Камни и люди. Глава 5

Через день за грибами ездил с Олегом Бурмакиным. Поехали совсем не туда, куда собирались.
-Куда это мы? - решил уточнить я.
-На нашу Первомайку поедем, а точнее, к Лесозаводу. Мой сосед там дачу держит, вот он мне и насоветовал.
Проехали мимо родных двухэтажек, мимо бывшего садика, который Олег  и мой брат Сергей посещали, мимо домов, где жили Михайловы, Жигаловы, Билаловы, Бариновы, Максимовы и Юнолайнен.
-Вот и перелесок! - показал пальцем Олег, - помнишь как мы тут в разные игры играли?
-Помню, как в шурф залезли, а  обратно выбрались  с большими приключениями.
-Это когда твой брат Сергей в нас камни бросал?
-Да, вот здесь, - и я показал место.
Когда проезжали бывшую просеку, Олег вспомнил
-Вот тут и отваливали трассу из карьера для будущей железной дороги с Асбеста на Малышева. -Смотри, ничего не осталось от полотна, растащили его охотники до изумрудов, - удивился Олег.
-Были изумруды, а остались сплошные мусорные кучи, - заметил я. Мусор сюда вывозили кто только мог. Не стало предприятий, не стало начальства и руководителей поселка, начался хаос и раздрай. Похоже, что он еще продолжается. Власти нет.

-И лесничество наше упразднили, - добавил Олег, - теперь лес растаскивают во все стороны, все кому не лень.
Мы дважды останавливались, выходили с ведрами в лес, но возвращались ни с чем.
-Ну все, хватит дурака валять, - заключил Олег, - поедем туда, куда первоначально собирались — за свинарник, на поля.
Где это, я понял, когда мы за малышевской пожаркой повернули от весовой предприятия влево.
-Так я тут прошлый год постоянно катался в сторону очистных сооружений.
-Нет тут Саня никаких очистных сооружений, а за забором, что ты видел, это и есть свинарник. И Олег поведал мне длинную историю его возведения:
-Тогда начальником рудоуправления был еще Олег Иванович Хохлов. Из Москвы пришло распоряжение подключиться предприятию к производству сельскохозяйственной продукции. Как и что делать, никто не знает. Обратились за помощью в Москву, а оттуда пришло распоряжение ехать в Прибалтику и изучать их передовой опыт, там и проект свинарника заполучить. Не свинарник, а что тебе безотходный завод, чисто как в аптеке.
 
-Вначале решили завести свинарник по минимуму - на 150 голов, но и для них корма нужны, как оказалось. Где взять? Вот тогда и начали раскорчевывать лес, землю нам выделили, я сам ездил на пожег разных сучьев. А на свинарнике мне пришлось устанавливать машину по изготовлению комбикорма, недели две мучились с Валерой Ляпухиным и местным инженером Ярмолиным, еле разобрались с нашей техникой. Даже написали рекламацию на завод производитель, а нам ответ: «Ничего не знаем, техника экспериментальная и мы за нее никакой ответственности не несем». Только это свиное производство вышло на нужный режим, как деньги у государства кончились, началась перестройка и все наши планы по производству своего мяса, рухнули».
 -Вот смотри, - проезжая болото, показал мне Олег, - это речка Полуденка.
 -А где Шамейка?
  -Шамейка впереди.
До Шамейки не доехали метров пятьдесят, остановились и сделали еще одну попытку пособирать грибов. И в этот раз нам не повезло. Приехали, вроде бы, далеко, но и здесь  исхожено и изрыто, нашли несколько груздей, волнушек, Олегу попались два белых гриба, но и все. Поехали домой, но перед этим все же проскочили мосток и посмотрели речку Шамейку.

-А рыбу тут ловят, - поинтересовался я.
-Раньше ловили, особенно, когда сорожка шла на нерест, а сейчас не знаю, - ответил Олег. - Вот  с этого ручейка и образуется большой пруд у поселка Шамейка, - добавил он.
-А с Полуденки что начинается? - попытался уточнить я.
-Где начинается, там и кончается.
-Из прочитанного вспомнилось, что в свое время Мариининский прииск назывался по реке Полуденным, точнее «Полуденные шурфы». Шурф № 32 превратился в карьер с названием «Липинский».
 -А куда делся этот Липин?
-Который арендатор и большой камень нашел?
 -Тот самый.
-Вместе с Колчаком и при камнях махнул с семьей на восток. Писали, что оказался в США и жил в самом Нью-Йорке. Я бы тоже не отказался.
В моей памяти осталось, это еще с времен учебы на гранильщика алмазов в Свердловске, что Василий Липин происходил из семьи потомственных гранильщиков, окончил окружное училище. Одно время состоял на военной службе. В 1881 г. открыл свою мастерскую.
- Дед его – Самуил Липин – был мастеровым на Екатеринбургской импе-
раторской гранильной фабрике, занимался обработкой яшм, - сообщил я Олегу.
Отец, Иван, также был мастеровым и работал на гранилке.
- Очень может быть. Их таких мастеровых в то время было пруд-пруди.
 -Основной магазин  Липина располагались в доме на Вознесенском проспекте, связавшей центр с вокзалом недавно пришедшей в город железной дороги, - добавил я.
-Это что получается. На нынешней улице Свердлова?
-Возможно. В 1915 г. Липин взял в аренду на 20 лет Мариинский изумрудный при-
иск. Однако революция спутала все планы. Отступление белых частей заставляет Василия Ивановича навсегда покинуть Екатеринбург, где на Михайловском кладбище остались могилы родителей, супруги  и шестерых детей.
- Тебе виднее. Ты ведь из гранильных мастеров
-А название деревня Голендухино Глинской волости тебе Олег ничего не говорит?
-Про Нью-Йорк слышал, а про Голендухино нет.
-В книге, что я изучаю, говорится, что на покосах крестьян деревни Голендухино  нашли местные изумруды. Указано — справа от Шамейки.
-Справа от Шамейки только поселок Чапаева, называли и Партизаны. Раньше может и Голендухино было. Историю же всю переделали и забыли. Чужую знаем, а свою нет.
Случайно в журнале  «Уральский следопыт» за сентябрь 2006 года обнаружил статью о земской учительнице начальной школы деревни Голендухино Елизавете Андреевне Ушаковой. Родом из Режа, она окончила Екатеринбургское епархиальное училище, в котором, кстати, преподавал Павел Бажов, и получила направление сначала в деревню Глинки, а потом в Голендухино. Глинская школа, как ЦПШ,  образовалась в 1856 году и была постарше. От нее в 1907 году и отпочковалась школа в Голендухино. Раз покосы этой деревни были рядом с нынешним поселком Малышева, значит она располагалось недалече. Это все, что мне удалось узнать. Нет, не правда, случилось и дополнение.

Как оказалось, село Глинское (самое старое поселение на Режевской земле) было основано в 1659 году.  В 1680 году было уже не единственным. К тому времени здесь было основано еще шесть деревень, Голендухино в их числе. Все они получили свои названия по фамилиям первопоселенцев. Из шести дворов деревни Голендухино в четырех проживали Голендухины – выходцы из Невьянской слободы. В 1924 году в окрестностях деревни Голендухино были найдены никелевые руды, и уже через несколько лет  заработал Режевской никелевый завод, действующий и поныне.
Дорога дальняя и разбитая, только у свинарника начинался асфальт, от него шли высоченные отвалы предприятия.
-Вот в них можно много чего найти, - повернув голову на искусственные горы,  - заметил Олег. Раньше ведь изумруды не добывали, основным продуктом производства был бериллий. На фабрике имелась флотация, берилл определяли с помощью радиомаяков: есть сигнал - руда идет на обработку, нет сигнала - в отвал. Вот и возвели эти самые пирамиды Хеопса, найти в них можно не только изумруды, но александриты и аметисты.
-Читал, наверное, в местной прессе?
-О чем?
-Что в Москве у двух безработных изъяли 39 изумрудов на 12 каратов.
-Ничего себе!
-Вот тебе и безработные, наработали на 350 тысяч рублей.

Путешествие по родным местам закончилось у магазина «Лабаз». Я попросил остановиться, чтобы зайти за хлебом. На обед жарил кабачок. Не весь, конечно, разрезал его пополам, почистил, еще порезал ломтиками и пожарил на растительном масле с луком и чесноком, добавив туда колбасы, что взял вчера в магазине.
Пообедав, взялся разбирать записи по истории семьи и ее переезду с Сибири на Урал.. Получалось, что мама и сестра Лида  из Артемовска Красноярского края, бывший золотодобывающий прииск Ольховка, выехали на Урал в 1947 году. Папу к тому времени уже  выпустили из Богословлага и он устроился работать в Химцехах. Так в простонародье называли предприятие Почтовый ящик № 3 по переработке бериллиевой руды.
В 1947 году в СССР отменили смертную казнь. Куда уж далее, когда во время войны сгинуло чуть не 30 миллионов человек!  И только в 1958 году, когда мне  исполнится 10 лет, будет упразднено понятие «враг народа». Получается, до этого я был сыном врага народа. В то время я ходил в третий класс и ничего об этом не знал.
Жизнь многих перемещенных лиц начиналась в поселке, по простоиу называемому Первомайкой, в двухэтажках. «Двухэтажки» - это район поселка, в котором стояло шесть деревянных бревенчатых двухэтажных домов. С них начиналась улица Куйбышева. В одном из них на первом этаже, в одной комнате проживала наша семья. Кроме комнаты была еще маленькая общая с соседями кухня. В комнате  слева направо располагались: печь, обеденный стол, у окна мамина швейная машина, далее маленький стол для раскройки, взрослая кровать и детская Лилькина. Я, по первости, находился в середине комнаты - в колыбели. Колыбель действительно колебалась, так как стояла на полукруглых деревянных ободах. И один раз я  так раскачал ее, что вывалился со всеми причиндалами. Когда  меня принесли из больницы, колыбели еще не было, и  положили на Лилькину кровать, чему сестра  долго возмущалась и запомнила этот случай на всю жизнь.

Не было у нее забот, так нет, брат появился. Кроме моего рождения, в стране появились автомобили «Победа». Запретили изготовлять и продавать самогон, но взамен  выставили «плодово-ягодное вино», которое сразу прозвали «бормотухой». А в поселке у озерка под названием Свининка начала функционировать «Пивнушка». Продавали не только пиво, но фруктовую воду под названием «Морс» и даже мороженное. 
К началу 50-х годов семья наша съехала с «двухэтажек» на улицу Крупскую, в недостроенный дом, который пришлось штукатурить и доводить до ума своими силами. Что не сделаешь ради того, чтобы у тебя был свой угол о двух комнатах и отдельной кухней!
С тех и более поздних лет остались в памяти ставшие близкими по улице: Поповы, Федотовы, Мурыгины, Полетаевы, Пономаревы, Демьяненко, Елькины, Артемьевы, Гефеле, Кораблевы, Осиповы и Шапиро. Шапиро жил напротив Артемьевых в соседях с Кораблевыми. Перечисленные земляки пребывали в начале улицы. С Леной Елькиной я учился в школе. Ее отец Петр Алексеевич и Гефеле Людвиг Давыдович наставляли нас, как могли. Совсем забыл Иванову Евдокию Филипповну. Она была в родстве с Пономаревыми, соседствовала с Осиповыми и тоже учила нас. Даже была классным руководителем в четвертом классе.

В центре улицы обосновались: Масловы, еще одни Федотовы, Прихватиловы, Трехмоненко, Цыкаревы, Чурбановы, Бурмакины (Зорины), Черноскутовы, Эзергины, Мамаевы, Ашлаповы. Напротив Мамаевых и Ашлаповых в одной комнате проживали моя  бабушка Татьяна Дмитриевна и тетя Вера, сестра отца. В конце улицы, ближе к лесу по дороге в поселок Лесозавод располагались: одинокая Войкова Наталья Гавриловна, мой первый учитель в жизни, Валовы, Никитины, Ковины, Марковы, Мизгиревы и другие, которых я не помню. Толик Никитин и Владик Марков — мои сотоварищи по школе и не только.
Федотовы и Масловы жили с нами в одном доме, за стенкой. Федотовы в маленькой комнате, а Масловы в  большой. Большой она только называлась, а по квадратам не превышала 18 метров. Федотов рисовал картины. У них с тетей Дашей была дочь, которая жила в Свердловске на Уралмаше. Маслов был на целине. Помнится привез расчет в натуре — полную машину пшеницы и мама покупала зерно кормить кур. На целине случалось разное. Так, муж и жена Шведовы, ранее проживавшие в двухэтажках,  провалились на тракторе под лед озера и погибли.

У Артемьевых я помнил всех. Прежде всего отца-инвалида с палочкой и инвалидной машиной на трех колесах, напоминавшей божью коровку. Супругу его худую татарочку. В гости частенько приходила бабушка по женской линии. Семья была большая и ей от общего стола доставалось не так много. Мама угощала ее чем могла, разговаривала с ней. Мне временами становилось жутковато рассматривать эту до крайности маленькую и худую старушку с желтым и высохшим лицом.
Из детей Артемьевых Зина была старшей, затем Борис, Павел, которого все звали Пашкой, Володя  мой одногодок и Виктор  друг  брата Сергея. Виктор замечательно играл на гитаре и входил в состав асбестовского ВИА (вокально-инструментального ансамбля). С Пашкой и Волей мне приходилось встречаться на кулачках. Пашка сгинул, говорят погиб в Сибири, а с Володей я еще встречусь.
Поповы жили на самом углу улиц Крупской и Первомайской. Сам Попов был водителем на скорой помощи. Старший сын, кажется Олег, умер, а младший попал в аварию и остался без ноги. Мать к концу века бедствовала, о чем свидетельствовало общее запущение домашнего хозяйства. 

У Пономаревых, которые были родственниками Чурбановых и Тимониных, что жили в двухэтажке, было три дочери: старшая Галя, Надя и Люба. Лилька, которую подруги звали Лида, вместе с ними училась. У Пономаревых даже было пианино. Галя играла на концертах в поселковом клубе, а Лида перевертывала ей страницы.
Как и многие дома улицы, наш состоял из двух половин, но это не означало, что в каждой проживали отдельные семьи. Чаще - по две семьи с общей кухней. Наша многодетная получила льготу на отдельное проживание. К тому времени  мою колыбель занял брат Сергей, и они с Лидой размещались в маленькой комнате. Большую комнату я по ночам делил с родителями. У них была кровать, которая стояла в углу и над дней висел маленький коврик с оленями, а я спал возле печки на полу. Бывало, забирался и на печь, где было уютно и тепло, и в ухо мурлыкал кот Васька. Цвет у него был чубарый, как говорят, белый в яблоках. Вечером, когда отец приходил с работы, кот залазил к нему на колени. Отец его гладил, а тот от удовольствия мурлыкал. Малая живность, а ласку понимала. Летом, когда печку не топили, кот любил лежать на Лилькиной подушке. Приходил ночью и потихоньку сталкивал сестру с теплого места на кровати, оставляя на белье грязные пятна.

По вечерам в доме разговаривало радио. Темная тарелка на стене, а потом радиоприемник на этажерке передавали театральные постановки, концерты, новости с различными установками правительства. По радио сообщили о прибытии нескольких миллионов китайцев на освоение целинных земель, но это было уже потом, а до этого объявили  о смерти Сталина. Родители стояли и тревожно слушали, глядя на громкоговоритель, подняв голову вверх.
Запомнилось, как сестра готовилась танцевать на клубном концерте в сшитом мамой украинском национальном костюме, к которому прилагался головной венок с многочисленными лентами. Тогда, при Хрущеве, украинское было в моде: носили вышитые рубашки, танцевали гопака и пели «черные брови, карие очи». Поселок в то время жил. Клуб «Горняк» был настоящим культурным центром, по праздникам народ веселился, пел свой хор, а кино каждый раз как праздник. Вот на эти праздники сестра с помощью ножа  выуживала из  моей детской копилки двадцатикопеечные монеты. Фарфоровая копилка имела форму лежачей собаки,  державшей передними лапами пепельницу. На спине собаки имелось отверстие для монет.
С детства осталась память о цыганах, которые частенько останавливались табором у лежневой дороги на Лесозавод, что располагался от  поселка в трех километрах. Как и везде, цыгане ходили по дворам, гадали, просили и прихватывали кое-что по мелочам, что плохо лежало.  Кроме цыган заезжали различные «специалисты передвижники»: стекольщики, точильщики, сапожники и скупщики вторсырья, иначе говоря, старьевщики. Последние за копейки скупали старые вещи, тряпки, обувь или обменивали товар на товар, вручая  мальчишкам сахарные петушки, воздушные шары, различные свистульки и дудки, пистолеты с пистонами. Трудно представить все это, но было.

Магазинные игрушки, кроме пластмассовой машинки,  мне не запомнились. Самострелы, луки, пистолеты, сабли, щиты, рогатки,  городки и прочее  для игр и забав ребятишки с улицы делали собственными руками. Что для этого требовалось? Для самострелов хорошая доска, как тогда говорили, с желобом. Для лука прочная и гибкая ветка. Стрелы, пистолеты делали из различного подручного материала, наконечники для стрел из жестяных консервных банок. Особой популярностью пользовались медные, оловянные трубки для жиганов и хлопушек. Жиганы заряжали порохом и дробью, но стреляли чаще пыжами. Пухалки начиняли спичечной селитрой и палили с помощью изогнутого гвоздя, приплюснутого с конца и резинки.
Самым ходовым «оружием» была рогатка:  рогулька, две резинки из велосипедной камеры, кожанка из «языка» старого ботинка и суровая нитка, вот и все что требовалось для изготовления рогатки. Из рогаток пуляли по воробьям, жуланам, так называли желтобрюхих синичек, а чаще по столбам и деревьям. Рогатка, как шпага у мушкетера,  являлась личным оружием и постоянно находилась при хозяине, особенно в лесу.  Сабли, шашки рубили на болоте из ивовых веток. Болото по тем временам процветало,  ручьи, которые на старой схеме назывались рекой Старкой, приносили воды с избытком и временами она лилась через плотину Свининки, заливая окрестности вплоть до высоковольной линии на Лесозавод.

Со временем воды поубавилось, Свининка помелела, болото пересохло. Из разговоров взрослых это стало причиной открытия в окресностях новых шахт, забиравших воду.
На жизнь ребятни природные изменения не влияли. Сражения устраивали не хуже мушкетерских. Однажды случился такой курьез. Бились ватага на ватагу в овраге на мостках у Свининки. Противник во главе с Витей Чурбановым брали приступом высоту, а точнее мостки, на которых находился  я с друзьями.
- Полундра, - раздался Витькин призыв, и его команда бросилась штурмом на захват чужих позиций. И в этот момент, когда Витька с криком рванул вперед, в его горло воткнулась выструганная из палки  сабля противника. Бой враз закончился, так как Витька захрипел, посинел и чуть не задохнулся. Хорошо, что обошлось благополучно,- отделался испугом и царапинами в глотке.
 Как-то раз, заигравшись в войну, в партизан и разведчиков на бывшем Люблинском прииске, а по-простому - Люба, мы с двоюродным братом Женей Анищенко совершили путешествие в Асбест.  Дорога была дальняя, но уже хоженая с родителями и маминым братом, дядей Терешей из Сибири, которого я лично провожал к родственникам Кольцовым.

«Курятник», куда переселилась семья Жени, после убытия  на новый адрес родственников Онищенко, остался позади. Когда-то на «курятнике» действительно держали кур, прочую домашнюю птицу. После куриц здесь жил Женькин родной дядя, Павел Ониищенко с сыном Борисом, а уже потом Женькины родители и он с сестрой Светланой. Дядя был Онищенко, а Женькин отец -  Анищенко, хотя они были родными братьями.
- Почему же такое случилось, - пытал Женьку я.
- Да, все очень просто, - бурчал Женька, - ошиблись при оформлении документов.
Всякое в жизни бывает, - думалось шагая по каменистым и заросшим мелким сосняком тропкам. Он вспомнил случай, как однажды на «курятнике» они с двоюродным братом Борисом Онищенко так извозились в луже возле качелей, что дядя Павел вынужден, был поставить их в угол. Стоял не долго, за ним пришла сестра, и пришлось с дядей попрощаться, сославшись на недосуг, и необходимость идти домой. 
Лес закончился, и началась самая настоящая дорога в город, по которой изредка проходили грузовые машины и лесовозы. Дело было к вечеру, сказывалась усталость дня, хотелось кушать. Первый привал на отдых сделали на Сретенке, на реке Токоушке, где по слухам нашли первые в этих местах изумруды. Тогда она называлась Токовой, а сейчас ее и не разглядеть, скукожилась
- Давай Женя, спрячем здесь ружье, а то нести его еще ой  сколько придется, - предложил я

- Можно. Вот,  в канаву возле дороги положи, смотри какие лопухи, - согласился Женя и устало повалился на бок, сожалея, что согласился без проса уйти из дома.
Детское, одноствольное ружье с курком под пистоны и ремешком через плечо ребятишки схоронили под разросшийся лопухи и двинулись в далекий путь. За разговорами дошли до большой сосны, по которой определяли половину пути между городом и поселком, затем был мост через речку Рефт, больничный городок и морг, рядом с которым было страшно проходить. Сам город тогда начинался с 12-го магазина, от него прямой путь на пожарную часть с вышкой и далее по болоту мимо угольных отвалов на гору, где стояло двухэтажное  деревянное, жилое здание. Получалось мы брели по будущей улице Ленина и поднимались на перекресток с улицами Чеклюскина, Советской и Ладыженского.
С горы просматривалась улица Чапаева, и дом Кольцовых под номером 55.  До места добрались совсем поздно.
- Ну, здравствуйте гости дорогие, - встретила нас тетка Татьяна, - чего так поздно и одни?

- Да, мы ненадолго, ответил я, - чаю попьем, в карты поиграем и домой.
Исполнить желание полностью не удалось.  Только ребята обожглись горячим чаем, только раздали карты, а играли тогда все и взрослые и дети, как в дверь сначала постучали, а затем вошли мой отец и дядя Вася, Женькин папа.  Вид у них был возбужденный до крайности. До этого они  изрядно помучились: искали пропавших повсюду, лазили в по старым шахтам и шурфам  поселка– думали, может случайно, где землей завалило. Не нашли и тому радовались. Еще больше обрадовались, когда увидели детей своих целыми и невредимыми.
- Хорошо, что их по дороге в Асбест заприметил шофер с Леспромхоза, - сказал дядя Вася тетке, - он и подсказал, где надо искать этих гулен.
Разговор был короткий и ничего хорошего не предвещал.
 – Жди нахлобучки, а то и ремнем достанется, - думал я.
Дома волновались,  даже бабушка Татьяна Дмитриевна пришла успокаивать маму. Когда мы с отцом вошли в дом, присутствующие с облегчением вздохнули и заулыбались. Прощение состоялось, само собой, обошлось.
Для Жени ситуация сложилась иначе, а точнее он подвергся экзекуции -  тетя Аня, мать Женьки  в нервном возбуждении избила его оказавшимся под рукой резиновым шлангом.

Вначале я, как бы радовался, что меня такая судьба миновала, но с возрастом, чувствуя виноватым, корил себя, ведь это же я уговорил Женьку в этот не запланированный поход к Кольцовым в Асбест. Вина еще боле обострилась после трагической гибели отца, Жени, дяди Васи. Пьяный водитель ехал ночью, не разбирая дороги, и сбил его, не останавливаясь. Дядя Вася работал крановщиком и в этот день подрядился с товарищами помочь знакомому в Асбесте поставить для дома сруб. Сруб поставили, посидели и пошли домой пешком. И вот такая в пути случилась история.  Для Женьки и его сестры Светланы, которая была старше его на два года, началась безотцовщина. Наверное, по этой причине рос Женька несколько замкнутым, сам по себе, своим миром. Однажды  пришел в гости, время было к обеду,  мама ему и говорит:
 - Садитесь Женя вместе с нами кушать.
 А он в ответ: "Хочу, да не буду".
Вот такой был и все время держался особнячком. Играя в детстве в любимое занятие - в войну, он старался быть не командиром, как всем хотелось, а начальником штаба. Мальчишки долго так его и звали: «Смотри, начальник штаба идет!». Уже взрослым Евгений старался выглядеть человеком, знающим толк в большой политике, и всячески старался подчеркнуть, что он, хотя по профессии и экскаваторщик, но все же не лыком шит. Этим он здорово походил на своего родного дядю Павла, который часто выбирался депутатом местного Совета и любил пространные разговоры с глубокими суждениями.

Когда это было, трудно вспомнить, но к Жене, а точнее к его маме, к тете Анне  приехал из Китая после службы в Порт-Артуре брат Василий и привез подарки. Среди них был и чудо нож, который, когда его бросали, всякий раз втыкался острием. Тайну ножа Женя открыл чуть позже:
- Эх вы, бестолочь, - говорил он по взрослому, - чему вас в школе учат! Конец лезвия залит ртутью, он тяжелый, потому нож и втыкается. Все очень просто.