Яма. Раненая чеченка

К тому же я ненавидел чеченцев – всех чеченцев! Даже стариков и детей. Тех самых "детей", что отрабатывают удары на пленных русских солдатах.





Цепь на ногах мешала идти, и я от неё избавился. Два часа долбил по ней камнем, пока в конце концов не разбилось одно из звеньев. Без оков я чувствовал себя гораздо уверенней, не спотыкался на каждом шагу и при случае мог бежать.

К тому же я переобулся, снял громоздкие кирзачи и надел кроссовки. Позаимствовал их у мёртвого Власа, ему они отныне ни к чему.

Минут двадцать я шёл куда глаза глядят. Топал и ни о чём не думал. Без намеченной цели, одуревший от последних "развесёлых" событий и опъянённый чувством свободы. Пока не увидел невдалеке одинокий дом, наполовину разрушенный недавним обстрелом. Уцелела только пристройка, похожая на сарай.

Я осторожно приблизился и осмотрел окрестности, прячась в кустах. Признаков живых людей не замечалось.

И тут я услышал стон. Будь это мужской стон, я ретировался бы, по добру по здорову. Но это стонала женщина. А потому, как всякая особь мужского пола, я начал строить из себя героя и настоящего мужика. Видимо, с головой в тот момент у меня действительно было плохо, потому что я вышел из-за кустов и пошёл по тропе в ту сторону, откуда доносился стон.

Пройдя десяток шагов, я увидел молодую чеченку. Она была ранена, лежала на траве и постанывала. Вокруг её левой ноги трава почернела от спёкшейся крови.

В предчувствии смерти застонет любой, даже самый бесстрашный и крутой мужик. Инстинкты, борясь за жизнь, подавляют волю. Тело сопротивляется смерти любой ценой и взывает о помощи всеми доступными способами. Вот и эта чеченка, она хотела жить и цеплялась за жизнь как могла.

При виде умирающей бабы (чертовски красивой молодой бабы!) моё сердце дрогнуло. Будь это старуха или просто женщина "так себе", я плюнул бы, скорее всего, и потопал дальше. Ведь я не армия спасения и не красный крест. К тому же я ненавидел чеченцев – всех чеченцев! Даже стариков и детей. Тех самых "детей", что отрабатывают удары на пленных русских солдатах, готовясь вырасти истинными джигитами.

Но красивая баба делает из мужика беспомощного ребёнка. Это как наваждение, которое похоже на глупость. Женская привлекательность, она как символ продолжения жизни – мужская воля бессильна в борьбе с приказом родовых инстинктов. А потому я подошёл ближе, чтобы помочь, чем смогу.

Чеченка повернула голову на звук шагов, увидела меня и вздрогнула. Бледнющая как смерть от потери крови, но всё равно красивая. Жгучая язвительная ведьма с перекошенным от злости лицом. Она крикнула мне что-то по-вайнахски. И я усмехнулся: "ненавидит меня!"

– Я помочь хочу, не ори, – сказал я, как мог спокойно. Присел осторожно рядом, ещё осторожней сдвинул подол её юбки и взглянул на рану.

Чеченка закрыла глаза, чтобы ненавидеть меня чуть-чуть меньше, и отвернулась. Она терпела прикосновения чужого мужчины, потому что хотела жить.

Дела её были плохи, рана была глубокой. Осколком рассечена вена в икре, чуть выше лодыжки, и кровь просто так не остановить. Ещё минут десять-пятнадцать и, если не оказать помощь, она умрёт.

Я сделал первое, что пришло в голову: оторвал кусок материи от её юбки и с силой затянул вокруг ноги, чуть ниже колена. Полностью кровь этим не остановишь, но это лучше, чем совсем ничего. Тут нужна большая иголка с ниткой, чтобы затянуть вену швами, или хотя бы широкая лента обычного лейкопластыря. Но где их сейчас найти?

– Лежи и не шевелись! – сказал я чеченке строго. – Найду что-нибудь и вернусь...

Я направился в сторону разбомблённого дома в поисках того, что может помочь. В развалинах я нашёл два трупа: старика и маленькой девочки. Живых тут не было. Рядом со стариком я нашёл ружьё – охотничью двустволку. Стволы заряжены, я проверил.

Патроны большие, пороха много. Для задуманного мною хватит и одного. Я "переломил" двустволку, вынул патроны и вернулся к чеченке.

Она была в сознании, но рана на ноге по-прежнему кровоточила. Смерть неминуемо приближалась к ней. С каждым новым ударом сердца и толчком в артериях, с каждой каплей потерянной крови.

– Прикуси, как можно крепче... – я протянул ей толстую палку и она послушно закусила её зубами. – Сейчас будет очень больно, но после этого ты будешь жить.

Я осторожно разбил гильзу камнем, так, чтобы не задеть капсюль, и ссыпал порох на рану. Достал зажигалку, поднёс и поджог. Порох вспыхнул, чеченка вскрикнула и потеряла сознание.