели медвежатину, говорили, что она имела сладковатый вкус. Так, вот лапа медведя, наверное, высушенная,  долго лежала на верхнем  настиле, и  была хорошо видна с наших нар. Иногда расшумевшихся  внуков пугали и говорили , что « услышит медведь вас и ночью придёт за своей лапой»  Шум мгновенно стихал.
              В конце августа, в сентябре и  даже в начале октября  в деревянные большие бочки засыпали на хранение бруснику и голубицу. Никакого сахара не добавляли. Зимой набирали в тазики свежую ягоду, ели её со сметаной, варили варенье, пекли вкусные пироги и шанежки. В берестяных туесах солили грузди, они были намного вкуснее, чем сейчас в стеклянных и эмалированных  ёмкостях. В это же время  созревал укроп, снопики из него висели тоже в амбаре. Здесь же висели сушёные травы; чабрец, мята, болотный багул (свинушник) и другие. Такие  запахи витали в воздухе и действовали, лучше любых успокоительных средств. Целыми вёдрами заготовляли мак. Мы ели его горстями. Хозяйки стряпали прянички , тарочки и прочие кренделя с маком. Вкуснятина!  Под навесом возле амбара стояли снопы из конопли. Сколько её росло в нашей деревне! Семена вытряхивали, а стебли увозили на речку, вымачивали и делали из них прочные верёвки и плели половики. Семена использовали в лечебных целях или просто сушили и ели, как семечки.
                Да, и амбар наш пригодился кому-то на дрова. Так жаль, но хорошо, что осталась ещё память, сохранившая всё это Спасибо ей!
               
                2018г.