Однажды вечером. Часть1. 14. Алексей. Любовь. 1985

Лидия.
Зодиакальный гороскоп, составленный личным астрологом Лидии (дата не проставлена).

Сатурн в Деве дает культ заботы – заботиться о тех, кого любят, даже слишком. Работа – это лекарство. Трудоголик. Но много зависит  от настроения. Не терпят хаоса. Хороший аналитик, но не всем понятна логика мышления.
Сатурн в 5 доме дает много талантов, но человек в них не уверен.
Сатурн в Козероге (8 и 9 дом) дает черты характера: обидчива, ревнива, не терпит предательства. Секс – магия. Энергетика отдается и получается. Но в то же время без секса может обходиться годами без ущерба для здоровья. 9 дом дает внутреннюю честность и порядочность, которые помогают идти по жизни без проблем.
Луна в 11 доме + Уран дают любовь к приключениям.



Лидия. Из Дневника.
1985 год, 5 февраля. Москва.

Мой сон. …И вдруг, как освещенная молнией передо мной картина: крепко сцепив пальцы,   мы стоим на двух сторонах трещины, которая становится все шире и все больше похожа на пропасть. В ужасе, мы крепче и крепче сцепляем пальцы, сознавая, что еще немного – и оба рухнем вниз. И не в силах разжать руки, чтобы оттолкнуться друг от друга – и спастись,  пусть хоть ценой разлуки. Я страстно желаю – и не могу это сделать.  И во сне не покидает меня желание: освободиться, пусть больно, невыносимо, но избавиться от еще худшей, разрушающей боли.


Лидия. Стихи из Дневника.
1985 год, 6 февраля. Москва

***
Пусть тревога, тревога за любовь, что не рядом
Душу страхом изводит под насмешливым взглядом.
Потерять ли боишься, обретя лишь отчасти
Сердца стук, рук тепло, вечность кратких объятий?

Испытав принадлежность, побывав словно вещью
Сердце в рабство попало – неужели навечно?
Жизнь клубком перепутанным, разобрать и не пробуй.
Ну а помощи ждать – что у церкви, убогой.

Что за напасть такая – то блаженство, то мука?
Жаль, что гордость былая не протянет мне руку.
Души корни смешали и сплелись головами –
Где мой лист или ягода – там побег твой с шипами.

А колючки мои твои раны терзают:
Наши души друг друга бередят и ласкают.
Разорвать, разрубить - и обрывки на ветер!
Только станет внезапно безлюдно на свете.

Иль смириться с судьбой? Не испить нам до старости
Счастье с примесью слез, горе с примесью радости.



Лидия. Стихи из Дневника.
1985 год, 8 февраля. Москва.

***
Любимый, как ты печален.
Любимый, как ты тревожен.
Что в душу запало тайно,
Что за тоска её гложет?
Не хмурься, скажи, как другу,
Не мучь меня этим молчаньем.
С тобой разделить готова
Печаль любого признанья.
Поверь, что понять сумею,
Поддержкой стать и опорой.
Ну, что ты молчишь упрямо
И искоса смотришь снова?
Быть может, сама не зная,
Обидела словом случайным?
Иль память, как друг коварный,
Прошлым поит дурманом?
И вот уж сама я в бывших
Размолвках и ссорах стыну,
И в жгучей обиде старой
Захлебываюсь и гибну.
И мы, не сказав ни слова,
Врагами, спиной друг к другу.
Ты муку свою тоскуешь,
Я муку свою смакую…


Лидия.
Западный зодиакальный гороскоп из Интернет-ресурсов.

Жена-Весы может быть легкой, словно пушинка, и благоухать как райский цветок, одеваться в шелка и кружева и выглядеть, словно дорогая фарфоровая кукла, обладать самыми изысканными манерами и голосом, словно колокольчик, и все равно в ней будет присутствовать едва уловимое мужское начало. Она из тех женщин, которые обожают ходить в брюках, а мыслят так логично, что забьют в споре любого мужчину. Правда, женщины-Весы умны и осторожны, они никогда не покажут мужчине своего превосходства, по крайней мере до свадьбы. Невестой она будет постоянно проигрывать вам в шахматы и при этом застенчиво улыбаться. Но не ожидайте, что и потом она будет вести себя так же.
Женщина-Весы с удовольствием примет участие в любом споре, диспуте, обсуждении. Предмет спора ей не важен. Это может быть обсуждение возможных кандидатов на пост президента страны, и пространный монолог на тему: какой манжет на рукаве у рубашки лучше - на пуговицах или с запонками. Разбор и того и другого вопроса может затянуться на час, а то и больше. Причем вам в разговоре можно почти и не участвовать, разве что спросить "почему" или объявить, что вы так не думаете. Но даже если вы и думаете не так, полчаса беседы, сопровождающейся очаровательными улыбками, убедят вас в том, что вы были абсолютно не правы, в чем сами с радостью признаетесь. Следует учесть, что мнение, которое отстаивала женщина-Весы, не ее собственное (она редко его имеет), а тщательно выверенное, взвешенное со всех сторон единственное правильное решение этого вопроса.


Алексей. Письмо десятое.
1985 год, 2 февраля, Валдай, дер.  Глазово.

Целую, любимая! Спасибо за траву, за заботу, за письма. Их сразу три навалилось, так рад был! И столько исписано – замечательно. Меня твои письма в дивное расположение духа приводят. Читаю их с наслаждением и, читая, слышу твой голос яснее, чем без писем. Тебя представляю. Иногда это пытка. Одно письмо с того начинается, что ты в ванной лежишь и хохочешь. Все бы отдал, чтобы тебя, хохотунью, поймать в этой ванной. Выловить, на руки тебя, мокрую, поднять, закружить, а потом … вот куда потом – опять в постель? Наверное, а куда же ещё. Я так по тебе истосковался. Только хочется чего-то необычного, хочется тебе что-то очень приятное устроить. Наизнанку вывернуть. Или разодрать на тысячу кусков – вот наслаждение! Каждый бы кусочек перецеловал. Хочется, чтобы ты исчезла вконец и снова появилась, как тогда, когда мы с тобой проваливаемся вместе («А скажи мне, Алеша, почему…»), а потом оживаем. Мне иногда так нравится на самом краю удержаться (чудом!), за какой-нибудь кустик зацепиться и увидеть, как ты мимо пролетишь и вниз ухнешь. И на тебе, сквозь тебя, на тебя в пропасть заглянуть: как ты – в куски или  всмятку? Так дивно! А потом ждать, когда ты глаза откроешь: где это я? Как я по утрам, иной раз, открываю глаза с этим – «где-это-я?», и думаю: скорей бы в Москву, скорей бы Лидию обнять. Как хочется, наконец, вдвоем побыть.
Но это – «иной раз», а обычно я встаю, хотя и затуманенный твоим ночным присутствием, но четко нацеленный на свои земные утренние радости. Что там на улице, мне плевать, а на столе у меня мед, орехи, изюм (узнаёшь?), кофе со сливками. Вот как! Подставляй щёку, «влеплю безешку» - всё ведь твои заботы. Травы завариваю и пью покорно и ежедневно, но не без удивления: на коробках всюду – желудок, желудок, а у меня с брюхом никогда осложнений не было. Скажи, милая, зачем мне эти травы пить: мяту, зверобой, тысячелистник? И ещё, где такие орешки растут – расщелканные, у Дарьи под подушкой? Любимая, хватит меня баловать. Вот только чай вышли и всё. У меня тут всего достаточно. Тебя только нет. За поздравление с днем рождения спасибо, за подарок твой спасибо, книга прекрасная. Твоё внимание мне очень дорого, очень трогает и, тем более, придется огорчить. Все черновики я давно (четыре почти недели как) сжёг. Сразу, как только отправил письмо тебе. Уничтожение черновиков – очень приятное занятие. И чем труднее досталось мне то, что я написал, с тем большим удовольствием сжигаю черновики, а то письмо, я помню, с каким трудом мне далось. Мне, в данном случае, право жаль, что так получилось. Я совершенно не предполагал (как на духу!), что все это может произвести на тебя какое-то впечатление. Более того, утром, перед тем, как везти письмо, когда я писал тебе короткую записку (Любимая, моя, моя, моя!) я еще колебался – хотел весь первый лист из письма выкинуть, да пора было ехать, а тут надо было бы писать что-то взамен, что-то предпослать листу оставшемуся. Кончилось тем, чем кончилось: махнул рукой, и всё отправил. Я привел в письме эти «ямбы», чтобы ты видела, почему я задерживался с ответом. Меня тогда эта задержка очень мучила, но фонтан бил, и я никак не мог его заткнуть. Я не буду сейчас спорить с тобой; если ты считаешь это поэзией, Господь с тобой, считай. Мог ли я предположить, что ты так отнесешься? Знай я это, я бы все листочки сохранил и без всякого кокетства тебе бы отправил: на, лопай. Но что поделаешь. Я судил по себе, и листочки накрылись. Пытаться восстановить эту чуму я, миленькая, не буду, не проси. Жди терпеливо, когда меня снова лихоманка одолеет и тогда уже будь на стреме. А пока версификатора удалось задушить в колыбели. 7-го он ещё дергался, но 9-го затих окончательно. И хрен с ним, забудем. А вот Дарьины сказки – это другое. Я их сочинял в те же дни, чтобы хоть как-то отвлечься, мозги промыть себе. И, конечно же, я их не записывал, чтобы не «заямбило», а ходил по комнатам и в голове сочинял. Тогда же, тоже на подмогу самому себе, выволок я на свет Марью Алексеевну и, признаться, до сих пор с ней не расстаюсь, но это уже другой разговор.
Сказок всего три. Как только меня отпустило, не то, когда появилась Марья Алексеевна, я их придумывать забросил. Но эти три коротко записал и уже не забуду. Вот их с меня требуй. Сейчас я над ними работать не буду – это не просто совсем, к тому же, у меня все время на сказки-то и уйдет. Но летом – тереби, получишь. Одна хорошая, вторая похуже, третья – ерунда. Две смешные, третья – не очень. Кстати, о смешном: не ты только хохочешь над письмами моими, но и я от души и легко так над твоими письмами смеялся. Сегодня вот перечитывал, и такой хохот несся из избушки – мы с тобой взаимно друг друга развлекаем. Смеялся я в тех местах, где ты меня превозносишь как математика, а теперь уже и как поэта. Ты такая милая, так забавно сама во всё это веришь. Столько убежденности в твоих словах – прелесть! И мне приятно их читать, хотя и понимаю: это, увы, не так. И в смехе моем и смущение, и удовольствие, и тобой восхищение. А с черновиками – ну что поделаешь! Каждый раз, когда я встречаю твою просьбу о них в письмах, мне неловко, что не могу её выполнить. Я тебе чем-либо другим всё это заменю. Хорошо? И потом, любимая, это всё тебе так с первого взгляда кажется, что здорово. На самом деле совсем не так. Я это пишу не для того, чтобы спорить об этом в письмах с тобой, поэтому ты меня не разубеждай и ничего не доказывай. Сама поймешь, сама разберёшься. Дай только отстояться. И здесь как не заметить, как не съехидничать: вот если бы ты мои письма сжигала или в сортир спускала, то вот тогда ты до конца жизни могла бы пребывать в полной уверенности, что никогда ничего лучше не читала. И чем больше бы ты забывала, что там было написано, тем прекрасней всё это казалось бы тебе. И внукам своим говорила бы: «Ах, какой чудесный поэт был в меня влюблен, от любви совсем спятил, вся поэзия его только в письмах ко мне и была, да велел сжигать, а какие это были стихи!» А сохранишь письма, дотошные внуки сразу потребуют: «покажь!» Ну, покажешь. Прочтут. «Говно, бабушка, твой поэт был!» Они-то правы, да тебе горе – весь флёр улетучился. Так что мой совет – неси их в сортир скорей, они от этого только выиграют, только чур – не запоминай.
Тигра милая, в твоих письмах много деловых и любопытных замечаний, а главное, ты так внимательно и столько времени отдала разным вопросам, со мною связанным, что одно это – врачевание и поддержка для меня. 
Деревенский китч на полях  – поздравление тебе на St. Valentine’s Day (14 февраля). Не знаю, празднуют ли его православные (на следующий день - 15-го большой праздник: Сретение), но я пользуюсь возможностью обнять тебя, любимая. Сегодня уже второе. Я забрался на вершину моего отшельничества. Теперь дни и недели покатятся быстро, и скоро я тебя обниму объятиями уже не бумажными.
Люблю, целую,
Алеша    


Часть 1.15   http://www.proza.ru/2018/04/29/529