Ах, Аполлон! Немного авантюр и мистики. Глава 3

Глава третья


 Не переставая звонил телефон на кухне, но Ольге было не до того. Ее любимый английский бульдожка, катая резиновый мячик по полу, случайно попал в сети
телефонных и компьютерных проводов и запутался в них всеми четырьмя лапами и башкой. Оставить его одного в столь затруднительном положении не представлялось возможным. Толстый неуклюжий Буся пытался решить проблему собственного освобождения, руководствуясь исключительно принципом прапорщика : «Чего думать, трясти надо!». Компьютер, между тем , медленно но верно сползал со стола, грозя обрушиться на голову Ольгиного любимца. Она же по мере сил пыталась сей процесс приостановить. И в самый последний момент их общие с Барнабасом усилия увенчались успехом. Комп устоял. Пес, топая и похрюкивая, покинул комнату ради новых дел. А Ольга, совершенно обессиленная, так и осталась сидеть на полу, привалившись спиной к дивану. Но долго расслабляться ей не пришлось - из кухни стали долетать характерные звуки: неутомимый Буся возмущенно гремел пустой миской.

«У него, наверно, воды нет», - предположила Ольга и, тяжело поднявшись, поплелась вслед за собакой на кухню, где ее и застал очередной телефонный звонок.

«Господи, кому это неймется в полпервого ночи?» - в очередной раз удивилась она и сняла трубку.

- Оля, каленихта ( греч. «Доброй ночи»), это Маргарита! – услышала она знакомый голос с характерным ставропольским акцентом. - Я же ж тебя уже три дня ищу. Даже Виталика к тебе засылала.

- Да, вот, дел много, - промямлила Ольга, а про себя с тоской подумала, что только Маргариты ей на ночь глядя и не хватало.

Но, куда деваться! Она пододвинула ногой табурет и, усевшись на него, приготовилась выслушивать Маргаритин треп ровно столько, сколько он продлится.

Несмотря на позднее время и желание немедленно лечь в кровать, она не считала возможным оборвать разговор. Во-первых, потому что вообще не любила обижать
людей. Во-вторых, была убеждена - дружба, как и хорошие манеры требует самоограничения. А в-третьих….

Несколько месяцев назад, когда из ливийских пустынь на остров вдруг налетел самум (песчаная буря), и одновременно на турецкой части острова загорелись леса, у Ольги, подверженной всевозможным аллергическим реакциям, начались приступы бронхиальной астмы - стоило ей высунуть нос на улицу, где в воздухе стояла взвесь из пепла и песка, как у нее опухали глаза, и начинался кашель. Снять такой приступ можно было только ингалятором с гормональным компонентом. Маргарита, бывшая в своей прежней жизни медиком, хорошо понимала, какой вред здоровью наносит Ольга, слишком часто прибегая к помощи гормонов, и старалась, чтобы та не выходила из дома без крайней надобности и не провоцировала болезнь. Несмотря на нелегкую, перегруженную заботами жизнь, Марго находила время каждый день забегать к больной одинокой подруге. Приносила еду, лекарства, гуляла с Барнабасом. Если же в какой-то из дней не могла прийти сама, то присылала сына Виталика. С тех пор Ольга считала себя обязанной и всячески скрывала раздражение, если вдруг Маргарита без предупреждения заявлялась к ней в гости - поболтать, а заодно «порадовать» хозяйку, соблюдающую диету, каким-нибудь казачьим блюдом, вроде «вареников з вышнями» или «салом в шоколаде».

- Ой, Оля, я же ж тебе столько должна рассказать - не поверишь, - тараторила в трубку Маргарита. - Тут со мной такая история приключилась, я просто в шоке. В меня богатый грек «агапо» (греч. «влюбиться»)… . Словом, ситуация критическая… . Я к тебе сейчас приеду - обсудим!

Ольга, как могла, пыталась воспрепятствовать ночному вторжению своей энергичной собеседницы, так и сяк намекая и на ночное время, и на усталость:

- Маргошенька, уже поздно, я только что вернулась с презентации и, если честно, хочу спать.

- Ничего, я тебя развеселю! - заявила ничтоже сумняшеся Маргарита, у которой была своя программа, и она ее реализовывала. - Завтра выспишься. Сегодня же пятница.

«Кому нужна такая пятница, если через два дня снова понедельник», - подумала Ольга, а вслух сказала:

- Ладно, приезжай, только возьми такси. Я заплачу», - и повесила трубку.

«Так мне и надо, безвольной курице» - вздохнула она и позвала пса - если с ним сейчас не погулять, то утром Буся, ранняя пташка, разбудит ее в шесть. А еще неизвестно, когда уйдет Марго, и сколько в связи с этим удастся поспать - час или два… .

Бульдожка, радостный, прибежал на зов, в зубах он предусмотрительно держал поводок и всем своим видом показывал, что весьма доволен таким разворотом событий.

Выпасать собаку Ольга отправилась на ближайший пустырь, чтобы не пропустить Маргариту. Мозги у нее заклинивало от усталости, и она кляла подругу за бесцеремонность и одновременно жалела.

«Я бы на ее месте, наверное, давно бы уже сбрендила», - лениво размышляла Ольга, автоматически следуя за натянутым поводком своего маленького тягача. «Уехать из родной страны, все бросить - мужа, дом, работу…. И из-за чего?!».

Кем только Маргарита не подвязалась за год своего пребывания на Кипре: и фасоль перебирала во «фрутарии», и тесто месила в «захариопластии», и белье стирала в
«плинтырии». Некогда ухоженные руки врача-косметолога задубились, как у разнорабочего. И теперь с обломанными ногтями и грубыми мозолями она вряд ли могла бы предложить кому-нибудь свои услуги по массажу или чистке лица.

Последнее время Марго работала посудомойкой в таверне, расположенной в портовом районе с поэтическим названием «Закакия», куда почти не захаживали иностранцы, а собиралась лишь местная тусовка - друзья друзей, родственники родственников, а также друзья родственников и наоборот.

В этой сугубо национальной точке завсегдатаям -«кипреям» совершенно не перед кем было прикидываться европейцами, разговаривать по-английски и пить вина
больше, чем хочется. Было у этого заведения и еще одно преимущество - по-настоящему вкусная домашняя кухня. Словом, клиенты и хозяева были весьма довольны друг другом. И лишь одна Маргарита страдала от чрезмерного наплыва посетителей. Зарплата у нее была фиксированной и совершенно не зависела от того, одну или две горы тарелок она перемоет за ночь.

Но Маргарита не унывала, а предавалась мечтам! Когда-то в эпоху античности женщины занимались проституцией в храме Афродиты в Пафосе с иностранцами до тех пор пока не находили подходящего кандидата для замужества. С тех пор храм Афродиты канул в лету. Однако потребность женщины обрести себе мужа никуда не
делась. И Марго не стала исключением, когда надеялась обустроить свою женскую судьбу посредством «охмурения» какого-нибудь богатого киприота. Тем более, кто-то ей сказал, что южные мужчины обожают пышногрудых белокурых «фемин». Посему она прилежно красилась в блондинку, носила обтягивающую майку,розовые «легинсы» и упорно скрывала от окружающих, свой, увы, далеко уже не средний вес и возраст.

И все же кое-каких успехов на своем тернистом пути нелегального эмигранта эта оптимистка добилась - уберегла от призыва в армию своего единственного сына
Виталика - двадцатилетнего двухметрового увальня, занимавшегося в родном Ставрополе составлением компьютерных программ.

К сожалению, в Лимассоле мальчику пришлось забыть о высоких технологиях и стать по очереди: носильщиком, дорожным рабочим и сторожем, пока мать ни сумела устроить ему контракт с какой-то ремонтной фирмой, что в свою очередь, повлекло за собой выдачу долгосрочной кипрской визы.

Сама для себя Маргарита контракт так и не выхлопотала и вынуждена была, не покладая рук, вкалывать на самой черной работе, правда, оставаясь в этом горе, не одинокой. Весь Кипр был наводнен приехавшими на поиски легального постоянного заработка, но не нашедшими его, арабами, филиппинцами, югославами и так называемыми, «понтийскими греками» - выходцами из Ставрополя, Крыма, Грузии. Марго и Виталик, как раз и относили себя к потомкам древних колонистов,
заселивших еще до н.э. берега Эфксинского Понта.

От мыслей о прелестях жизни на острове Ольгу отвлек Барнабас, который вдруг заворчал и задними лапами принялся разгребать землю, что всегда служило у ее собаки признаком сильного беспокойства.

«А вдруг он змею почуял?» - испугалась Ольга и потянула бульдожку подальше от сомнительного места. Заросший пустырь казался самой что ни есть подходящей
средой обитания для медянок, гадюк и прочей пресмыкающейся нечисти.

Пару месяцев назад Ольга уже имела «счастье» непосредственно столкнуться с подобной ползающей тварью и не где-нибудь, а в вестибюле собственного дома.

Барнабас, возвращающийся с утренней прогулки, первый учуял маленькую бежевую змейку, свившуюся колечком в цветочном горшке, и поперхнулся лаем.

«Она здесь от солнца укрылась, - объяснил сей неприятный инцидент управляющий дома, немедленно вызванный консьержкой на место происшествия, - рабочие
поблизости рыли траншею и разворошили змеиное гнездо, эта уже третья за сегодня».

Дома в полуобморочном состоянии Ольга обследовала всю жилплощадь сантиметр за сантиметром в поисках очередной заблудшей рептилии. Разумный довод, что они с Барнабасом обосновались аж на восьмом этаже, ей в расчет не принимался.

Несколько ночей потом она боялась спать, ей все мерещилось, что в ванной кто-то ползает. Маясь от бессонницы и страха, она даже позвонила в Москву Ксану,
который, выслушав стенания жены, невозмутимо спросил, неужели ей не известно, что Кипр когда-то называли змеиным островом. Ольга пролепетала, что если бы
знала об этом раньше, ноги бы ее здесь не было. Ксан помолчал, и изрек: «Змеи друг друга не жалят, в отличие от скорпионов и пауков». В ответ она уж было собралась послать «приятного» собеседника куда подальше и шваркнуть трубку на рычаг, но не успела - Санаеву удалось заинтересовать ее любопытным экскурсом в греческую мифологию.

«Между прочим, - поведал он, - прорицательница Кассандра получила свой дар предвиденья от укуса змеи в храме Аполлона, что на Троянской равнине».

- И что дальше?- спросила Ольга.

- Да вот подумал, может, какая-нибудь гадюка и тебя ужалит, пардон, уважит... и наградит какими-нибудь талантами.

В очередной раз удостоверившись, что сочувствия от Ксана как не было, так и не будет, Ольга все же завершила беседу, не прощаясь. Но бояться перестала. Обида
вытеснила страх.

А через неделю ребята из Аэрофлота передали ей от мужа пузырек с какой-то успокоительной микстурой, который и по сей день валялся непочатый где-то в закромах ее кухонного шкафа.

Воспоминания о тех событиях заставили ее поежиться, а тут еще под брошенной на землю газетой что-то характерно зашуршало, и Ольгины нервы сдали окончательно.

Подхватив Барнабаса, она со всех ног припустила домой подальше от подозрительного пустыря и его обитателей.

Только закрыв за собой дверь, она почувствовала, что наступил придел ее человеческих возможностей. И впечатлений на сегодня, пожалуй, хватит. Но как бы
опровергая этот тезис, звонок в дверь возвестил, что жизнь продолжается. И через минуту порог Ольгиной квартиры переступила полная улыбающаяся особа. На
румяном, круглом лице ее играла бодрая улыбка, свидетельствующая о том, что она пережила день легче, чем ее подруга.

В руках Маргарита, а это была именно она, держала, как обычно, кулечек с едой. За полгода их общения Марго ни разу не пришла в гости без собственных продуктов, вернее без дежурного, еще не успевшего остыть, блюда родной таверны. Сегодня она намеревалась угостить Ольгу «клефтико» -тушеной с баклажанами бараниной.

Кроме того, из своей необъятных размеров пластиковой сумки эта добрая самаритянка извлекла бутылочку «Командарии» - сладкого ликерного вина из подвяленного винограда, рецепт приготовления которого восходил аж к крестовым походам и аккуратно завернутые в непромокаемый пергамент домашние пшеничные лепешки с сыром.

Вручив свои щедрые дары, Маргарита прошла в холл, где, по обыкновению, возлегла на мягкий бежевый диван.

Отличаясь от природы художественным вкусом и чувством стиля, Ольга постаралась сделать из своей небольшой квартирки нечто уютное и одновременно своеобразное. Достаточно было бросить беглый взгляд вокруг, чтобы понять, как хозяйка ценит уют, уединение и красивые вещи. На это указывала дорогая керамика, копирующая музейные образцы, расставленная на полках, протянувшихся вдоль розовато-лиловых стен, и меняющий в зависимости от освещения оттенок ковер из Кашмира, и сложно сконструированные из льна и шелка жалюзи, поддерживаемые золотистыми жгутами. За выступом в стене находилась спальня, всю обстановку которой составляла кованная кровать с пологом, платяной шкаф, на дверцах которого был нанесен греческий орнамент, и изящное трюмо с мраморном столиком.

Разноцветные тени, отбрасываемые венецианскими настольными лампами и цветочные натюрморты, стилизованные под фламандскую живопись, дополняли впечатление оторванности дома от внешнего мира.

Но особую гордость у Ольги вызывала огромная ванная комната, стены и потолок которой были выложены природным камнем, повторяющим узор старинной мозаики.

В центре на возвышении располагался бассейн-джакузи с матовыми светильниками-факелами, которые держали в своих пухлых ручках четыре амурчика-купидончика.

Сколько же часов провела она здесь, мечтая, что все у нее еще наладится в жизни.

Маргарита любила захаживать к подруге. После своего убогого невеселого жилища с земляным полом и глинобитными стенами в щелях и трещинах, из которых порой
выбегали юркие ящерицы, Маргарита, напрочь лишенная чувства зависти, любила повторять, что отдыхает у Ольги душой, а заодно и приобщается к гламурному образу жизни. «Ненавижу гламур!» - возмущалась Ольга в ответ. Однако Марго искренне полагала, что подобное светское знакомство открывает перед ней завесу чужой манящей жизни и «ловила кайф» от каждой минуты совместного времяпрепровождения. Как, например, сейчас, когда она могла подробно и со вкусом обсуждать свои проблемы, раскинувшись на подушках и потягивая рубиновое тепловатое вино из тонкого бокала.

Гостья вдохновенно живописала все перипетии своей женской судьбы. И Ольга, вначале слушавшая в полуха ее сердечные откровения, постепенно увлеклась
повествованием про встречу Марго с богатым немолодым греком, который, к тому же оказался вдовцом. Неделю назад он зашел поужинать в таверну, увидел, скобляющую пол сексуальную пепельную блондинку с глазами дикой серны и влюбился, «как простой мальчуган». Однако злобные товарки по кухни Хеврула и Хрезула, прознав про завидного претендента на руку и сердце прекрасной Маргариты, нашептали ему всяческие небылицы и опорочили честную русскую женщину, прямо уличив ее в алчности и корыстолюбии. Богатый вдовец, сраженный коварством возлюбленной, поклялся, что ноги его больше не будет в таверне, а Марго не смогла заверить его в чистоте своих чувств и помыслов, по причине невладения ей в необходимом объеме греческим языком.

Ольга весьма сочувственно отнеслась к очередной Маргаритиной лав-стори, поведанной в ночи. Ей даже расхотелось спать, настолько сочной и колоритной лексикой пользовалась рассказчица, щедро пересыпавшая свою речь ненормативными словечками, «выражансами», типа - «я в шоке», «ситуация критическая», а также
«эллинизмами», заимствованными из местного диалекта.

Затянувшаяся беседа была прервана Барнабасом. Собакин вдруг ни с того ни с сего взялся скалить зубы и наскакивать на полночную гостью, которой в ответ ничего не оставалось, как ретироваться (хотя и время было детское - всего-то пол-третьего ночи), так и не разработав в деталях план мести вероломным Хевруле и Хрезуле. Ольга же, обретя долгожданную свободу и тишину, наконец-то, доползла до кровати и, едва коснувшись щекой подушки, провалилась, как в топь, в тяжелый липкий сон.




Выходные начались, как обычно. Несмотря на недосып и легкую головную боль, Ольга не отказалась от своего обычного утреннего моциона с Барнабасом по душистой эвкалиптовой аллее с последующим погружением в еще прохладную морскую воду, над которой дрейфовал опаловый туман.

Отгуляв, Ольга и Барнабас аппетитно позавтракали, каждый в своем углу. Потом она взялась за мытье посуды и уборку, а бульдожка подался на балкон, куда еще не пришло солнце, наблюдать за жизнью набережной и лаять на проплывающие моторные лодки.

Орудуя пылесосом, Ольга вдруг вспомнила про вчерашний поцелуй Сергея. «Интересно, его так спьяну развезло, или она снова нравится ему? Это было бы приятно….

Но почему не звонит Ксан? Неужели ему нисколько не интересно, как она встретилась с Тучковым….. А почему, собственно, его это должно интересовать?! Вот, если бы он ее любил, тогда другое дело…. Если бы Ксан любил, он бы вообще не допустил приезда Тучкова на Кипр», - тут же напомнила она себе. « И потом, сколько можно гадать: «любит - не любит», на самом деле много лет зная ответ. Вернее приговор…. Достаточно вспомнить Ксановские ехидство и шпильки в ее адрес, особенно в присутствии знакомых, и их очаровательно-деликатные попытки сдерживать смех, когда супруг в очередной раз выбирал ее мишенью для своего
остроумия….

Сквозь гудение пылесоса Ольге вдруг почудились еле уловимые ухом звонки. Она опустила ногой педаль покорного орудия труда и действительно услышала телефон.

«Вряд ли это тот, кто мне нужен» - предположила она, поскольку близкие и друзья чаще звонили ей на мобильный, чем на городской номер. И не ошиблась - голос
казался совершенно незнакомым.

- Ольга Игоревна, доброе утро! Это Дудкин - помощник Колдунова. Я, по поручению Михаила Викторовича, уполномочен пригласить Вас сегодня вечером на ужин в «Ладас» в девятнадцать часов.

- Меня? - искренне удивилась Ольга.

- Ну, не только Вас. Там будут наши товарищи из банка и Корпорации, приехавшие из Росии. Михаил Викторович просит Вас также передать его приглашение Тучкову
Сергею Сергеевичу. К сожалению господина Тучкова нет сейчас в номере, поэтому мы не можем лично пригласить его на наше мероприятие и очень рассчитываем в
этом вопросе на Вас.

- Спасибо. Мы обязательно придем, - пообещала Ольга и, повесив трубку, на секунду задумалась перед телефоном. Скорее всего, ей самой придется разыскивать Сергея, который прямо сказал, что заинтересован в этих людях, и, следовательно, будет рад приглашению. Так, что решено. Она едет в «Сезоны», заодно там и пообедает, и искупается. Жаль бросать Барнабаса одного, но таковы правила игры - сначала дела, потом чувства… .

Отложив пылесос и тряпку до других времен, Ольга быстренько приняла душ, потом, покопавшись в шкафу, выбрала для предстоящей встречи с Сергеем коротенький
серый сарафанчик, который держался на одной костяной пуговице, положила в плетеную из соломки сумку косметичку, апельсинового цвета махровое полотенце,
«косящий под джинсу» купальник в оранжевый горошек с прикольной молнией на трусиках и сочла себя готовой к поездке. Удостоверившись напоследок, что Барнабас задремал под креслом и не нуждается далее в ее заботе, она захлопнула дверь и, напевая привязавшийся шлягер: «Лола, королева комсомола, дочь латышки и монгола», вызвала лифт, который из непонятного каприза, ее этаж постоянно игнорировал.

В конце концов, Ольга решила не трепать себе нервы, и самостоятельно спустилась вниз по лестнице в подземный гараж.

Доехала до отеля она очень быстро. Дороги утром в воскресенье были свободны от машин, а вот Сергея пришлось еще поискать.

Побегав по пляжу, она наконец-то обнаружила его тело за кустом китайской розы. Рядом на траве валялась издаваемая ею газета «Русский Кипр», отчего Ольга
почувствовала что-то вроде укола самолюбия.

Она присела на краешек матраса и принялась разглядывать Тучкова. Ей хотелось прочитать по лицу спящего, как сложилась его жизнь, счастлив ли он…, почему даже во сне у него дергается веко…

Сергей открыл глаза, увидел склонившуюся над ним Ольгу, совсем не удивился, только как-то буднично спросил:
 - Соскучилась?

- Немного, - она обворожительно улыбнулась.

- Пойду разыщу тебе раскладушку - он встал и натянул на голову фирменную бейсболку с козырьком.

- Не суетись, обо мне уже персонал отеля позаботился - остановила его Ольга. Он оглянулся и увидел, что к ним действительно направляется смуглый молодой человек в гавайской рубашке и белых шортах. Тучков принял из его рук шезлонг и спросил:

-Тебе в тенек или на солнышко?

 Ольга засмеялась:

- Думаешь, за год жизни здесь меня еще может тянуть на солнышко? Пойдем лучше поплаваем в море, а? -  И, уверенная в его согласии, в одну минуту скинула сарафан и осталась в одном купальнике.

- Может, лучше полежим, я косточки погрею. Сама же говорила, что я бледный, как поганка…, - слабо пытался возражать Сергней, у которого от морской воды и солнца спина и плечи вчера покрылись чем - то вроде аллергической сыпи.

Но она уже тянула его за руку: «Вставай, лежебока, после купания загар еще лучше ложится».

И он, как в юности, безропотно поднялся и поплелся за ней.

Однако, когда они уже были почти у цели, преодолев полосу раскаленного песка ( хоть готовь в нем кофе по-турецки ), пыл у Ольги поубавился. Море было
неспокойным. Волны с взболомученным песком и водорослями мотали брошенную кем-то одинокую доску для серфинга и лифчик от купальника. Желающих купаться в
округе не наблюдалось.

- Далеко поплывем? - не очень уверенно спросила она.

- Можно далеко, можно близко, - Сергей насмешливо прищурился, - в общем, как пожелаем - так и сделаем.

- Я пожелаю не далеко и не долго, - промямлила Ольга и принялась наматывать свои длинные волосы вокруг заколки на макушке.

- Какая-то ты сегодня не храбрая, - шутливо заметил Тучков и моментально нарвался на встречный вопрос : «А, ты? ».

- Я храбрый, но осмотрительный, - несколько с вызовом отозвался тот.

- Тогда я за тебя спокойна, - Ольга и не скрывала издевки. –Так что тебе подсказывает твой здравый смысл - стоит нам рискнуть или нет? - Спросила и, не дожидаясь ответа, отвернулась от Тучкова и вошла в море.

- Ого, как шторми…. - она не договорила, очередная волна накрыла ее с головой и протащила по камушкам. Ольга успела досыта нахлебаться прежде, чем Сергей помог
ей подняться. С зажмуренными глазами, словно чудом спасшийся котенок, она вцепилась в него, силясь перевести дыхание и устоять перед новым пришествием моря.

Повинуясь внезапному порыву, он вдруг подхватил ее на руки, она обвила его шею руками, казалось, все возвращается на круги своя… . Но... . Пройдя несколько шагов и ощутив под ногами вместо камней мягкое дно, Сергей со словами: «Плыви, золотая рыбка…», отпустил свою ношу в море.

Ольга проверила глубину, вода чуть не доходила до подбородка. Здесь уже вступал в силу закон невесомости.

- Давай к той насыпи, - предложила она и поднырнула под очередной вспенившийся валик.

Тучкову ничего не осталось, как вслед за ней, взять курс на небольшой искусственный островок, расположенный метрах в тридцати от берега. Течение относило в сторону, и он переживал, поплечу ли Ольге такой заплыв.

Сергей облегченно вздохнул только тогда, когда , наконец, и сам вылез на залепленный гроздьями ракушек уступ лежащей веером колоды бетонных плит, зачем-то сброшенных в море, и вытянул молодую женщину за собой.

Ольга встряхивалась после купания, прыгала поочередно то на одной ноге, то на другой, крутила головой, чтоб из ушей вылилась вода, отжимала волосы..... и, конечно, поскользнулась на изумрудной склизкой поверности. Сползая вниз, она безнадежно ухватилась за пахнущую йодом, длинную, как плеть, водоросль. Еще бы чуть-чуть и морская «пучина поглотила ея». Однако и здесь Тучков вовремя подоспел.

Он держал ее в руках, а она не могла заставить себя поднять глаза и посмотреть на него. «Ты вся в песке» - донесся до нее, будто сквозь толщу воды, его голос.

-  Да? Где?

- Везде! - он провел ладонью по ее волосам, щеке… Ольга видела, что он находится у той грани, за которой уже нет ни здравого ума, ни трезвой памяти. «Боже, я уже год не целовалась…» - вдруг подумала она, и ей стало страшно. Конечно, Сергей ей нравится, но не очень-то честно затыкать им разъезжающуюся вокруг нее дыру скуки и одиночества.

Она зажмурилась, Тучков сразу отстранился и тихо сказал:
- Если бы ты только знала, какая это мука.

Ей стало жалко его и себя.
- Я не понимаю, что тебе мешает? - прошептала она, дотрагиваясь до его груди и нежно поглаживая ее.

- Все! - коротко и зло бросил он. Но, увидев недоумение на Ольгином лице, засмущался и неожиданно для самого себя брякнул:

- Можно я приглашу тебя сегодня в самый лучший ресторан?.

- Не получится, - ответила она, едва дыша - Нас уже ангажировал на вечер Колдунов. Я подумала, что тебе это нужно, и согласилась.

- Ну, значит, не судьба.

Ей послышалось в голосе Тучкова что-то вроде облегчения, и она сразу перестала его жалеть, осторожных мужчин Ольга не уважала.

- Нетушки, так легко ты от меня не отделаешься! - твердо и одновременно шутливо объявила она. - Обещал накормить - накорми, иначе я умру от голода, превращусь в полтергейтса, буду греметь пустыми кастрюлями и сковородками на твоей кухне и ухать в дымоход.

Сергей засмеялся, сгреб ее в охапку, но не удержался и бултыхнулся вместе с ней в набежавшую волну.

А через полчаса они пили какие-то возбуждающие ледяные коктейли в баре, над которым повизгивал от ветра парус с эмблемой «Сезонов», и болтали ни о чем. Просто, взяв тайм-аут, наслаждались праздничной атмосферой вокруг, сочными и яркими, как экзотические фрукты, пятнами красок, несущим прохладу ветром с моря, свободой…. Ольга рассказывала что-то забавное, но Сергей не слушал, только смотрел на ее губы, ему удивительно нравился их изгиб. Опытный имиджмейкер, который консультировал политологов фонда «Консенсус», как держать себя перед телекамерами, говорил, что в чужом лице наш взгляд притягивает прежде всего рот, а вовсе не глаза.

И, вообще, Тучкову приходилось всякий раз делать над собой усилие, чтобы не глазеть на нее с таким обожанием.

Наконец, Ольга бросила взгляд на часы и сказала, что пора домой проведать «собакина». Сергей увязался провожать ее до автостоянки. По дороге они сговорились, что каждый поедет в ресторан самостоятельно - Тучкову было неловко использовать Ольгу, как шофера, и он настоял, что отлично сам доберется до «Ладаса» на такси.




Без Ольги на пляже стало пусто, и Сергей вернулся к себе в номер. Достал из бара-холодильника бутылку пива «Кео», выпил ее залпом и не раздеваясь, как был в шортах и шлепанцах, упал на постель, закрыл глаза.

Он не мог разрушить семью, бросить сына, которого обожал, предать Дашку, своего единственного настоящего дружка - что с ними без него будет? А что теперь будет с ним без Ольги?  - тут же напомнил он себе. А вот Ксан, точно, немедленно вышвырнет его из фонда, если узнает о  похождениях на острове. Тучков ощутил себя этаким кобелем, которого держат в жестком ошейнике и на коротком поводке. Но в глубине души знал, что сорвется. Потому что таких, как Ольга нет, после нее добиваться других женщин столь же «интересно», как стоять в очереди за капустой. Вот и сейчас, расставшись с ней, он уже жил в ожидании новой встречи.

Мысль о том, что через два с половиной часа он снова ее увидит, заставила его подняться с кровати и вызвать по телефону человека из рум-сервис. Брюки и рубашка, в которых он пойдет в «Ладас» к Колдунову, нуждались в глажке. «Ну вот, - упрекнул он себя, - случайно и о делах вспомнил… . Итак, его задача на сегодня - поближе познакомиться с этим Игорем Колдуновым, пообещать ему золотые горы, что-нибудь в стиле О. Бендера: «Васюкинцы платить не будут, а будут получать», глядишь, пребывающий в полном затмении сынуля Кодунова заинтересуется и поделится с ним своими заботами и проблемами .




Ольга вернулась домой не в настроении. Ксан по-прежнему не звонил, Тучков вел себя не очень понятно. К тому же ей показалось, что Буся несколько грустноват, что сразу ее встревожило. Она не на секунду не оставляла пса одного, каждые полчаса трогала собачий нос - сухой он или мокрый, отчего в первый раз за их совместную жизнь Барнабас сердито заворчал и спрятался от нее под стол. И только, как обычно отменный аппетит ее любимца, указал ей, что проблема с его здоровьем, пожалуй, надуманна.

Ольга вспомнила про ужин в «Ладасе» только в шесть часов и чуть не расплакалась - так ей не хотелось видеть Колдунова и его команду. Психика ее явно нуждалась в реабилитации. Она несколько раз подходила к стенному шкафу и, открыв дверцу, невидящими глазами смотрела на развешенную там одежду. Дотянув до последнего,
Ольга спохватилась. Сдернула с вешалки белое платье, сунула ноги в шлепанцы и еще раз с умилением взглянула на сладко похрапывающего Барнабаса… - ничего не
забыла? Мобильник, ключи... . Вроде нет.

Лишь в машине ее осенило: «Ну как же она собралась в общество, которое, что называется, «из грязи да в князи» и не нацепила на себя никаких драгоценностей! Лучше было бы придти голой, чем без золотой удавки на шее. А то, что здесь субтропики и люди даже вечером в рестораны ходят в шортах и в майках - это постсовковую элиту «не колыхало». Они дорвались и желали «таперича по- благородному»».

Ольга уже чувствовала себя уставшей от предстоящего ужина. Черт знает что! Второй вечер подряд она вынуждена убивать в обществе каких-то уродов… . «А почему, собственно, «убивать», раз они так интересны Ксану и Сергею? - тут же напомнила она себе. И если она будет сегодня внимательна, то вероятно сможет догадаться, зачем эти малосимпатичные люди понадобились «Консенсусу». Нужно только ничего не прослушать и не проглядеть».




Когда она вошла на террасу, знаменитого на весь Лимассол рыбного ресторана «Ладас», вся компания уже была в сборе. Ольга обратила внимание, что рядом с Сергеем ей места нет - по одну руку от него сидел Игорь Колдунов, по другую - Уля Самосад, одетая, как обычно, во что-то полупрозрачное и завалявшееся. Ольга моментально оценила ситуацию - подслушать разговор Тучкова с Игорьком ей не удастся. Она нехотя села в единственно свободное кресло между строителем Копытовым и Андреем Ивановичем, «дежурным» в любой русской компании «другом-киприотом». Предстоящий ужин обещал стать даже более утомительным, чем она ожидала.

Несмотря на закатное время и близость моря, жара не отступала. Легкий бриз создавал на открытой террасе лишь иллюзию сквознячка - словно бабочки вентилировали воздух своими крылышками.

Незаметно стемнело, под пальмовой крышей вспыхнула лампа, а по столам замельтешили трепетные огоньки и длинные тени - это официанты внесли подсвечники.

Томный грустный певец, скорее всего «голубой», плыл вместе с любовной мелодией от стола к столу, призывно заглядывая всем в глаза.

У Ольги разыгрался аппетит, утром она, правда, уплела пару бутербродов, но потом целый день ничего не ела - только пила соки да фруктовые коктейли. Она подозвала гарсона и заказала себе и креветки в авокадо, и мидии в белом вине, и фаршированную грибами шейку лобстера и… . Наблюдая за тем, как официант таскается к ней то с одним то с другим блюдом, Тучков позволил себе пошутить. «Похоже, тебя и впрямь схватила за горло костлявая рука голода!», - бросил он, перегнувшись через стол.

- Ну, да… схватила, - согласилась Ольга. - Твоими абстрактными посулами сыт не будешь.

В разговор встрял Андрей Иванович. «Олечка! - завопил он на весь зал. - Я тебя буду кормить едой, очень вкусной, какую ты любишь. Только скажи - когда».
Товарищ Костас так разнервничался, что смахнул ложку, испачканную салатом, на Ольгино белое платье. Все заохали, засуетились, наперебой советуя, как избавиться от пятна. Протягивали ей, кто бутылку с минеральной водой, кто солонку… . И лишь Колдунов-старший сидел гордо и неподвижно, подобно скифской бабе, в трудной позе и не принимал ни малейшего участия в нелепой сцене.

Ольга, желая быстрее прекратить возню вокруг платья, отправилась в туалет замывать пятно. А когда вернулась за стол, ситуация уже вошла в правильное русло - подневольный народ, собравшийся на ужин, наперебой выражал свои верноподданнические чувства в застольных речах и тостах и лизал руку дающего. Почти каждый спич заканчивался словами: «Спасибо, дорогой, Михаил Викторович, просто за то, что Вы есть!».

Но Уля превзошла всех.
- Правда, Михаил Викторович прекраснее всех? - визжала она фальцетом. - Если бы его выбрали в президенты страны, он стал бы самым красивым и справедливым
президентом на земном шаре!

- Ну, может быть, не стоит так уж преувеличивать мои заслуги! - впервые за вечер подал голос сам Колдунов.

Народ, недовольный таким заявлением, протестующе зашумел, особенно лезла из платья и драла голосовые связки Самосадина.

Гвалт прекратился, когда встал убеленный сединами маэстро-народник Суржиков-Мазай, вдохновенно воспевший в своих полотнах дубинушки, лучинушки, ель-осинушки, голубок и лебедушек с соколами ясными, а еще гусли-самогуды с жалейками, да мед-пиво, да крашенные яйца на красные горки, а еще «до кучи» сивых коней, замерзших ямщиков, очи черные и прочую, кубыть ее мабуть, теребень «а ля рюс». Художник постучал вилкой по бокалу, призывая к тишине, и, добившись абсолютного внимания, со слезой в голосе провозгласил: «Михаил, ты руина! Ты ископаемое!».

Это было великолепно. Святочному дедку удалось, погрузившись в мутный поток своего угасающего сознания, выудить оттуда истинно-художественный образ-символ,
выражающий суть Колдунова. Ольга быстро взглянула на Сергея, желая разделить с ним курьезный момент, дескать, каков пассаж выдал старый маразматик, привыкший воспринимать окружающий мир через формы? Остальные участники сходки врядли знали, что «руина» в переводе с латыни означает «развалина», «обломок». Вероятно, и Суржиков-Мазай «легко» перепутал руину с колоссом или чем-то в этом роде.

Однако сколько ни пыталась Ольга поймать взгляд Тучкова - все безрезультатно. Тот был до предела увлечен своим собеседником Игорем Колдуновым. Из их разговора до нее доносились лишь обрывочные слова: «гарантия», «пароход капитана Лапова», «доски», «айюрведа», и словно нарочно придуманные имена: «Надя Зверина», «Жан-Жак Долецкий», «Зброгов»… .

Отвлечь Сергея от столь важной беседы удалось лишь Уле Самосад. Сия экстравагантная особа едва ли не взгромоздилась к Тучкову на колени, чтобы в следующий момент дотянуться и ловко выхватить микрофон у дурашки-певца, который в надежде на чаевые, доверчиво пристроился токовать совсем рядом с колдуновской бандой.

Тут-то Самосадина его и подстерегла.

После столь внезапного вероломного нападения оставшийся без микрофона голубой солист долго не мог прийти в себя - стоял и озирался вокруг с таким ужасом,
словно в зал бросили гранату.

Ну, а посетители Ладаса тем временем вынуждены были прослушать в Улином исполнении хит сезона на греческом языке «Калимера, тиканис, сагопао, архи», что в переводе значит: «Здраствуй. Как дела? Я тебя очень люблю».

Получив заслуженный шквал оваций, девушка начала уж было заводить публику «барыней» со всеми там коленцами, прихлопами и притопами. Однако персонал ресторана и растяпа-певец понемногу оправились, и, подхватив плясунью под белы рученьки, отвели назад к Колдунову за стол, не позволив развернуться, подобно мехам баянным, ее дарованию.

После самосадского сольного номера Ольга решила, что последний гвоздь программы уже вбит и пора по домам. Ан - нет. У всей честной компании, оказывается, еще не кончился запас русской водки и пива. А посему Колдуновым было дана отмашка продолжать банкет.

«Сигноми! (греч. Позвольте!), - орала подгулявшая Уля, когда ей на глаза попадался очередной гарсон, - Bring me cold vodka! No ice!». И отлежавшаяся в морозильнике, запотевшая бутылка, водружалась на стол. Далее, папа Миша, как за глаза называли сотрудники корпорации Колдунова, собственноручно выливал ее содержимое в хрустальный рог пополам с пивом и предлагал всем по очереди выхлестать сей незамысловатый коктейль. Народ за столом сиживал бывалый, прошедший суровую школу жизни, но после третьей дозы мало кто мог твердо стоять на ногах и связно излагать мысли. И лишь один товарищ Синежук все еще хорохорился и держал свой нос не в салате, как прочие граждане, а «по ветру».

Однако упорный Колдунов, привыкший выигрывать у всех с сухим счетом, вновь наполнил хрустальную емкость, не замедлив в четвертый раз угостить порцией
собственноручно взболтанного ерша стойкого бойца алкогольного фронта. И тут на защиту Синежука встала грудью его жена Вера. Осознавая в полной мере, что ее
благоверный не может послать своего начальника, куда подальше вместе пойлом, которое уже не лезло в горло, она забрала рог, и, запрокинув голову, самоотверженно влила содержимое в себя. По тому, как дергалась ее шея, можно было догадаться, как тяжко дается ей каждый глоток. Через пять минут пьяная Вера уже рыдала на плече у дебелой Любы Нечушкиной, приговаривая, что все мужики сволочи.

- Что же ты, Верочка, плачешь? - участливо спрашивал ее душевный Колдунов. - Может, тебя муж обижает? Так ты скажи, не стесняйся. Мы его накажем.

Но Вера уже не реагировала, вступив в зону полного отчуждения от реальной действительности. Да и остальные были не лучше. Пьяный Копытов пытался ущипнуть
Ольгу под столом, но, поймав ее возмущенный взгляд, отодвинулся и буркнул : «Тоже, мне, цаца - восьмое марта…».

Ольге захотелось, чтобы занавес опустился, как можно скорее, как после плохой пьесы.

Получив свою дозу впечатлений, она спешила покинуть ресторан, опасаясь лишь одного - как бы ее не привлекли развозить по домам и отелям пьяных со-членов
Корпорации и банка. К счастью, Сергей сделал ей незаметный прочим знак - «уходим», и они вдвоем тихо ретировались.

Лишь отъехав на значительное расстояние от «Ладаса», Ольга свободно вздохнула. «Извини, что я пригласила тебя в этот театр абсурда» - виновато сказала она, когда они остановились на светофоре. «Театр абсурда слишком высоко звучит для данного коллектива» - возразил Тучков, а потом добавил: «Каждый отдыхает, как умеет. А, вообще-то, у них еще запланировано на сегодня морское купание при луне».

- Дал же Бог некоторым здоровья, - вздохнула она.

- Ты устала? - Сергей сочувственно поглядел на нее. - Скоро я обещаю тебе тихий вечер.

- В каком смысле? - рассеянно спросила Ольга. Она только что перестроилась в левый ряд, чтобы идти на поворот.

- Ну, ты сегодня меня при всем честном народе упрекала, что не доедаешь. Так вот, считай, что я осознал ошибки. Поэтому завтра после моей встречи с Игорем
Колдуновым в банке, пойдем с тобой в любой ресторан, какой сама выберешь….

- Давно бы так, - она удовлетворенно кивнула головой. - А то никакой тебе благодарности за службу.

- Благодарю за вечер…, я позвоню, - Тучков отвесил подчеркнуто галантный поклон и вылез из машины.

- Буду ждать, сэр…. - Ольга помахала ему из окошка и поехала домой.

А в голове, словно жернова, проворачивались только две мысли: «хочу спать» и «почему не звонит Ксан?».