Как в России криминальная хроника делается 8

               

                Из цикла Невероятные приключения Расквасова и его друзей"








- Так вот, Леня и Филя… -  взял быка за рога Расквасов, пока все остальные, кряхтя  и посмеиваясь, рассаживались в редакторской, – с вас, тараканов и королей баранки, мы и начнем… Вот скажите мне друзья, что вам сейчас необходимо? Для оперативного вождения съемочных групп?
 Водители настороженно переглянулись и  худосочный седоусый Леонид твердо  сказал:
- Нужно название поменять … программы… Все смеются: «Ты что, говорят, в «Трусах» работаешь»… Очень стыдное название… кальсонное какое-то…
- Так. А  вы что  предложите, Филипп?
Толстый и седобровый Филипп вновь переглянулся с Леонидом и  косноязычно поддержал коллегу:
- Конечно, надо, куда это… как едешь на машине - все смеются… там трупы и похороны, а ты на такой смешной машине подъезжаешь… содрать все эти надписи с машины…
-  Они  мешают  незаметно подкрадываться… к месту происшествия, – вставил в помощь коллеге  явно заученный и одобренный приятелем аргумент водитель Леонид, - подозреваемых распугивают… и потерпевших…. А мы же – профессионалы!
- Хорошо, друзья. Только вот что я скажу.  И открою некую тайну для всех присутствующих.  Начнем с того, что  вас не поймешь -  когда я обоих на работу  принимал, вы были очень рады и гордились тем, что наш «Фордик» весь такой яркий, разукрашенный надписями… хоть и необычными. Затем вы потребовали еще и «мигалку» на крышу – как у милиции или «Скорой». Что бы через пробки пролетать со свистом. Теперь почему-то требуете незаметности… Почему? А вот сейчас мы это ларчик и откроем. И покажем кое-какое и чье-то «исподнее».
Расквасов открыл сейф и достал  официальную бумагу. Нехорошо ею пошелестев, он  ехидно посмотрел  водителей.
Седые профессионалы напряглись.
- Так вот… это копия протокола  гаишников,  двухнедельной давности. Они поймали одного из наших водителей на оптовом рынке «Сладкая жизнь»,  где он «калымил» – развозил мешки с крупой, картошкой и сахаром по квартирам летних любителей варенья.  А при погрузке очередного  мешка с сахаром, заехал прямо на территорию базара,  и угрожал торговцам сьемками, контрольным закупом, прокуратурой, телевидением и физической расправой со стороны криминальных структур. Целым букетом наших героев угрожал. Помня нашу дружбу отбирать права гаишники у этого гуся не стали, а написали официальную бумагу на мое имя. С просьбой разобраться. Так, сахаровозы – кто это был из вас? И где была в это время съемочная группа? Признания жду. Или   через две минуты увольняю обоих.
И тогда пожилой Филипп встал и молча указал грязным пальцем на верного друга.
В ответ пожилой Леонид тоже встал и заныл что-то про внуков.
- «Упала птица в камыши. Лишили лебедя полета». Все, Леня.  Тридцать процентов зарплаты – долой. Оба свободны.
Водители, тихо, но очень слышно матеря друг друга, вышли в коридор.
- Теперь с вами, дорогие мои операторы разберемся.   Еще раз повторю, что все операторы «Исподнего» почему-то и чему-то постоянно учатся. Всем секретам сьемки. Спорят часами об этом, отпрашиваются на какие-то непонятные курсы. Но почему  же тогда, настойчивые и любознательные, все ваши сьемки похожи на тот фрагмент из фильма «Служили два товарища»? Ну тот, где за него  едва не расстреляли  оператора Некрасова? Почему у всех камеры трясутся? Вы что – с постоянного бодуна? Как наш уважаемый ветеран – Николай? О котором я сегодня еще вспомню? Где сьемки со штатива?
  Операторы засопели – штативы они не любили со своего творческого рождения.
- Короче, друзья! Или картинка  резко улучшается уже завтра, или  послезавтра даем объявление о наборе новых друзей видеокамеры…
Операторы  криво улыбнулись этой пустой угрозе. В «Исподнее» творческий народ  не очень-то и рвался.
- Теперь редактура.  – И Герасим  открыл специальный журнал. –  Последняя неделя. Читаем:
«Девушка отскочить не успела и угодила под удар автомашины. К счастью, все обошлось благополучно…»  Господин Краснобабин! Что здесь «благополучного» и где здесь «счастье»?
- Ну, это такой оборот, вы же понимаете… - высокомерно ответил Краснобабин.
- Хорошо.   Григорий Сергеевич, тогда вот этот ваш  привычный оборот как сюда ложится:
.«Граждане, не забывайте закрывать подвальные помещения своего дома и выносить мусор в специально отведенные для этого места. Ведь спасение утопающих – дело рук самих утопающих». К чему они здесь – утопающие и их руки?
Все засмеялись. Краснобабина не любили за высокомерие и демонстративное трезвенничество.
 -  Или вот еще что, – продолжал добивать  высокомерие и трезвость Расквасов. - Вот это  из позавчерашнего: - «Оторвало указательный палец на ноге…» Это как?
- А так… - начал злиться Краснобабин, – как и на руках – большой, там, безымянный, мизинец…
- И указательный, – продолжил мысль автора Герасим, - чтобы им что-то указывать… Особенно если дело зимой и нога в сапоге…
Опять все засмеялись. Гриша Краснобабин стал демонстративно смотреть на  антикварный офисный плакат  с задорными стихами:

«Вдоль деревни от избы и до избы
Зашагали торопливые столбы
Загудели, заиграли провода
Мы такого не видали никогда!»

- Вова, я смотрю и ты заливаешься… - начал избиение новой жертвы Герасим. - Хоть второй месяц - ни украсть, ни покараулить. Это я в плане таланта. А вот  что ты наработал за  прошлую смену:  «С просьбой убрать бесхозный труп, наша съемочная группа обратилась к дежурному УВД Владимирского района». Ну и как, пристроили труп, хозяева? А в  материале про пожар в поселке Щупаки ты возьми и посчитай, сколько раз  ты написал слово «поселок»? Девять! На 45 секундный текст!  И здесь же, про повесившегося бомжа  - как в канализационном колодце-люке может быть проложен  телефонный кабель? Ты хоть немного думай, когда пишешь, Вова!
Или вот еще, примечаньице: «К сожалению, нашу съемочную группу не пустили на место преступления. Поэтому нет ни видео ни текста».
 А ты думал как, Вова? Не все коту масленица! Ужом ползти должен по канавам. С камерой в зубах! Ты же криминальщик!
Стажер Вова решительно сжал зубы и закивал пацанячьей головой.
Савкова искоса посмотрела на него и засмеялась.
- Галина! – поспросил ее Расквасов.  – А ну ка пересядь от молодежи. Ты цинична. Это их портит. Подежурь на телефоне. Смени Загоруйко.
Галина грациозно встала и, явно играя молодым телом, пошла в дальний  угол. Все молча и  внимательно смотрели ей вслед. Даже помимо своей воли. Лишь стажер Наташа что-то хмыкнула.
- Наталия,  в твой огород камешек… Вот у тебя в тексте повторяется словосочетание «Огненная стихия».  Так вот,  «огненная стихия»» - это степной или лесной, короче, огромный природный пожар! Понятно? Стихийное бедствие и т.д., но никак не пожар в  пивном киоске!
Зазвонил телефон.  Савкова сняла трубку и, послушав полминуты, начала громко хохотать, поглядывая на Герасима.
 - Что там, Галина?
- Тут мне жуткие  порно-стихи читают. И поют. Ужас, просто! Страшный разврат!  Говорит – ваш близкий друг.
 Герасим напрягся.
 - Сколько у вас  интересных друзей, Герасим Трофимович!.. Обалдеть! И в банях, и в поэзии…
       -   Смотрю я на вас, Савкова, слушаю ваши дерзкие речи и хочется мне иногда просто вас поймать, связать, раздеть догола, чисто вымыть, умаслить  благовонным бараньим жиром, одеть, развязать и выпустить на волю.  И хватит. Не была бы ты, Галина, дочкой моего друга, я бы тебя…
- Ну и «что вы бы меня»? – заинтересованно оторвалась от   бубнящего зоологическую содомию телефона наглая и рыжая красавица.
- Уже – ничего! – вздохнул Расквасов. - Вы лучше говорите – как исправляться все будете.
Коллектив оценил ответ и, нехорошо улыбаясь, начал привычно молча переглядываться.   
-  Понял. Но, как вы все знаете -  я всегда строг и несправедлив. Все кто не со мной - все будете у меня танцевать! Как актриса Любовь Орлова на пушке. «Мэри любит чудеса! Мэри хочет в небеса!» А иначе – из пушки в небо и тиги-тиги-ду!  И прекрасно понимаете - куда! Не в небо, а в жопу! Не согласны? Заворчали? Хорошо.  Вы можете послать меня на 3,4 и  на 5 букв! И даже на 5+6 (тут может быть много вариантов), но мнения своего я не поменяю! И раз вы…  (девки – заткните уши!)… ни хера не понимаете и на консенсус не идете… а так же и на компромисс – буду вас всех ущемлять! Финансово. Начну с тебя, Загоруйко! Ты почему вчера к ментам на торжественное собрание пьяным явился?
- Это кто ж вам такое сказал!? – гневно раскрыл глаза Палыч,  - это ж неправда!
- Ах, бл…дь - неправда!? Это мне  начальник областного УВД сказал, и не сказал,  а в трубку проорал  про то, как вы там с Колей-оператором  со штативом со сцены упали! Все, Палыч и Колян – ползарплаты у вас нет…
И почему вас не забрали? Менты тактичные пошли… Прессу любят… Надо было вас там прямо там оформить… Или хотя бы по шее надавать люлей ментовских!  Короче – все свободны! Савкова – бросай трубку. Иди домой отдыхать – чувствую я,  что тебе сегодня в ресторан идти. И пожалуйста, грамотеи – не пишите в служебных записках  «шев-редактор». Шеф! Шеф-редактор! Все! Все свободны!
Гремя стульями народ шумной рекой вытек в коридор.
  Расквасов сноровисто,  (в это время  у него всегда был экспресс- перекус с плавным переходом в полномасштабный обед),  разложил материалы по папкам-рубрикам и закрыл папки в сейф.  На столе остался одиноко лежать бланк-ориентировка на Арнольда Неизвестного  с трогательно-тревожной фотографией. «Где-то я уже это видел… или слышал?..» - вновь что-то неясное, связанное с чем-то нехорошим мелькнуло в седой голове Герасима, - «Вернусь – вспомню…», - и он закрыл дверь  своего прозрачного закутка, чтобы уже  никогда в него не вернуться.
  Премированный небольшой, но достаточной для трехчасового мужского счастья суммой, Петр Павлович Загоруйко, 37- летний журналист, три месяца назад  привычно закодированный от алкоголизма, дождавшись, когда за  Герасимом закроется дверь, достал из редакторского шкафа расквасовскую фирменную авторучку с золотым пером и, разложив перед собой белоснежный лист бумаги, стал писать. Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, недоверчиво покосился на темный экран компьютера, по обе стороны которого стояли кассеты с исходным  кровавым и скандальным материалом, и, прерывисто вздохнув, уверенной рукой начал:  «Понятно, что терпение лже-кредиторов не вытерпело и они, предварительно ударив потерпевшего Алимпашу Лумгиева лбом об асфальт, засунули его голову в ведро под толстый слой воды и…»