Яма. Русские способны лишь мямлить

Мы, чеченцы, другие. За одного своего мы убиваем десятерых врагов. Потому нас боятся и уважают.





В пещере воцарилась кромешная темень, завал отгородил нас от дневного света. У солдата была зажигалка, он подсветил и мы осмотрелись.

– Как звать-то тебя, земляк? – спросил я. – Умирать возможно вместе придётся, а даже имени друг друга не знаем.

– Алексей, – представился солдат. – Для своих – просто "Лёха".

– А я Сергей, – протянул я руку и усмехнулся: – Для своих – "Серёга".

Мы обменялись рукопожатиями, в знак уважения и знакомства. Возможно, последнего в нашей жизни.

– Что делать будем, Серёга? – спросил Лёха.

– Как что? – хмыкнул я. – Выбираться отсюда! Видишь, пламя зажигалки колеблется?

- И что это значит? – оживился Лёха, с надеждой.

– Это значит, здесь должен быть второй выход. Воздух движется не просто так, в пещере сквозняк. Она дальше в глубину идёт, туда и будем двигаться, пока газа в твоей зажигалке хватит. А когда закончится – на ощупь пойдём. Но сначала, тебя перевязать надо.

– За что они нас убивают? – спросил Лёха, пока я его перевязывал, его же разорванной белухой. Вены на ноге задеты не были и простой перевязки оказалось достаточно, чтобы остановить кровь. – Ненавидят за что? Это я про чеченцев.

Я нахмурился и ответил:

– Спроси лучше: за что нас ненавидят те, кто послал воевать с ними.

Лёха подумал о чем-то, но промолчал. А я продолжил:

– Я спросил у Шамиля однажды: почему чеченцы издеваются над пленными. И мудрый, поживший на этом свете Шамиль объяснил так:

– Потому что их за издевательства не накажут. Вы, русские, не способны призвать к ответу. Вы способны лишь мямлить и терпеть унижения. Когда война закончится, врагам вашим простится всё, вы сами их амнистируете, чтобы они не убивали вас дальше. И не важно, чеченец это или иностранный наёмник, воевал за свободу своей земли или зверствовал и убивал ради наживы и удовольствия. Вы простите им всё и простите их всех, потому что слабые и не способны наказывать. Мы, чеченцы, другие. За одного своего мы убиваем десятерых врагов. Потому нас боятся и уважают. Были бы вы народом с гонором и самолюбием, построили бы весь Кавказ на раз-два. А тех, кто строиться под вас не хочет – в расход. Казаки испокон веков поступали именно так. Но вы, современные русские, слишком от этого далеки. Вы как стадо баранов плетущихся на заклание, гонимые плетью хозяина и сворой его послушных псов. Вы только терпите и трясётесь за мелкие шкурные интересы, когда о вас вытирают ноги. Без разницы кто: свои же, те кто властвовать над народом приставлен, или чужие, с которыми вас стравили.

– А кто такой этот мудрый Шамиль? – спросил Лёха.

– Пленитель мой, – покривился я. – Я в яме три месяца отсидел. В чеченском плену. На днях сбежал.

– Вот это да! – изумился Лёха. – А я то думаю, откуда ты такой потёртый взялся. В смысле форма у тебя потёртая. А сам заросший и бородатый. И не боишься ты ничего.

– Не боюсь, потому что плен гораздо страшней войны.

– И всё равно ты на пленного не похож, – не поверил Лёха. – Я видел выживших в чеченском плену. Они от голода прозрачные. Кости торчат во все стороны.

– Я чеченке одной понравился, подкармливала меня, – похвастался я.

– А чеченка красивая? – спросил Лёха и улыбнулся.

Я показал большой палец.

– Что же с ней не остался? – опять не поверил Лёха.

– Я Чечню не люблю! – отвернулся я. – Потому не люблю, что не хотел идти с чеченцами воевать. Но моего желания не спросили. Годен к строевой – топай под пули.

– Ты не один такой, – признался Лёха. – Мы все должны нашей родине по самый цинковый гроб.

– Ладно, хорош болтать и на жизнь жаловаться, – хмыкнул я, имея в виду и себя, – двигать надо. Пойдём до упора, пока пещера не кончится. Бог даст, повезёт и выберемся наружу.