Время жечь костры. Ч 3. Чёрный август. Гл 3

Глава 3.

          Я с детства очень люблю бывать в сосновом бору. Он начинается сразу за нашим домом, через дорогу. В этом лесу я знаю, кажется, каждое дерево, каждый куст, каждую тропинку и всегда, когда бываю в родном селе, хожу в лес – независимо от времени года, от погоды и от настроения.
          Этот лес сказочно красив. Возможно потому, что таким я его запомнил с малых лет: сосны, стройные и высокие, выстроились как войска на параде. Их могучие шершавые стволы устремлены к небу. На опушке раздаётся печальный и пророческий голос кукушки, а где-то наверху, невидимый глазу, долбит дерево дятел.
          Вот знакомые заросли малинника. А вот и молоденькие ёлочки, непонятно, высадили их здесь люди или семена принёс ветер: они ещё совсем крохотные, пушистые, с нежными, совсем неколючими, хвоинками.
          Скоро должна показаться небольшая поляна. На ней, после дождя, можно собрать целую корзину лисичек. А ещё здесь всегда много цветов. Я сорвал несколько васильков и подарил Саше:

- Это тебе, любимая!

- Спасибо! Очень красивые! Такие же, как ты дарил мне на второй день нашей свадьбы! – её глаза светились счастьем вперемешку с солнечным светом, попавшим на эту поляну.

          Дальше снова лес. Мы идём дальше совсем неприметной тропинкой. В лесу становится всё темнее. Перед нами вырастает небольшая горка. По всему её склону будто разбежались молодые сосенки. Здесь же, если присмотреться, можно найти и ягоды, и грибы, и цветы. Я очень люблю посидеть в тишине, послушать, как шумят сосны-великаны, как поют лесные птицы.
          Прелесть сосновых лесов в том, что они прекрасны в любое время года. Летом тут можно скрыться в тени деревьев от знойного солнца. Зимой – покататься на лыжах по снежной целине между сосен. Стоит ли упоминать про воздух: в лесу он всегда неповторимый. Полуденное августовское солнце накалило смолу, одаривая всё вокруг великолепным, ни с чем несравнимым, ароматом. А зимой воздух наполнен чистотой и свежестью. Его хочется вдыхать вновь и вновь, остановиться на несколько минут, слиться со звенящей тишиной, закрыть глаза и наслаждаться миром.
          Стоит взглянуть вверх, как буквально захватывает дух от той высоты, которой достигли эти могущественные и величавые деревья. Они взмывают к небу, к солнцу. Мы идём ещё дальше, вглубь леса, под ногами у нас шуршат опавшие сосновые иголки. Мы идём по ним, как по мягкому ковру.
          Я резко поворачиваюсь к Саше, беру её голову в руки и целую в губы. Она  смутилась, то ли от неожиданности, то ли от напора, но лишь на секунду, потом,  приоткрыла рот и ответила мне. Всё остальное происходит спонтанно: как будто мы читаем мысли друг друга. Желание охватило обоих. Саша бесконтрольно начала водить руками вдоль моей спины, нежно поглаживать меня по голове, перебирать пальцами волосы. Потом обняла меня за плечи и обвила руками шею. Наши языки сплелись в чувственном танце. Танец был настолько нежным и пылким одновременно, что  через какое-то время нам стало не хватать воздуха. Нехотя разорвав поцелуй, я уткнулся носом в Сашины волосы и почувствовал  знакомый до головокружения запах: аромат моей любимой женщины. Заглянув в её глаза, я прошептал: «Я люблю тебя!» Знаете, это как в классической симфонии, сначала льётся тихая и спокойная музыка, а потом по мере развития сюжета она становится яркой и более выразительной. Так же и с нашим поцелуем. Вторая его часть была жаркой, почти обжигающей, такой манящей, страстной и чувственной, как и сама эта нежная, доверчиво прильнувшая ко мне женщина, которая стала для меня бесконечно желанной. Я жаждал обладать этой мягкой женственной красотой, волнующей во мне каждую жилку. Наши с Сашей взгляды излучали напряжение, достигшее крайней точки – неудержимое, как потоп, как цунами, как девятый вал, сметающий всё на своём пути. Я стянул бретельки сарафана с её плеч, и лес закружился над нами в диком и неудержимом танце.

***

          Обратно мы идём, держась за руки, и молчим. Как будто боимся нарушить гармонию происходящего. Когда очень хорошо, не хочется ничего говорить. И кажется, что счастье исходит от этих деревьев и цветов, от солнечных лучей, радостных от того, что они смогли пробиться сквозь тяжёлые и густые сосновые кроны, сомкнувшиеся вверху в сплошную зелёную стену, и подарить своё тепло лесу и его обитателям. Мы и сами сейчас были источником счастья: единым и неделимым.

***

          Подходя к опушке, я сначала услышал громкие и тревожные голоса соседей, а потом и крики «Пожар!», усиливающиеся звуками набата – кто-то яростно колотил в железную рельсу возле конюшни. Мы выскочили из леса и побежали вслед за соседями к месту пожара.
          Горел сарай. К нему, почти вплотную, примыкала летняя кухня. А справа от неё стоял дом. Во дворе уже было много народу: большинство выносили вещи из хаты, другие подносили вёдра с водой, несколько человек были на крыше сарая. Я залез туда по приставной лестнице и стал помогать разбирать шифер и заливать чердак водой из вёдер. Горячий дым валил снизу, через перекрытия и не давал увидеть полной картины. Вдруг появились языки пламени, вырвавшиеся из дыма и выглядевшие весьма зловеще.

- Мужики, всі вниз! Згоримо нахрен! – заорал я.

          Народ продолжал прибывать. Через улицу выстроились несколько цепочек, по которым вёдра с водой передавались из колодцев соседей. Кто-то поливал стену дома, которая была в нескольких метрах от кухни. Кто-то подбегал поближе к сараю и выливал воду в огонь. Но это была капля в море по сравнению с тем количеством воды, которое требовалось для тушения пожара. Горящий сарай непрерывно трещал. Всё больше выделялось дыма: то пепельно-серого, то грозно-чёрного.
          Ситуация усугублялась ещё и тем, что за сараем рос кустарник, который тут же вспыхнул. А через дорогу от этих зарослей уже начинался лес.
          Я побежал во двор к своим родственникам, объяснив ситуацию нескольким парням, которых встретил по пути. Задумка была такая: как можно быстрее потушить кустарник, воспользовавшись колодцем моих родственников.
          С трудом, через некоторое время, нам удалось отрезать огонь от лесного массива. Я оставил одного из пацанов следить, чтобы огонь не перекинулся на кусты с новой силой.

- До сарая близько не підходь. Дивися здалеку. Як тільки знову загоряться кущі – біжи до мене. Ясно?

          Парень испуганно закивал, а я ринулся дальше тушить пожар.
          Подбегая, услышал, как лопаются стёкла летней кухни. Они издавали резкий звук, и тяжёлый серый дым из тёмно-багровых окон высовывался наружу, а за ним – огонь, загибавший вверх красные лапы. Языки пламени были похожи на острые страшные когти какого-то чудовища.
          По двору ещё быстрее забегали люди, и вместе со звоном стёкол, треском дерева послышались истеричные, как будто стеклянные, вопли женщин и визги детей. Вспыхнуло небольшое деревце. Полотнище огненного кумача наклонилось к нему и хлопнуло по кроне. Дерево тут же заалело цветами, а через несколько мгновений оно уже – полностью чёрное, и тонкие сучья, бывшие ещё совсем недавно молодыми ветками, дымятся сизыми струйками, как свечки, только что потушенные неведомой силой.
          Наконец, с большим опозданием, приехала пожарная машина и, не смотря на возлагаемые на неё надежды, у людей не прибавилось уверенности, что с огнём удастся справиться быстро.

- Розійдись, народ! – с бравым видом закричал один из пожарных.

          Машина развернулась, въехала во двор и пожарные стали поливать крышу сарая и окна летней кухни. Однако струя из брандспойта была очень тонкой, и быстро кончилась. За водой они поехали на дальний пруд, не смотря на то, что недалеко от дома находился ещё один пруд, правда, чуть меньших размеров и весь заросший камышом. Пожарные отговорились тем, что в ближнем пруду больше тины. За это время огонь набрал силу и уже угрожал дому. Было понятно, что все силы надо бросить на то, чтобы отстоять жилище. Вся вода из вёдер теперь выливалась на левую часть дома. Наконец пожарная машина вернулась с новым запасом воды, но и это не дало ощутимого результата. Между тем, деревянные стропила сарая выгорели, крыша сложилась и рухнула внутрь. Посыпались золотые угли, в густоте багрового дыма и в красной взвеси искр высоко взлетели головни и попадали на огород, в бурьян.
          Откуда-то выбежала простоволосая женщина и, махая на огонь иконой, запричитала:

- Матушка-богородиця, пособниця ти наша, угомони силу диявольску, поможи людям побороти вогонь!

          Седые длинные волосы как будто тянулись к огню, шевелились и краснели от зарева, а стекло иконы отражало огненные сполохи.
          Женщина подошла слишком близко к дому и на ней загорелась юбка. Одной рукой крестьянка всё ещё держала икону, боясь отбросить её, а второй пыталась тушить тлевшую на ней юбку, показывая голые дрожащие ноги, пока кто-то не вылил на неё ведро воды. Все, кто это видел, заулыбалась и напряжение начало, потихоньку, спадать.
          Один из горе-пожарных наглотался дыма, ему стало плохо, и тут пришла очередь Саши.

- Разрешите, товарищи! Я – врач! – она аккуратно пробралась через толпу, что окружила упавшего в обморок паренька. Через несколько минут он уже улыбался и пытался заигрывать с ней.
          У него, как и у других пожарных, не было никакой экипировки: ни противопожарных костюмов, ни кислородных масок, и само тушение пожара выглядело на уровне позапрошлого века. Брандспойты не создавали мощной, сбивающей пламя, водяной струи. Лишь тогда, когда приехала еще одна пожарная машина с устройством в виде пушки впереди, которая извергла довольно мощную струю воды, стало понятно, что пожар удастся потушить.
          Никто не уходил до самого конца. Наташка, которую мы видели в вагончике-магазине, с матерью вышла поклониться всем, кто спас их дом и вещи. Сарай с летней кухней можно отстроить заново. Главное, что хата осталась невредимой и обошлось без жертв.
          Пожарные машины уехали. Соседи помогли занести вещи обратно в дом.
Только после этого односельчане начали расходиться по домам, обсуждая все перипетии случившегося.
          Мы с Сашей пришли домой, сняли пропахшую дымом одежду, и вдвоём, не сговариваясь, шагнули в душ, смывать друг с друга остатки этого странного и тяжёлого августовского дня.