Я - дети войны

Я родился в 1938 году. Зовут меня - Иванов Иван Иванович. Моего отца забрали на войну в 1941 году. В том же году он погиб. Единственное воспоминание об отце: я сижу на плечах у отца, а он куда-то несёт меня. Я пережил войну. Многие не пережили. Моя мать умерла в 1946 году. Сейчас нас называют дети войны. Мне 80 лет, но я отлично помню лет с пяти своё военное детство. Как мы выживали. Эти воспоминания до сих пор в моей памяти. Но я уйду, и никто не узнает, как я, Иванов Иван Иванович, выживал в годы войны, что я чувствовал. Люди всегда и везде пытаются выжить. Политики, бизнесмены, артисты, простые работяги, дети, прячущиеся в подвалах от снарядов на Донбассе, в Сирии и других странах – все пытаются выжить. Каждый, как может. Я постараюсь изложить свои детские воспоминания и эмоции так, как они стоят у меня перед глазами, в виде рассказиков.

                Рассказик второй.

                Враги народа.

    Во время войны прямо через наши поля стали прокладывать железную дорогу. Строили её заключенные. Взрослые говорили, что это были враги народа. Они построили для себя на краю деревни огромные землянки-блиндажы человек на сто каждая. В них они ночевали. Всю территорию огородили колючей проволокой. По углам стояли охранники. Утром зэков вели на работу под охраной с собаками. Вечером также вели назад в лагерь.Когда их вели по улице деревни, то жителям запрещалось находиться на улице. Запрещалось почему-то даже смотреть через забор. Если кто-то торчал выше забора, то охранник щелкал затвором и наводил винтовку на этого человека. Любопытство сразу пропадало.
       Земля у нас в степи летом, как камень. Наверно, поэтому землю вдоль насыпи ковырял желтый экскаватор. Зэки грузили землю в большие тачки и везли по дощатым настилам на насыпь. Тачки таскали по два зэка. На насыпи другие зэки трамбовали землю.Командовал стройкой капитан Петров дядя Вася. Для него на железной дороге построили блиндаж. Он сидел в блиндаже и командовал стройкой. У входа всегда стоял часовой.  Капитан Петров жил по соседству с нами с женой и дочкой. Они не голодали. Иногда он давал мне чего-нибудь поесть. Дочка Катька была младше меня года на два. Жена капитана Петрова носила ему обед на стройку. Дорога занимала целый час. Иногда она брала Катьку и меня с собой. Дорогу  мы уже хорошо изучили. Однажды, капитан Петров спросил меня: «А что Ванька, хочешь научиться стрелять из нагана?». Показал, как снимать с предохранителя, как целиться и как нажимать курок. Потом поставил доску, нарисовал на ней круг и предложил стрельнуть. Я долго целился, выстрелил. Капитан Петров сказал: «В круг не попал, но в доску всё-таки попал. Молодец! Будешь мне обед носить с Катькой и с наганом. А то у жены дома работы много – чего ей сюда таскаться. Наган никому не показывай. Если вдруг зэка по дороге встретите, то ты сначала вверх выстрели, а потом в него уже, если не уйдёт. А то у нас иногда зэки сбегают».
     Так я стал носить обед капитану Петрову на железную дорогу. Тётка Настя, жена капитана Петрова, собирала сумку с едой, сверху клала наган, и мы с Катькой шли на стройку. Однажды нам встретился зэк. Он вышел из-за штабеля щитов для снегозадержания, которые приготавливали вдоль железной дороги на зиму. Он шел к нам, что-то бормоча, оборванный и страшный. В горле у меня сразу пересохло, и сердце бешено заколотилось. Я вытащил из сумки наган, снял с предохранителя и выстрелил вверх. Потом навёл наган на зэка и что-то прошипел. Зэк замахал руками, забормотал и убежал за штабель. Мы бросились бежать к блиндажу капитана Петрова. Когда мы прибежали к блиндажу, капитан Петров спросил про выстрел. Я сказал, что мы встретили зэка, и что я стрелял. Капитан Петров крикнул охранников. Трое охранников с собаками побежали в ту сторону, куда я показал. После обеда мы пошли домой. Возле тех штабелей я увидел издалека, как собаки рвали какой-то серый клубок. Я обрадовался: «Так тебе и надо проклятый враг народа».
     А то ещё был случай с зэками. Мы с пацанами частенько ходили на железную дорогу: наблюдали, как зэки работали. Когда мы подползали слишком близко, один из охранников щелкал затвором и отгонял нас подальше. Однажды мы увидели, как один из зэков, кативших тачку, упал на землю. Тачка опрокинулась. К зэку подошел охранник и стал на него кричать, пытаясь поднять его. Охранник несколько раз крикнул: «Вставай! Вставай!». Но зэк не вставал. Тогда охранник ударил прикладом зэка по голове, позвал ещё двух зэков. Они погрузили зэка в тачку и повезли его в сторону деревни в сопровождении охранника. Мы невдалеке двинулись следом за ними. Стояла сильная жара. Иногда охранник отгонял нас подальше, грозя винтовкой. Когда минули деревню, охранник почему-то щелкнул затвором и всерьёз шуганул нас. Мы сделали большой круг, зашли на кромку бора и ползком подобрались к дороге. Километрах в двух от деревни зэки подъехали к какой-то яме и вывалили туда из тачки своего товарища. Когда они ушли назад, мы стали подбираться к этой яме. Чем ближе подходили, тем сильнее воняло падалью. Когда подошли вплотную к яме, то дышать стало невыносимо. Мы зажали носы пальцами и стали дышать ртом. В яме лежали человеческие трупы, роились мухи. Я и не знал, что мёртвые люди воняют так же, как дохлая скотина на скотомогильнике. А может, ещё сильнее. Яма была не глубокая. Последний зэк зашевелился. Старшие пацаны прыгнули в яму и вытащили зэка. Его усадили на землю, держа под руки. Зэк стонал, глаза не открывал, голову держать не мог. Кто-то предложил: «Давайте его в бор утащим, шалаш сделаем, подкармливать будем. Может, ещё очухается». Все загалдели, наполняясь добротой. Тогда Колька, самый старший пацан, сказал: «Чем кормить его будете – сами голодные постоянно. Нет, не вытянем мы его». Мы обречённо вздохнули и столкнули зэка назад в яму. Потом бросились бежать от страшной ямы  в сторону деревни.
      Я спросил Кольку: «Когда же война закончится! А то всё время есть хочется. А Гитлер не сможет нас победить?» Колька закончил уже пять классов. Он зашумел на меня: «Ну ты, Ванька, пенёк! Русских никто не смог победить за 1000 лет. И Гитлера добьём: уже к Польше подходим. Как война закончится, мужики вернутся с фронта, начнут работать. Вот тогда и наедимся досыта. Потерпи ещё немного, Ванька».
      Не доходя до деревни, в низинке у озерца, увидели деревенское стадо коров. Его пас старый и глуховатый дед по кличке Городил. Мы незаметно подползли к стаду. Нам были известны самые спокойные коровы. Мы подкрались к ним и стали сосать молоко прямо из грязных сосков. Молоко текло по подбородку, по шее. Насосавшись молока, грязные и чумазые, но довольные, двинулись домой. Было уже темно, когда мы зашли в деревню. Проходя по улице, в двух избах слышали бабий вой. Опять похоронки. Подходя к своему дому, я услышал из избы соседки тётки Любы громкое тоскливое пение. Тётка Люба жила с тремя дочками. Младшей было четырнадцать лет. Все они работали в колхозе.  Зайдя во двор, получил затрещину от матери за то, что долго шатался. Я спросил: «Чего это соседки распелись». Мать сказала: «Песни у них вместо ужина; есть нечего вот и поют. Попоют-попоют, воды попьют да и заснут». И точно: часа через два всё затихло.