За гранью нашего мира

     Родители совсем выжили из ума: выслали меня в деревню к тетке Елене без копейки денег, чтобы не сбежала в город домой. А она давай креститься – как привидение увидела. Да и где в этой глуши «гёрлу» увидеть в нормальном прикиде, с макияжем и маникюром? В деревне народ от меня шарахается. Хотя у нас в классе все такие. Уже учителя устали бороться и привыкли. Пусть родственники спасибо скажут, что я только курю и иногда выпиваю в баре, но не колюсь и не сплю с мужиками. Просто пока не встретила, с кем бы хотелось даже поцеловаться. А тот, клевый парень из десятого класса, на меня пока не смотрит - я для него ноль, семиклассницы его не волнуют.
    Я критически осмотрела себя в зеркале. Да толстеть начала, вон какой зад! Худеть надо срочно, а тетка все пироги вкусные печет и молочко домашнее
наливает. Ноги ничего, но тоже толстые. Зато прическа – последний писк и ногти, хищные, черные с красным рисунком.
    Пока шла к речке, обалдели несколько коров и бабушек. Не нравится им, видите ли, моя стильная прическа! Или цвет волос не по вкусу, интересно который из трех? Или шортики не в кайф? Наплевать на них! Опять хавать хочу! Здесь на свежем воздухе такой аппетит, что задница еще толще будет. И тетка кормит как на убой. Делать я ничего не умею, ем, загораю и сплю.
    Соседский Юрка поставил задачу меня куда-нибудь вытащить, а я здесь никуда не хочу. В клубе, в полуразвалившейся избе, играет вечерами магнитофон, и молодежь скачет, а потом разбредаются по кустам.
В конце танцев остались мы с Юркой, завклубом и три пьяных мужика. Тоска!
    За грибами и ягодами ходить скучно и тошно - комары заедают и Юрка все время нудит:
     – Туда не ходи, сюда не ходи.
А результат -  горсть ягод и несколько грибов. Лучше поваляться на песке у речушки Замарайки.
    Тетя Лена весь день снует, работает и под нос что-то ворчит. Кормит меня несколько раз в день, но ничего не готовит. Все время сало, молоко, пироги, хлеб и овощи. Нет, чтобы салат нормальный сделать. Ну да ладно, хоть не пристает и не воспитывает, как родичи дома. Но все лето так прожить? Это ужас! Домой после той драки в кафе, где я Светке нос сломала, лучше не показываться. И выпили-то понемногу, а подрались здорово. Просто у меня весовая категория выше Светкиной. Вот теперь отбываю ссылку.
     Опять Юрка пришел. Тетя Лена вчера хвалила его:
      – Добрый, самостоятельный, работящий.
Здоровый парень, стоит с ноги на ногу переминается и двух слов не свяжет. Может часами сидеть рядом и молчать.
    А я хочу на мотоциклах, хочу на дискотеку, где кайф от громкой музыки, огромной толпы. И все в драйве! Бешено колотится одно на всех огромное сердце, кровь стучит в висках, жар в руках и ногах. Ни секунды нельзя стоять на месте, ритм хлещет по мозгам, нужно танцевать, танцевать или бить!
 
    Здесь все как сонные мухи, смотреть противно. Если что-то делают, то как-то
заторможено, размеренно - но целый день. Какой смысл в такой жизни?
     Юрка опять молчит и бредет позади. Вдруг над опушкой леса я вижу летающую тарелку! Или от жары у меня сдвиг по фазе? Как завоплю:
     – Юрка, Юрка, вон НЛО! 
Замямлил в ответ  буднично, что они всегда  летают и там на опушке грань.
     – Какая грань? Грань чего?
Я схватила его за рукав и потащила туда. Упирается и бормочет, что за грань нельзя.
     – Да пошел ты! Надоел, одна побегу, посмотрю.
Вслед слышу:
     – Даша!Нельзя за грань!  Пропадешь!
Выскочила на опушку, вокруг зеленый лес, такой же, как и везде здесь. Где-то тут опустилось это блестящее чудо. Юрка почти рядом, кричит что-то громко. Надо же раскричался наконец! Вдруг воздух около меня сделался вязким и тяжелым! Испугавшись, шагнула к Юрке, но его крупная фигура размазалась и исчезла, лицо обдало горячим потоком воздуха, как от проходящего рядом поезда, и все это в безмолвной тишине.
    Очнулась от гомона птиц. Стояла на том же месте. Тот же лес или не тот?
Покричала, позвала Юрку и пошла к деревне, высматривая НЛО:
     – Где-то здесь оно промелькнуло или показалось? А Юрка-то хорош, в деревне на это место, видимо, запрет - панически испугался. Да, вот если бы увидеть НЛО, инопланетян, и лето не было бы потеряно. Да вот и Юрка за деревьями. Нет, это чужой мужчина. Меня увидел - давай креститься: 
    – Свят, свят, чур, меня! – Да как заорет! – Ведьма, ведьма!
Прибежали еще четыре мужика, средь бела дня  в старомодных грязных кальсонах и рубахах. На инопланетян они не похожи. Я поздоровавшись на всякий случай, спросила:
    – Вы видели штуку, похожую на НЛО? Где она приземлилась?
Не отвечая, они окружили меня, двое схватили за руки и поволокли куда-то. Пыталась объяснить, что к тете Лене приехала, пока один из них не хлестанул  по лицу: 
- Молчи, ведьма!
Пришлось замолчать. Они притащили меня в деревню, но не в ту, где жила тетя Лена. Вокруг грязь, избушки вровень с землей, бродят свиньи. Чумазые дети в одних рубашонках и женщины в длинных балахонах. И все как один орут, что я ведьма. На огромном дворе, привязали меня к столбу, и нечесаная, оголтелая толпа, развлекаясь, бросала грязь и навоз, целясь попасть в лицо. На мои крики и объяснения никто не обращал внимания.
    Вдруг все затихли. Из дома, между кланяющимися до земли оборванцами, важно плыла толстенная женщина. Обошла меня несколько раз, брезгливо посмотрела на шортики и коротко стриженные разноцветные волосы. Поджала губы и сказала:
     – Бесстыдница девка! Голая и без волос! Десять плетей и в клеть. Никто не спросит – моя будет! – И покатилась в дом.
Под радостные вопли толпы, как я ни дралась и ни упиралась, привязали меня лицом к столбу. И по спине как ожог! Кажется, взбухла и лопнула кожа!            Я взвыла, а толпа хохотала и визжала от удовольствия. Второй удар пришелся по первому, безумная боль, в глазах искры, гогот толпы! На третьем ударе мое сознание отключилось.
    Очнулась я в темноте, от боли - спина горела огнем, как будто кожу содрали. При неосторожном движении боль стала невыносимой, я громко застонала. Рядом кто-то заорал:
     – Заткнись!
Пожаловалась в темноту:
     – Мне больно!
     – Заткнись, а то я добавлю!
Пришлось заткнуться, но  мозг от безумной боли опять отключился.
Утром, открывая глаза, я думала:
    – Хочу к тете Лене!
Проснуться в чистой тихой горенке, где мирно тикали ходики,  для меня было бы сейчас счастьем. Да не тут-то было. Я лежала на животе в соломе с огромной раной на спине. Малейшее движение причиняло жуткие страдания, но даже в неподвижном состоянии спина непрерывно ныла.
      – Где я? Куда попала? Юра не зря  предупреждал, что за какую-то грань нельзя переходить!.Грань чего? Грань жизни? Грань другого мира?!
    Кое-как огляделась - мерзкий грязный сарай. Вокруг зашевелились люди, которые вповалку спали на соломе. Зевали, одевались и шли на улицу. Вошла старуха, легонько ткнула в бок босой ногой:
     – Вставай, я тебе спину попользую. Барыня приказала - работать надо.
Превозмогая боль, встала. После мази боль поутихла. Старуха кинула на солому какие-то тряпки:
  - Одень лапотину и покрой голову платком, негоже ходить  в исподнем. Ты все ж, девка, хоть и без косы. И кто же тебя так спозорил, и что ты такое натворила, что косу отрезали? Это ж для девки последнее дело. И умойся, размалевана, что яйцо пасхальное.
     – Бабушка, а где я?
     – Знамо, у Ерофеехи - лютой бабы. Кого невзлюбит, пока не порешит – не успокоится. А доля крепостная - подневольная, все терпи. Вот что ты сбегла?  Другие поймали, засекли. Здеся некуды податься, все одно – неволя. Токо смерть ослобонит.
Тихонько бормоча, она побрела по своим делам. А я осталась в ужасе:
     – Вот влипла! Что это за грань такая? Попала во времена крепостного права? Понятно, что Ерофееха меня невзлюбила, возьмет и порешит. Жуть! По их понятиям, я последняя дрянь, в исподнем и без косы. Где теперь эту косу взять? А главное, как отсюда выбраться?
    Кое - как напялив рванье, повязала платок и вышла на улицу. Там у большого стола каждой выдали репу и кусок хлеба. Не умываясь, все ели, стоя, запивая водой. Есть хотелось жутко, но как новенькой, мне дали маленький кусочек хлеба, видимо репу сначала заработать нужно. Съела быстро, запила водой и пошла вместе с этим стадом.
Пришли на поле, они-то все умели работать, а я нет. Пока училась, повторяя, получила два пинка от мужчины, который нас сторожил. Здоровый, сытый, один глаз затянут бельмом, другой с ненавистью смотрит на всех. Поигрывая бичом, он весь день торчал недалеко от меня. Женщины негромко тянули какую-то нудную песню.
    Дню не было конца, как и песне. Когда солнце пошло на закат, работу прекратили и по пыльной дороге пошли в деревню. Казалось, сейчас упаду в пыль и умру. Устала, болит спина, хочется есть. Еды целый день не полагалось, и к вечеру уже жалела, что мне не дали репы. И когда в глиняном черепке, явно нестерильном, выдали порцию какого-то варева, с удовольствием выпила жидкую часть и грязными пальцами достала и съела все остальное.
    Через четыре недели спина моя поджила, пришлось живо научиться работать, а не то надсмотрщик дядька Игнат полоснет кнутом через всю спину, с оттяжкой. Спала на соломе, жила среди девок, темных и диких, одно их достоинство – коса. И уж они эти косы расчесывают, и головы всякими мазями самодельными мажут, чтоб волосы длинные росли. Надеются, замуж отдадут. Это в четырнадцать - то лет? А после шестнадцати уже перестарки презренные - никто не взял!
    Барыня, будучи в хорошем расположении духа, приказывала, девок пригнать после работы на речку, помыть - и пред светлы очи. Она всех перечтет, обсмотрит. Тощих не жалует, а растолстеть на утвержденном ею же пайке, да еще и с гимнастикой на поле или в хлеву, жутко сложно. Одноклассницы на мою фигуру сейчас обзавидовались бы: ничего лишнего, голливудский стандарт 90-60-90. Мышцы еще специально украдкой качаю, стараюсь быть сильной, чтоб убежать осенью. Все об НЛО здесь знают, но думают, что по осени ведьмы на шабаш к опушке прилетают. Сразу решила, как увижу НЛО, так побегу на грань, на опушку леса, и будь, что будет! Домой все равно надо пытаться возвратиться. Но для этого надо быть сильной и выносливой
    Волосы выросли из стильных огрызков в красивое каре до плеч. На косу не хватает, да и хорошо, хоть замуж до осени не отдадут. Хотя здесь все девушки мечтают о замужестве. Замужняя баба живет своей семьей, в отдельном доме с огородом, плодит детей. Муж, обычно дурак или пьяница (других мужчин я пока здесь не видела), бьет жену, но зато барыня недостает. А если вековухой останешься при дворе, пока сильная и здоровая - много работаешь, и порют кнутом по поводу и без повода. Например, еженедельно после бани каждой по отмытому голому заду три раза розгой полагается. Барыня вся мокрая из парной вместе с мужем пьют чай, наблюдают и наслаждаются, пока всех не перепорют.
Если обозлится, может приказать, чтоб ведром кипятка обварили с плеч до ног, засечь до смерти, или руку отрубить, если на воровстве поймают. Беглых травят собаками, чтоб остальным неповадно было. И топят в колодце «кунут -вынают,  кунут - вынают» и так до тех пор, пока барыня не решит, что ее левая нога захочет.
Я в таких условиях, куда строптивость потеряла, хожу босиком, в отрепьях, глаза в землю, работаю, как все, и молчу. Девки тупые, безграмотные, запуганные и мечта их о замужестве, призрачная. Недавно муж засек топором жену на глазах у восьмерых визжащих детей. Щи ему не понравились, а она ему пьяному поперек слово посмела сказать. Барыня пожурила, назначила пять плетей и дала другую жену, молодую, с косой. Та сразу на восьмерых детей пошла, скоро девятого родит.Врачей никаких нет, дети и взрослые   косяками мрут. Бог дал, бог взял! Бабки травки собирают, но помочь почти ничем не могут.
Меня все сторонятся, думают - ведьма, боятся: наведу порчу или утащу к себе.
Не понимают, что не потащу  их темных, в наш мир. С ума сойдут. А я здесь с ума сойду, если останусь навсегда. Перспектива остаться здесь не радует - в омут или замуж. А что! Конюх Мишка все косится на меня, аж глаз горит. Малость коса отрастет, и буду в отдельной избе ребятишек нянчить.
    Работаю, а сама все думу думаю, и чего же это я, дура, в нашем мире, можно сказать в раю, так препаршиво жила. Родные может рады – радехоньки, что сгинула и им не мешаю. А, может, обыскались уже, какая-никакая, а все ж дите. Ох, и понабралась информации и словечек, которых век не знала, у этих отсталых. Маскируюсь, у них учусь, а то вначале пялились на меня:
    – Молвишь ты больно дивно! - Я больше молчу, да глаза в пол.
Плети-то мне совсем не понравились, больше не хочу. Убегать надо! Но убегать, так наверняка, поймают - запорют. А если грань в тот миг не откроется? Когда она осенью открывается, узнать бы точнее. Может, знает кто, выведать бы. Но кто знать может? Бабушка, что мне спину лечила? Я ее по сию пору и не видала. Спросила про нее у стряпухи. Отвечает:
     – Пропала бабка.
Я удивилась:
     – Неужели бабуля сбежала?
     – Отдала Богу душу, Давно земелькой прикопали.
     – Про человека, как про курицу - пропала!
     – А мы и есть чисто курицы, живем, клюем, воля барина – помрем.
Да и точно, несчитанные, плодятся по распоряжению барина - кого с кем захочет, женит, как на скотном дворе на племя пары подбирает, не спросит, кто кому, люб или не люб. Барин с девками балуется, когда они ему к ночи постель греют. А потом они детей рожают. Так воля барыни – провинившуюся при дворе оставить, замуж выдать или как распутницу, для всех примером наказать, изувечить или убить. А барин хихикает:
     – Крутенька вы, однако, моя душа! – И садятся вдвоем чай пить с медом и вареньем. Варенья, этого варят прорву, а пойдем ягоды собирать, петь заставляют, чтоб ни ягодки господской в рот не положили.
    Читала я в учебнике о крепостном праве, но меня это мало касалось. Теперь точно знаю, как изгалялись над людьми. Знаю и что? Так я и буду здесь жить?
Восстание поднять? Нет, не получится, все забитые и каждый за себя. Друг на друга докладывают, радуются, если кого-то наказывают, по принципу - лишь бы не меня! А если завтра и его прибьют – тогда:
     – На все воля Божья.
Но это все цветочки были, до тех пор, пока дядьке Игнату барыня не посулила меня в невесты. Он давно на меня глаз свой единственный положил, с первого дня, как увидел. И с тех пор каждый раз норовил полоснуть меня кнутом - власть свою показывал. Он из простых мужиков был, но перед барыней выслужился и над остальными поднялся. Она его за жестокость и раболепство ценила. Немилосерден и свиреп гад, на кого осерчает - бьет от всей души, пока наказанный сознание не потеряет. Это он меня в первый день отстегал в отбивную котлету.
    К несчастью моему, он перед барыней отличился - девку поймал, что беременность свою скрыла, тихонько родила и ребеночка задушила. Прикопала в соседнем лесочке, а собака дядьки Игната учуяла и вырыла. Он стал дознаваться, а одна из девок, что рядом спала в сарае, ее и сдала. Бедную Мотьку всю исполосовали кнутом в назидание остальным, и живьем на глазах у всех в кипятке сварили. Огонь развели посреди двора и ее постепенно на веревке в котел опускали. Я в сарае спряталась, не ходила смотреть. А Акулька, что Мотьку Игнату выдала, еще потом несколько дней все вспоминала и жалела свою жертву:
     – Уж как она орала сердешная, как заходилася! А дитятю пошто не жалела, когда душила?
    Зверство такое придумал и исполнил сам дядька Игнат. Барыня усердием верного слуги довольна осталась. Поэтому против обыкновения своего спросила, чего он хочет. Игнат и сказал, что жениться надо бы и на меня указал. Барыня подивилась сильно:
     – Зачем тебе ведьма нужна, когда хороших девок  полно? 
Но решила, что свадьба будет осенью, как первый снег выпадет, на Покров.
     – Пусть у ведьмы, какая - никакая коса отрастет.
    Если этот садист мужем моим будет, тогда всему конец!? Тогда уж лучше в омут головой, чем такая жизнь! Не сносить мне головы, ни с косой, ни без косы.
Убегать надо, куда глаза глядят! А куда здесь бежать - у всех помещиков нравы одинаковые. Людей имуществом считают, скотиной бессловесной, а своим имуществом, они вольны распоряжаться. Одна надежда – дождаться, когда грань в другой мир откроется. Я уж теперь согласна хоть куда, лишь бы отсюда скорей выбраться и от Игната спрятаться. Каждую минуточку я караулила, чтоб момент не упустить. Руки, ноги тренировала, слушала внимательно, кто что говорит. Расспрашивать по-прежнему боялась. Пока осень не наступила, за опушкой леса наблюдать буду.
    Прошел еще месяц, и я опять вляпалась.  Работали на поле недалеко от опушки. По нужде отошла, и сверкнуло в небе что-то. Бегом на то место, где я из нашего мира появилась. Нашла ту полянку, металась по ней взад - вперед, бегала, прыгала, все пыталась, как тогда в поток воздуха войти. Ничего не получилось. Мужики по моему следу пустили собаку, Она мне ногу сильно порвала. Приволокли меня на двор, кнутом отстегали «маненько» пять раз, чтобы другим неповадно было. Бедная моя спина, вся в рубцах! На здоровую ногу на цепи чурбак приковали, чтоб я бегать, колдовать не могла. Да, если бы я могла колдовать давно бы эту барыню, гадину, заколдовала, в лягушку или змею. Это она так меня обозвала:
     – Змея ты подколодная, вот тебе колода!
    В поле меня больше не пускали, а оставили на дворе за скотом ходить. Так  с чурбаком и ковыляла, поила телят, доила коров, чистила лошадей. Все научилась делать. Здесь, как работать перестанешь – конец тебе. Одно хорошо, от дядьки Игната далеко. Вчера, пока корову доила, Мишка – конюх опять ко мне присел.  Больную ножку погладил, не болит ли. Спрашиваю в упор:
     – Не боишься с ведьмой говорить?
Засмеялся, схватил меня, как медведь и поцеловал. А на душе так хорошо стало - вот и защитник есть. Но отодвинулась и спрашиваю: 
     – Зачем тебе я? У других девок и косы длинные, и ноги здоровые, и барыня на них не серчает.
Он усмехнулся: 
     – А у тебя глаза колдовские, и ты средь всех девок, как царица!
Смеюсь:
     – Ага, в старом балахоне
Он ладонью ласково так погладил  по щеке:
     – А улыбка у тебя, как цветок!
Грустно стало и страшно за него - сгинет парень из-за меня ни за что. Я-то убегать буду, а ему здесь жить.
     – Иди, парень, отсюда, гуляй себе – не пара я тебе.
Встала с полным ведром молока и пошла, припадая на больную ногу и волоча здоровую с колодой. Прокушенная собакой нога заживала долго и сильно болела, но к боли я здесь притерпелась. Через любую боль, только скорее бы домой, и знать бы точно время перехода в наш мир.
    Однажды перед сном, лежа с девками на соломе в нашем сарае, услышала как Анисья шептала Паруне:
     – Свадьбу мою назначила матушка - барыня на пятницу, перед Ведьминым днем.
Они захихикали и шептались дальше. А в моем мозгу застучало:
     – «Ведьмин день», что за день?  Когда ведьмы – НЛО прилетают?  Спросить – сразу барыне известно будет, никому доверять нельзя. И опять в разговоре слышу:
     – Дождешься – две недели осталось.
Значит, это уже скоро. Надо избавляться от колоды и дни считать - не пропустить бы, а то еще на год здесь оставаться и по первому снегу за Игната замуж идти. Правда, если еще раз убегу и поймают, пощады не будет - убьют в назидание всем, каким-нибудь зверским способом. Даже мелькнула крамольная мыслишка:
     – Что счастье - это избавиться от дядьки Игната. Упросить что ли, барыню   выдать замуж за Мишку - конюха, рожать детей и жить потихонечку. Ведь неизвестно, откроется или нет наш мир. Ага, размечталась, она наоборот все сделает! Бежать и все! А рука сама цепь перебирает - ищет слабое звенышко. Вот тоненький краешек. Завтра подберу, чем пилить. Девки все о свадьбе шептались. За всю жизнь – одно счастливое мгновенье!
Слышу разговор - первый раз нужно спать с барином, а уж потом с мужем. А барыня проверит, если уже не девка – плети. А я-то удивлялась - интересно, все рядом с мужиками живут, а про секс ни одна даже не думает, и нет у них такого понятия. Вот ведь блюстители нравов, барин с барыней. Чем же всех отвлечь, чтоб не до меня было? Пожар устроить? Было бы классно, но ни спичек, ни зажигалки у меня нет, а угольком трудно сказать, как получится. Здесь бы пожар, а я б сбегала – получится переход или нет. Если не получится, обратно бы прибежала. Правда, бегать для меня – сильно сказано, ковылять, ближе к истине.
    Цепь, конечно, распилила. Нашла обломок ножа с зазубринами и терла до кровавых мозолей. Оставила чуть-чуть, чтоб надломить. Ногу всякими средствами лечила: подорожник прикладывала, хлеб жевала и лепила на ночь, густым раствором соли промывала (украла немного на кухне), и рана подзатянулась. Чурку стала носить в руках, она тяжелая, вдруг цепь разорвется раньше, чем нужно.
    Вот пятница - назначенный день свадьбы. Вчера был девишник. Все собрались в горнице, пели песни, играли в игры. Невеста то засмеется, то заплачет. Не знает, как сложится жизнь, не любит жениха и боится. Девки все нарядные, в сшитых зимой из самотканой материи кофточках и сарафанах. Одна я в своем рванье, забилась за печку, гляжу на них и жду свой день.
    Свадьба прошла с песнями, венчанием в деревенской церквушке. Барыня пустила слезу, барин промокнул глаза платком. В людской, где кормят дворовых зимой, накрыли столы с пирогами, жареной рыбой, ягодами. Пили бражку на хмелю. Потом истово плясали на улице, также дрались, опять плясали. Невеста плакала, ей не нравился пьяный жених. На нее никто не обращал внимания, затем молодых увели с сальными шуточками на покой. Гости, все пьяные, разошлись кто куда.
     Я уже лежала в сарае и внимательно слушала пьяные разговоры и храп спящих девок, как вдруг в дверь так шарахнули, что мы все подскочили от неожиданности и страха. Оказалось, что пришел пьяный дядька Игнат надо мной покуражиться:
     – Выдь, ведьма. Кому сказал?
Девки затаились, на меня смотрят, кто-то открыто злорадствует, кто-то жалеет.
Как  лучше поступить,  не знаю. Да, ладно думаю, двум смертям не бывать!
     – Пока я не жена тебе, Игнат. А если барыня осерчает, тебя прибьет и меня.    
Барыню он больше всех на свете боится, даже пьяный понял, что лучше уйти.
     – Ну погоди, ведьма! Я еще тебя проучу.
Долго  потом не могла уснуть. Прошлым утром на траве уже серебрился иней, так и до первого снега недалеко. Завтра Ведьмин день. Откроется ли заветная дверца в другой мир? Смогу ли завтра отсюда вырваться или пропаду здесь?
    Утром проснулась ни свет, ни заря. Долго лежала без сна, чтобы не вызвать подозрения. Все зашевелились, пошли на работу, и я со своей колодой поплелась на скотный двор. Искоса посматривала на небо над лесом.
     И вдруг мелькнула звездочка, вторая, третья. Полетели! Я к барскому дому с ведром молока, вылила в молочной, заскочила на летнюю кухню, там никого. Открыла печь, быстро угли на поленья выгребла, щепой сухой прикрыла. Фартучком помахала и, когда занялась стена, бегом опять на скотный двор. Села под корову, порасспросила других доярок, как им понравилась свадьба. Время тянулось, а набата все нет. Неужели потушили и ищут поджигателя? Нет, вот крики:
    – Горит! Горит!
Набат, барская усадьба  в огне. Все рванулись туда.
Я к опушке! Добежала до забора, сорвала колоду, цепь в руку и в лес бегом на  заветную полянку, а над  головой блестящее облако, целая цепочка серебристых шаров. Мечусь туда - сюда и слышу вдруг:
    – Да вот же  ведьма, на той же поляне. Барыня правильно говорила, что сюда она придет! Караулить приказывала.
Злющие  мужики  вокруг все ближе и ближе, с кольями и топорами в руках:
     – Окружай ее, хватай!
От деревни дядька Игнат  с мужиками  по мою душу, кричат во все горло:
     – Барин с барыней чуть не сгорели! Из-за ведьмы этой! Не миновать ей смерти. И поделом!
Конечно, теперь конец, я во всем виновата! Один из преследователей  за руку схватил, еле вырвалась. Кинулась в сторону, а там двое. Ускользнула от них, Игнат на меня бичом нацелился.
      – Скорей откройся, дверца, в мой мир! Помоги убежать или это мои последние секунды.
Рванулась  вперед, к лесу и застряла в вязком, горячем воздухе. Заколебались в зыбком мареве деревья. Я как провалилась. Невидимый поезд обдал горячей волной. Мужики с кольями растаяли, а я опять стою на той, или не на той полянке? Одна, в рваном балахоне и тряпке вместо платка на голове.
     – Куда теперь попала я, в какой мир?
Тут выскакивает из-за деревьев Юрка, здоровый увалень:
     – Ты где была? Откуда ты такая?
Я плачу, обнимаю его как родного,  глажу, разглядываю. Смущается и бормочет что-то. А я кружусь, заливаюсь веселым смехом, сдергиваю платок. Волосы, отросшие аж до самых лопаток, растрепались и закрывают лицо. Юра смотрит на меня, трогает   волосы, одежку и не может ничего понять. Я опять кидаюсь его обнимать от радости и огромного счастья - я здесь, у меня все получилось! Как же я теперь люблю этот мир, и как умею теперь жить с удовольствием, ценить каждую секунду и всех вокруг!
     – Ты меня долго искал?
     – Долго! Наверное, полчаса.
Для него полчаса, а для меня пять месяцев.  И каких пять месяцев?  Мы шли по деревне, сельчане смотрели на меня в рубище, растрепанную и счастливую,  крутя пальцем у виска. Тетушка, увидев меня, всплеснула руками:
     – Какой у тебя парик! Ты играешь в клубе в постановке?
Я расцеловала добрую женщину первый раз за все время. Подтопила баньку, наконец-то вымылась с удовольствием и наелась, вдоволь. Прилегла в прохладной горнице, глаза закрыла, наслаждаюсь отдыхом. Мирно тикают ходики, тетя Лена разговаривает по телефону. К боку привалилась горячая кошка Мурка. Блаженство! Вошла тетя Лена:
     – Не спишь? Сейчас приедут твои родители.  Позвонили, хотят видеть тебя.
Вмиг соскочила с кровати и запрыгала от счастья:
     – Тетечка Леночка! Сейчас переоденусь, и мы пойдем встречать на станцию маму и папу.
Она посмотрела на меня с изумлением. Так не хочется надевать ни один из моих диких нарядов! Хочу что-нибудь человеческое! Тетя Лена превратилась в статую от вопроса:
     – Можно я надену ваше голубое платье с белым воротничком?
Платьице прелестное, скромное и нарядное, длиной за коленку  (пояском откорректировала по талии, а талия у меня теперь чудо!), плюс белые балетки. Полюбовалась в зеркало, сама себе понравилась! Блестящие пепельные волосы, заплетенные в две толстые, короткие косички, чистое лицо, счастливые глаза.
     – Вот бы посмотрел сейчас Мишка-конюх, да и все остальные. Вот подивились бы! От одного воспоминания мурашки поползли по спине, проваливаясь в рубцы! Не хочу!
Я закружилась перед тетей Леной. Она ахнула:
     – Красавица,  стройная, как березка!
     – Еще бы! Сбросила два пуда и натренировала каждую мышцу.
Весь путь с тетей по улице до вокзала шла, прижавшись и держа под руку, не могла нарадоваться, что я здесь и рядом с ней, с моей доброй родной тетушкой.
Подошел поезд. Обдало горячей волной от вагонов - я вздрогнула от страшного воспоминания и еще сильнее прижалась к тете Лене, а мурашки опять побежали по всему телу. Из вагона вышли мама и отец!
     – Как они постарели и осунулись за последнее время. Родные мои!
Бросилась  навстречу, обняла и разревелась как маленькая. Они сначала просто обалдели, потом начали целовать и успокаивать. Затем набросились на тетю Лену, подозревая ее в жестоком обращении со мной. Я вытерла слезы, расцеловала и успокоила их, взяла за руки, и повела домой к тете Лене. Там, усадив всех за стол и быстро поев, встретила корову. Я ведь теперь все умею и делаю с удовольствием.
    Подоив, дала сена, обняла ее и шепчу Марточке на ушко, какая она красавица и как я ее люблю. Она стоит, жует, слушает и косит большими умными глазами в сторону. Я обернулась. На меня удивленно смотрели мои родители и тетя Лена:
     – Даша!Ты умеешь доить корову?!
     – Да! Я все теперь умею! Жизнь научила! Я все сделаю, чтоб вы были счастливы мои родные! Я люблю вас и люблю весь этот мир!

                Декабрь 2009 года.
Следующее произведение автора:http://proza.ru/2018/03/28/1530