Яма. Пуля в голову для бандита

Второе окно слева под прицел берите. Он высовывается оттуда и очереди даёт. Как только высунется ещё раз – пулю ему в башку. Наповал, чтобы не мучился!





– Здесь трое детей и две бабы! Я убью их! Клянусь Аллахом! Мне терять нечего!

– Не убьёт он их! – хмыкнул Лёха. – Это жёны его и дети. У бандитов повадка такая: когда их обложат со всех сторон, они бегут в собственный дом спасаться. Прячутся за баб и отпрысков, а те изображают заложников.

– Анисимов... Сапрыкин... – вызвал по рации лейтенант. – Смотрите в оба за задним двором. Сбегать они там решат, если решат, там лес близко. Валите их, если что, на месте, к чёртовой матери. Желательно, конечно, без гражданских потерь. Желательно, но не обязательно. Главное себя берегите.

– Поняли тебя, командир, – усмехнулся по рации чей-то голос. – Благодарим за отеческую заботу.

– Снайпера, слышите меня? – продолжал лейтенант.

– Так точно, слышим! – откликнулись снайпера.

– Второе окно слева – под прицел. Он очереди оттуда даёт. Как только ещё раз высунется – пулю ему в башку. Наповал, чтобы не мучился!

– А второй, после этого, заложников не пристрелит?

– Заложники – его семья. Не пристрелит. Они там все заодно: и бабы, и щенки, и упыри с автоматами. Бандитское отродье – звери.

– Поняли тебя, командир!

Как раз в этот момент один из бандитов высунулся из окна и дал очередь из автомата. Из того самого окна, второго слева, тот самый бандит. Но тут прозвучал одиночный выстрел, и очередь оборвалась на полуслове. Бандит с дыркой во лбу присел у окна и умер.

– Один готов! – начал отсчёт Лёха.

– Ну вот, а теперь пришла наша очередь! – поздравил нас лейтенант и скомандовал: – Проникаем в дом и расстреливаем урода. Держите его в прицеле и, как только момент удобный, пулю ему между глаз. Через заднюю дверь проникаем, она хлипкая, от удара ноги вылетит.

Мы с Лёхой молча кивнули.

– Филимонов! – окликнул лейтенант Филимонова. – Следи за окнами в оба! Мы до дома бегом, а ты прикроешь, если чертило высунется!

Филимонов кивнул, что значило – "будь спокоен, не подведу", и лейтенант скомандовал:

– Ну всё! Понеслась, парни!

Мы дружно поднялись на ноги, по-очереди выскочили из укрытия и как ошпаренные понеслись в направлении дома. Выстрелов не последовало – бандит не высовывался. Орал эпизодически на прежней волне, о том, что убьёт всех на свете, в особенности двух баб и троих детей. Но нам его ор был побоку, вернее сказать – на руку. Это значило: он отвлечён собственной злобой на мир мирской и о нашем стремительном приближении ни сном ни духом.

Дверь Лёха выбил ногой с одного удара, и мы просочились внутрь. После узкого коридора ворвались в большую комнату.

– Я убью его! – заорал бандит, встретив нас угрюмым звериным взглядом. – Клянусь Аллахом, убью!

Он держал в руках пацана лет восьми, приставив к его лбу ствол короткоствольного автомата. Женщины, обняв остальных детей, сидели в углу и всхлипывали.

– Не убьёт, это сын его, – сказал лейтенант еле слышно. – Для мусульманина сын – дороже всего на свете.

– Давай поговорим спокойно, – предложил лейтенант в полный голос, изображая интонацией и манерой переговорщика из голливудского кинофильма.

Он делал руками успокаивающие пассы, но цепкого взгляда от террориста не отрывал ни на миг. А мы вдвоём в это время смотрели тому в лицо сквозь мушку прицела.

– Хочешь уйти – уходи! – разрешил лейтенант, по-отечески доверительно. – Только ребёнка оставь в покое!

– Отойдите от двери! Я убью его! – заорал бандит.

– Лёха, – сказал лейтенант очень тихо, не шевельнув губами, словно заправский чревовещатель. – В голову его, одиночным, как только шагнёт в сторону выхода!

– Проходи, дорогой, милости просим! Мы не мешаем, не нервничай только, – пригласил лейтенант очень ласково. Он трындел без умолку, заговаривал террористу зубы: – За задним двором калитка, до леса – рукой подать. Мы зла тебе не желаем, главное на курок случайно пальчиком не надави. Прострелишь голову пацану – хоронить придётся. Слёзы, венки, бабские причитания... Оно тебе надо?

Бандит сделал быстрый шаг и ещё один, не выпуская ребёнка и автомат. И тут, как шлепок по заднице, грянул выстрел из винтовки с глушителем.

Бандит плавно осел на пол, во лбу зияла аккуратная дырка. Он вздрогнул всем телом несколько раз, словно сплясал цыганочку, и замер в безжизненной позе, с неестественно выгнувшимся назад туловищем. Обмякшие руки отпустили ребёнка и выронили автомат.

Женщины заскулили в углу, как по команде, разрозненным хором. То ли выражая горе по безвременно почившему, то ли придерживаясь старых добрых традиций – бабы при шариате должны как можно чаще рыдать слезами праведного очищения.