Монтировщики сцены

Монтировщики сцены
-------------------------------------
Вот радиоприемник, откуда он может знать английский язык? – спрашивает Кононович.
- Ну, это просто, - говорит Рабинович , - радиоволны распространяются...
- Да при чем здесь радиоволны, - прервает его с досадой Кононович. - Наш советский радиоприемник, сделанный на секретном радиозаводе, говорит по-английски. Тебе это не кажется странным.
- Ладно, - говорит Рабинович, - хорош базланить, бери лучше облако и понесли.
- Мудаки, кто  облака делал. Ненавижу эти небеса таскать, - говорит Рабинович.  Облако весит килограммов около тридцати и на нем нет никаких приспособлений, чтобы переносить с места на место.
- Жизнь дана нам в наказание, - отвечает Кононович печально.
- Какое наказание, за что? Что я такого плохого сделал, чтобы таскать эти облака без лифта, без ничего в подвал и обратно?
Вечерний спектакль в кукольном театре уже закончился и два монтировщика сцены, Рабинович и Кононович, разбирают декорации и носят на склад.
- Заебало, - говорит Рабинович. - Прихожу с работы грязный...
Он оглядывается вокруг в поисках предмета, который бы подсказал ему метафору, не нашел и говорит:
- Как *** знает кто!
«Как *** знает кто!» – отзывается пустой темный зал.
- Мы солдаты, мы служим искусству, - говорит Кононович.
- Тебе хорошо, - говорит Рабинович, - ты идиот, у тебя статья, а мне весной в армию идти.
- Не идиот, а шизофреник, - говорит Кононович.
- Две большие разницы, - говорит Рабинович.
- Две большие разницы, значит четыре, - говорит Кононович.
- Что четыре?
- Четыре объекта.
- Ты все время втягиваешь меня в этот свой бред.
- Мы с тобой радиоприемники, настроенные на разные радиостанции, - говорит Кононович.
- Ой, не могу я сейчас об этом думать. Я голодный, - говорит Рабинович, - с утра ничего не жрал. Я молодой, я расту. В моем возрасте нужно есть три раза в день.
- Три раза в день, - ответчает зал.
- Ты заметил, - говорит Рабинович, - он на меня отзывается, а на тебя нет.
Кононович подоходит к краю сцены и громко говорит:
- Раз, раз раз. Раз, два три четыре пять, вышел зайчик погулять. Проверка звука.
Зал молчит.
- Почему так? – спрашивает Рабинович.
- Внутреннее биополе поле, - говорит Кононович. – Интерференция с внешним.
- Хорошо быть дураком, все можешь объяснить, - говорит Рабинович.
- Весь мир – театр, мы в нем актеры! Я всю жизнь чувствую на себе этот жадный взор публики. Ловят каждое мгновение. Ждут, котят знать, что там случится со мной  дальше.   Я и врачу на Бехтерева так сказал, он согласился.
- А я? – спрашивает Рабинович.
- А тебя вообще может не быть, - говорит Кононович.
- Да ну, нафиг, вот же я с тобой спектакль в подвал ношу. Один ты бы заебался. Ты помнишь, что нам еще детский утренний нужно ставить.
- Ты продукт моего сознания, - говорит Кононович.
– А как проверить? – спрашивает Рабинович.
- Нет способа, потому что любая проверка продукт сознания тоже.
- Тоже! - кричит Рабинович со сцены.
- Также - отзывается зал.
- Ну, так сделай своим сознанием что-нибудь пожрать, - говорит Рабинович.
- Могу сделать собойку – котлеты из нутрии и батон с маслом.
- Бедное у тебя сознание.
- А твое богаче?
- Когда я работал грузчиком на заводе Ленина, в заводской столовой мое сознание за рубль брало обед, где было первое, второе, третье и полстакана сметаны, а хлеб и горчица на столе вообще стояли бесплатно.
- В моем мире может быть и нет сметаны, но есть высокое искусство театра, - говорит Кононович.
- Твое высокое искусство - говно, режиссер - самовлюбленный мудак, актеры - бездарные уроды, которых нельзя показать на обычной сцене, а котлеты не из курицы, а  из нутрии - говорит Рабинович и с раздражением пинает ногой большую тяжелую декорацию.
- Знаешь в чем твое несчастье, - говорит Кононович, - в том, что ты смотришь на мир глазами монтировщика сцены.
- Не люблю обман, - говорит Рабинович, - в прошлом году, когда я работал в оперном не выдержал, во время вечернего спектакля вышел на сцену и крикнул в зал:
"Люди, я хочу донести до вас правду: все эти волшебные замки сделаны из фанеры, а балерина, которая танцует лебедя , бреет станком подмышки и воняет потом!"
"Воняет потом!" - отзывается зал.