Уже и было

                Подарок для моей любимой ведьмочки Машеньки Алехиной
     Кровавый Гутлук, сын чащобистой поймы, взрощенный ослицей меж горных излучин, где вьются проходы, тугие запасные выходы  древних ЛиАЗов, заслуженных потом маркиза де Сада, кувалдой создавшего чудо природы. Он выпер Вулканом к ногам Умы Турман, чьи сиськи жевал перед ланчем Де Ниро, ротанистый вьюн верленовских джунглей, где ходят спокойно и тихо еноты, неся вкруговую шатер шапито, а там притаился кошмарный Полунин, рукою лелея гранаты чеку. Полунин, опасный, ужасный и непреклонный, он свергнуть готов прокурора Монтаны, тот в шляпе ( объем три галлона ), в машине, что  " Фордом " зовется, и в джинсах  " Ливайс ", что пошиты трудом и упорно. Кощунник Полунин слушает мозг, свой собственный мозг из своих же костей, из центру сквозь нервы и к мышцам ведут нейронные сети сигналов пришельцев, зудяще - тревожно гласят перемену Кедрила, кормившего Доста курвозной начинкой, учившего азбуке злобных чеченов, сидевших на нарах с кинжалом и Торой, халат полосат, кандалы, все дела, бухие соседи, сапожники, швальни и стойкое чувство, что Кафка всесилен, еврейский и гадский провидец эпох, пришедших глобально на смену потомкам Виндзоров. Макдональдса вкус, Федот, съевший мыло, солдатская проза портяночных вёсен, Финляндских воксалов, колодцев из мяса, пробитых иглой крокодильих кумаров, стаканы, бутылки и пузырьки. Старухи пердят, злобно тужась Латыниной Юлей, вещуньи вороньих несчастий для Бродского Гафта, мутанта, сиамца, героя впотьмах, в токарных очках, закопчённых веслом. Гребёт от себя батерфляйским макаром и тянет ручонки к Свитолиной Эли, а та отбивает отбойно и мухи гремят на просторе, кружась под подолом протекшей Костюк ; она потекла инвективой Алины и я осознал, что п...дец. Круги замыкались, смыкались кутковым гадюшным противным объятием лжи, я дрыгал ногой, точно кукла, ступая на грабли, пока не решил, что харэ.
     И вот, милая Маша, когда я решил, что харэ, то попер на  " Порнхаб " и скачал до хера порнухи с трансами, а потом пожалел Монику Белуччи, стареет тетка, вспомнил стихотворение По, почесал яйца, уже начавшие обрастать какой - то шерсткой, мягкой и шелковистой, будто шкура новорожденного оленя, убитого палкой по башке. Сходил перекурил и с последней затяжкой харэ улетучилось к потолку.
     Князь Игорь, бежавший степнястой тропою, упав на лужок, где паслись три барана, вздымая глаза и заметив луну, сказал провожатому громко и строго : " Ты знаешь, что Лену Миро читают красивые люди ? " Половец, безбородый и какой - то приглаженный зеркалами Надьки, огляделся и вздохнул, ответив :  " Ы ". Князь Игорь сплюнул и заорал еще громче : " Так какого хера я читаю уродов ?! " И не было ответа на его вопрос, и реки не вышли из берегов, и мыши смеялись в подземных чертогах. Вот так вот : " Скриииииии ". Хули, мыши. На той стороне реки из норы вылез шахтёр. Сбил каску ударом кулака на затылок и ласково заржал, поняв, что стал лошадем.
    А вы говорите : охота. Какая, на х...й моей милой и самой - самой любимой Бэйли Джей, приманившей умом и сообразительностью еще трех девок, немного не похожих на Марту Костюк, охота, если мне снова скушно, если вспоминается забавная фразочка одного полудурка из ЖЖ, про дураков и места ? Видимо, быть мне дураком по - жизни, а место у всех одно, предусмотренное землемером Львом Толстым, просто все там оказываются в свое время, а где время - там довлатовский Федор, конечно.
    Увидев как - то давно во что превратили совдеповские актеры книжку Довлатова, я поклялся никогда больше не смотреть отечественное кино, сорвался на Тарасе Бульбе, но рожа Боярского расставила все по местам и понял я, грешный, что сиськи евонной дочурки - вещь.
   Ты не пропадай, милая Маша, любовь моя, пустившая корень в мое лягушачье сердце сто лет назад, а Надьке накажи, чтоб ума заняла, что ли. Хоть у Бабкиной, хоть у Бабченки, хоть у кого угодно, кого я не читаю, но зачем - то набрал в куль Твиттера, наверное, из - за воды леди Бонни Роттен, моей веселой Герцогини, почему - то ни разу не разочаровавшей меня.