Яма. День двадцать пятый
Сегодня Шамиль продал нас в лагерь для работ. Вернее не продал, а сдал в аренду, словно рабов. За деньги, разумеется, сдал - не бесплатно. Кормить пленников в смутной надежде на возможный выкуп не очень рентабельно, а потому он решил нас хоть как-то монетизировать.
С утра за нами пришли трое чеченцев. Выволокли нас из ямы, заковали ноги в кандалы и приказали топать. Мы молча пошли с ними. Один из чеченцев шёл впереди, указывая дорогу, двое с винтовками - шагали следом.
В ауле, куда нас привели, нам показали землянку. Сказали, что теперь мы будем жить здесь.
Потом, уже позже, я познал на себе сполна все "прелести" такой жизни. Сбитая из неотёсанных брёвен и продуваемая семью ветрами халупа будет снится мне в кошмарах до конца дней. Это страшное место, оно даже страшнее ямы. Из-за вшей. Неимоверного количества вшей.
Ближе к вечеру нас повели на работу, в компании с такими же пленными оборванцами, согнанными из других аулов. Всего нас таких в общей сложности набралось человек шестьдесят.
Кузнецов, Филатов и я старались держаться вместе. В яме, до этого, мы не очень ладили, но среди чужаков интуитивно жались друг к другу. Ещё ни с кем здесь не познакомились, да и знакомиться особого желания не возникало. Из случайно подслушанных разговоров узнали, что были тут в основном рабочие, несколько пограничников и контрактников.
Весь день мы таскали воду в больших канистрах за несколько километров, от горного ручья до аула. По канистре в каждой руке. Нас было пятеро в группе, мы шли впереди, а чеченец, вооружённый винтовкой и стороживший нас, шагал следом. Один из "бывалых", ходивший по этим тропам множество раз и изучивший маршруты вдоль и поперёк, вёл остальных.
Дорог в горах нет, даже просёлочных, а по тропе не проедет ни один джип. Только осёл пройдёт, но ослы в Чечне - удовольствие дорогое. А потому работу ослов выполняют пленные, иначе говоря - рабы.
Вечером, после работы, наш конвоир привёл нас "домой". Здесь, на пустыре возле землянки, женщина накладывала в чашки еду из большого чана. А двое чеченцев с винтовками приглядывали за пленными.
Я дождался своей очереди и получил пайку: старую, плохо проваренную кукурузу, без жира и соли, в пластмассовом ведёрке из-под майонеза.
Я посмотрел на эту жуткую гадость и чуть не подавился слюной, набежавшей от нездорового аппетита. Кузнецов первым из нас троих отстоял очередь, схватил свою порцию и, забыв про ложку, жадно запустил пальцы в горячую кукурузу.
- Новеньким в первый день не положено! - здоровый верзила в потёртом камуфляже вырвал у него ведёрко с едой и объяснил: - Будете есть через день. Пайку мне будете отдавать.
Этого чёрта все тут называли Власом. Боялись его и делали вид, что уважают. Не знаю, в каких войсках он служил, перед тем как попал в плен, но если бы знал, поставил бы на них клеймо позора.
Такого рода индивиды, я называю их "толчковая жижа", совсем не редкость в России. Мы встречаем их каждый день - на улице, на работе или в дорожной пробке. Они всегда и везде живут исключительно для себя и строят собственную выгоду абсолютно на всём, включая даже чужое горе. Их идолы - халява и воровство, а самый высший из идолов - подлизывание вышестоящих задниц. Они легко находят в общей массе подобных себе, сговариваются и верховодят, когда возможно применить силу. И применяют кулаки не стесняясь, чтобы добиться власти над слабыми и разобщёнными. Даже здесь, в заброшенной и проклятой всеми вся средневековой заднице мира, "толчковая жижа", как выяснилось, тоже присутствовала и преуспевала.
- Это что за закон такой? Кто придумал? - бросил Кузнецов с вызовом. Кукуруза из пригоршни в его руке посыпалась на землю. Он положил руку на плечо Власу, чтобы вернуть себе честно отработанную пайку.
Влас развернулся и, без объяснений и проволочек, с силой ударил Кузнецова кулаком в лицо. Тот упал на колени, заливаясь кровью, и зажал ладонью разбитый нос.
Мы с Филатовым молча поднялись и пошли на Власа, сжав кулаки. Тот брезгливо скривил лицо - за его спиной, как по команде, нарисовались трое. Эта четверка, как мы позже узнали, заправляла в нашей землянке всем и вся.
Они свалили нас с ног и били вчетвером двоих. Кузнецов нам помочь не мог, он со сломанным носом корчился в стороне. И вот тогда, в минуту боли и унижения, закрывая голову от ударов, я понял то, чего не понимал раньше:
В плену каждый сам за себя, здесь люди перестают быть людьми и живут по волчьим законам. Не верьте тому, кто скажет, что это не так, он просто не знает о чём говорит, потому что не бывал в чеченском рабстве. Законы здесь как в тюрьме, только намного жёстче. В тюрьме есть еда и много чего ещё, что позволяет сносно существовать. В чеченском рабстве выживает лишь тот, кто силится выжить изо всех сил.
Четверо чеченцев стояли в стороне и молча смотрели на нас. Смотрели с презрением на русских рабов, дерущихся из-за плошки мерзкого варева. Смотрели как на зверей.
- Только, Влас, не убей никого, - предупредил один и брезгливо сплюнул под ноги тонкой струёй. - Они денег стоят. Да и сам ты пока ещё не мусульманин, чтобы с тобой считаться.
Влас и трое его подручных оставили нас в покое и отошли в сторону. Встали рядом с чеченцами, словно показывали при всех, что они для чеченцев свои.
Трое чеченцев отошли сразу - сторонились "толчковой жижи" из чувства брезгливости. Один остался на месте, но только потому, что отвечал Власу и хотел высказаться до конца. Он говорил скорее не для него и не для нас избитых, он объяснял это ВСЕМ РУССКИМ.
- Вот потому вы, русские, никогда не победите нас. Вы как зверьё в зверинце, каждый сам за себя. Сбиваетесь в стайки и душите тех, кто слабей. Душите за еду, своих же душите, лишь бы отобрать и съесть самому. - Чеченец сплюнул и посмотрел на Власа как на мокрицу. - У нас, вайнахов, не так. Мы уважаем друг друга даже тогда, когда друг с другом воюем. Мы умрём друг за друга, и друг за друга убьём. Вот потому ваша огромная потешная армия не может захватить маленькую Чечню, и не захватит её никогда. Вы только себя способны унизить и выпросить у нас унизительный мир. Вы сборище, вы - не народ.
Чеченец отошёл от Власа, точно также, как трое до этого. Для него было позором даже просто стоять рядом с тем, кто только что унизил и избил брата по крови. Унизил и избил своего, вместо того, чтобы убить чужого.
Свидетельство о публикации №218042801655