Мошиах на фоне мозаики

Мошиах на фоне мозаики

Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придёт в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете; вот, Он идёт, говорит Господь Саваоф… И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится?
Книга пророка Малахии, Глава 3

Для чего перерезают пуповину — скажу тебе,
Мрачный день человека тебя ожидает,
Одинокий приют человека тебя ожидает,
Потоп беспощадный тебя ожидает,
Борьба неравная тебя ожидает,
Схватка безысходная тебя ожидает,
Не ходи в Большой Город с разъярённым сердцем!
Смерть Гильгамеша. Древнешумерский эпос (3-е тысячелетие до н. э.)

Я с детства мог ориентироваться как животное — в лесу, в городе, в горах и на море… даже в собственной квартире. Я всегда знал, в каком направлении надо двигаться, правда, не всегда осознавал зачем. Приходится признать, что это черта ленивого животного. Великолепное ощущение пространства мне досталось от отца, а ему от деда. Все братья отца прекрасно ориентировались, но, в отличие от меня, были мотивированы. Ещё я любил ловить рыбу. Мне казалось, я смог бы поймать её без наживки и крючка, настолько прекрасно чувствовал рыбью суть и душевные её порывы.
Теперь же, набрав седины в бороду и миновав сорокалетний рубеж, я вынужден был извиваться как уж, старательно протискиваясь в узком проходе между завалами всякого хлама, мусора и обычной земли. Моя одежда стала разодранным тряпьём, но меня это уже не заботило. В этот раз я точно знал, куда надо ползти. Унаследованные инстинкты, как спутниковая система, вели меня по городу. Чтобы выжить, нужно было опираться на них. Я очень хотел стать полноценным животным, подобно одичавшему псу или крысе, чтобы непременно выжить не только самому, но и дать жизнь им, своим детёнышам.
Ползая по развалинам рассыпающегося мира, я часто вспоминал детство. Оно казалось сюжетом полузабытого и увлекательного романа, прочитанного много лет назад. Открываешь пыльный томик на нужной странице, и вот — это уже другой мир давно увиденного и полузабытого кино. Почему-то вспомнилось, как отец брал меня по грибы. Он был заядлый грибник и таскал меня часами по подмосковным лесам, набивая свою огромную корзину подосиновиками, белыми, маслятами, красноголовиками. И если поначалу я испытывал азарт, схожий с отцовским, то, устав плестись за ним, нетерпеливо ждал я момент привала и поглощения припасённых бутербродов с колбасой и сыром. Ныне же постоянно снился мне один и тот же сон — мы бредём по лесу, и я нудно повторяю одно и то же: «Я устал, хочу пи-и-ить. Когда же прива-а-а-ал?» Отец не слышит меня или не хочет слышать. Больше всего обидно, что он меня вовсе не замечает и упорно продолжает поднимать своей палкой широкие нижние ветки елей, выискивая грибы.
…
Большую часть светлого времени суток я проводил теперь в поисках пропитания, воды, которую можно пить, и ещё каких-то необходимых для выживания предметов. Голова моя пухла от накатывающих размышлений и переживаний. Столько нужно осмыслить… Мир… Он стал другим. Прежний просто исчез. Всё произошло одномоментно, практически за ночь. За последние шесть тысяч лет существования человеческой цивилизации нечто подобное случалось не раз, но то, что произошло теперь, я чувствовал это всей глубиной души, повлечёт за собой необратимые последствия для рода людского. Я чувствовал, что это и есть тот самый «эволюционный скачок», о котором писали многие философы и пророки. Все прожитые тысячелетия были подготовкой к нему. Полумрак воцарился в мире. Лишь едва заметная разница в интенсивности света разделяла время суток. Я вдруг чётко осознал, что эта катастрофа носила вселенский характер. Это был конец времён библейского масштаба. Повсеместное и необъяснимое отключение электричества привело к катастрофическим последствиям всего лишь за несколько недель.
Были утрачены почти все признаки цивилизации, которые так старательно из поколения в поколение на протяжении тысячелетий человечество возводило, подобно гигантскому замку. Но замок оказался из песка. Порыв ветра — и даже холмик теперь едва заметен.
Этот сюжет, впрочем, повторялся на протяжении всей истории человечества, лишь разными были декорации и участники. Я не знал точно, что происходило во всем мире, но оказалось, что подавляющее большинство людей в нашем городе погибли за считанные часы. Быстро изменился климат, днём было безумно жарко и сухо, ночью наступал холод. Солнце было едва видно. Иногда в некоторых местах всё вокруг окутывалось туманом, который ярко сверкал, переливаясь, словно северное сияние. Позже там находили много трупов. Изредка попадались небольшие кучки людей, которые, сцепившись руками, неуверенно брели по захламлённым улицам. Было очевидно, что те немногие, кто пережил катастрофу, ослепли. Странно, но эта напасть миновала меня. Как миновала и некоторых детей, иногда встречаемых мною. Впервые столкнувшись с ослепшими людьми, я пытался помочь им, но они не откликнулись, более того, один из них, почуяв чужое присутствие, вдруг остервенело стал размахивать своим посохом, явно намереваясь задеть меня. При этом вся группа источала агрессию и злобу. Я подумал, что, быть может, на них уже не раз нападали, после чего благоразумно отошёл и впредь сторонился таких компаний. Со временем подобные группы попадались всё реже и реже, в них все были слепы и, подозреваю, ещё и глухи. Периодически встречал я детей, которые тоже собирались группками. В отличие от взрослых, они, похоже, всё видели и слышали, но были напуганы и растеряны. Я пытался их успокоить, болтая всякую чепуху о том, что всё образуется и встанет на свои места. При этом я видел, что они мне не верят. Я и сам себе не верил. Я понимал, что это всерьёз и надолго.
Найдя в заброшенном книжном магазине огромную карту нашего района, я стал наносить на неё три категории значков. Первые — точки, откуда могла исходить опасность для жизни и здоровья. Эти места я помечал цифрой от красного до нежно-розового цвета, что характеризовало степень опасности. Красный — это самая высокая степень. Одним из таких мест, например, была территория, контролируемая стаей одичавших собак. Дальше я отмечал районы, где могло находиться что-то съедобное. Затем особым цветом я наносил цифры, связанные с техническими устройствами, которые можно было бы использовать для добычи пропитания, безопасности, тепла и даже комфорта. Особым цветом я отмечал книжные магазины. Именно там я мог найти интересную и полезную литературу. В процессе заполнения карты я находил всё больше градаций и уровней значимости. Читая карту, я уже мог понять, куда нужно двигаться в случае конкретной надобности. Вообще, вся белковая пища быстро протухла из-за сломанных холодильников. Но я собирал по магазинам и складам крупы, сухофрукты, консервы. Больше всего меня смущала вода. У неё появился странный сладковатый привкус, и после приёма даже небольшой порции желудок начинал реагировать весьма болезненно.
Как-то утром, исследуя неизученную территорию, я наткнулся на группу ребят в возрасте четырнадцати – шестнадцати лет. Подойдя к ним поближе, но оставаясь незамеченным, я стал наблюдать за ребятами.
— Грязь! Постоянная грязь в ваших тетрадях и на вашей обуви есть следствие грязи в ваших мыслях! — Парень лет четырнадцати свирепо взирал на окружающую его толпу таких же подростков, как и он. — Вы, будущие негодяи и праведники, отрастив себе огромные сиськи-письки, станете с благодарностью вспоминать меня, вашего мучителя. Ибо именно я помогу раскрыться цветку вашей души и сделаю из вас, ничтожных червяков, настоящих людей!
Говоривший парнишка комично разводил руки и важно выпячивал нижнюю губу, создавая, видимо, шарж на знакомого всем по прошлой жизни учителя. Окружавшие его зрители, такие же подростки, как и он, покатывались со смеху. Кто-то, присев на корточки, обхватил свой живот руками, а кто-то просто громко аплодировал, восторженно наблюдая за разыгранной сценкой.
— Маленькие кобели и с-с-сучки, я вас научу ценить знания и дисциплину! И вы станете у меня гордостью нации, — не унимался юморист. Сказав, артист замолчал и, окинув восхищённых зрителей пронзительным взглядом, продолжил паясничать: — Но не всех. Не всех! Вот, Каблуков, из тебя я смогу вылепить только рядового директора школы, не больше. Или завхоза! У тебя мозгов хватит только на то, чтобы мучить школяров и учителей да таскать продукты из школьной столовой в свою!
Каблуков, к которому обращался воображаемый учитель, продемонстрировал в ответ средний палец и состроил комичную рожу. И это тоже вызвало взрыв смеха.
Наблюдая за этим, я поймал себя на мысли, что испытываю, помимо веселья, чувство лёгкой зависти. Ведь я забыл, когда смеялся в последний раз, погрузившись в пучину мрачной рефлексии и хронического стресса.
Молодого актёра обступили со всех сторон. Каждый старался перекричать других, делясь воспоминаниями о безвозвратно ушедших школьных буднях. Странно, но никакой ностальгии или сожалений о прошлом не наблюдалось среди ребят. Они веселились от всей души. Несмотря на безлюдный и унылый пейзаж, окружавший нас, несмотря на чумазые их лица, они просто жили этой минутой, этим смехом и были счастливы! Я тут же захотел стать частью их, слиться с ними и так же заразительно смеяться, не задумываясь, какие испытания нам всем, возможно, предстоит пережить.
Я энергично зааплодировал, приспустив с лица защитный шёлковый платок. Ребята заметили меня. Примолкнув, они уставились на меня с некоторым удивлением.
— Ого, вы нас слышите и видите? — робко спросила девица лет пятнадцати в яркой цветастой косынке.
— Не тормози, иначе бы он не аплодировал, — едва слышно ответил за меня парень-пародист.
— Я понимаю, что, возможно, являюсь первым встреченным вами взрослым человеком, который не подвергся этой заразе. Но факт остаётся фактом, друзья мои. Я нормален! Вы можете протестировать меня! — заявил я, широко улыбаясь и демонстрируя радушие.
— Мы не друзья, — ответил на мои слова угрюмый парень крепкого телосложения в спортивном костюме.
Воцарилась тишина, которую нарушал лишь свист ветра, разносившего мелкий песок по всему миру.
— Надеюсь, что мы подружимся, — заметил я, — нормальных людей не так много осталось, и нам нужно объединяться, чтобы выжить.
— Все психи уверены, что они нормальные, — ехидно отметила конопатая девчонка в цветастой косынке.
Ко мне подошёл «артист», веселивший публику. Внимательно осмотрев меня, он повернулся к конопатой девчонке и пробасил:
— Но не все нормальные думают, что они психи.
Повернувшись ко мне, он доброжелательно улыбнулся.
— Александр.
— Марк, — ответил я и протянул ему руку.
— Поймите, мне ничего от вас не нужно, кроме обычного человеческого общения. Я в полном одиночестве с самого начала катастрофы, — негромко сообщил я своим новым знакомым.
Мне никто не стал возражать или спорить со мной. Просто ребята молча разглядывали меня.
— Я знаю базу, где хранятся консервы и сухофрукты. Там много съедобного, но если их не охранять, то крысы или собаки возьмут эту точку под свой контроль. И тогда уже туда не сунешься. Знаете, это место может стать спасительным в нынешних условиях развала и деградации всего и вся. Мне одному не справиться, а вместе мы сможем навести там порядок. Сделать ров с водой вокруг, установить забор и так далее… Как вам такая идея?
— Ну собакам такие базы, положим, не нужны! Если только не появились мутанты-вегетарианцы. Только крысам может быть интересно там, да и то не в первую очередь. Они же хоть и всеядные, но предпочтение отдают мясному и молочному. Да и сейчас, как видите, еды изобилие полное. И только мы понимаем, что это не будет продолжаться вечно. Быстро всё протухнет или будет съедено оставшимися обитателями планеты. А таких точек с едой у нас на примете не меньше пяти. Не думаю, что это сейчас самое важное. Когда закончится бутилированная вода, вот тогда наши проблемы станут серьёзнее. Нет надёжных источников чистой воды. И мне кажется, что именно вода заражена больше всего. Потом, ещё нельзя забывать про возобновляемые источники энергии. Тут мы вообще не знаем, что делать. Это же не только отопление… — заметил Александр.
— Интересно, а почему эта зараза не смогла вас затронуть? Мы ещё не встречали ни одного здорового взрослого, — неожиданно, обращаясь ко мне, перебил Александра парнишка в очках и бейсболке с надписью «МГУ».
Меня опередила девица в рваных джинсах и пирсинге:
— Ну а нас-то почему не зацепило? Тоже вопрос. Тут столько непоняток, крыша съедет.
— Слушайте, а давайте сегодня вечером встретимся и поболтаем основательно по поводу планов на будущее, — предложил я, — вы где паркуетесь?
— Да мы тут в доме многоэтажном. Элитная застройка. В прошлом, правда, — с грустью в голосе проговорил Саша.
— Не печальтесь, Александр, элитной застройка становится только тогда, когда там проживает элита. Мы можем вновь сделать её элитной! — я источал оптимизм.
Я заметил по выражениям лиц моих собеседников, что моя реплика им очень понравилась.
— А зачем откладывать? Если хотите, мы можем прямо сейчас пойти к нам. Там пообщаемся плотно и познакомимся ближе, — пропищала конопатая, — меня Лара зовут, а вас?
— Марк, — повторно представился я.
— И правда, пошли с нами. Девчонки приготовили плов отменный с сухофруктами, — задорно почти пропела Лара.
— От мяса мы решили отказаться по разным причинам, — многозначительно заметил Саша и почему-то покраснел.
— Спасибо за приглашение, ребята, но мне сегодня необходимо успеть найти книжный магазин и там достать карты географические, чтобы проще ориентироваться на местности. Ведь эпоха GPS завершилась…
— Понимаю. Идея хороша и своевременна. Хотите, я с вами пойду? Только… — Саша загадочно улыбнулся и, помолчав, продолжил: — Надеюсь, что эпоха GPS не закончилась, а приостановлена и последует upgreat. Может, через какое-то время мы не просто вернёмся на прежний уровень, а сделаем новый рывок.
— Саша… кстати, могу я вас так называть? — поинтересовался я.
— Да, конечно, — ответил Саша.
— Так вот, Саша, мне очень нравится ваш настрой! Если его разделяют все члены вашей команды, то успех неизбежен! А пока пошли вместе.
За время после катастрофы я не заметил каких-либо разрушений, но ландшафт города изменился. Вроде бы те же дома и улицы, но я поймал себя на мысли, что с трудом нахожу интересующие меня здания. В течение часа мы пришли к магазину под названием «Дом книги». Раньше это был мой любимый магазин, где я мог часами изучать многочисленные полки книг. А после, отобрав несколько заинтересовавших меня томиков, надолго засесть на втором этаже, в «Литературном кафе». Снаружи и внутри «Дом книги» совершенно не изменился. Правда, я уловил какой-то странный запах — так пахнет в зоопарке.
Мы нашли отдел с географическими картами и забрали интересующие нас. Я повернулся уже, чтобы направиться к выходу, как увидел, что нас совершенно беззвучно окружила стая собак. Нас взяла в кольцо собачья стая из мелких домашних пород, которые проявляли максимальную враждебность. А с учётом того, что эти псы обладали невероятной сообразительностью, мы оказались в крайне затруднительном положении. Я уже не раз видел, как они злобно атаковали тех беззащитных инвалидов, в которых превратились все люди старше 15—17 лет.
— Не шевелись и стой спокойно, — сказал я Саше, который хотел было развернуться и броситься наутёк. Я знал, как надо вести себя с собаками.
— Спокойно, спокойно, — как можно миролюбивее заговорил я уже с королевским пуделем, подошедшим ко мне с явно агрессивными намерениями. Он был очевидным вожаком. Чуть обнажив свои клыки, он едва слышно зарычал. Я не мог понять, что именно спровоцировало его агрессию. В руках у меня был томик «Этики» Аристотеля, который я выбрал на полке. Интуитивно я медленно положил томик на пол перед собой. Смешно, но пудель перестал рычать и даже отошёл немного от меня. Вокруг нас собралась стая из примерно тридцати собак. Они замерли, образовав вокруг нас почти идеальный полукруг. Казалось, они ожидали команды вожака к атаке. Пудель был самым крупным в стае. В прошлом, вероятнее всего, они были милыми домашними питомцами, многие из которых стоили своим хозяевам бешеных денег. Подчас эти вновь образовавшиеся стаи из «милых» йоркширских терьеров, кинг-чарльз-спаниелей демонстрировали свирепость, сравнимую со стаями шакалов, кидаясь на более крупных животных, забредавших в город после катастрофы. Лишь крысы их приводили почему-то в панический ужас.
Заметив, что моя рука потянулась вновь к книге, пудель опять едва слышно зарычал, оскалив зубы.
Тогда я достал из другого кармана приготовленный заранее для долгого путешествия сэндвич с суджуком и положил его рядом с книгой. Пудель неторопливо подошёл и, прихватив зубами мой бутерброд, отнёс его к своим товарищам. Там он бросил его на пол, и мы увидели, как молниеносно его съела одна болонка. После этого собаки быстро разошлись.
— Что всё это значит? — недоумённо спросил Саша.
Неужели томик Аристотеля вызвал такую реакцию? Это было смешно. Я медленно потянулся к Аристотелю вновь. Наблюдая за поведением животных после катастрофы, я ловил себя на мысли, что в их взаимоотношениях между собой и с окружающим миром стало больше осмысленности и системности. И я не мог понять почему.
— А вам не кажется, что тем самым они дали нам понять, что пользоваться книгами мы сможем, если будем им платить выкуп? Принёс поесть — бери книгу! Нет еды — нет книг! — заметил негромко Саша.
— Ну ты ещё скажи, что они сами читают вслух, — так же тихо ответил я.
— Просто я уже не в первый раз сталкиваюсь с таким поведением. Прослеживается последовательность. Знаете, как в древности, на переправах оживлённых торговых путей обязательно возникала банда, собиравшая деньги за безопасный проход. Так кое-где появлялись первые города, да и государства позже, — уже отойдя от пережитого шока, нормальным голосом сказал Саша.
— Да ты, как я посмотрю, поднаторел в истории, — с удивлением отметил я.
— Просто у нас был отличный историк. Его звали Михаил Григорьевич Гринберг. Никогда не забуду его. Рассказывая об истории, он всегда проводил параллели с настоящим и делал это весело, часто в режиме игры. И многим это запоминалось. После таких уроков я даже решил, что буду поступать на исторический факультет МГУ. Нашу школу вообще курировал МГУ.
— Да, историку надо спасибо сказать! Он не зря старался. Мысли твои весьма интересны!
Пока мы беседовали, собаки исчезли, и мы опять остались одни. Взяв карты и «Никомахову этику» Аристотеля, мы осторожно пошли к выходу.
— Я вот думаю, как классно, что сохранились печатные книги! Буквально месяц назад я с презрением относился к тяжёлым и неудобным фолиантам, имея интересующие меня тексты в электронном формате. А выяснилось, что сегодня именно они смогут помочь нам в решении множества проблем! — сказал Саша.
— Да уж, это точно. Но знаешь, я вот всегда испытывал удовольствие, когда брал в руки понравившийся томик. Запах краски, клея — всё это просто возбуждало меня. Но я рос, когда носителем информации было только печатное слово, а не гаджеты всякие. Поэтому легко объяснимо, что я так трепетно отношусь к книгам. Твоё поколение формировалось, когда электроника стала повсеместна. Мир потихоньку стал виртуальным. Может, это уже конечная станция для рода людского? — горько заметил я.
— Только час назад вы источали бешеный оптимизм! И нас им заражали. И что же теперь? — недоумевал Александр.
— Может, это и есть замысловатая форма оптимизма! Мы, скорее всего, находимся перед качественным скачком как вид. Ну дай поворчать старику, в конце концов! — улыбнулся я.
Саша усмехнулся, ничего не ответив.
Мы пошли к выходу. На площадке у входа разыгрывалась очередная драма. Знакомая нам стая собак столкнулась с крысами. Крыс было не больше десяти, тогда как собак было около двадцати, не меньше. Собак было трудно пересчитать, так как они постоянно передвигались, имитируя нападение и тут же отступая. Это напомнило мне поведение гиен. Крысы же вели себя более спокойно, заняв круговую оборону. Неожиданно самая крупная крыса, подпрыгнув, вцепилась в морду вожака-пуделя. Пудель, пронзительно завизжав, бросился наутек с болтающейся крысой на своём носу. Крыса вцепилась мёртвой хваткой и не собиралась отпускать свою жертву. Собаки мгновенно разбежались, а крысы устремились за своим отчаянным собратом-храбрецом, видимо рассчитывая оказать ему не только моральную поддержку.
— Да-а-а-а, — глубокомысленно изрёк я.
— Побеждает сильнейший. Это ясно. Не ясно, что нужно крысам и собакам в книжном магазине! — ответил Саша
Мы быстрым шагом направились к жилью ребят.
Пройдя километров семь, мы уткнулись в забор с металлическими воротами из кованого железа.
— Ну чистый модерн! — восторгаясь, отметил я, рассматривая замысловатые изгибы металлических ворот.
— Раньше здесь всё было автоматизировано. По периметру установлено было не менее десятка камер видеонаблюдения. Ворота открывались, реагируя на встроенный датчик, сканирующий сетчатку глаз желающего проникнуть внутрь или выбраться наружу. Я здесь был как-то с отцом до катастрофы.
— Вот интересно, а если приехал курьер или просто гость, сетчатка которого отсутствует в памяти компьютера, то как он проникал внутрь?
— Да просто всё, Марк! Делается фото глаз посетителя с гаджета гостя и отправляется на гаджет хозяина апартаментов дома. Если он одобряет визит, то скидывает по определённому алгоритму фото в память «умного дома». Я с отцом здесь был года два назад. Мы гостили у его друзей. Мне здесь страшно понравилось тогда. Поэтому я и привёл своих ребят сюда жить. Никого здесь мы не нашли. Вообще никаких следов жизни. Даже насекомых не было. С тех пор так и живём, ни собак, ни крыс, ни мышей здесь не видели. Не сглазить бы. — Саша уверенно вёл меня к единственному подъезду дома, который окружали стройные пихты, округлые ясени, разлапистые ели. Казалось, что мы шли по дикому лесу, хотя и находились относительно недалеко от центра города.
— А как же птичий гомон, который отчётливо слышен? Или ты не воспринимаешь его как явный признак жизни? — поинтересовался я.
— Да-да, конечно, птиц здесь более чем достаточно. И появляются всё новые виды какие-то. Никто из нас даже названия их не знает! — Саша опять покраснел, будто я уличил его в циничном обмане. Эта его реакция меня просто умиляла.
— Ну, Александр, вы всё-таки молодцы, что нашли это место! Идеальное жильё. Рядом река, огромный парк, и центр недалеко, — я хотел его взбодрить, приглушив смущение. Я вдруг ощутил неистовый прилив нарастающего чувства отцовской симпатии к нему.
— У меня сын исчез, как и весь прошлый мир! Ему под «тридцатник» уже было на момент катастрофы. Он явно выбивается из возрастной группы счастливчиков, кого миновала «чаша сия». И мне тяжело сознавать, что нам уже не суждено, скорее всего, увидеться, — я почувствовал накатывающий комок в горле, проговаривая это.
— Послушайте, Марк, очевидно, что все закономерности, которые мы сейчас выстраиваем, не стоят и ломаного гроша. Мы ничего не знаем о природе и причинах этой катастрофы. Кто может быть уверен, что километрах в трёхстах от нас ничего и не слышали об этом апокалипсисе? И может, там в добром здравии проживают люди разных возрастов, — очевидно, что Александр хотел меня утешить. Я был тронут, видя, как он эмоционально говорил, энергично размахивая руками.
— Спасибо, друг мой. У тебя доброе сердце. А твои рассуждения не только справедливы, но и утешительны. Вот ты употребил термин «апокалипсис», а знаешь, что буквально это означает? — Саша едва заметно пожал плечами, продолжая двигаться по огромному фойе.
— Дословно переводится с греческого как «откровение», автором которого, если помнишь, является Иоанн Богослов. Всевозможные пророчества в изобилии встречаются на страницах Ветхого Завета, но Новый Завет имеет только одно пророчество, которое ещё не успело сбыться. Хотя, — я на минуту задумался, — возможно, что отчасти мы и являемся свидетелями исполнения предсказаний Иоанна Богослова. И смысл Апокалипсиса не в банальной катастрофе, а скорее в преображении этого мира. — Я замолчал, ожидая вопросов со стороны Александра. Но он, как мне показалось, недоумённо оглянулся, не сбавляя шага. Мне даже показалось, что я ересь несу какую-то, так как его взгляд выражал явное недоумение. Но я решил продолжить:
— Вообще, книга эта весьма тёмная и малопонятная нашему брату, что отмечали даже почти современники апостола. Уже через триста — четыреста лет некоторые святые отцы, восхищаясь, признавались в том, что смысл и содержание текста во многом для них малопонятен. Но есть фрагменты весьма очевидные, на мой взгляд. Так что когда ты употребляешь слово «апокалипсис», то имей в виду, что оно намного глубже и интереснее. Это равносильно тому, как если бы мы обозначали словом «жрачка» застольную беседу древних философов.
Фойе, по которому мы передвигались, было на три четверти из стекла, что позволяло наслаждаться замечательным видом деревьев и кустарников. Собственно, само фойе представляло собой огромный зимний сад с экзотическими растениями. Я обратил внимание, что многие из них пожухли и готовы были к увяданию. Но было видно, что за ними старательно ухаживали. Земля в кадках и горшках растений была влажная, и я почти не заметил пыли, что приятно меня удивило.
— Наш дом длинный и напоминает китайскую стену, но этажей тут только семь, что позволяет безболезненно обходиться без лифта. На крыше даже был бассейн, но вода зацвела, и мы спустили её. Там ещё качалка есть крутая, — с гордостью говорил Саша, пока мы поднимались по лестнице, — вы не волнуйтесь, нам на третий, уже близко. Я выбрал для проживания именно ту квартиру друзей отца, в которой мы гостили перед катастрофой. Она очень понравилась мне тогда. Смешно, я ещё подумал, смогу ли я когда-нибудь позволить себе, когда повзрослею, такие апартаменты. И вот не прошло и месяца, как я живу в этой опустевшей квартире. Здесь жила семья из четырёх человек — две дочки и папа с мамой. Мой отец когда-то учился вместе с матерью этого семейства. И они дружили. Впрочем, подозреваю, что это была не просто дружба, а нечто большее… Мы тогда классно посидели здесь. Было весело. Отец пел под гитару, потом мы забавлялись различными интеллектуальными играми. Иногда мне кажется, что это был один из самых счастливых дней моей жизни, — Саша говорил это, остановившись и печально рассматривая замечательный пейзаж, видневшийся из огромного панорамного окна. Было видно, что он загрустил, вспоминая прошлое. Я решил разрядить обстановку.
— Здесь я предлагаю установить крупнокалиберный пулемёт и ящик гранат, — сказал я как можно серьёзнее, указывая на подоконник, на который облокотился Саша.
— Зачем?! — поразился моему предложению Александр.
— А вам, батенька, надо бы над своим чувством юмора ещё поработать! — со смехом ответил я.
— А-а-а, понятно, — улыбнулся наконец Саша.
Мы вошли в квартиру Саши, когда вдруг зазвонил обычный телефон, стоявший в прихожей. Это был стационарный телефон в стиле ретро из эбонита с тяжеленной трубкой, которую можно было бы использовать в качестве гантели во время утренней зарядки.
— Ого, что это значит? — недоумённо спросил я.
— Так этот телефон ещё до нашего появления стоял здесь! — словно оправдываясь и опять покраснев, затараторил Саша. Он всегда быстро говорил, когда нервничал.
— Да ладно, я даже рад, так как люблю стиль ретро. А кто звонил, собственно? Ведь всё парализовано вокруг нас! — Я был очень удивлён этим звонком.
— Знаете, Марк, раз в сутки раздаётся такой звонок. Но, сняв трубку, я ничего не слышу, кроме пощёлкивания. Пашка говорит, что это собаки хотят с нами пообщаться, но не могут. — Саша опять улыбнулся. Я отметил про себя, что у него удивительно красивая и добрая улыбка взрослого человека. Мы сели в кожаные кресла, стоявшие рядом с журнальным столиком.
— Саша, я думаю, что надо бы определить ближайшие и перспективные цели и составить план действий.
— Да, я не против. Давайте я созову наш совет, и мы всё обсудим.
— Прежде чем ты позовёшь кого-либо, ответь мне, пожалуйста, на несколько вопросов. Из кого состоит ваш совет? Кто его возглавляет? И вообще, расскажите, как вы справляетесь с проблемами, которым несть числа?
— Знаете, Марк, всё предельно просто — в совете состоят все члены нашего сообщества, то есть примерно двадцать человек. Почему примерно, спросите вы? Потому что некоторые члены коммуны то исчезают на несколько дней, то появляются вновь. А модерацией занимаются те, кто хочет брать на себя ответственность. Постоянно участвуем мы втроём, но иногда проявляют интерес к организационным вопросам ещё три-четыре человека. Вот, собственно, все те, кто вызвались участвовать в обсуждении наших проблем. Остальные на общих собраниях это одобряют или отвергают, критикуя и что-то предлагая. Но чаще всего большинство ограничивается критикой! Но надо заметить, что принятые решения исполняются в точности и беспрекословно.
— Любопытно, прямо-таки идиллия получается. Ни конфликтов, ни споров, а уж тем паче драк, — не унимался я.
— Я вот тоже задумывался, отчего так всё гладко выходит. У нас здесь много амбициозных и активных ребят собралось. Может, экстремальная ситуация меняет психологию людей? Хотя поначалу был ряд ссор и споров, но до драк, слава богу, не доходило. А после как-то установилась некая система взаимоотношений, в которой каждый знает, что остальные от него хотят получить и что могут предложить. И если эта хрупкая и изменчивая система будет всегда взаимовыгодной, то предметов для ссор не должно появляться. Я постарался сразу объяснить всем, что если наши личные амбиции и претензии будут мешать нам выживать, то каждый останется один на один с этой бедой.
— Да, удивительно, как тебе удалось им это всё объяснить? Это вызывает у меня восторг! Ты просто прирождённый лидер! — я был уверен, что, услышав этот комплимент, Саша опять покраснеет и смутится, но он лишь гордо вскинул голову и снисходительно улыбнулся.
— В нашей школе я не просто был отличником, а был лучшим на занятиях с психологом по основам лидерства. Был такой факультатив. Странно, но кроме меня туда постоянно ходило только пять человек. И сегодня их нет среди нас. Да, забыл рассказать, я сразу после катастрофы встретил своего однокашника. Нас уже было человек десять. Он странно повёл себя. Это был Жора. Я помню его как довольно дружелюбного и рассудительного чела, но, встретившись с нами, он вдруг резко наехал на меня. Видимо поняв, что я являюсь неформальным вожаком нашей бригады, стал сводить какие-то мифические счёты со мной, высмеивать, претендуя на лидерство в нашей команде. Но несколько моих ребят дали понять ему, что ему лучше отвалить и больше не попадаться нам на глаза. Кстати, забыл, это был, пожалуй, единственный случай физического насилия. Больше мы его не встречали.
— Ого! Ну теперь я успокоился. Всё в порядке! Нормальные мальчишки и девчонки. А если ты перескажешь несколько любовных драм, то я даже потеряю интерес к вам! — Я рассмеялся.
— Сомневаюсь, что потеряете при любых раскладах, — самоуверенно отметил Саша, — но серьёзных драм не было. Были выяснения отношений, конечно, но в спокойных тонах и весьма доброжелательно. Знаете, я думаю, что большинство ещё не побороли тот стресс, с которым столкнулись сразу после катастрофы. Просто мы все силы пока тратим на выживание и понимание того, что происходит с миром и с нами.
— И что же происходит? К каким выводам вы пришли?
— Знаете, единственный вывод, который мы сделали, очень прост — всё это всерьёз и надолго! И от нас самих теперь зависит, выживем мы или нет. Это очень мобилизует, знаете ли. Мир взрослых, от которого мы всегда так зависели, остался только в воспоминаниях.
— Да уж, этот мир изменился навсегда. Возврата не будет. Меня мучают вопросы. Вот я так и не понял, почему ни одна из эпидемий и болезней не затронула определённые группы ребят? И удивительно, что вы быстро стали находить друг друга и объединяться. Мне до сих пор не ясно, почему вы выжили и так беспроблемно объединились, практически без конфликтов. И отчего же не было болезненного выстраивания жёстких иерархий, свойственных любому социуму, а уж подростковому в особенности? И вообще, как здесь, у вас, приживается мораль ушедшей эпохи? Я понял, что явные лидеры есть, а аутсайдеры? Если есть, то как они появились?
— Знаете, Марк, вы задали, конечно, очень важные вопросы, но недавно я задумался о причинах происшедшего. Что привело этот мир к краху? Только техногенный фактор? Закономерный природный катаклизм? Было ли нечто подобное в истории человечества и Земли за пять миллиардов лет? И если было, то как происходило восстановление жизни?
— Да, серьёзные ты задал вопросы. — Я взял паузу. — Думаю, что подобного рода катаклизмы случались неоднократно в истории нашей планеты, ну, может, не абсолютно похожие, но близкие по сути. А процесс регенерации биоценоза как раз схож. Ты слышишь, как поют птички за окном? У меня, например, есть подозрение, что для пернатых сейчас сложились максимально благоприятные условия. Впрочем, как и для крыс и многих других видов… Вот поделись с ними своими горестями о катаклизме и гибели всего живого и мыслящего! Если бы они умели, то посмеялись бы. Или если бы мы могли понимать их смех и подобие иронии! Пойми, любая катастрофа — это шанс для биологических видов-аутсайдеров, обитающих, возможно, на самых нижних этажах иерархии влияния. Так было всегда. Катастрофа, расчистка пространства и, наконец, выявление новых фаворитов. Так и человечество выбилось в лидеры только тогда, когда катаклизмы привели к гибели динозавров в конце мезозоя. А могли бы гоминиды появиться в начале юрского периода? Конечно нет! Мы заполнили появившиеся пустоты, образовавшиеся в результате катаклизма. И это алгоритм существования всего живого, полагаю, не только на Земле, но и во Вселенной. Кстати, это, думается мне, легко объясняет необходимость смерти в онтологическом смысле. Для появления чего-то нового необходима смерть чего-то старого. Вот тебе и объяснение нашей катастрофы. Она была просто необходима. И никакие экологи и грёбаные позитивисты не способны были предотвратить это!
— Да, яркая речь. Это надо обдумать. — Я увидел вошедшую конопатую девчонку, Лару, с которой мы познакомились несколько часов назад.
— Что, подслушивала? — язвительно поинтересовался Саша.
— Ну что ты говоришь, Саша? Просто не хотела прерывать докладчика. Я сидела в соседней комнате и тихонько слушала, а не подслушивала. У вас же не было ничего личного в беседе. — Лара двусмысленно улыбнулась и продолжила: — А вот если бы вы заговорили о чём-то интимном, я бы вмешалась, конечно!
— Браво, Ларка! Так его, умника и интригана! — раздался хохот вошедших в комнату одновременно с Ларой ребят. Одного из них я узнал, так как он обладал характерной внешностью хронического отличника. Им был очкарик Паша. Двое других ребят были совершенно незнакомы мне.
— Дурёха! — Со смехом Саша метнул подушку с кресла, в котором сидел, целясь в голову Ларе. Но Лара ловко увернулась, поймав летевший в неё снаряд. — Знакомьтесь, Виталий, Борис, Тата. Ближний круг, так сказать.
Ребята кивнули и разместились в креслах и на диване. Я поймал себя на мысли, что испытываю удивительное счастье, общаясь с ребятами. От них веяло доброжелательностью и умом. Я научился чувствовать эти качества, как опытные караванщики в пустыне могли почувствовать приближение источника воды задолго до его реального появления. Привстав, я поклонился и представился.
— Уже наслышаны о вас, — заговорил модно одетый с иголочки во всё новое парень, — рады, что среди взрослой публики не все свихнулись.
— Или есть те, кто умело маскируется под нормального… — ехидно подхватила речь своего приятеля вновь пришедшая девица по имени Тата.
— Таточка, что с тобой? Что-то случилось? — вмешался Саша.
— Не бери в голову, бро! И вы, Марк, тоже! — ответил за Тату Витя. — У неё сегодня проснулась женщина уже в третий раз. И судя по всему, она стала амазонкой и феминисткой. Раз в месяц эта вражеская сила берёт власть над ней. И несколько дней и я стараюсь не попадаться на глаза Тате!
— Какой же ты болтливый придурок, Вит! — крикнула Тата, и подушка, не попавшая по Ларе, стремительно полетела в сторону Виталия. Подушка шлёпнулась о мускулистый торс Виталия и обречённо шмякнулась на пол. Подняв её, Виталий дружелюбно расхохотался.
— Прекрати, прошу! Марк подумает, что у нас царит «матерщина», как производная от солдатской «дедовщины», — давясь от смеха, проговорил Вит.
— Поверьте, Марк, я не хотела вас задеть, просто неудачно пошутила. У меня сегодня тяжёлый день. Опять напали эти агрессивные шавки, когда я брела по улице. Они мгновенно появились и окружили меня. Ни гавканья, ни шума. Лишь приглушённое рычание их главной сучки, королевского пуделя, почему-то вгоняет меня в ужас. Может, она и впрямь почувствовала мои женские дни?
— Да, мы сегодня тоже встречались с ними, — заговорил Саша, — и знаете, эти собаки вели себя столь же агрессивно! Они отстали от нас, когда добились того, что я отдал им свой походный ланч. Странно, что, имея вокруг столько еды, они успокоились, когда я им отдал свой обед.
— Думаю, что ничего странного здесь нет. Кажется мне, что это осмысленное поведение. Они не столько голодны, сколько стремятся подчинить вашу человечью стаю с помощью таких трюков. Так сказать, попытка установить видовую иерархию, то есть доминирование, — с улыбкой ответил я, — а что касается вашей шутки об умелой имитации нормальности с моей стороны, то я оценил ваш юмор, прелестная Тата. И, в отличие от обычных психов, не буду тратить время на доказательство своей нормальности, в которой я совершенно не уверен, впрочем, как и в вашей. Только давайте определимся с терминологией. Что есть «нормальный»? Где-то я читал — в обществе одноногих двуногий стал бы ненормальным!
— Браво, Марк! Вы чудесно парировали. А вот ваши рассуждения о видовой иерархии пугают. У нас что же, намечается видовая война? — заговорил Борис, обладавший огромной шевелюрой и правильными чертами лица, напомнившими мне лики фаюмских портретов античного Египта.
— Да, это несколько странное поведение собак, но в целом, думаю, оно объяснимо. Своим звериным чутьём они распознали уязвимость человека и теперь хотят забраться на вершину пирамиды доминирования.
— Что ж, A la guerre comme ; la guerre! Мы уничтожим их всех, — решительно и совершенно серьёзно заявила Тата.
— А ещё говорят, что женщины — это символ любви и миролюбия! Татуля, ты способна на геноцид? У тебя же, кажется, была собачка дома? И ты сюсюкала с ней и возилась, как c дитём… — иронично проговорил Саша.
— Просто здесь разворачивается борьба не на жизнь, а на смерть. Любое проявление слабости чревато гибелью, — без тени иронии ответила Тата.
— Я думаю, что до геноцида дело доводить не надо. Нужно действовать хитро и расчётливо. Нужно найти хороший поводок — много вкусняшек для нашего четвероногого друга. Конечно, еды пока много. И наши противники не голодают. Но ясное дело, им никто не предлагает хорошего собачьего корма. У меня план такой — найти в одном из магазинов самого дорогого корма типа Brit care и подманить туда ещё крыс. Можно даже с помощью того же корма. После, приманив как можно ближе нашего пуделя как главаря, надеть на него ошейник, пока он будет грызть корм, а после… короче, если эти псы не станут нашими домашними питомцами — дискотека и шампанское за мой счёт!
В образовавшейся тишине стал опять слышен сумасшедший гам птиц. Казалось, что все пернатые города слетелись к нам во двор на ту самую дискотеку, которую я обещал организовать.
— Что ж, давайте рискнём! А кто будет надевать на голову пуделя поводок? И потом, вы уверены, что остальная стая будет равнодушно наблюдать, как мы уводим её вожака? А если они набросятся на нас?
— Послушайте, иногда нам придётся идти на риск. Поймите, дорогие мои, это не компьютерная игра, это жизнь! И здесь приходится иногда биться всерьёз за своё будущее, за право на существование. Объясняю — если уступите сейчас, то эта свора, почувствовав свою силу, начнёт вас третировать! Понимаете? — мне казалось, что я был убедителен. — И хочу успокоить вас, что само собой, являясь инициатором этой акции, я сам всё сделаю, но прошу лишь, чтобы вы там присутствовали все! Это нужно не только для подстраховки, но и для того, чтобы вы поверили в свои силы!
Саша и ребята притихли, видимо обдумывая мои слова.
— Марк, а если мы приведём туда ещё крыс, которые нам благоволят? Может, они в случае опасности помогут нам? — было заметно, что Витя нервничает.
— Можно, конечно, но зачем? Нам по силам это самим сделать. Впрочем, если вы все решите призвать крыс, то попробовать можно. Высыпайте небольшие кучки собачьего корма в виде траектории движения в сторону предполагаемой встречи с собаками. Там и встретимся. Но хотел бы заметить, что поведение крыс непредсказуемо. Как они расценят ваше приглашение к битве, тоже непонятно. Я бы не стал прибегать к их услугам. Нужно поддерживать с ними союзнические отношения и прибегать к помощи только в исключительных случаях. А я уверен, что наша операция не является чем-то чрезмерно опасным.
— Я скажу, чтобы половина ребят набрала камней, а вторая половина прихватила с собой палки. Если что-то пойдёт не так, то дадим им бой, — Саша источал решимость.
— Я не понимаю, зачем все эти камни-палки. Я знаю на примете один магазин с пневмопистолетами и ружьями. Мы наберём там стволов и прикончим этих гадов, — заявила Лара.
Я понимал, что Лара права, но мне важно было, чтобы ребята преодолели свой страх, обладая меньшей степенью защищенности. Только испытав больше риска, они станут сплочённой командой, с которой мне предстоит выживать. Но возразить мне было нечего.
— Хорошо, Лара, возьмите несколько человек и принесите оружие. Если это придаст вам больше уверенности, то вперёд! — ответил я, но имейте в виду, что хотя оружие и пневматическое, но для эффективного использования необходима сноровка и навыки, тогда как камни и палки проще в употреблении. Тем более ещё раз подчёркиваю, что степень риска ничтожно мала. Это бывшие домашние шавки. Да, хитрые и наглые. Они не боятся человека и, возможно, считают его своим должником. Ведь люди бросили их на произвол судьбы! Если правильно себя повести с ними, то мы мгновенно приручим их, не применяя силы. Человек же существо гуманное и умное, не правда ли?
— Марк, конечно, прав! Не стоит всех наших пока вооружать. Мы ещё недостаточно сплочены, значит, есть риск, что кто-то захочет пострелять, самоутверждаясь или по случайности. Ещё покалечим друг друга… И мы должны быть гуманнее, это неоспоримо! — неожиданно поддержал меня красавчик Гена.
— Так, давайте проголосуем! Кто за то, чтобы использовать оружие, поднимаем руки, — предложил Саша на правах лидера.
Руку подняла только Лара.
— Всё же в словах Лары есть резон. Я предлагаю принести несколько стволов и спрятать их в надёжном месте поблизости, — сказал я, только давайте это хранить в тайне.
— Хорошо. Лара, ты завтра с Витей и Геной сможешь принести с десяток стволов примерно? — спросил Саша.
— Ладно, принесу, так и быть, — недовольно ответила Лара.
— Марк, расскажите, как вы пережили эту катастрофу. Любопытно узнать, что думаете обо всём этом, — Саша заинтересованно посмотрел на меня.
— Хорошо, попробую разложить перед вами свои переживания. В первые дни и недели после катастрофы я был преисполнен самых печальных мыслей. Мне казалось, что мир обречён и миссия человека провалена окончательно, а Всевышний решил свернуть весь этот проект. Всё взрослое население, пережив страшную пандемию, стало деградировать удивительно быстрыми темпами. Вы уже и сами знаете, что подавляющее большинство ослепло, оглохло и онемело. Я стал свидетелем того, как среди этих несчастных стали обыденным явлением припадки эпилепсии. Сбившись в кучку, эти инвалиды неспешно бродили по вымершему городу в поисках пропитания, крепко держась за быстро обветшавшую одежду друг друга. Вы, должно быть, тоже обратили внимание на то, что периодически появлявшееся загадочное сияние на фоне постоянного полумрака, воцарившегося в нашем мире, приводило к припадкам эпилепсии среди взрослого населения. Большинство припадков приводило к смерти. Не имея медицинского образования, я понимал, что человечество столкнулось с уникальной болезнью. Видимо, поражалась центральная нервная система. Мне стало ясно, что мой организм по каким-то причинам не подвержен риску заражения этой страшной болезнью. Вокруг меня уже почти месяц заболевали и погибали сотни людей, а я не только оставался здоровым, но и даже не понимал причину и патофизиологию происходящего. Как-то проходя мимо только что испустившего дух эпилептика, я решил осмотреть его. Приоткрыв веки, я обратил внимание, что глазное яблоко выглядит абсолютно нормальным, как и все прочие органы. Значит, причины лежат в области неврологии. И как эта болезнь связана с необъяснимым сиянием? Мир погрузился в полумрак, уничтоживший понятия «вечер», «утро», «ночь» и «день». Солнечные лучи еле пробивались сквозь пыльную завесу. Появившаяся мелкая пыль, покрывавшая все предметы окружающего мира, проникала во все полости и щели, наполняя собой все возможные пустоты. Я постоянно ощущал во рту пыль. Приходилось повязывать лицо шёлковым платком и надевать очки, которые я усовершенствовал, сделав их похожими на очки авиаторов начала XX века. Обратите внимание, что сейчас пыль почти исчезла. Видимо, именно пыль стала причиной воцарившегося полумрака. Лишь периодически появляющееся сияние создавало яркий свет наподобие дневного. Мир в эти мгновения преображался, становясь то сиреневым, то малиновым, то жёлтым. Поначалу это было крайне тяжело переживать, так как непривычно яркие цвета, наподобие дискотеки в давние времена, не вызывали безудержного веселья, а порождали дикий ужас и вселенский страх среди всех обитателей Земли, включая животных. Я не могу говорить обо всем животном мире, но та часть его, которая обитала в городах, просто исчезала, видимо прячась во всевозможных укрытиях. Со временем лишь собаки и крысы смогли успешно адаптироваться к происходящему, они через несколько дней после первых вспышек сияния, уже не испытывали приступов паники. Явные преимущества обрели стайные животные, которых вы и видите кругом. Стаи по пятнадцать — двадцать особей спокойно следовали по своим делам. Каждая стая контролировала свою территорию, и если кто-то вдруг из чужаков посягал на жизненный ареал стаи, то схватка, как правило, была не на жизнь, а на смерть. Со временем стало очевидным, что наиболее изобильные с точки зрения пропитания места захватили крысы. Мне показалось, что они явно увеличились в размерах и демонстрировали крайне осмысленное поведение. Ещё меня поразило, что крысы стали подчёркнуто дружелюбно относиться к человеку. Я был свидетелем, как крысы вступились за группку инвалидов, на которую напала стая одичавших мелких собак. Крысы успешно отбили людей и, более того, даже принесли им пищу. Я наблюдал за этой сценой издалека и не видел, что именно принесли крысы, но люди стали жадно есть это, вырывая друг у друга. Подобного рода происшествий я стал замечать всё больше и больше. Крысы взяли шефство над людьми. Почему это произошло, мне было совершенно неясно! Главное, что также бросалось в глаза, — это то, что одичавшие собаки проявляли к людям явную агрессию. И чем породистее были собаки, тем агрессивнее они вели себя. В основном были заметны многочисленные и опасные стаи мелких собак, которые проявляли удивительную сообразительность и агрессивность в борьбе за территории. Собаки, это было очевидно, побаивались крыс и не вступали с ними в открытые столкновения. Только в том случае, если численность собак заметно превосходила численность встреченных крыс, могло разыграться сражение. Да и то чаще всего крысы одерживали верх в силу того, что действовали слаженно и даже, как мне показалось, с элементами тактики и дисциплины. Все эти новации померкли по сравнению с той мгновенной деградацией, постигшей человеческую цивилизацию. Все электрические приборы перестали работать почти одномоментно, но кое-где они почему-то работают безукоризненно, хотя с момента катастрофы прошло уже больше месяца.
— Знаете, Марк, мы тоже часто обсуждаем это. Ведь должны были сохраниться гидроэлектростанции, дизель, ветряные генераторы, солнечные батареи и прочие источники возобновляемой энергии. Просто исчезли те, кто следил за их бесперебойной работой, — Паша говорил страстно и энергично размахивал руками, — нам надо освоить основы управления энергетическими потоками.
— Паша, ты просто умница! Снял с языка! Нам надо создать несколько групп по разным жизненно важным направлениям, которые могли бы из книг и учебников почерпнуть знания, столь необходимые нам сейчас. Книги в изобилии теперь валяются по библиотекам и книжным магазинам. Нужно выбрать необходимые. Давайте определим направления, по которым срочно нужно черпать информацию! Я считаю, что самое главное — энергетика! Затем сельское хозяйство и вода.
— А что вы понимаете под термином «вода»? — спросил Витя.
— Прежде всего очистка воды и добыча её из скважин.
— Слушайте, я завтра соберу общий сбор, и мы поделимся на небольшие группы, которые приступят к работе. У нас много технарей, к счастью! — воодушевлённо заявил Саша.
— Но, друзья мои, нам нельзя затягивать историю с собаками. Я предлагаю завтра же реализовать наш план, — настойчиво произнёс я.
— Хорошо, давайте я сейчас соберу всех, и мы распределим обязанности и степень ответственности каждого. — Саша был на моей стороне.
Утром следующего дня мы, разбившись на три группы по десять человек, отправились к предполагаемому месту обитания собачьей стаи, с которой сегодня должны были выяснить отношения. Подобрав крепкий ошейник с шипами, я прикрепил его к пластиковой палке от швабры, чтобы пёс, после того как я привяжу его к ошейнику, не смог дотянуться до того, кто держит в руках палку с этим ошейником.
Впервые за всё время после катастрофы появилось солнце, и его яркие лучи осветили неприглядную картину разрушений, воцарившуюся в этом мире. Полумрак не просто скрывал мерзость запустения, а, нагоняя страху, скорее отвлекал от неприглядного окружения. И теперь яркое солнце, символ жизни и радости, заставило нас осознать те необратимые процессы, которые запустила природа. Палку с ошейником нёс Витя, которому, как наиболее крепкому из мальчишек, доверили это ответственное дело. Я объяснил Вите, что в его задачу входит лишь крепко держать собаку на расстоянии, если она будет агрессивна. Часть ребят была вооружена палками, а часть несла в рюкзаках камни, чтобы в случае атаки начать обстреливать противника. Мне почему-то показалась вся наша армия чрезвычайно комичной, учитывая, что сражаться мы будем с болонками и тойтерьерами. Я, едва сдерживая смех, вдруг заметил, что среди кучи тряпья сидит человек. С каждым днём встречи с людьми становились всё реже и реже. То ли они умирали, то ли уходили неизвестно куда. Чуть приблизившись, я увидел худощавую даму с всклокоченными волосами пепельного цвета, которая неотрывно смотрела прямо перед собой. Перед ней пылал костёр, над которым грелся котёл приличных размеров. Чуть в стороне торчали колья, на которых висели две собачьих и одна человеческая голова. На лбу у меня выступила испарина. Я узнал её. Это была она, моя бывшая близкая подруга. С ней лет десять назад у меня был бурный и продолжительный роман, который можно охарактеризовать одним словом — болезненный. Она сохраняла черты былой привлекательности. Теперь же её увядшая красота покрылась патиной безумия. И что интересно, это придавало ей ещё больше очарования. Я вспомнил вдруг, как пережил с ней несколько счастливых мгновений, которые сохранятся в моей памяти навсегда. Мы стоим с ней на полупустынном пляже. Царит жуткая жара. Я любуюсь её безукоризненной топлес-фигурой балерины. Она обнимает меня, и её грудь слегка касается меня. Я помню, что её красивая грудь была холодной как лёд, несмотря на жару, и она приятно холодила моё разгорячённое тело. Но самое пикантное заключалось в том, что чуть поодаль, на вершине каменистого утёса, группа рабочих, орудующих лопатами и кирками, заметила нас. Они разом прекратили всю деятельность и стали напряжённо наблюдать за нами. Моя подруга, не склонная к особым проявлениям нежности, любила всё же всякие провокации. И, зная, что за нами наблюдают, она устроила этот маленький театр сознательно, я полагаю. Помню, что мной овладели противоречивые чувства — с одной стороны, я испытывал стыд, так как не любил публичные проявления эмоций, да ещё с полуобнажённой спутницей, но, с другой стороны, я переживал блаженство, замешенное на стыде. Я понимал, что в этой стране не слишком распространено загорание на пляже топлес, а рабочие, судя по всему, были цыгане, приехавшие на заработки из глубинки, и для них эта мизансцена вызвала явный шок. Мне казалось, что они восхищаются нами и завидуют. И этот удивительный коктейль из стыда, восторга, блаженства, гордости и отчаяния породил ощущение краткого счастья, которое сохранилось в моём сердце. Мы расставались с ней тяжело и болезненно, но потом, к моему удивлению, она инициировала дружеские отношения, позволявшие нам изредка общаться и даже видеться. Последний раз мы встречались около полугода тому назад, и вот теперь я вижу её здесь, явно обезумевшую, но сохранившую жизнь, зрение и безукоризненную фигуру двадцатилетней девушки. Меня охватил ужас при виде насаженных на колья голов. Я окликнул её, соблюдая безопасную дистанцию. Она неохотно оторвала свой взгляд от котла и безучастно уставилась на меня, явно не узнавая.
— Рита, ты узнаёшь меня? — робко спросил я.
Рита несколько секунд наблюдала за мной, но, явно утратив интерес, отвернулась в сторону котла.
— Марк, нам бы лучше уйти, — едва слышно проговорил мне на ухо Саша, — мы уже сталкивались с этой ведьмой. Я видел, как она дубасила палкой слепцов, попавшихся ей на пути. Она очень агрессивна, предупреждаю.
— Видишь ли, Саша, меня многое связывало с этой дамой. Я понимаю, что она не в себе, но…
— Подойди к царице, отрок перезрелый, — не отрывая глаз от костра, проговорила Рита, — поцелуй меня в последний раз. Я поставлю печать времени.
Послышались смешки со стороны ребят, опасливо сгрудившихся за моей спиной.
Рита мгновенно вскочила со своего сиденья и вскинула остро заточенную палку, напоминавшую копьё.
Все мгновенно разбежались. Я остался один на один с Ритой. Она молча наблюдала за мной, не выпуская своего копья.
— Этот мир сошёл с ума. И я вместе с ним. Надо жить в гармонии с окружением. Ты сам же учил меня этому, — Рита говорила полушёпотом, отчего меня пробрал ужас. — Проголодался? Я накормлю тебя, хочешь?
Рита зацепила железным крюком и подняла приличных размеров освежёванную тушку из кипящего котла. Тушка напоминала небольшую собаку. Я закашлялся.
— Это была моя свита, но плохо служили мне, и я их наказала. — Рита улыбнулась, разглядывая меня. — Ты ведь тоже был моей свитой и предал. Меня часто предавали.
Инстинктивно я попятился назад. Рита рассмеялась задорным смехом.
— Не волнуйся, я старое мясо не ем. С тебя последний поцелуй. Вряд ли мы увидимся ещё раз, — продолжая смеяться, Рита протянула мне руку, измазанную в саже и засохшей крови. Я машинально поцеловал её изящную аристократическую ладошку. Развернувшись, не прощаясь, я пошёл прочь к своим ребятам.
Они в стороне с интересом наблюдали за нами. Подойдя, я предложил двигаться дальше.
Мы брели не спеша, так как времени у нас было достаточно. Наш маршрут пролегал через центр, то есть через то место, где находился Кремль. Я там давно не бывал и поймал себя на мысли, что было бы крайне любопытно увидеть, какие следы разрушений оставила катастрофа на столь сакральном месте для каждого россиянина. Я был поражён, но сами стены и Александровский сад сохранили чистоту и первозданную прелесть.
— Вот странно, что здесь никаких следов деградации не заметно, — пробормотал я.
— Чего же тут удивляться, сердце родины, так сказать. Если рассматривать Россию как место мистическое и умом непознаваемое, то признайте, что удивляться этому наивно, — заметил Гена.
— Браво, Гена! И возразить нечего, — вступила в разговор Лара.
— А давайте заглянем внутрь. Может, кого-нибудь из вождей застанем. Мы тут от страха и отчаяния убиваемся, а они наши кормчие, уже всё придумали и, сохранившись наподобие стен и сада, уже разработали программу спасения отечества. Которое в опасности, — предложил Паша, дружелюбно поблёскивая своим треснутым стеклом очков.
— Идея недурна, но мы можем опоздать на нашу встречу с предполагаемым противником, — я пытался остудить исследовательский пыл своих подопечных.
— Предлагаю заглянуть сюда после схватки. Мы войдём в Кремль как триумфаторы, отягощённые бременем лавровых венков, — я пытался шутить, чтобы взбодрить моих юных друзей.
— Ну сгибаться под бременем венка можно, только если он из какого-нибудь благородного металла и весит килограммов пять… Боюсь, что лавры победителей такого формата нам не светят. Если мы только не найдём чудом сохранившийся островок цивилизации с колонией нормальных взрослых людей, тогда я лично отолью вам из чистого золота венок, предварительно обчистив несколько ювелирных лавок, — сказав это, Саша покосился в мою сторону, видимо ожидая одобрения с моей стороны.
— Конечно-конечно, ты прав, Саша, но это всего лишь фигура речи. И мне очень близка твоя идея поиска очагов цивилизации. Вероятность, что они сохранились, высока.
Неожиданно мы оказались на пустыре, где должна была произойти решающая схватка с противником. Здесь уже обосновалась наша вторая группа, которая должна была выманить нашего пуделя с его свитой. Я подчеркнул, что очень важно обеспечить присутствие не только пуделя, но и его сотоварищей. Они должны были стать свидетелями разворачивающихся событий. Я, конечно, не был столь уверен в правильности избранной тактики, но в целом считал, что действую верно, так как немного был знаком с психологией собак и людей, существ во многом схожих.
Ребята из второй группы подкармливали собак маленькими порциями элитного собачьего корма. Собаки просто неистовствовали. Повизгивая, они вырывали друг у друга те крохи, что разбрасывали ребята. Третья группа сидела в засаде, вооруженная камнями и палками, готовая начать бой по моему условному сигналу. Я с Сашей, Геной, Витей, Ларой и Светой должны были пленить королевского пуделя, которого мы, не мудрствуя лукаво, окрестили Королём.
Подойдя как можно ближе к вожаку, я властно крикнул:
— Король! Иди ко мне!
Мне показалось, что на мгновение все собаки замерли, будто поняв, что я обращаюсь к их лидеру и сейчас будет решающая схватка. Пудель поначалу вздрогнул от неожиданности, явно испугавшись моего крика, а после тихо зарычал, обнажив свои клыки.
Я уже спокойным, но уверенным голосом продолжил:
— Король, иди ко мне, я угощу тебя вкусняшкой! Ты хорошая собака. Ты добрый пёс. — Я интонацией давал понять, что настроен дружелюбно.
В руках у меня была банка с дорогущим влажным кормом Holistic. Пёс поначалу стал активно принюхиваться. Через мгновение он был уже рядом с моей протянутой рукой, в которой была миска с кормом. Остановившись на расстоянии примерно сантиметров пятнадцати, пудель явно боролся между страхом и жаждой откушать аппетитный корм. Но борьба продолжалась недолго.
— Не бойся, иди ко мне, иди… — я старался быть максимально ласковым.
Пудель, решившись наконец, подбежал к миске, поджав хвост, и страстно стал поглощать содержимое, громко чавкая и повиливая хвостом.
— Молодец, молодец, — ласково приговаривая, я нацепил на него ошейник. Пока я надевал его, Король еле слышно рычал, не скаля зубы, не имея сил оторваться от миски с кормом, который источал такой аромат, что мне тоже захотелось отведать этого лакомства, состоящего из нескольких сортов мяса дичи и разнообразных фруктово-овощных добавок.
— Я думаю, что за такую миску чечевицы не стыдно и первородство продать! — пошутил умник Паша.
Я выпрямился, взглядом давая понять, что теперь очередь Саши и ребят демонстрировать выдержку и мастерство дрессировщика. Саша был очень напряжён, он так вцепился руками в поводок, что пальцы его побелели.
— Не волнуйся, Саша! Всё нормально. Я вижу, что самое страшное позади. Давай поводок мне, если хочешь, — я попытался успокоить своего юного товарища.
— Нет уж, лавры победителя мне тоже к лицу, — выдавил из себя улыбку Саша.
Все ребята, пристально наблюдавшие за нами, дружно расхохотались. Это, видимо, напугало собаку, которая поначалу было ринулась на нас с лаем, но, остановленная ограничителем в виде крепкой палки, замерла и стала поскуливать. Остальные собаки отбежали от нас метров на двести и не проявляли никакой враждебности. Вот так наша компания пополнилась новым четвероногим членом команды. С этого момента Король стал милым домашним псом. Остальные собаки больше не пытались конкурировать с нами.
Возвращаясь обратно к нашему дому, мы решили посетить, как и планировалось нами раньше, Кремль. Настроение у нас было отличное. Я осознал, что мои усилия по формированию настоящей сплочённой команды не пропали зря. Теперь мы знали, что можем доверять друг другу.
Солнце опять исчезло, погрузив этот мир в мистический полумрак, озаряемый загадочными всполохами наподобие северного сияния. Восхищаться этой красотой не получалось, так как каждого из нас обуревал страх от того, что мы не могли объяснить природу происходящих явлений.
Успокоившись, мы подошли к Спасским воротам Кремля. Кто-то из ребят спросил: «Вот интересно, что здесь будет лет через пятьдесят?»
— Если ничего не изменится, то всё зарастёт кустарником и деревьями, — ответил всезнающий Паша и нервно поправил съехавшие на кончик носа очки.
— А я вот отчего-то думаю, что всё вернется на круги своя. Здесь опять будет многолюдно и весело, — неуверенно проговорила Лара.
— А знаете, друзья мои, что всего лет четыреста тому назад рядом с этой башней находились две часовни — часовня Великого Совета Откровения, под названием Смоленская, и часовня Великого Совета Ангел, она же Спасская. От ворот Спасской башни, на которой была расположена икона Спаса Смоленского, уходили на битву войска, и здесь же встречали иностранных послов. И все цари перед коронацией должны были пройти здесь, под Царской башней. И поэтому запрещалось проходить простому люду через ворота Спасской башни в головном уборе или проезжать верхом на лошади. И если кто не проявлял уважения по рассеянности, то били виновника батогами или заставляли класть пятьдесят земных поклонов. При этом, говорят, когда Наполеон проезжал через Спасские ворота, порывом ветра сорвало с него треуголку. А когда французы в 1812 году пытались похитить драгоценный оклад с иконы Спаса Смоленского, произошло чудо: приставленная лестница упала, и святыня осталась невредима.
— Откуда вы всё это знаете, Марк? — спросил Саша.
— Так я здесь экскурсии водил для своих ребят. Я же историком был в школе.
— А расскажите ещё что-нибудь интересное, — восторженно предложил Гена.
— Пожалуйста, с удовольствием. Итак, ещё могу сказать, что в XVI веке при некоторых кремлёвских башнях появились часовщики. Должность была важнейшей для города, так как именно от их работы зависело определение времени для Москвы. Циферблаты тогда были огромными, чтобы по ним могли все узнать время. То есть течение времени в городе зависело от часов на кремлёвских башнях. Минутной стрелки на часах не было. Часы могли спешить или отставать на пару часов — это зависело от расторопности часовщика, который каждый час вручную переводил стрелки. Отсчёт времени шёл ещё интереснее: сутки делились не пополам, а на день и ночь. Летом день начинался в три часа утра и заканчивался в восемь вечера, потому и циферблат был рассчитан на семнадцать часов. А первые механические часы для Спасской башни весили 400 килограммов. По контуру циферблата, изображавшего небосвод, располагались арабские цифры и церковнославянские буквы, обозначавшие числа в допетровской Руси. При этом вращался циферблат, а стрелка смотрела строго вверх, что удивляло многих иноземных гостей, посещавших Москву тогда. Интересно ещё то, что некоторые часовщики обзаводились хозяйством прямо при башне. Так, на Спасской башне часовщик построил себе избушку, разбил огород и развёл кур, чем вызвал огромное неудовольствие властей и жителей города. Кстати, появившиеся уже в XVIII веке новые куранты исполняли мелодию на мотив тогда популярной немецкой песенки «Ах, мой милый Августин».
— Да-а-а-а… Кто бы мог подумать… — удивлённо прокомментировала мой рассказ Лара.
— Классно, Марк! Мы в восторге! — подытожил мой рассказ Александр.
Минуя ворота, Гена и ещё несколько ребят, дурачась, сняли головные уборы и с хохотом, толкаясь, прошли на территорию Кремля.
Мы гуляли по Кремлю не меньше часа. Я рассказывал ребятам много историй об этом сакральном месте. Они иногда прерывали мой рассказ аплодисментами. И это было так странно. Мёртвый город, по которому шли, мог вызывать такие эмоции. Может, впрямь права Лара, что это не может исчезнуть, как пирамиды Хеопса, и обречено на вечность?
— Слушайте, а давайте навестим Администрацию Президента на Старой площади! — возбуждённо крикнул Витя. — Вдруг там кто-то жив и дееспособен?
— А есть когда будем? Мы все проголодались, — дружно загалдели ребята.
— Ладно, разобьёмся на две группы. Одна идёт добывать пищу, вторая вместе со мной навещает Старую площадь. Заодно проверим работу наших вождей! Как они довели нас до такого ужаса? — смеясь, поддержал идею Саша.
Тут же вокруг меня собралось так называемое «зерно», то есть тот самый актив, который и занимался управлением, беря ответственность за принятие решений. Нас вместе со мной собралось шесть человек, а остальные, человек двадцать, пошли за едой.
— Ровно в восемь вечера встречаемся дома. Надеюсь, вы уже приготовите на нас всех ужин, он же обед. Ты не против, Саша? А то я тут раскомандовался не по праву… — я попытался соблюдать политес.
— Да что вы, Марк? Вы наш очевидный вожак. И мы готовы следовать вашим указаниям, — Саша опять покраснел, говоря это.
Я дружески потрепал его за плечо, и мы, весело болтая, пошли к Старой площади, благо что она находилась рядом. Пройдя в подъезд здания через Ипатьевский переулок, мы очутились в фойе Администрации Президента. Никого не было видно, и ничего не работало. Мы наугад побрели по коридорам этого огромного здания. Минут через двадцать мы решили искать выход, так как были разочарованы унылостью интерьеров этого казённого здания и мерзостью запустения. Никого не встретив, мы отправились восвояси, так как большинство из нас уже испытывали сильный голод. Вдруг, проходя мимо одного из бесчисленных кабинетов, наш четвероногий друг, который уже освоился с новой ролью домашнего пса, бешено залаял и потащил нас вперёд. Мы заинтересованно пустились за ним вслед. Через несколько мгновений мы оказались в огромной пустой приёмной, где на столе, за которым, как правило, сидел секретарь, красовался огромный бронзовый бюст нашего вождя, при котором и случились все эти катаклизмы. Пудель захлёбывался от лая, вырываясь для атаки бюста.
— Какой же он всё-таки дурак, — философски заметила Лара, имея в виду лающего пуделя, адресовавшего свою агрессию, как нам казалось, бронзовому бюсту нашего диктатора.
— Позвольте! — послышался строгий голос, исходивший прямо от бюста, как нам почудилось. Мы оторопело замолчали.
И вдруг из-под стола показалась голова человека с отёкшим лицом. Покряхтывая, с трудом он выбрался и не спеша надел на себя генеральскую фуражку с огромной позолоченной кокардой. Его белая мятая рубашка была вся испачкана алыми и бурыми пятнами. Лицо его слегка напоминало лик нашего политического лидера, который тиражировался во всех СМИ, но, приглядевшись, можно было заметить, что оно являло собой скорее шарж на вождя.
Опухший человек строго осмотрел нас и, кряхтя, устроился в кресле. Он неторопливо достал исписанный блокнотик и посмотрел на пуделя, который к этому моменту перестал уже лаять.
— Фамилии, имена, отчества и даты рождения, — строго произнёс человек, явно обращаясь к пуделю, и приготовился записывать. Может, он принимал пуделя за старшего в нашей группе.
Мы с изумлением наблюдали за этим забавным персонажем. Видимо устав ждать, он продолжил:
— Значит, в молчанку играем? Ладно. Дежурный, — подняв трубку проводного телефона, устало произнёс человек в фуражке, — вызовите охрану. Тут лазутчики проникли ко мне.
Услышав это, пудель Король сел и, удивлённо свесив голову набок, едва слышно заскулил, видимо осознав всю серьёзность нашего положения.
— Послушайте, мы не лазутчики вовсе, — заявил Гена.
— Мы добрые граждане, а не вампуки! — добавила Лара.
Человек в фуражке поднял глаза и, как показалось, наконец заметил всех нас.
— Да поймите же вы, вокруг нас враги и лазутчики! Мы тут на осадном положении все, а вы собачек выгуливаете?! — строго спросила Фуражка. — Не верю!!! — крик Фуражки разнёсся эхом по коридорам.
— Мы вас допрашивать будем. Может, даже с пристрастием! — Фуражка удовлетворённо закатила глаза и мечтательно уставилась на потолок. — А собачку вашу на опыты отправим. Да-да… — не унималась Фуражка.
— Послушайте, любезный, а вы, собственно, кто такой? — я решил вмешаться в разговор.
Фуражка изумлённо уставилась на меня. Через мгновение он встал и грозно посмотрел опять на нашего пуделя. Стоявшая ближе всего к нашему оппоненту Лара вдруг расхохоталась, указывая на человека в фуражке.
Теперь стало видно, что человек этот стоял перед нами без штанов, в трусах, на которых был нарисован мультяшный Микки-Маус с трезубцем в руках. Все стали хохотать, оценив комичность ситуации. Человек в фуражке болезненно сморщился и, закрыв глаза, вдруг запел: «Врагу не сдаётся наш гордый ;Варяг;, пощады никто не желает…»
Хохот усилился. Пропев пару куплетов зажмурившись, человек в фуражке открыл глаза и удивлённо огляделся по сторонам, будто впервые всё это видит.
— Простите, я совсем не ждал гостей! Могли бы вы меня оставить в покое? — его тональность сменилась с агрессивной на просительную.
— Сначала представьтесь, а после мы обсудим эту ситуацию, — как можно строже произнёс я.
— Меня зовут Отец. Для ближнего круга Отче. Я хозяин всей земли Российской. Поймите, мне ничего не надо. Только порядок и предсказуемость! Но кругом бардак и измена. Вот я вызвал охрану, так? И где же она?! Кругом измена. Мы на пороге войны с НАТО, а охрана бастует. Я тут распорядился двум танковым корпусам выдвинуться к границе. Будет шумно, потерпите. Возможны перебои с чаем и ананасами. Но мы сможем их одолеть! А чай и ананасы, я лично прослежу, мы научимся выращивать на бескрайних равнинах Нечерноземья! — сказав это с улыбкой и искренним оптимизмом, он вдруг опять посуровел и произнёс, строго наблюдая за нашим пуделем: — Вы уже записались добровольцами? — достав исписанный блокнот с олимпийской символикой Олимпиады 1980 года, он начал было что-то писать. Присмотревшись, я заметил, что вместо букв он рисует длинный забор. Стало ясно, что он также сошёл с ума, как и прочие, но при этом не лишился зрения и слуха, что делало его существование даже ужасней.
— Пойдём отсюда, — тихо сказал я.
— Я вас записал в кавалерийский полк, а девицу в прачки. Вам двое суток на сборы.
«Отче» вышел из-за стола и прошёл перед нами в трусах и фуражке строевым шагом, оттягивая мысок в лучших традициях караульного полка. При ходьбе фуражка, подрагивая, сползла ему на нос, но он этого не замечал. Несмотря на комизм происходящего, смеяться не хотелось. Зрелище было жутковатым.
Пока мы спускались вниз по лестнице, никто не произнёс ни слова. Только оказавшись на улице, Лара заговорила:
— Слушайте, а то, что мы оставили его в одиночестве, это нормально? Он же рехнулся, а мы не оказали ему помощь. Думаю, что это несправедливо.
— Лара, а ты готова ухаживать за этим психом? Мы не знаем, как он может себя повести. Вспомни, все встреченные взрослые были очень агрессивны. Мы не можем его взять на обеспечение, так как сами находимся в тяжёлом положении, — Саша говорил спокойно и убедительно.
— Слушайте, а вдруг это и был наш вождь? Мы все знаем, что на картинке они выглядят лучше, чем в жизни, — заметил Гена.
— Всё возможно, но теперь это не так важно, думаю. Что касается твоего недоумения, Лара, то Саша прав, мы не можем себе позволить содержать его. Мало того что любой диктатор токсичен, так он ещё и опасен может быть. Я говорил как можно увереннее, но чувства сомнения уже начали обуревать меня. Я же собрался строить новый мир с этими ребятами. И в нём не может быть ничего подлого и гадкого, то есть того, что мы хотим оставить в том мире, мире, который рухнул под бременем ошибок и непоследовательности.
Мы молча брели по пустынным улицам. Вдруг увидели, как несколько крыс тащили тушку мёртвой болонки. Мне стало вдруг жутко и стыдно.
— Хорошо, я признаю свою неправоту. Нам надо забрать его оттуда и заботиться о нём. Мы все люди, — заговорил я.
— Не кажется ли вам, Марк, что это непоследовательно несколько? — спросил Гена.
— Да, кажется. Последовательность всегда и во всём — это удел искусственного интеллекта. А мы люди и можем ошибаться, признавая потом свои заблуждения. И в этом наша сила и преимущество перед роботами и программами.
— А знаете, есть проги, которые учатся на своих ошибках и совершенствуются, — заметил Паша.
— На эти ошибки им указывают люди, Пашка, — подвёл черту под нашим спором Саша.
— Если вернёмся и заберём этого клоуна к себе, то будем его холить и лелеять как родного? Так я вас понял, Марк? — недовольно проговорил Витя.
— Я всего лишь предлагаю поставить это на голосование. В конце концов, это не очевидное решение. Мораль работает лишь тогда, когда степень опасности вида не превышает критических величин. Нравственность — это забава сытых и довольных людей. Мы к таким не относимся пока. Наша мораль будет более жёсткой. Нам надо выжить и дать потомство, соблюдая определённые правила, схожие с заповедями иудео-христианского мира. Я хочу узнать, как вы отнесетесь к моему предложению? — я решил предоставить им право выбора.
— То вы критикуете меня, то противоречите себе. Вы сами-то знаете, чего хотите? Мораль не может быть относительна. Эта категория абсолютна. То же можно сказать и о заповедях. Это на все времена и народы, — заявила неожиданно Лара.
— Скажи, ты слышала об обычаях эпохи неолита или ранней бронзы, когда племя убивали или осознанно отправляли на смерть стариков и детей в тяжёлые времена голода, стихийных бедствий и так далее? Когда угроза социуму становится критической, то вступают в силу иные законы. Представь, если в момент голода племя, совершающее длительный поход, не может позволить себе прокормить всех. Тогда, если исходить из принципов универсальной морали, все должны делить остатки пищи поровну и передвигаться с такой скоростью, которая под силу самым слабым. Это племя обречено при таких условиях. Но они вынужденно отказываются от младенцев и стариков, обрекая их на смерть, и выживают. Можно ли их осуждать за это? Так наш мир жил и развивался на протяжении тысячелетий. Теперь же, в относительно сытые времена, мы можем себе позволить такую роскошь, как мораль.
Воцарилась тишина. Было заметно, как каждый обдумывал мои слова.
— Этот мир мерзок, если мораль доступна лишь избранным, — задумчиво произнесла Лара, — и не удивительно, что он схлопнулся.
— А кто тебе сказал, что этот мир должен быть всегда прекрасен? Прекрасны лишь мгновения. Восходы, закаты, первые поцелуи и так далее… Давайте голосовать, — я решительно прекратил наш диспут.
— И если бы все племена жили по законам морали постиндустриальной эпохи, то никто бы не выжил. Не было бы фаворитов в гонке видового доминирования, — вмешался Саша. — Вы это хотели сказать, Марк?
— Вы быстро спелись! — с ехидной улыбкой проговорил Витя, наблюдая за мной и Сашей. — Я — за то, чтобы забрать этого психа из Администрации. Нам же такая мораль по зубам, не правда ли?
Неожиданно для меня все проголосовали «за». Я не ожидал, что они столь прекрасны, мои птенцы. Я был счастлив.
— Я пойду заберу его сам. А вы идите домой и готовьте пир на весь мир. Хочу устроить торжества. Сегодня особенный день. Мы избавились от врагов, накормив их, и заберём на перевоспитание свихнувшегося диктатора. Так пишется новая глава истории человечества. И я хочу устроить танцы. Мне Саша рассказывал, что у вас появилась традиция раз в неделю устраивать танцы.
— Мы вас одного не отпустим. Это может быть опасно, — решительно заявила Лара. — Можно я с вами пойду?
— Давайте уж все вместе вернёмся туда, чтобы не рисковать! — предложил Витя.
Я был несколько ошарашен таким вниманием со стороны Лары, так как мне казалось, что она не испытывала ко мне особой симпатии.
— Спасибо, Лара. Мне приятно, что вы все волнуетесь за меня, но мне нужно побыть одному. Слишком много событий произошло. Не обижайтесь, но надо переосмыслить всё это, — мне казалось, что я был убедителен.
— Хорошо, мы вас оставим в одиночестве, но вернуться за нашим пациентом я настаиваю завтра вместе. Сейчас мы пойдём домой без вас, соберём всех и подготовим застолье из имеющихся продуктов, — Саша говорил спокойно и убедительно.
— Плюс ко всему я ещё попробую добыть деликатесов к столу. У меня тут на примете несколько точек, где можно разжиться вкусняшками. Мы теперь находимся в статусе человека охотника-собирателя. Эту ступень развития мы преодолели тысяч двенадцать лет назад, став производителями и сеятелями. Но жизнь подтверждает правило, что всё закольцовано на этой спирали, — я решил на прощание пофилософствовать.
— Интересная тема. Надо бы обсудить, когда вернётесь, — заметил Гена, — я тоже много думал об этом.
— Ладно, обсудим обязательно, нам много что надо бы обсудить! — сказал я, попрощавшись с ребятами.
Я добрёл до близлежащего кафе и решил заглянуть, не осталось ли чего-то съестного в его закромах. Найдя пачку галет, я уселся в самом углу этой сетевой кормушки с претензией на изысканность. Только я приступил к пережёвыванию лежалых галет, как вдруг послышался рёв мотоцикла у входа в заведение. Давно я уже не слышал шума работающего двигателя, тем более столь громкого. Я был напуган и, выскочив из-за столика, спрятался за барной стойкой. В кафе зашли два типа, одетых по байкерской моде в кожаные куртки с огромным количеством металлической бижутерии. Они громко положили свои мотоциклетные шлемы прямо на стол, и один из них достал бутылку спиртного.
— Текила — самый полезный напиток, — произнёс один из посетителей.
Другой небрежным жестом высыпал на стол дюжину грецких орехов, вынув их из-за пазухи. После чего, задумавшись, уставился на бутыль текилы.
— Живя на болоте, поневоле привыкнешь, что лягушачье кваканье — это лучший вокал, — не отрывая взгляда от бутылки, отметил второй байкер. — Я шампанское люблю. Понимаешь?
Надо заметить, мы с ребятами долго и безуспешно искали людей в надежде, что где-то сохранились очаги цивилизации, которые помогут нам выжить. Но всё было тщетно. А тут вдруг появились из ниоткуда эти двое. Я был озадачен и напуган появлением этой брутальной парочки. Затаившись, я сидел тихо, боясь, что меня обнаружат. Отчего-то мне показалось, что эти молодцы скорее представляют угрозу, чем армию спасения.
— Я сделал всё, как ты хотел. Я послал далеко и надолго твоего босса, хотя его предложение было более заманчивым. Оно ведь гарантировало мне покой и умиротворение. А ты обманул меня, — вдруг, словно очнувшись, возбуждённо заговорил небольшого роста байкер, который высыпал грецкие орехи на стол. Более высокий, пальцы которого были унизаны перстнями, открыл бутылку и отхлебнул прямо из горлышка. Он старательно пополоскал горло содержимым бутылки, после чего громко проглотил. Изумлённо выпучив глаза на своего собеседника, будто у того на лбу стали расти кедровые шишки, он молниеносно схватил три ореха со стола и, раскрошив их двумя ладонями, отправил сердцевины себе в рот. Похрустев орехами, он стал говорить с набитым ртом. Речь его, поначалу малопонятная, но очень эмоциональная, стала все же разборчивой.
— Ты ж хотел счастья, успеха? Разве я обманул тебя в чем-либо? Ты родился в богатой семье плебеев, но благодаря состоянию твоих родителей стал ровней представителям аристократических домов Рима. Твоя популярность среди римлян была высока. И она соответствовала твоим великолепным качествам блистательного оратора и отменного военачальника. Сколько побед я помог тебе одержать? Не помнишь? Твой легион обращал в бегство противников и в Азии, и в Галии, и в Иберии. Твои иберийские поместья давали огромный доход — от продажи оливкового масла и прочего. Этот доход обеспечивал тебе не только роскошную жизнь, но и популярность у плебса в Риме. А твоя шикарная вилла в Стабии, элитном районе Помпей, где среди фантастических садов ты мог похвастать знаменитым бассейном с живыми дельфинами? Это было настоящим украшением всего города Помпеи! Я выполнил все, что обещал. А недавно взошедший на императорский трон молодой Тит благоволил твоему семейству и отмечал твои таланты военачальника в Иудее. Твои речи в сенате сделали тебя популярным не только среди плебса, но и среди влиятельных сенаторов. А о твоих успехах среди матрон слагались легенды. Мне кажется, со своей стороны я выполнил все. Впрочем, — говоривший замолчал на минуту, пережевывая орехи, продолжил-: — Надо отдать должное, и ты соблюдал все условия нашего договора. У меня нет претензий к тебе. Ты был жесток по отношению к своим врагам, да и подчас к друзьям. Твоя изворотливость и лживость при достижении личных целей стала притчей во языцех. Ты бы мог растлить весталок , если бы захотел! Или если бы я тебя попросил об этом! — страстно говоривший байкер весело расхохотался. — Я не сомневаюсь в этом! — продолжил он.
— Так в чем же ты меня хочешь обвинить? — его спутник, молча слушавший собеседника, склонив над столом голову, вдруг встрепенулся, будто очнувшись, и, отхлебнув из бутылки, поднял глаза на своего оппонента.
— Ты дьявольски хитер, бестия! — спокойно и миролюбиво заговорил более приземистый байкер. — Вроде бы все верно, но ты же обманул меня! И я теперь вынужден влачить жалкое существование здесь, среди этого смрада, разрушений и конца времен. Я ведь прожил в Риме только двадцать пять лет. Да, это была прекрасная, но слишком короткая жизнь. И ты подло использовал меня, добиваясь своих дьявольских целей. Впрочем, я понимаю, что так же ты используешь и прочих. «Подписан кровью договор, и все равно — кто жертва здесь, а кто подлейший вор!» — так ведь, мой дорогой Вельзевул, — приземистый байкер грустно улыбнулся, продемонстрировав свои белоснежные зубы.
— Не поминай имя моё всуе! — с почти ласковой улыбкой на лице ответил ему с более утончёнными чертами лица байкер. — Знаешь, что отличает тебя от дворового пса, которого ты вдруг захотел пожалеть, а я пристрелил только что? Твоя свобода выбора дает тебе неизмеримо больше возможностей, чем предназначено тому псу. Конечно, на тебя возлагается бремя ответственности. Ты пока наделён способностью помнить все свои предыдущие воплощения. Вспомни, ты всегда получал от жизни всё, ощущая её сладость и терпкий вкус. Каждое твоё воплощение было ярким и бурным романом, где ты, хоть и творя зло, имел всё, что хотел. А хотел ты много и ненасытно. Когда-нибудь я ограничивал тебя, мой друг? Твои жизненные пути не были серыми и скучными, как послеобеденный сон монаха-цистерцианца . Мы ведь с тобой давно сотрудничаем. Я всегда был честен со всеми своими агентами и друзьями, включая тебя. Не морщи лоб, а то образуется складка, складка глупого раскаянья, которое ничем тебе не поможет. Мы уже зашли с тобой слишком далеко. Но и здесь, я подчёркиваю, ты волен сделать свой выбор. Ты вправе разорвать наш контракт, воля твоя, но подумай о последствиях. Думаешь, шестикрылые подхватят тебя и направят по пути любви и прогресса? — Байкер опять расхохотался. — Как бы не так, — он с шумом отодвинул свой стул от стола и с грохотом водрузил свои кованые сапоги на стол. — Пойми, тебе придётся пройти путь искупления через страдания, боль и мучения, воплощаясь в телах инвалидов, несчастных жертв и тому подобное. Ты попробуешь этот сладкий и прекрасный мир с изнанки. И ещё, друг мой, ты явно отучился страдать. Ты привык есть свой бутерброд с колбасы, не правда ли? Думаешь, я не заметил твоих сомнений и метаний ещё в прошлых твоих воплощениях? Собачку ему жалко стало, ну-ну… Я слишком хорошо тебя изучил. Ты быстро протрезвеешь, но будет поздно, светлые тебя потащат по своему пути, но только до некоторой точки выбора. Так устроен этот мир, таковы законы, установленные Творцом, да не будем поминать имя Его всуе. Пройдя через лишения, мучительные страдания, ты опять встретишься со мной, и… поверь, вероятность возобновления нашего контракта очень высока, потому что ты сильный и азартный игрок, а монашеская ряса тебе всегда будет мала, Виктор. Но условия нового договора уже будут более жёсткими. Сказав всё это, байкер с лицом утончённого аристократа замолчал, пристально рассматривая этикетку на бутылке.
— Ты, как всегда, прав, мой суровый и жестокий хозяин. Знаешь историю с царем Крезом и Солоном? Помнишь, как Крез кичился своим богатством и счастьем? Но всё в этом мире быстротечно. Крез всё потерял, пожалуй, кроме раскаяния. Оно может разъедать твою душу столетиями, преследуя тебя из воплощения в воплощение. И это самое страшное испытание, поверь. Я знаю, что нельзя с дьяволом играть в азартные игры. Жизнь ведь для меня всегда была такой игрой. Главная проблема молодых душ, воплотившихся в облике человека, заключается в том, что они и не подозревают, что душа вечна. Эти души в большинстве своём живут, будто они исчезнут вместе с физической смертью и все их деяния растворятся навсегда. Я тоже так думал, поэтому тогда, несколько тысячелетий назад, попался в расставленные тобой ловушки. В сущности, если задуматься, все дьявольские бонусы сопряжены с телом и телесными удовольствиями. Поэтому насытиться этим нельзя никогда. Это подобно наркотику — что-то получив, тело требует всё больше, жирнее и чаще. И вот наступает момент, когда тело не в состоянии всё это переваривать по причине изношенности и старости. И это самое страшное. Уже нечего хотеть для тела, а для чего тогда жить? — Виктор говорил спокойным тоном философа. В руках он вертел красивый кастет, усыпанный драгоценными камнями, три костяшки кастета изображали два черепа и морду козла. В морде козла сверкали два топаза.
— Всё, что ты сейчас произнёс, вполне справедливо, — продолжил Виктор, — мне очень тяжело перестроиться. На твой вопрос: «А зачем тогда весь этот разговор?» — я отвечу просто: «Саднит здесь отчего-то», — Виктор указал пальцем в область сердца. — Я даже пока чётко не понимаю отчего, но чувствую боль душевную. Может, это следствие работы «светлых»? Они же, как и ты, не даром хлеб едят. Пустота — это среда обитания дьявола. Ничего нет. Я понимаю, что внутри меня пустота народилась. Этакая чёрная дыра, пожирающая все мои желания и саму жизненную энергию. Зачем тогда жить, если больше уже ничего не хочется? Устало не только тело, но и душа. Эта усталость начала ощущаться ещё с молодости. Уже к моменту своего отрочества я стал вспоминать свои прежние воплощения. Думаю, что каждая моя новая реинкарнация будет усугублять этот процесс. Почему именно здесь, в конце времён, ты воплотил меня? Здесь нет раздолья. Как и где здесь грешить? Как сеять зло, столь необходимое тебе и твоему хозяину? Никого же нет вокруг. Ну перестреляем всех собак, передушим крыс… Смешно. При моей-то квалификации… — Виктор с недоумением уставился на аристократичного байкера.
— Во-первых, — начал говорить «байкер-аристократ», — ты тут снисходительно помянул мою работу, принизив и низведя её до удовлетворения телесных, физиологических потребностей. А как же непреодолимая тяга к власти и доминированию? Эта категория высокого, я бы сказал, цивилизационного характера. Не будь её, и всё человечество по-прежнему обитало бы в пещерах. То есть я хочу сказать, что моя работа… — он на секунду замолк и возвёл глаза к небу, сиречь к потолку, — да, друг мой, это работа на прогресс и глобальное развитие цивилизации. Каждая схватка за власть мобилизует человечество, усложняя его технологии, делая культуру всё более утончённой... Во-вторых, этические категории зла вполне способны содержать эстетическое очарование. Ты же сам говорил, что, подчас соблазняя малых сих, испытываешь чувство, близкое к оргазму. Это высшее проявление игры, где твоё искусство приближается к величинам божественного характера. Ты становишься равным ему — Творцу. И здесь, мой друг, уже не физиология, здесь высокое проявление могущества человека и его воли. Ты научился творить зло на высочайшем уровне, что возвысило тебя до таких величин, что страшно делается. Поглядим, и, в-третьих — ты же сам чувствуешь, что ты наш! А усталость, тщетные усилия «светлых» — это всё преходящее. И здесь ты оказался только потому, что тебе надо отдохнуть. Хотя… своё искусство применить и здесь можно. Ещё сохранились небольшие группки людей. Они цепляются за жизнь, они грезят наивными фантазиями, помышляют о создании новой генерации человека, который осознанно откажется от насилия, коварства, подлости, лжи и тому подобного. Вот один из них сейчас находится неподалёку от нас… И ведь думает несчастный, что ему назначена особая миссия в деле, так сказать, сохранения человечества. — Сказав это, он рассмеялся.
Услыхав этот дьявольский смех, я почувствовал, как у меня на лбу выступил пот. Такого ужаса я давно не испытывал. Воля моя была парализована. Я стал молиться. Удивительно, но Виктор равнодушно отнёсся к реплике своего приятеля об оставшихся людях. Я затаился.
— И наконец, главное, — продолжил утончённый байкер, — меня же недаром зовут Прок. Согласись, если правильно выстроить со мной отношения, то прок от меня может быть существенный!
Сказав это, Прок закатил глаза и вновь утробно засмеялся. Ни тени улыбки не появилось на лице Виктора. Он сидел, опустив голову, и о чём-то размышлял.
— Конечно, ты прав. Но ты прав на короткие дистанции. Истинное зло всегда блестяще демонстрирует отменную тактику, но часто бездарную стратегию. Я всегда следовал твоим советам и получал всё то, о чём мечтают миллионы жителей Земли. Но что-то пошло не так. Вот скажи, это правда, что самое страшное наказание в аду — безнадёжное раскаяние, когда искренне сожалеешь о содеянном и не можешь простить себя, а к Всевышнему обращаться уже не можешь? — Виктор говорил страстно, и было видно, что эта тема выстрадана и близка ему. Прок вскочил из-за стола, подошёл к Виктору вплотную, встав за его спиной и обвив своими руками, словно щупальцами, его плечи. Затем, наклонившись к уху, Прок стал что-то шептать. Вся внешность Виктора демонстрировала безволие и подавленность. Голова его стала клониться к столу, казалось, что он засыпает. Когда Виктор обмяк и полностью завалился на стол, за которым они сидели, Прок схватил голову Виктора за виски и стал усердно их массировать. Движимый неведомой мне силой, я встал в полный рост и направился к столу, за которым сидела эта парочка. Я понял, что Прок видит меня, не выказывая ни толики удивления. Не переставая массировать голову Виктора, он, кивнув головой, предложив мне сесть за стол.
Я сел и вдруг осознал, что не знаю, о чём говорить и почему вообще я вылез из своего укрытия. Массируя виски Виктора, Прок периодически наклонялся то к одному, то к другому уху Виктора и что-то шептал на непонятном языке. Его слова были похожи на какие-то древние заклинания. Прекратив массаж, Прок аккуратно опустил голову Виктора на стол и сел рядом со мной. Не глядя на меня, он заговорил:
— Ну что скажете, милейший? Не надоело ли вам прозябать здесь? Лучше здесь не будет. — Прок замолчал на несколько секунд, а после, уставившись мне прямо в глаза, заговорил:
— Вашего брата осталось здесь совсем мало. Да и те скорее полулюди. Или инвалиды, или свихнувшиеся. Да, конечно, есть твоя группка, и, пожалуй, ещё с десяток наберётся таких групп по всей Земле. Вероятность, что вы выживете, крайне мала. Я бы сказал — ничтожна. Но знаю, что вы будете биться до конца. Пока собаки не сожрут вас.
Высказавшись, Прок пристально стал меня рассматривать, видимо оценивая эффект, произведённый на меня его речью. Удивительно, но я впал в ступор и, осознавая, что от меня ждут какой-либо реакции, молчал, словно наблюдал за происходящим со стороны. Я помню, что мне даже самому было интересно, что я отвечу. Прок явно недоумевал, не понимая, почему я молчу.
— Их бин больной? Впал в транс, родимый? — стал паясничать мой собеседник.
— Дас ист безобразие! Дьявольщина в чистом виде! — рявкнул я неожиданно для себя, продолжая по-прежнему как бы со стороны наблюдать за собой и за всей мизансценой.
— Допустим. И что же здесь ужасного? Нечистой силой после такой катастрофы можно пугать только детей. Да и то, полагаю, безуспешно, — Прок молча достал из внутреннего кармана своей кожаной куртки колоду карт и, перетасовав её, раздал мне и себе по одной карте.
— Что же, дяденька, сыграем? Если красненькие, то ваша взяла — исполняю три ваших желания. Ну а уж если чёрненькие, то не обессудьте — под мою опеку переходите. А то ведь сдохните здесь без всякого прока. — Прок ласково улыбнулся и посмотрел на часы.
Я судорожным движением перевернул карту и с ужасом увидел свой портрет в виде валета треф. Я чувствовал, как на висках появились капельки пота. Было по-прежнему страшно, но я пытался взглянуть на происходящее со стороны.
Прок дико расхохотался, скаля свои огромные зубы.
— Сколько же нужно говорить, писать, а то и петь, что нельзя с дьяволом играть в азартные игры! — Прок опять залился хохотом. Жилы на его шее и висках вздулись, и мне казалось, что они лопнут под напором его нечистой крови. — Ладно, представление окончено. Вы же знаете, моё кредо — свобода, которая, конечно, осознанная необходимость, как говаривал Барух Спиноза . Перебродивший иудаизм, замешенный на энергичном ещё христианстве, подчас может породить удивительные и парадоксальные откровения. Я не собираюсь вас ни в чём неволить. Вы можете сейчас встать и уйти к своим деткам. Так сказать, дальше бороться за выживание. Но прежде чем уйти, взгляните на этого субъекта, — Прок указал мизинцем с огромным перстнем на бессознательно лежащего за столом Виктора.
— Видите? — продолжил Прок. — Перед нами тело сомневающегося грешника, пожелавшего встать на светлый путь искупления. Конечно, вы подумаете, что истинный дьявол должен его уничтожить или совратить вновь. Но это всё скучная схоластика. Я никогда не допущу скуки! — Прок опять улыбнулся, показав красивые зубы без дьявольского вида клыков. Я осмелился задать вопрос:
— А что с этим вашим Виктором? Он спит?
— Для нас спит, но вообще-то он бодрствует. Просто он не с нами пока. Вы, должно быть, слышали, что время, важнейшая особенность нашего мира, где всё скоротечно и мимолётно, не является абсолютной и универсальной категорией. Есть пространства, где время отсутствует, точнее, где можно пренебречь его законами. Я помог нашему усомнившемуся в своём предназначении другу вновь оказаться в эпохе Древнего Рима, в своём замечательном имении. Роскошная вилла в Стабии, к которой так привязался наш друг, опять станет его приютом, где он сможет произвести ревизию своих убеждений и чувств. Он восстановится и примет окончательное решение, на чьей он стороне. Ведь здесь, в суровом и аскетичном мире, ему было, мягко говоря, неуютно после постоянной роскоши, окружавшей его на протяжении многих реинкарнаций его души. Как вы поняли, он засомневался — на правильной ли он стороне. Когда всё слишком хорошо, это развращает человеческую душу. Пресыщенность порождает сомнения. Нужен был холодный душ. И он его здесь получил. Я предчувствую ваш вопрос — о причинах моего рассказа именно вам, мой дорогой. Всё просто. Вы с вашими очаровательными ребятками стремитесь выжить в этом рассыпающемся мире, сохранив идеи человечности и гуманизма. Конечно, это великая и благородная миссия не может не восхищать! Но вся проблема в том, что шансы ваши ничтожны. Ещё не настала зима, когда будет более очевидной неизбежность конца, так как распад и деградация этого техногенно-потребительского мира подведёт вас к истинному отчаянию. Я не буду перечислять, с какими ещё ужасами вам предстоит столкнуться зимой. А зима будет везде, мой друг. Везде… — Прок изобразил гримасу сожаления, переходящего в отчаяние. — Но у вас есть возможность спасти не только себя, но и детишек, которые благодаря вашим стараниям смогут стать предтечей новой цивилизации, нового этапа в эволюции человечества. Вы же знаете, прожив столько лет, что за всё в этом мире надо платить. Я помогу вам обрести обитель и окружу дьявольской заботой, благодаря которой вы сотворите добро. Не правда ли, что звучит несколько парадоксально — слуга дьявола помогает творить добро. Но, дорогой мой, этот мир так сложен. Я, как вы заметили, откровенен с вами предельно. Мне нечего скрывать. Я помогу вам и вашим подопечным в обмен на вашу услугу, в свою очередь. Помните: «Я — часть той Силы, что вечно делает добро, желая зла» . Вы должны будете согласиться отправиться вместе с Виктором в Помпеи на его виллу, где станете его ближайшим помощником и другом. Там, проживая в роскоши вместе с ним, вам предстоит несложная работа — нужно будет помочь ему сделать правильный выбор. Я появлюсь там позже и уверен, что мы вместе подпишем тройственный договор о сотрудничестве. Да, кстати, и вам не помешает насладиться райскими условиями античного мира Помпей. Это я вам обещаю! Я ведь знаю, как вы увлечены историей Древнего мира, которую подчас искажают, наполняя ложными интерпретациями и откровенными домыслами.
— А если я откажусь и останусь здесь? Вы ограничитесь отказом от помощи или будете вредить нам? — спросил я.
— Послушайте, вы производите впечатление разумного человека. Я похож на идиота, ныряющего в бушующий океан с борта белоснежного лайнера, чтобы утопить своего потенциального недруга? Логическое ударение на «потенциального». Стихия сделает всё сама. Да и тратить время на вас не стоит. Невелика сошка, простите за резкость оценок, — ядовито заметил Прок.
— Однако ж эту «невеликую сошку» отчего-то прочите вы в грядущий триумвират и предлагаете окунуть не в пучину стихии, а в пучину блаженства и неги помпейской усадьбы, — резонно заметил я.
— Да всё просто, мой милый друг! Нега, Виктор, вы и весь этот мир — всё это инструменты, точнее, фигуры на великой шахматной доске. Конечно, сделаны вы не из дерева или пластика, а из живой плоти и наделены некоторой степенью свободы выбора… — Прок помолчал, будто размышляя над собственными словами, а затем продолжил уже более энергично: — Но свобода ваша куцая, и всё предопределено. Об этом говорят все священные тексты. Так чего ж изводить себя благородным аскетизмом? Лучше уж стать избранным и обустроить рай в этом земном аду, где большинство страдает и по причине собственной тупости влачит жизнь тягловой скотины. Собственно, здесь видится даже очаровательная симметрия — либо рай в аду при обычной земной жизни, либо ад в мире, так сказать, горнем. Где-то вам обязательно придётся мучиться. Здесь и сейчас вы войдёте в касту избранных, а когда-то потом (неизвестно когда) за мучительный аскетизм вы будете одним из сереньких святых с приторно-сладкими речами и удушающим запахом ладана, когда вспотеете. Имя им легион. Да и реальны ли все эти байки про ад и рай? Может, там и нет ничего. Всё здесь и сейчас! А здесь всё реально, как вы успели уже заметить. Соглашайтесь, любезный, и не пожалеете! Вы же всю жизнь мечтали поглазеть на античный мир. А тут такая возможность пощупать фактуру, так сказать, истории. Когда ещё предвидится такой случай? За ваших подопечных не беспокойтесь. Гарантирую, что с ними ничего страшного не случится. Да и по местным временным представлениям вы вернётесь сюда через несколько мгновений, пережив яркое и увлекательное приключение, о котором давно мечтали.
Я вдруг понял, что всё это вполне серьёзно и реально. Теперь мне предстоит сделать важнейший выбор в своей жизни. Прок внимательно наблюдал за мной и, словно бы скучая, ждал моего решения.
— Да, забыл упомянуть кое о чём, — лениво добавил Прок, — если вы будете с нами, то вам тут будет обеспечена роль Мессии. Вы вернётесь к своим подопечным не с пустыми руками. И вас восславят, вам будут подчиняться, вас будут боготворить как Мошиаха. Вы попробуете на вкус приятную терпкость власти и почитания. Созревшие девицы будут с нетерпением ждать, когда вы сумеете их осеменить, а юноши безропотно и с благоговением отдадут за вас жизнь при необходимости. Вы не только спасёте их, создав некое протообщество, которое возродит цивилизацию, вы станете её божеством. Слушайте, я вообще не понимаю, о чём здесь думать, — неожиданно вскипел Прок.
— Тогда поясните, сделка считается заключённой, если я соглашусь на это путешествие или всё же когда мы все втроём подпишем ваш договор? — спросил я.
Прок широко и, как мне показалось, добродушно улыбнулся.
— Вот хитрить со мной совершенно бессмысленно. Прокатиться за «папин счёт» в час пик и не разбить яйца в авоське не получится. Вы же прекрасно знаете, что за всё приходится платить. Если, оказавшись в Помпеях, вы не справитесь с задачей, но искренне будете стараться, то договор будет подписан между мной и вами и мои обещания, естественно, будут выполнены. Только разве что нимб Мошиаха над вами померкнет или вовсе исчезнет. Понимаете ли вы меня? Так что надо бы постараться.
— То есть, если я правильно вас понял, мне нужно взбодрить Виктора и подготовить его к подписанию договора с вами? — я решил уточнить.
— Примерно так. Виктор многого добился за время нашего сотрудничества. Для вас это хороший пример будет.
— Согласен, — не успел я произнести это, как почувствовал дикую слабость и непреодолимое желание спать. Голова моя закружилась, а веки мои закрылись. И я провалился в чёрную дыру беспамятства.
Сложно сказать, на сколько я выпал из времени и пространства. Очнувшись, я ощутил жару и слепящее солнце.
Будто вынырнув после длительного пребывания под водой, я увидел за своей спиной красивые бронзовые ворота с двумя каменными львами. Я стоял посреди небольшого овального дворика, по бокам которого тянулись портики. Они имели открытую часть, через которую внизу было видно море. Портики окаймляли длинный перешеек, примерно шагов двадцать шириной и шагов сто длиной. Он вёл к красивейшему дворцу, величаво расположившемуся на острове. Всё было увито зеленью и лозами винограда, щупальца которых переходили от правого портика к левому. Это давало спасительную тень, укрывающую от летнего зноя.
Когда мои глаза привыкли к солнцу, я заметил под ногами изящную мозаику, изображавшую гонки на колесницах. Можно было передвигаться вдоль портика с видом на залив, но мне хотелось вначале рассмотреть мозаику. Подо мной были изображены так называемые античные карцеры — череда стартовых глухих кабин ипподрома, расположенных по диагонали с небольшим отступом. В них перед стартом находились квадриги . Чуть далее виднелись несколько наездников, замыкавших вытянутый рой квадриг. Миновав карцеры, я буквально пошёл по головам явных аутсайдеров гонки, изображённой автором мозаики. Продвигаясь от ворот к красивому зданию, видневшемуся в конце моего пути, идущего вдоль портиков, я неотвратимо нагонял лидера гонки. Справа, где открывался красивейший вид на залив, мозаичный пол галереи изображал трибуны, наполненные зрителями, неистово болеющими за своих фаворитов. Слева же виднелась «спина», разделительный барьер ипподрома, разбивающий его на две равные части. На спине располагались вазоны с массивными бронзовыми яйцами — по правилам забега их должны были сбрасывать в жёлоб с водой разделительного барьера после каждого завершённого круга забега. Этот барьер отделял левый портик и был сделан из мрамора и бронзы, дополняя таким образом композицию из мозаики. Меня восхищала задумка автора и мастерство её исполнения.
Я неспешно шёл по мозаичному полу и видел мастерские изображения квадриг, потерпевших крушение, развалины которых всё чаще встречались по мере продвижения к дворцу. Участники скачек, которые потерпели катастрофу, изображались весьма натуралистично. Лица неудачников, как правило, были искажены, а фигуры исковерканы. Ужас охватывал меня по мере приближения к финишу, так как большинство изображённых участников погибало, их внутренности были разбросаны по прекрасному декору ипподрома. Целой и невредимой у финиша осталась только одна квадрига. В ней находился статный ездок в белоснежной тунике. Гениально было изображено лицо победителя, которого отделяли от заветной цели считанные шаги. На этом лице талантливый художник-мозаист отразил столь сложную гамму чувств, что вряд ли это возможно было бы сделать лучше с помощью кисти и масляных красок. Там читался не только восторг победителя, но и усталость участника сложных гонок, сочувствие к проигравшим, размышление о смыслах происходящего. У финиша его ждала богиня Ника, в одной руке которой был лавровый венок, а в другой человеческий череп. «Странный подарочек», — подумалось мне. Рядом с ней была изображена небольшая группка милых детишек, тоже ожидавших финала. Удивительно, но мне показалось, что финалист был очень похож на Виктора, с которым мы совсем недавно расстались. Дети, видимо, символизировали будущее, по замыслу художника, а череп — вечную жизнь и бесстрашие перед смертью. Я был подавлен увиденным. Странно, но где-то на уровне подсознания я уже знал все детали организации гонок на ипподроме, и меня не оставляло ощущение, что я здесь часто бывал. Но если бы кто-нибудь спросил меня — куда иду и зачем я здесь, я бы не знал, что ответить.
Подойдя вплотную к огромной бронзовой двери с изображением головы горгоны Медузы, я неуверенно приоткрыл её. Внутри царила живительная прохлада, наполненная различными благовониями и пением экзотических птиц. Из кустов появился карлик в изысканной и дорогой женской одежде римской матроны, сшитой точно по его размеру. Карлик носил куцую бородёнку, а в руках его была маленькая собачка. Увидев меня, он низко поклонился и торжественно произнёс, ехидно улыбаясь, на классической латыни:
— Слуга Порока приветствует его наместника на Земле! Позволь, я провожу тебя. Мой господин в термах сейчас, и он ожидает тебя.
Я подумал, что меня перепутали с кем-то. Почему «порока», а не дьявольского Прока? Может, это он шутит так? В сущности, порок и прок разделяет одна лишь буква «о». Я решил не задавать вопросов и хранить невозмутимость. Я следовал за карликом, который уверенно шествовал через цепь роскошных двориков, оформленных, видимо, как иллюстрации к сюжетам греческих мифов. Пройдя аподитериум , я заметил огромное бронзовое зеркало, в котором было видно моё отражение...
С продолжением вы сможете ознакомиться, приобретя мою книгу "Маленькая капля на кончике носа" на моем сайте https://mikestanetskiy.wixsite.com/my-site-1