Яма. Побег из чеченского плена

Шамиля подвела застарелая мысль, что пленники медлительны и не опасны.
Времени опомниться я ему не дал и с силой ударил ногой в лицо.





С утра Шамиль спустил лестницу в яму и велел мне вылезать. Я вылез и, звеня кандалами, пошёл в ту сторону, куда он указал винтовкой.

Возле ручья Шамиль остановил меня, бросил лопату и приказал:

– Копай! – сам он уселся на камне и закурил.

Я взял лопату и стал копать.

Когда яма углубилась примерно на метр, Шамиль подошёл и завязал разговор. Голос его был твёрд, но не груб:

– Я хочу спросить тебя ещё раз: "Что ты решил?"

– Я уже дал ответ, – сказал я холодно. – Я не приму ислам.

Желваки на лице Шамиля заходили ходуном. За всё время чеченского плена я впервые видел, чтобы он нервничал.

– Если ты не жалеешь себя, то пожалей хотя бы Малику, – сказал Шамиль. – Она потеряла мужа, потеряла родных. Я не хочу убивать тебя и расстраивать её ещё раз. Девочке итак выпало чересчур много горя.

– Она выйдет замуж второй раз и всё в её жизни наладится, – ответил я. – Я желаю ей счастья.

– Ей будет трудно найти мужа, – ответил Шамиль. – Мужчин в Чечне гораздо меньше чем женщин. Из-за войны.

– Она может стать второй или третьей женой, – сказал я. – Я слышал, в Чечне это принято.

– Малика не из таких, – Шамиль смотрел на меня и хмурился. – Она никогда не станет второй женой, она слишком красива для этого и слишком горда. Она хочет быть для мужа единственной.

Я с сочувствием покачал головой.

– Я не хочу расстраивать Малику... Но однажды я уже ответил ей – дома меня ждёт невеста.

– Твоя невеста найдёт другого, – решил Шамиль. – У тебя на родине не идёт война и мужчины так часто не погибают. Прими ислам и останешься жив.

Я промолчал. Не стал говорить того, что сказал уже дважды. И только смотрел на него снизу вверх, стоя в могиле, которую выкопал для себя.

– Малика единственный близкий мне человек, – продолжал Шамиль, всё ещё надеясь и пытаясь. – Сына забрала война, жена умерла от болезни. Осталась только она – племянница. Я забочусь о ней, как могу. Хочу, чтобы она уехала из Чечни, подальше от пережитого горя и этой войны. Хочу, чтобы была счастлива. Многие арабские страны принимают беженцев из Чечни, но чеченских мужчин принимают неохотно. А одну её я отпустить не могу, женщина-мусульманка не может разъезжать без мужа или отца. Да Малика и сама не поедет. Ей нужен муж, муж – мусульманин.

Я покачал головой и ухмыльнулся в лицо Шамилю. Ухмыльнулся с издёвкой и вызовом. Бессмысленный разговор мне надоел.

Шамиль понял это. Он стал холодным и злым, как смерть. И наконец решился сделать то, для чего мы сюда пришли: вскинул винтовку и направил ствол на меня. Но того, что случилось дальше он не ожидал никак.

Я сделал быстрый шаг в его сторону и рукой подсёк его ногу. Подсечка вышла что надо – резкой и сильной. Шамиль крякнул от неожиданности и свалился на пятую точку. А я в это время пулей выскочил из могилы.

Шамиль привык, что пленники всегда в кандалах и длинного шага сделать не могут. А на этот раз вышло иначе – кандалы на моих ногах оказались разорваны. Шамиля подвела застарелая мысль, что пленники медлительны и не опасны.

Времени опомниться я ему не дал и с силой ударил ногой в лицо. Он инстинктивно закрылся руками, и я выхватил у него винтовку. А потом ударил прикладом по голове. Шамиль откинулся на спину, потеряв сознание.

Я не хотел его убивать и потому убивать не стал. Пощупал пульс, убедившись, что с ним всё в порядке, и оставил "отдыхать" в тени акации. Достав из кармана карту, я быстро огляделся по сторонам и, сориентировавшись на местности, побежал в горы.