Трамплин под тополями
Сезон июльской тополиной вакханалии прошел, но неубранные сонными дворниками и не смытые дождями пушистые рулончики тополиного пуха беззастенчиво подкатывали к Серегиным ногам даже при самых легких дуновениях не приносящего избавления от изнуряющего зноя ветерка.
Сидя на замызганной невзрачной скамейке невдалеке от поликлиники авиагородка, Серега смотрел на эти серые комочки и почему-то сравнивал их с возможной своей жизненной перспективой. Почему то ему представлялось, что после случившейся в этот день неприятности и он может покатиться по жизни как этот пух – неприкаянно и бесцельно, поддаваясь малейшим порывам ветра.
Такие вот не совсем позитивные мысли приходили в голову в общем-то вполне веселому и неунывающему пареньку.
А случилось в тот жаркий день очень неприятное, совершенно неприемлемое для него событие: молодого человека не пропустила для поступления в летное училище гражданской авиации медицинская комиссия, а персонально - очень дотошная и абсолютно непреклонная полная дама с пышной копной скрученных на затылке каштановых волос.
Дама эта занимала кабинет с табличкой «окулист», но острая на язык авиационная абитура иначе как «акулистихой» - от слова акула, ее не называла. Именно после посещения кабинета «акулы» многие мечтающие о полетах юные романтики уезжали в свои города, городки и поселки, как говорится, «несолоно хлебавши».
У одних она что-то не подобающее обнаруживала при детальном обследовании глазного дна, другие «горели» на цветоразличении, не усматривая в сюрреалистических картинках Рабкина ни «черта лысого», а вот Сереге не хватило до нормы всего одной строчки в буквенной таблице товарища Сивцева.
Позднее, будучи на летной работе, узнал он об определенных хитростях, к которым прибегали более просвещенные в вопросах медицины абитуриенты, чтобы обойти встретившиеся на их пути медицинские препоны. Но в таежном лесном поселке таким хитростям никто деревенского пацана, конечно же, не обучал, поэтому-то и сидел он теперь не в самом хорошем расположении духа на старенькой и ветхой деревянной скамеечке.
Раньше Сереге казалось, что для размеренных и, как ему представлялось, внешне очень спокойных полетов на вертолетах, которые часто пролетали над его лесным поселком и порой сбрасывали какие-то послания для главного лесничего, стопроцентное зрение не обязательно. Из-за этого он не придал большого значения тому, что после школьных экзаменов стал менее четко видеть очертания некоторых предметов. На весенней комиссии в военкомате зрение было еще стопроцентным, а медкомиссия при получении медицинской справки по «форме 286» зафиксировала лишь незначительное его ухудшение. Изменения эти, произошедшие после изнурительной школьной экзаменационной гонки, Серега, конечно же, ощущал, но по своей провинциальной простоте и наивности не предполагал, что они могут стать существенным препятствием для летной работы.
Поэтому он смело ринулся в Ленинград и подал заявление в летное училище гражданской авиации, специализирующееся на подготовке пилотов вертолетов. А в результате получил безжалостное заключение окулиста «не годен», невзрачную скамеечку невдалеке от поликлиники и абсолютное непонимание того, что теперь ему делать, куда дальше двигаться, какие искать варианты дальнейших действий по реализации своей мечты.
Он понимал, что надо возвращаться, как говорится «на щите» домой и готовиться к службе в армии, но что делать дальше – а вдруг ухудшение зрения будет продолжаться, и тогда о поступлении в училище после армии опять-таки можно будет забыть. А как же мечты о полетах? Об управлении так волнующими воображение винтокрылыми стрекозами?
О том, что ухудшение остроты зрения у него временное, обусловленное перенапряжением глаз при подготовке к экзаменам в школе, Серега не имел абсолютно никакого понятия. Неприступные питерские эскулапы ему об этом при вынесении своего жестокого вердикта почему-то ничего не сообщили. И теперь неискушенный в медико-авиационных интригах пацанчик с грустным и отрешенным видом сидел на скамеечке и думал, что все дороги, пути и тропинки в небо для него абсолютно и бесповоротно закрыты.
В то время и предположить он не мог, что буквально через шесть лет без сучка и задоринки пройдет врачебную летно-экспертную комиссию на годность к летной работе. И что вплоть до окончания карьеры будет ежегодно и успешно эту самую ВЛЭК проходить, беспрепятственно получая так называемую «хлебную карточку» - невзрачную на вид бумажку, свидетельствующую о том, что он годен к «летной работе без ограничений». Не мог он тогда знать, что его зрение очень быстро и стопроцентно восстановится, что полеты на так любимых им вертолетах, хоть и не в качестве пилота, станут определяющим фактором во всей его не только авиационной, но и личной жизни.
Между тем, на пути к пахнущему колбасой поезду неудавшемуся авиатору попалась эта дряхлая исписанная разными нехорошими словами скамеечка. С потухшим взором и какой-то тупой отрешенностью упал он на нее и абсолютно безучастно смотрел на окружающую его заторможенную жарой действительность, не замечая, что происходит вокруг.
- Что, дружище, пригорюнился? – вдруг услышал Серега бодрый мужской голос и не сразу понял, что остановившийся рядом со скамьей высокий статный мужчина в форменной сорочке и фуражке работника Аэрофлота обращается именно к нему.
- Как звать то тебя, боец? – не дожидаясь ответа на первый вопрос, продолжил незнакомец, и Серега назвал ему свое имя, не совсем понимая зачем это им обоим нужно.
- А меня зовут Евгением Александровичем. Тебя, наверное, эскулапы наши отшили? Угадал? Да, с ними не забалуешь, те еще педанты. А что нашли то, шумы в сердце, искривление перегородки, зрение, сколиоз? – продолжил опрос незнакомец, и Серега почему то выложил ему всю свою медицинскую эпопею, приправляя эмоциональный спич весьма нелестными эпитетами.
- Согласен, Сергей, ситуация у тебя не особо приятная, но, я тебе скажу, и не совсем безнадежная. Ты, говоришь, в Кременчуг хотел поступить, в вертолетное? – усаживаясь поудобнее на скамейке, задал очередной вопрос мужчина.
- Да, к нам в поселок однажды на школьный стадион санитарный вертолет садился – Ми-4, за роженицей прилетал. Пока ее привезли, нам один из пилотов рассказал, где можно на вертолетчика выучиться. Вот я и захотел или в Сызрань поступить, или в Кременчуг. В Сызранское училище военкомат мне не дал направление. Сказали – поступай в военно-политическое в Новосибирск, туда есть разнарядка, а в Сызрань у нас разнарядки нет, а без нашего направления ты ни за что не поступишь, там конкурс огромный. Вот я и подал в Кременчуг. Средний балл аттестата заработал хороший, больше четырех с половиной набрал, экзамены бы сдал без проблем, а тут это зрение! – чуть не плача жаловался Серега.
- Ну и что, – зрение? У меня оно тоже не стопроцентное, но летаю ведь, и как раз на вертолетах, правда, не пилотом, а бортмехаником. Слышал о такой профессии? – задал очередной зондирующий вопрос Евгений Александрович и после отрицательного ответа Сереги продолжил.
- Есть, Сергей, такие летные специальности в гражданской авиации как бортинженер, бортмеханик, бортрадист, бортоператор. Это, как правило, бывшие наземные авиаспециалисты, получившие высшее или среднее специальное образование в авиационных вузах и училищах. Я вот окончил Выборгское училище гражданской авиации, мой хороший друг – Троицкое. В Выборге у курсантов специализация чисто вертолетная, поэтому они после окончания училища, в основном, работают авиатехниками вертолетов. Обычно через три-пять годков, при соответствующем отношении к своей профессии, переходят на летную работу в качестве бортмехаников. Из моей группы процентов семьдесят ребят попали «на борт», кто на гражданку, кто у «вояк». Я через четыре года после выпуска уже летал бортмехаником на Ми-8 в Тюменской области. Так что думай – Выборг тут рядом, город очень интересный, красивый, с богатой историей. А вообще, какие у тебя отношения с техникой – велосипеды, мопеды, мотоциклы разбирал?
Почувствовавший какой-то маленький проблеск в решении своей проблемы Серега с неподдельным воодушевлением стал рассказывать новому знакомцу об увлечении техникой. Запав на любимого конька, он охотно сообщил ему о практической реализации в школьном кружке идей журналов «Юный техник» и «Техника молодежи», о самостоятельно изготовленных моделях самолетов и планеров, о собственноручно разобранном отцовском мотоцикле «Иж-Планета». Вот только о том, что собирал мотоцикл «до кучи» его отец, об этом Серега, конечно же, скромно умолчал.
- Ну, вот тебе и карты в руки, давай не тяни кота за хвост, – бегом в приемную комиссию, переписывай заявление в техническое. Если головой постоянно работать будешь, а не метром ниже, то все будет у тебя в порядке. После окончания училища отпашешь на земле положенное время и «на борт» просись, а если красный диплом получишь, то можешь сразу без отработки в высшее летное поступить, если, конечно, зрение восстановится.
Серега от души поблагодарил Евгения Александровича и стремглав рванул на Литейный проспект, где в здании Ленинградского авиатехучилища находилась региональная приемная комиссия. Новая и вполне реальная цель при участии совершенно постороннего, но очень умного и мудрого старшего товарища была для Сергея теперь определена. Дело оставалось за малым – во что бы то ни стало добиться ее достижения.
Примерно через месяц с небольшим после описываемых событий в дружной компании короткостриженных курсантов-первокурсников на ежедневных шестичасовых занятиях по строевой подготовке Серега яростно колошматил полупудовыми кирзовыми «гадами» асфальтовое покрытие улиц, прилегающих к общежитию Выборгского авиатехучилища ГА.
А потом была нелегкая работа авиатехником на «северах», учеба на бортмеханика вертолета Ми-8 в далеком Омске. Были и полеты, и залеты, и потери, и находки, и радости, и огорчения, и взлеты, и падения. Всего было в жизни Сергея намешано много и, на первый взгляд, - круто, а приглядишься с позиций нынешнего времени – так вроде бы и нормально все складывалось.
Но, не смотря ни на что, много повидавший на своем веку уважаемый коллегами, друзьями и родственниками, освоивший несколько типов вертолетов и налетавший больше десятка тысяч часов бортмеханик 1 класса Сергей Александрович с большой теплотой вспоминает тот знойный июльский день, когда повстречал он на своем жизненном пути человека, определившего все его дальнейшее бытие, а значит, как утверждали классики, и сознание.
Так, неприметная деревянная скамеечка, скромно приткнувшаяся к раскидистым тополям невдалеке от поликлиники питерского авиагородка, стала судьбоносной для самого обычного деревенского пацана Сереги, поспособствовав его встрече с добрым и неравнодушным человеком. А это, в конечном итоге, явилось своеобразным трамплином, при помощи которого он взлетел в насыщенную самыми разными событиями авиационную жизнь.
Свидетельство о публикации №218043001553