Спуск

      Едва заметная тропа тянулась по острому гребню горного хребта. Они шли по ней уже почти восемь часов. Два огромных рюкзака мерно покачивались в такт шагам. Гребень был безлесный, поросший густой, стелющейся и спутанной  травой, а с левой стороны над ним нависал ещё один хребет, громадный и массивный, упирающийся в небо заснеженными вершинами. Склоны его ярко освещались южным солнцем, и были отчётливо видны начинающиеся на самом верху промытые водой поперечные ущелья - исполинские желоба, по которым годами с вершин скатывались гранитные глыбы, круша всё и оставляя следы разгула слепых могущественных сил. Бурлящие потоки спускались по дну этих ущелий так круто и быстро, что было удивительно, как это там, наверху, хватает воды для того, чтобы поддерживать их непрерывный стремительный бег. Морозный воздух со снежных вершин смешивался над гребнем с тёплым ароматом альпийских лугов, впитывал в себя запахи хвойных лесов, застилающих тёмно-зелёным ковром склоны уходящего вдаль бесконечного горного кряжа. Дышалось здесь легко. Привычный мир, в котором эти двое жили ещё совсем недавно, всё больше вытеснялся из их сознания новыми яркими впечатлениями. С каждым шагом они всё отчётливее  чувствовали, как наливаются упругой силой их мышцы, тело становится пружинисто-гибким, а всё гнетущее уходит прочь вместе с потом.

      Когда подошло время очередного привала, Сашка подумал, что они прошли уже достаточно много, что все препятствия, которые им пришлось обходить верхом, остались далеко за спиной. Теперь им нужно спускаться вниз, к реке.

      Возле крохотной, одиноко растущей ёлочки, Сашка присел на корточки, привалился рюкзаком к траве на склоне и высвободил руки из-под лямок.
      - Пойдём, посмотрим, - бросил он Женьке.

      Сашка был выше и крупнее своего товарища, и немного старше, и, в отличие от того, был уже не новичком в горах. В его рюкзаке покоилась большая часть их туристской аммуниции, к днищу была притянута ремнями их палатка. Женька признавал за ним право на руководство, но в довольно ограниченных пределах. Основная масса вопросов решалась коллегиально, и, как показал недолгий опыт их взаимодействия, Женькина практичность и хладнокровие часто оказывались залогом правильности решения.

      Ребята прошли немного наискосок по склону и оказались в начале очередного поперечного ущелья, начинающегося почти у самого верха хребта. В отличие от своих мрачных собратьев с противоположной стороны, эта узкая пологая ложбина, вдавленная в склон хребта, представляла собой почти идиллическую картину. Вся она до самого дна была покрыта густой, изумрудного цвета травой, сочной и неправдоподобно яркой.

      «Спустимся за полчаса», - подумал Сашка, глядя на ровные покатые склоны.
      - Как, подходит? - повернулся он к Женьке.
      - Вполне. Палатку поставим на берегу, а дальше пойдём завтра. На сегодня хватит.
      Женька не выглядел усталым, но он привык с осторожностью относиться ко всему неизвестному, а в горах он был впервые.

      - Ладно. Спускаемся через десять минут, - Сашка взглянул на часы, потом выбрал место поудобнее, улёгся на спину, заложил руки за голову и принялся рассматривать вершины на противоположной стороне ущелья. С ним сейчас творилось то, чего он хотел, зачем прилетел сюда за тысячу километров. Все его привычные мысли перевернулись с ног на голову, перемешались, перепутались, а потом исчезли, растворились в ледяной воде, пьянящем воздухе, зелёной траве. А на их месте появились другие, новые мысли, непохожие на старые. И прошедшие события оценивались теперь с большей высоты отвлечённости, далёкого расстояния, как будто с тех пор прошли годы, и он стал гораздо старше и беспристрастнее. Теперь обо всём он, как когда-то раньше, опять мог думать спокойно и равнодушно, в том числе и о девушке, которая волей случая, как это обычно бывает, заменила в его воображении других девушек, оставшихся в  предыдущей, всё более далёкой и исчезающей из памяти жизни. Сашка старался добиться этого в течение всего прошлого года, и ещё раньше, но часто чувствовал, что терпит поражение. Что болезненная лихорадочность его состояния постоянно вызывает напряжение, ощущение бессмысленных обид, желание мстить непонятно кому за то, что всё идёт совсем не так, как ему когда-то представлялось в его мысленных планах.

      И что с девушкой, правда это как и всегда раньше, ему было непонятно как быть, что бессмысленно отрицать то, что с течением времени она становилась ему всё более нужна, что это объективно, и что нужно быть благодарным за то, что она оказалась рядом по стечению обстоятельств, чего могло и не быть, что налицо сильная потребность видеть хотя бы время от времени этот экземплярчик коварного совершенства, понимание устройства которого и способность по достоинству оценить который доступны далеко не всем, и что она, похоже, чувствует, что он понимает все особенности в полной мере, и что именно этим пониманием объясняется его противоречивое поведение, и это значит, что шансы у него есть и в его теперешнем положении. И в то же время тогда, когда требуется сосредоточиться на главном, на том, чтобы суметь вернуться в прежнее его состояние уверенности в себе, в котором он пребывал в мире, им же и разрушенном в надежде создать для себя мир ещё более комфортный, чем тот, прежний, с новыми возможностями, для чего, казалось бы, всё было тщательно подготовлено, но оказалось иллюзией, затевать на какое-то время рискованную для его болезненного самолюбия историю с неисключёнными банальными финалами было бы, конечно, явной глупостью.

      Все эти три последние года он надеялся и старался перевестись в другой институт, уехать в другой город, где он рассчитывал всё-таки найти то, что ему нужно было непременно вернуть, и чего ему никак не удавалось заполучить там, где он, как он считал, застрял совершенно незаслуженно. Он допускал, что искомое может оказаться химерой, которую найти невозможно вовсе, потому что оно существует только в его воображаемом прошлом. Но всё же хотел рискнуть ещё раз, строил планы, предпринимал шаги, и ему всё время казалось, что текущий семестр с его опять временным статусом это наконец-то последний семестр здесь, и он сможет уже скоро уехать, и тогда и эта проблема отпадёт вместе со всеми остальными проблемами.

      Мысли об этом лезли ему в голову и тогда, когда они сидели рядом на жёсткой скамье за длинным столом в набитой битком лекционной аудитории, и тогда, когда он не видел её несколько дней или недель. И временами приводили в тихое бешенство, потому что время шло, планы его фатально срывались, и ему всё чаще казалось, что он и в этом ведёт себя глупо и бездарно, что его деланное безразличие вовсе не стимулирует достижение им главной, эфемерной, может быть, цели, а только крадёт у него возможность, которая для него важна, которая, возможно, многое способна изменить, и которая в любой момент может исчезнуть, и ему станет ещё хуже.

      Она была единственной красивой, по Сашкиным меркам, девушкой на их самом «мужском» факультете, где «по идее» девчонок вообще не должно было бы быть. И конечно же оказалась в его группе, и рядом с ним на лекциях в середине длинной скамьи в лекционной аудитории, и когда на первом курсе опоздавшие трамбовали с обеих сторон весь ряд сидящих, она оказывалась почти у него на коленях, и он считал тогда, что ему опять сильно повезло, что иначе бы высиживать долгие часы нудных лекционных занятий было бы просто пыткой...

      По истечении десяти минут Сашка просунул руки в лямки и медленно поднялся. Тяжеленный рюкзак заставил все его мышцы напрячься.
      «Почти сорок килограммов», - Сашка вспомнил взвешивание багажа в аэропорту, - «ещё в прошлом году фантастический для меня вес».

      Взяв наперевес альпеншток, он пошёл вниз с тропы. Идти прямо по склону было сравнительно легко, гораздо труднее ходить по нему вдоль гребня, тогда  ступни больно выворачивает, ноги быстро устают. Сашка решил идти прямо вниз, склон был не очень крут, а ниже обещал стать ещё более пологим. Время приближалось к трём часам пополудни. Солнце стояло высоко над хребтом и слепило глаза, когда Сашка поднимал голову. Женьку он не видел, но знал, что тот идёт точно за ним.

      Ниже склон оказался круче, пришлось изменить направление и спускаться под углом. Напряжение в ногах сразу увеличилось. Сашке стало жарко, прохладный ветерок исчез, и голову начало припекать. Смотрел Сашка теперь только себе под ноги. Приходилось очень внимательно выбирать места, куда можно поставить ступню.

      Минут через двадцать Сашка решил передохнуть, он весь уже обливался потом, а в голове покалывало. У выпиравшего из склона камня Сашка привалился рюкзаком к земле и наконец-то поднял глаза. То, что он увидел, несколько удивило его. Сашка рассчитывал быть уже где-то на середине спуска, но перед его глазами теперь распростёрлось ущелье может быть даже более глубокое чем то, которое он разглядывал с гребня. И контуры его изменились, в нижней части появился совсем не просматривавшийся сверху холм, выпирающий из склона, из-за которого выглядывали верхушки откуда-то взявшихся елей. Немного выше холма серела россыпь камней, поросшая низким кустарником. А самое главное, склон под ним стал ещё круче, и, кажется, эта крутизна совсем  не собиралась уменьшаться, скорее наоборот, грозила стать совсем отвесной. Оглянувшись, Сашка увидел далеко наверху спускающегося Женьку. Тот двигался медленно, тяжело опираясь при каждом шаге на палку. Чувствовалось, что спуск даётся ему нелегко. Сашка  закрыл глаза.

      «Вот чёрт, кажется концовочка сегодня получится совсем не из приятных», - эта мысль мелькнула и сразу утвердилась в его голове. - «Солнце спрячется за гребнем не раньше чем через час - полтора, а при такой крутизне нельзя даже снять рюкзак и достать что-нибудь, чем можно накрыть голову. Нужно быстрее вниз».

      Сашка услышал рядом осторожные шаги и шуршание о землю Женькиного рюкзака.
      - Ноги все повыкручивало, - Женька, стиснув зубы, полулежал на своём багаже. Козырёк маленькой велосипедной шапочки закрывал его глаза. - И пить ужасно хочется. А до реки ещё не меньше часа топать.
      - Не торопись, главное не сорваться, крутовато здесь. В крайнем случае сбрасывай вниз рюкзак, у тебя в нём всё равно ничего бьющегося. Я пойду, а ты не старайся меня догнать, отдохни подольше.

      Сашка поднялся и осторожно пошёл дальше. Скоро он обратил внимание на то, что временами трава сменялась очень густыми зарослями мелкого кустарника - «арчевника». Поначалу он был не выше травы, но нога могла поскользнуться на его стелющихся ветвях, которых под кроной не было видно. Приходилось их раздвигать и нащупывать землю ступнёй. Это ещё больше отнимало время. Всё чаще стали попадаться места, где «арчевник» стлался по плоским камням. Подошвы ботинок по ним скользили, заставляя Сашку свободной рукой хвататься за ветки для подстраховки. Высота кустарника стала достигать уже колен, и, выбирая наименее густо заросшие места, Сашка прокладывал причудливо извивающуюся тропу. Палящее солнце и усталость давали о себе знать. Губы и горло пересохли,  рот, казалось, набит колючками. В висках стучало.

      Добравшись до очередного, выступающего из земли обломка скалы, Сашка  прижался к нему рюкзаком и стал внимательно рассматривать расстилавшуюся перед ним картину. Он уже понял, что первый же день приготовил им нешуточный сюрприз. Склон под ним теперь был сильно изрезан ложбинами, густо усеян большими камнями, кустарник местами доходил до пояса. То, что раньше казалось холмом, оказалось скальным выступом, опутанным стелющимися растениями, на некоторых верхушках скал красовались стройные ели.

      Решив, что если он обойдёт скалы слева, то быстрее доберётся до прохладной тени, медленно поднимающейся со дня ущелья, Сашка продолжил путь. Через двадцать минут он стоял на узком каменном карнизе, крепко держась одной рукой за ветки. Солнце висело у самого края гребня, майка и джинсы промокли насквозь, мышцы сковывало судорожное оцепенение, перед глазами временами темнело. Под  ногами у Сашки был пятнадцатиметровый отвесный обрыв. Последние несколько десятков метров до него Сашка пробирался, цепляясь за кусты и царапая рюкзаком по склону. Он надеялся добраться до длинной осыпи крупных камней, виднеющейся слева уже совсем близко. Сейчас стало ясно, что до неё не добраться - ширина карниза дальше сходила на нет, и это значило, что есть только один выход - идти назад, вверх, и попытаться обойти скалы с другой стороны. Осторожно попятясь по карнизу, Сашка перевернулся на живот и, хватаясь за ветки и помогая себе коленями, медленно пополз обратно вверх. Это было тяжёлым испытанием для смертельно уставшего, как казалось теперь, тела. Шёл десятый час, как они вышли со стоянки. Сто метров до небольшой площадки, где можно было прилечь, опираясь на вытянутые ноги, и спрятать голову в тени, Сашка карабкался полчаса. Здесь его ждал Женька. Потом они молча лежали в каменном ложе и ждали, когда поднявшаяся от реки прохлада остудит их разгорячённые тела. Солнце скрылось за гребнем, и ущелье заполнилось мраком и свежестью...

     «Значит, невезуха не кончилось, и чёрная полоса продолжается» - думал про себя разозлённый Сашка. Прошедший учебный год сложился для него вполне удачно, в июне он досрочно, по выработанной в прошлые сессии методике, сдал все экзамены, причём с наилучшим возможным результатом, и тем самым выполнил условие, поставленное ему как необходимое для перевода в легендарный подмосковный институт, попасть куда когда-то было его несбыточной мечтой. И кроме того, досрочностью он обеспечивал себе десять необходимых свободных дней для поездки в Москву перед убытием в июле в спортлагерь, куда он, как член сборной института по боксу, каждый год ездил вместо полагающейся всем летней месячной «общественно-полезной практики», заключающейся в таскании строительного мусора из хронически ремонтируемых институтских общежитий.
 
      И в Москве поначалу всё складывалось наилучшим образом, все, ему обещавшие, подтвердили и свои обещания, и выполнение им поставленных ими условий, и он три дня прожил в общежитии этого института со своими будущими, как он тогда думал, однокашниками. При переводе он терял год и должен был «досдать» ещё шесть предметов, это ему было известно заранее, и кое к чему он уже даже начал готовиться. Неожиданным оказалось сказанное деканом выбранного им факультета, который прямо объявил ему, что он считает затеянное Сашкой глупостью, что минусы этого перевода очевидны, а плюсов может и не быть, что их инорогодние студенты без вариантов распределяются всегда по местам их постоянной прописки, то есть в те города, откуда они приехали, и рассчитывать попасть туда, куда он собирается после окончания учёбы, можно только в случае обзаведения московской пропиской известным способом, и то при выполнении целого ряда других условий, очень маловероятного в Сашкином случае. И наоборот, как раз у выпускников Сашкиного теперешнего института есть шансы распределиться наилучшим  образом при условии участия в студенческой научной работе. И что Сашкин прилагаемый проект  расчётов аэродинамических профилей, в случае его дальнейшего развития под прежним руководством, как раз может оказаться очень подходящим заделом для такого варианта развития событий. И это заявление заставило Сашку ещё раз всё переоценить и перевзвесить, и оказалось, что о многом, рассчитываемым им получить, он знает только со слов того профессора его института, благодаря звонку которого и заварилась вся эта каша, и который во многом был человеком наивным и со странностями, что Сашка, конечно, сразу разглядел, но чему не придал значения из-за того, что тот по заслугам и авторитету в своей науке был несомненно самым выдающимся из всех, кого Сашка знал, и это было признано всеми на кафедре, где тот работал, и наука, которой он занимался, относилась как раз к тем, которыми хотелось заниматься и Сашке, в отличие от большинства других предметов на младших курсах, которые нагоняли на него смертную тоску. Но разбираться в науке, как оказалось, не значит разбираться и в «жизни». И вот теперь выяснилось, что неожиданное искреннее желание профессора помочь Сашке исправить его «ошибку», появившееся в результате всего одного их разговора, когда тот, наверное, посчитал, что понял ситуацию, в которой Сашка оказался в институте, и к чему он стремился, и вдохновившее Сашку на ещё одну попытку кардинально всё поменять переводом и переездом, оказалось, увы, просто прожектёрством. Что слова другого профессора, рассмотревшего ситуацию совсем с другой, с практической точки зрения, моментально выявили то, что, возможно, Сашка опять собирается наступить на те же грабли, что и три года назад, что на одной чаше весов, на той, где собраны потери, все вещи совершенно определённые, имеющие вес и значение, и масса их опять велика, а на другой только гипотетические возможности, которых может, на самом деле, и не оказаться, или реализовать которые просто может не хватить сил. О том, что его силы, оказывается, не безграничны, в прошлый раз Сашка узнал только тогда, когда жребий был уже брошен. В этот же раз возможность отступления была предусмотрена, и, после лихорадочного пересчёта с отбрасыванием всех неопределённостей и выдаваний желаемого за действительное, Сашка с досадой вынужден был отказаться от этого проекта, конечно представив всё декану так, как будто полученная им уже здесь новая информация сподвигла его принять такое решение. Конечно, ничего страшного вроде бы не случилось, своим решением Сашка никого ни в чём не подвёл, точка невозврата была ещё не пройдена, никакие документы оформлены не были, и о Сашкиных планах в его институте никто, кроме профессора, не знал, да и ему было объявлено с оговоркой «может быть», и тем не менее это событие сильно омрачило Сашкино существование, став очередным в череде неудач последних лет.

      ... Прошло ещё не менее получаса до тех пор, когда Сашка осторожно снял рюкзак и закрепил его, зацепив лямкой за суковатую ветку. Хватаясь обеими руками за кусты, он стал медленно взбираться на скальный холм, часто останавливаясь, чтобы глазами наметить удобный путь. Сырая туманная прохлада освежила тело, мучавшая жажда исчезла, боль в голове поутихла, и сознание работало очень ясно. Время от времени ему казалась, что он опять попал в тупик, но каждый раз, внимательно осмотревшись, он обходил обрывистое место или почти вертикальную стенку, в которую упирался. Добравшись до вершины, Сашка увидел, что его ожидания оправдались. Вдоль правого склона холма тянулась длинная и узкая осыпь крупных камней, похожая на русло высохшего ручья. Конец её терялся в сумраке у самого дна ущелья. Облокотившись о тёплый ещё плоский валун, Сашка посмотрел наверх, на ярко освещённые снежные пики противоположного хребта. С них медленно стекали небольшие белые облака и, проплыв немного, таяли в синем небе. В ущелье стояла густая вечерняя тишина.

      Вернувшись, Сашка застал Женьку за перешнуровыванием ботинок. На  вопрос: Как настроение? - тот предложил устроить завтра днёвку.
      - Больше сюрпризов не будет, - пообещал Сашка.

      И оказался неправ. Когда они, прыгая с камня на камень, достигли долгожданного дна ущелья, им пришлось ещё раз немного удивиться. То, что сверху казалось пушистым ковром густой травы, скрывающей ручей, оказалось многоярусным нагромождением суковатых стволов деревьев, годами накапливающихся там. Их хаотичные штабеля были обильно опутаны колючими лианами. Глубина этого слоёного пирога с трудом поддавалась определению. Но до реки было уже близко, её глухой шум возбуждал энтузиазм. Несколько раз Сашка, не удержавшись на очередном скользком стволе, проваливался, казалось, в бездну. Но каждый раз всё кончалось благополучно, и он целый и почти невредимый выбирался из продавленной им в густых кустах двухметровой ямы. Женьку он быстро потерял из виду и совсем забыл про него.

      Наконец всё кончилось. Сашка выбрался на край ещё одной осыпи. Перед ним была большая поляна, за поляной река. Река со зловещим грохотом стремительно несла вниз густую жидкость бледно-серого цвета, поляна была покрыта девственными зарослями дикой малины, крупные спелые ягоды гроздями свешивались с веток. Привалившись спиной к сброшенному на камни рюкзаку, Сашка стал ждать Женьку. Вскоре он услышал, как Женька устраивается неподалёку от него. Сашка подумал, что они достигли своей первой цели, этой поляны, добраться до которой от посёлка в это время года, видимо, можно было только так, как добрались они. Противоположный берег реки был отвесным, справа река вырывалась из узкого серого каньона, слева был такой же каньон, в котором она исчезала. Крутые склоны, поросшие густым лесом, обрамляли правый край ущелья, из которого они вышли. Это место давило мрачностью своей отрезанности от остального мира.
      «Кажется, как раз то, что нужно», - подумал про себя Сашка, - «как необитаемый остров в океане».

      На берегу реки он окунул голову в прозрачную воду ключа. Холод тысячами иголок впился в мозг. Вскочив на ноги, Сашка стряхнул воду с волос, намочив майку на плечах и груди. Свежая ледяная вода вызвала яростный прилив сил, усталости как и не бывало. Вытащив маленький туристический топорик, Сашка принялся быстро раскраивать на поленья сухие стволы упавших елей. Женька ставил палатку.

      Громадный костёр из сухих брёвен вырывал из чернильной темноты ярко освещённый круг. Сашка полулежал в кресле из надувного матраца, потягивал ароматный малиновый чай и рассматривал низкие южные звёзды под тихую фантастическую музыку рок-ансамбля из радиоприёмника, заглушаемую иногда рёвом реки. Блики пламени играли на серебряных боках туго натянутой палатки.

      «Всё хорошо, что кончается чем-нибудь хорошим. На завтра останемся здесь, отдохнём, будем загорать, купаться в ручье, место шикарное. Разведаем дорогу вверх вдоль реки. На склоне обязательно должна быть ещё одна тропа, кроме той, которую затопило», - мысли текли плавно и спокойно. С ближайшего к костру нагромождения покрытых мхом валунов на Сашку смотрел с десяток пар блестящих любопытных бусинок-глаз. Зверьки, похожие на белок, только без пушистых хвостов, держались дружной кучкой, то замирали неподвижной скульптурной группой, то все вместе прятались под камни, пугаясь треска поленьев.

      «И всё-таки чего-то не хватает, нужно признать. Хотя её трудно даже представить здесь, одну. Она, наверное, всё-таки неотделима от них, от этой однообразной массы наших товарищей по институту, с их навязанным им стереотипным мышлением и ханжеской моралью», - Сашка вспомнил, как прошлым летом он пригласил её в горы с собой, и она сразу согласилась. И это ему вдруг почему-то показалось до того странным, что он даже подумал, что сморозил глупость, о которой скоро пожалеет. Та вылазка планировалась в Приэльбрусье, и Сашка собрался туда в составе группы из десятка человек, это был не лучший вариант, но по-другому не получалось. Во всяком случае, именно поэтому он и смог спокойно пригласить её, поездка коллективная - ничего особенного, кроме него туда ехал ещё один парень из их группы. Но она не поехала, когда он позвонил ей, чтобы уточнить сроки, она также неожиданно отказалась. Может, что-то узнала о том, кто ещё едет, или посоветовалась с подружкой - Сашке сначала показалось, что ей просто надо рассказать побольше о том, что там к чему, она раньше никогда не бывала в горах. А во время их первого разговора он, сразу получив согласие, посчитал излишним вдаваться в подробности. И Сашка  предложил ей встретиться и обсудить детали, и уже в зависимости от результатов обсуждения решить окончательно, сказал, что может через час подъехать, он знал, где она живёт. Но она ответила, что через час не выйдет, что она только что помыла голову... Сашка тогда сказал, ну ладно, тогда в другой раз поговорим, уже решив, что другого раза, конечно, не будет.

      В той поездке на её месте оказалась другая девушка с первого курса, которую вместе с ещё двумя пригласил тот второй парень из их группы, который был руководителем от студенческого турклуба этого свежесколоченного туристического коллективчика и который в девушках, с Сашкиной точки зрения, был не слишком разборчив. И всё, конечно, вышло тогда не очень. Хотя горы ожидания оправдали, в горах не так уж было важно, кто был рядом. Лучшим вариантом для гор Сашка, вообще, считал такой, при котором рядом не должно быть совсем никого. Сашка прочёл много книг про экстремальных путественников-одиночек, и этот вариант казался ему самым притягательным, но духа на него, увы, не хватало. Но и при коллективном походе высоко в горах, на ледниках, достаточно чувствовалось всепоглощающее влияние нависающих заоблачныхи вершин, нивелирующее извечные противоречия. А вот когда они, спустившись с гор, приехали в Сухуми ещё на пару недель, там уже имели значение все обстоятельства и детали, и там, конечно же, в пошловатой и скучнейшей «курортной» обстановке всё покатилось по худшему сценарию, и под конец совсем вышло из под контроля.  И Сашка тогда подумал, что хорошо, что получилось так, как получилось, что она не поехала, потому что, может быть, им ещё несколько лет придётся сидеть рядом на занятиях.

      Ночь в ущелье стала ещё темнее. Когда Сашка смотрел вверх, он видел стиснутый тёмными скалами яркий кусок неба, похожий на рваную дыру в полусфере. Из этой дыры вырывались острые потоки обильного августовского звездопада и долетали почти до самой земли.

1979