Шарфик

Шарфик

Проснувшись, Елена Алексеевна по обыкновению не стала открывать глаза. Она знает: полежит минут пять, вспоминая только что виденный ею сон, скажет себе «Доброе утро, мадам!», улыбнётся и только потом даст старт новому дню.


Сегодня снился отчий дом. Она попыталась, но не могла вспомнить, что же видела.


Не расстроилась, окунулась в детские воспоминания. Морозное утро. Мама усаживает Лену на санки, укутывает в шерстяное одеяло так, что ей остаётся только маленькая щелочка, через которую она видит, как быстро-быстро мелькает снег под полозьями санок и мамины ноги, как будто она бежит. Мама говорила, что Лена не могла этого помнить: слишком была мала, но она помнит. А потом был детсад, и Лену там учили рисовать розочку. Правда, эта картинка видится ей смутно, зато отчётливо помнит, как сбежали с девочкой из сада, когда им показалось, что слишком долго не забирают родители. Девочку наказали, а на Лену даже не подумали, что она могла такое учудить – тихоней была.


Вот ещё яркая картинка. Средняя сестра Нина забирает Лену из садика, они сначала идут в школу, потом домой, и она просит взять её на закорки. Нине тяжело, но Лене этого не понять, она просит снова и снова. Однажды, о чём Елена Алексеевна узнала позднее, мама посоветовала Нине брать сестрёнку на закорки неподалеку от дома, перед колонкой, и бросать в лужу – чтоб отвадить, чтоб не просила прокатиться. Нина так и делает, а мокрая и обиженная Лена бежит жаловаться маме. А та говорит: «Не просись!». Но Лена эти слова забывает, и всё повторяется.


Лежи – не лежи, а вставать надо. Елена Алексеевна открывает глаза, видит через окно солнышко, улыбается ему и встаёт: пора впрягаться в домашнюю работу. Снова пытается и не может вспомнить сон. Словно заклинило. Она и сама не знает, зачем ей это надо, но вот надо же. Как будто, не вспомнив, не может перебраться через бурелом, чтобы дальше бежать по красивой цветущей поляне навстречу радостному дню, своему счастью.


Её «счастье» досматривало десятый сон, а, может, только притворялось, что спит, лишь бы не встречаться с Еленой Алексеевной глаза в глаза. Три дня назад явился он домой в подпитии; это больно её царапнуло. В доме установилась тягостная тишина. Избегая разговоров, супруги всё делают молча, и лишь накануне, перед сном, наметилось, кажется, перемирие. Но до полного мира требуется ещё не один час.


Не зря говорят, будто утро вечера мудренее. Елена Алексеевна не станет усугублять ситуацию. Дал муж слабину, выпил лишнего с мужиками… Начни она его «пилить», только хуже будет, трещина в отношениях разрастётся – кому от этого легче?


Дети тоже спали.


Босиком и в ночной сорочке она направилась на кухню, но едва поравнялась с телефоном, как он зазвонил, точно Елена Алексеевна спугнула его своим присутствием. Поспешно сняв трубку (слава богу, никто не проснулся), она прошла на кухню, прикрыла за собой дверь и молча поднесла трубку к уху.


- Здорово, подруга! - радостно приветствовал Елену Алексеевну незнакомый женский голос.


- Здорово! - скорее машинально, чем осознанно, с такой же радостью отозвалась она.


- Ты вчера на концерте в нашем Доме культуры была?


- Что-то случилось?


- Ну, так это же жуть, как всё прошло!
- И что, все до ужаса перепугались? - Елена Алексеевна теперь была уверена, что женщина ей не знакома. Она улыбнулась, поняв, что там, на другом конце провода, просто ошиблись номером.


- Вот ты и напиши об этом! Пели плохо, звуко… как его, чтоб ему пусто было… пьяный был в стельку. Во, вспомнила, подруга! Режиссёр.


- Его нельзя было от стельки отличить? - засмеялась Елена Алексеевна. - И этот звукорежиссёр всем раздавал справки, что он пьян?


- Во, товарищи! Его и без справки было видно! Ходил, ка-рандаш жевал.


- Зачем карандаш жевал? Закусывал, что ли?
Звонившая задумалась.


- Слушай, подруга, - догадалась теперь спросить она, - а ты хто? Чёй-то ты не похожа на корреспондентшу.
- Я царица без норкового пальто. А ты хто? - Елене Алексеевне понравилось слово «хто»; она опять улыбнулась.
- Я Дуся! Стыд-головушка меня не узнать!
Елене Алексеевне вспомнился монолог Аркадия Райкина про Стёпу.


- А Стёпа хто? - спросила.


- Какой такой Стёпа?


- Ты – Дуся. У Дуси, что ли, нету Стёпы? Это неправильно, подруга!
На том конце провода обиделись:


- Я ей звоню, как умная тётя, а она ещё и грубит! Дали всем демократию, так теперь каждый говорит, чего не след. Слушай, тебе чего, собственно, надо? Может, ты тоже карандаш жуёшь? Вместе с режиссёром. Это не даёт права меня оскорблять! Я женщина ранимая, но подпустить кому-нибудь кузьку я тоже умею! Стёпу ей подавай! Зальют с утра пораньше зенки, а потом пристают с глупыми вопросами к интеллигентным дамам!


Телефон выдал короткие гудки.
Елена Алексеевна умылась, расчесала волосы и тихонечко прошла в спальню за халатом. Она успела вернуться на кухню, когда телефон вновь напомнил о себе звонком.


- Спишь? - спросила старшая сестра Анна.


- Уснёшь с вами! Не могла позднее позвонить? Что стряс-лось?
- А чё так? Ты тоже на Куликовом поле?
Елена Алексеевна взяла секунду на обдумывание ответа, потом поинтересовалась, почему она «тоже» на Куликовом поле. Какой славный древний рыцарь взял сестру в плен?


- Сначала ты рассказывай, - потребовала Анна.
Повинуясь, Елена Алексеевна вкратце поведала о некой Дусе, жующем карандаш звукорежиссёре и Стёпе, из-за которого та самая Дуся обиделась.


- Ну, - рассмеялась грустно сестра, - это не повод для печали.
Она стала рассказывать о Куликовом поле:


- Мой-то поехал знакомиться с будущими родственниками – сватами. Сын, Генка, решил жениться, а невесту нашёл не где-нибудь на Алтае, но аж в Воронеже!


- Далековато будет в баню к сватам бегать!


- Погоди, я не всё сказала. В Воронеже живёт невеста, а родители дальше на 340 километров. В селе. Едут мои; до Москвы нормально долетели, а дальше надо на поезде. Он шёл на Грозный, мимо Воронежа. Зашли в вагон, а там одни чеченцы. Вот. Сели мои с ними – двое русских во всём вагоне. Перед ними дед такой, чеченец, с огромной такой бородой, правдашний. Ну, мой-то с сыном прижухли, тише воды, ниже травы. И чеченского языка не знают, и родной чуть не забыли. А дальше Генка мне рассказывал по телефону: «Как зовут?» -  «Константин». Молчит дед; пауза такая. Короче, накрывает он на столик: «Ешь, Константин!».


Анна выговаривает слова чеченца с акцентом, получается смешно, и Елена Алексеевна улыбается: понятно же, что беседа закончилась мирно.


- Чё делать? - продолжает рассказывать сестра. - Не сядет мой, дед вроде как обидится. Сел, достал из сумки сыр, наш, алтайский. И сало достаёт. «Эта свинин? - спрашивает дед. - Я не буду есть свинин. Извини, Константин. И нож не дам резать свинин». Типа нож-то замарается. Короче, поехали. Мои тут немного прибачунились. Ну, оказалось, совсем дружественный народ чеченцы. Моих будущие родственники нормально встретили, пообщались. Ага.


- Ага - это, значит, тоже карандаши жевали? - не вытерпела Елена Алексеевна, вставила реплику в монолог сестры. Но та её проигнорировала.


- Ну, я же моим-то периодически звоню. Мне интересно, что у них там и как. Да и в сарае не айс одной-то управляться со скотом, скучно там и грустно мне. А днём на работе работа, потом на кухне. Вот, звоню… В сарае с лопатой, значит, стою. Ну, он…


- Он – это сват?


- Ты прям, как твоя Дуся, сестра. Выслушать не можешь нормально?


- Молчу-молчу!
- Спрашиваю моего: «Чё там? Как?». Он пишет СМС-ку. Оказывается, звонить дорого, а он поехал на Куликово поле. Оно от села в двенадцати километрах. Мемориальный комплекс такой.


- Ты мне ещё лекцию прочитай про Дмитрия Донского! Короче можешь? А то мои проснутся, будет и мне Куликово поле!


- Не боись! От твоих я отобьюсь; мне бы со своим сладить. И вот, слушай дальше, сестра. Ладно, в первый день ему до моих звонков дела нет, не отвечает. На второй день звоню. Опять: «Ты где?». Он: «Поехал на Куликово поле». И молчок! «Ну ты, - думаю, - принаглел! Щас приедешь домой, устрою я тебе куликовскую битву!». И прям ему так и пишу! Ну, всё, Генка остался у молодухи, а мой вернулся вчера домой. Прибыл! В буке такой весь. Не знает, до чего приколоться бы. Ну, докопаться не до чего. Вообще придраться не к чему – я же тут, как рабыня на галерах, металась, готовилась, шик-блеск навела, аж самой дико, чихнуть боюсь – как в музее где-нибудь в столице. Ага, на кухню заходит. Посмотрел. Ага: есть-то я готовила – встречать мужа надо было! «Чего у тебя плита грязная?». Я на него р-раз исподлобья: «Есть готовила!». Опять походил, весь смурной – дальше некуда; р-раз в миску. «Ещё раз, - говорит, - увижу, что кота мясом кормишь, из дома выгоню!».


Елена Алексеевна слышит весёлый хохот сестры.


- Ну, вот так вот получилось. Муж съездил, короче, засватал сына. Приехал домой и меня же отругал! Нет – каково!? А то, что я неделю без него тут управлялась – это не считается!?
- Чем ваш интерес-то обоюдный закончился, Анька?


- Известно, чем: муж грызёт на свой хребёт! На ночь разо-шлись мы с ним по разным кроватям. На большее теперь пусть не рассчитывает. И волка лысого ему под кровать!


- Не получилась у вас куликовская битва? А волка ты где добудешь, да ещё лысого?


- Как это не получилась? Что, мне надо было ему дать в глаз, трезвому? На кочергах, как в старину мечами, сразиться!? Я воды в рот набрала – это уже немало. И причём тут лысый волк?


- Тебе лучше знать!


- Не бери в голову, сестра! Слушай, что-то я тебе ещё хотела сказать? Короче, вспомню – перезвоню. А ты ничего не хочешь сказать?


- Мне завтрак готовить надо, так что пока-пока! Заскакивай, как будет время!
На кухню вошёл муж Николай Николаевич, посмотрел, будто рублём одарил. Елена Алексеевна взгляд выдержала.


- Мне в контору надо сбегать!


- Мне с тобой за компанию бежать?
Николай Николаевич заглянул в одну кастрюлю, потом в другую, ничего съестного в них не нашёл, достал из холо-дильника кусок сала. Подержал в руках, вернул на место. Махнув рукой, вышел в коридор, а через минуту Елена Алексеевна услышала оттуда шум. Оставив телефон на столе, пошла узнать причину.


Николай Николаевич стоял перед шифоньером и наговаривал монолог собственного сочинения на скорую руку на тему о том, что вечно в этом доме ничего не найдёшь с первой попытки. Увидел жену, зыркнул на неё, как полчище собак на котёнка:


- Где мой шарфик?


- Где бросил, там и ищи!


Мужа точно в одно место пнули. Дёрнулся, махнул одной рукой, потом вскинул обе в сторону шифоньера:


- Я его вот тут всегда оставляю, чтобы не искать!


Тут завелась Елена Алексеевна:


- Почём мне знать, куда ты заныкал свой несчастный шар-фик!? Может, ты его у соседки оставил!


Вот это она зря сказала! Не подумала. Но под горячую руку чего лишнего не сболтнёшь!?


Одной ногой она уже стояла на Куликовом поле.


- Я только и знаю, что за детьми гляжу, варю, стираю, на работе пропадаю с утра до вечера, а тут ещё за тобой, как за малым дитём, присматривай, шарфики за ним бегай собирай!


Муж насмерть стоял на своём: тут должен быть шарфик, и никаких гвоздей. И тем более соседок!


Атака была обоюдной, и в какую-то секунду перебранки Елена Алексеевна вспомнила про Куликово поле Анны. Словом, наговорила семь вёрст до небес и всё лесом.

Хотя сердцем понимала, что этого делать не следует, но остановиться не могла: прорвало! Теперь она обеими ногами стояла на Куликовом поле, а речь закончила совсем не оригинальной для неё фразой:


- У кого спал, там и ищи свой шарфик!


Хотя ведь знала, что спать муж по определению мог только дома. У него такая традиция!


Николай Николаевич, чего с ним отродясь не бывало, хлопнул дверью так, что едва косяки на спички не расщепились.


«Ну, я ему сварганю завтрак!» - подумала сердитая Елена Алексеевна и пошла к плите.


То ли тому быть, то ли действительно она так уж нелепо постаралась, только кот, а ему первому налили суп в чашку, немного откушал и до вечера ходил с перекошенной мордой.


Надо же было такому случиться: вечером соседи пригласили Елену Алексеевну с мужем на день рождения. Жили они в двухквартирном доме, через стенку. Идти – только калитку миновать, и Елена Алексеевна, несмотря на испорченное настроение, согласилась. Муж пришёл за минуту до именин.


К соседям вошли, как два влюблённых голубка.


Снимая пальто, Елена Алексеевна взглянула на полку.


Это был её первый шаг по Куликову полю.


«Мама родная! - едва не вскрикнула. - Наш шарфик! Эх, не захватила с собой скалку! Уж я бы…».


Елене Алексеевне казалось, что сейчас её могут остановить разве что тридцать три выходящих из морской пучины богатыря. Она едва сдерживала себя. Случайная фраза про оставленный у соседки шарфик мужа обрела реальность: вот она, соседка, а вот шарфик. Двух таких шарфиков во всей деревне быть не могло – мужу его прислали из Белокаменной.


- Ты, - разобиделась Елена Алексеевна так, что одежда чудом с плечиков в шифоньере не попадала, - с меня шарфик тряс, что осиновый тополь! А это что такое!?


Не будь она в чрезмерном волнении, возможно, обратила бы внимание, как удивился шарфику муж. Но где там – если женщине шлея под мантию попала, остановить её могут разве что те же тридцать три морских богатыря. Да где ж их в наш мутный век отыщешь в сибирской глубинке-то!? На подрядах они работают, с выработки зарплату получают, потому и живут на разрыв, дома не бывая. Вон сколько в одной только деревне склок, скандалов да драк. Пока всех утихомиришь…


«Надька статная, - подогревала себя Елена Алексеевна, - все части тела при ней! Конечно, давно известно: чужая жена – лебёдушка, а своя – полынь горькая».


Елена Алексеевна не была бы женщиной, не приревнуй мужа к соседке в ту самую минуту, когда перед ней на полке наглядным доказательством лежит до боли знакомый шарфик, будь он неладен.


На шум в коридор выскочили в полном составе хозяева.


- Что за шум, а драки нету? - живо поинтересовался Борис Аркадьевич.


Елена Алексеевна молча указала на шарфик левой рукой, а на мужа – правой. Так и стояла, точно её переклинило. Вместе с тем она видела, что сосед такому её жесту ничуть не расстроился, хотя ведь, по гневному её разумению, этот
злосчастный шарфик мог бы навести его на недобрые мысли. Но сосед спокоен, как телеграфный столб в бурю, и при этом улыбается. Елена Алексеевна едва не поперхнулась от такой его реакции. «Это ж какие нервы надо иметь, - пронеслось в её голове, - чтоб не броситься с кулаками хоть на Николая Николаевича, хоть на жену Надьку!?».


- Тихо, бабоньки, - не гася улыбку, произнёс Борис Аркадьевич. - Всё даже лучше, чем вы о том думаете!


Он снял с полки шарфик, протянул соседке:


- Этот шарфик я в диспетчерской автопарка подобрал. Мужики на четвереньках по домам расползлись, а я как шарфик увидел, подумал, что такой только у соседа есть. Принёс, но не вернул сразу, а потом и забыл о нём. Так что, соседи, проходите за стол, будем хозяйку с днём рождения поздравлять и наш соседский союз заодно крепить.


«Во, товарищи!» - вспомнила Елена Алексеевна фразу Дуси, перевела дыхание, и все четверо направились в зал к праздничному столу.