Паутинка

      Что мы знаем о женщинах?! Да ничего! Особенно о тех, кто живёт с нами рядом. Бабушка для внуков - это просто родная старушка – и всё! Я сама уже бабушка  и давно  знаю, что цифры, из которых складываются наши лета, на самом деле никакого отношения к нам не имеют, но сильно влияют на отношение к нам других людей и особенно младших поколений.
    Мне от бабушки в наследство осталась стойкая нелюбовь к  халатам и любовь к домашнему уюту: запаху пирогов, коробочкам с красивыми пуговками и разноцветными лоскутками всевозможных материй. До сих пор хранит моя память названия разных тканей: от обычного ситца до всевозможных крепов, вуалей и даже толстых пальтовых драпов.
      Бабушка часто болела. Слово «крис», на самом деле гипертонический криз, я знала с раннего детства. А тогда мне уже исполнилось десять лет, ну а бабушке пятьдесят пять.  Уроки закончились, была пятница, и я весело бежала с портфелем домой. Ведь в конце недели бабушка всегда пекла пироги. Запах стоял по всей лестнице, ко мне на чай слетались подруги, как пчёлки на нектар. Но на лестнице пирогами не пахло.  Дверь была  приоткрыта, и это было подозрительно, я с опаской вошла в квартиру. Бабушка бледная и осунувшаяся лежала на кровати, слово «крис» молнией сверкнуло в моей голове, слабым голосом она начала отдавать мне распоряжения:
- Похоронные лежат на дне хрустальной вазы…
Я подошла к буфету, с трудом сняла её с верха и заглянула внутрь – там, завёрнутые в холщовую тряпицу, лежали деньги.
- Какие похороны? – моё лицо скривилось гримасой и я начала всхлипывать.
- Умираю…, внимательно слушай: в шкафу в дальнем углу найди узелок, иди – найдёшь, покажи мне, там одежда приготовлена...
Я послушно открыла шкаф, и в дальнем углу действительно лежал завязанный на узел пакет и записка «в последний путь». Дрожащими руками я показала его бабушке и сунула обратно. Мне было очень страшно! Дома никого не было.  Я не хотела сидеть у изголовья умирающей бабушки и вышла в прихожую, где стоял книжный шкаф. Книги успокаивали меня, я перебирала тома, рассматривала обложки и иллюстрации. К вечеру бабушке полегчало, она поднялась и сказала, что «крис» прошёл. С работы пришла мама, вернулся брат, дедушка и, наконец, папа. Бабушка хлопотала на кухне и не говорила, что она умирала днём, почему-то смолчала и я. Может потому, что я владела теперь тайной шкафа и  хрустальной вазы. Шкафа я начала панически бояться, а ваза настойчиво манила меня. На свете столько нужных мне вещей, хотя бы велосипед, а в вазе лежали сокровища – деньги, на которые можно купить, всё, что только пожелаешь!  Однажды, когда бабушка была сильно занята на кухне, я, волнуясь до дрожи в коленках и руках, сняла вазу и заглянула внутрь – денег не было! Перепрятала!  Она не доверяла мне! Какие-то похороны для неё важнее, чем велосипед, я сердилась на неё. Тайна вазы перестала существовать.
     Бабушка любила шить. Она обшивала и маму, и меня. Я любила сидеть и смотреть, как она портновскими ножницами с хрустом раскраивает ткань, как ловко смётывает, прокладывает силки, делает плоским мелком важные для неё метки. Мне нравились наблюдать как тяжёлый чугунный утюг, отчаянно шипя, разглаживает швы, при этом бабушка набирала в рот воды и орошала ткань так же, как дедушка из пульверизатора освежал себя одеколоном. Я любила  примерки: бабушка с булавками во рту ходила вокруг меня и закалывала плохо сидящие места, я обожала это действо: превращение куска ткани в красивое изделие. Стрекотание швейной машинки и сейчас вызывает у меня состояние блаженства.  Старый  Zinger был с ручным и ножным приводом, потом появился K;ler , он уже был дополнительно укомплектован электрическим приводом.  Для себя она, конечно, тоже шила:  халаты,  платья, передники и постельное бельё.  Такая принадлежность гардероба, как халат, была бабушкиной слабостью: ей доставляло удовольствие набрасывать его на себя, застёгивать красивые пуговицы, сунуть руки в кармашки. Ей претило натягивание платья через голову. Ведь это и правда некрасиво, трудно представить себе женщину, красиво надевающую платье, то ли дело халат – она накинет его ловко и элегантно. Была бы бабушкина воля, она бы везде ходила в халатиках: и в гости, и в театр, и на прогулку. Она бы придумала фасоны на все случаи жизни, но почему-то халат уместен только дома, в больнице и на пляже. Однажды случилась странная вещь: бабушка сшила себе очередного любимца, примеряла его перед зеркалом и попросила меня посмотреть, не морщит ли где сзади - халат сидел идеально! Тогда она вытащила из шкафа ненавистный мне пакет, достала из него халат, заменив его на новый!  Халат из узла она стала носить! И я вспоминала, что примерно год-полтора назад она так же любовно шила и этот. В халате из узла, под названием «в последний путь», она теперь расхаживала по квартире! Сначала я с брезгливостью взирала на это, а потом привыкла. Как только наряд приобретал не свежий вид, она шила новый, красивее прежнего и снова обновляла содержание пакета.
      Когда во мне стала проклёвываться барышня, то бабушка без споров выполняла мои заказы на пошив платьев, костюмов и модных  брюк. Мне не приходилось заказывать вещи в ателье или рыскать по магазинам - перебирать скучные платья. Мы с ней листали журналы «Силуэт» и «Бурда», находили подходящий фасон платья, шли в магазин «Ткани» и выбирали отрез – бабушка выполняла все мои тряпичные фантазии! Счастливое время! Даже подвенечное платье шила мне бабушка.
     Но платья это ещё не весь гардероб. Я очень любила шарфики, платки, шали – по моему убеждению, этого всего должно быть много в гардеробе – аксессуар важная деталь костюма. Конечно из остатков шёлка, крепдешина, креп-жоржета бабушка мастерила шарфики. Но в основном эти прекрасные штучки покупались в магазине. Иногда какой-нибудь шарфик или платочек исчезал, я расстраивалась, думая, что потеряла, но он потом находился, просто сам по себе среди других вещей. Так происходило не с одним шарфиком, но однажды исчез мой самый любимый, и я ругала себя за вечный беспорядок в шкафу.
     Ах как быстро полетело время после тридцати, я уже не жила с бабушкой, и она почти ничего не шила – возраст…  После кризисного сорокалетия, года впряглись в резвую тройку и понеслись вскачь, а бабушка, которая собиралась умирать в пятьдесят пять лет, ещё жила. Не стало её в миллениум, ушла тихо в день, который лишь раз в четыре года появляется в календаре – было ей девяносто. О её смерти мы узнали от брата, она жила с ним. Ещё он с удивлением сказал, что у бабушки был собран узел под названием «В последний путь». Я не стала рассказывать ему о том, что этот пакет существует уже более тридцати пяти лет. Тайна шкафа перестала существовать!
      Я приехала в морг, в гробу лежала бабушка… и на ней я увидела…одну вещь… Халат?! Да, конечно в последний путь она отправилась в красивом  халате, в этом я даже не сомневалась. Это была другая принадлежность – аксессуар! Я была раздавлена. Плакать  не могла, я стояла и смотрела на эту вещь. Всхлипывала мама, немногочисленные родственники утирали слезу, скорбел брат, прослезилась моя подруга, а я стояла истуканом. Я была потрясена увиденным: голову бабушки обвивала паутинка – мой любимый шарф!   Это ввергло меня в ступор.    
         Как-то раз  мама купила мне в подарок на день рождения шарф-паутинку – тонкого нежного плетения воздушный палантин. Он был не белый, а молочно-сливочный и очень подходил к цвету моего лица и русым волосам – необыкновенно освежал и придавал облику романтичный вид. Я носила его с любовью. Можно сказать, всё время носила – постираю в шампуне, на ковёр булавками прикреплю, и он через пять минут сухой, лёгкий и прозрачный. Потом немного надоел,  я его убрала и забыла на какое-то время. Однажды вспомнила о паутинке и захотела надеть, но не нашла – переворошила весь свой шкаф, спрашивала у всех домашних и у подруг, но никто ничего внятного сказать не мог. Сначала думала: найдётся сама собой, отыщется, но не случилось. Время шло, а я всё переживала, плакала даже, досадуя на себя, и всё искала, и искала паутинку, наконец,  успокоилась, забыла о ней, совсем забыла.
   И вот теперь она нежной волной обрамляла строгое бабушкино лицо.  Моя паутинка столько лет томилась в узле, ожидая, когда бабушка отправится в последний путь!  Бабушка отлично знала, как я переживала из-за пропажи шарфика, знала и не захотела расстаться с ним. Она примерила паутинку, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что красивее  уже ничего быть не может, ей нравилось женщина в зеркале, она была довольна своим отражением.
    Всю дорогу  до крематория в автобусе, и там, когда кто-то с наигранной скорбью читал прощальную речь, и потом на поминках, я представляла бабушку, которая стоит перед зеркалом и примеряет  на голову платки, шарфы и, наконец, мою паутинку, представляя, как она будет выглядеть, когда пойдёт в последний путь, как предстанет перед богом.  Она не хотела, чтобы её обрядили не так, как хотела бы она! Не хотела и думать, что ей, как старухе, повяжут на голову обычный белый платок. Полжизни готовилась она к этому последнему выходу! Ты выглядела достойно, дорогая! Я не сержусь…
                ***
     Дня через два, в городе, в самом центре, на набережной Фонтанки, встретилась мне женщина. Знакомая паутинка была небрежно накинута на плечи, я долго шла за ней и не решалась спросить, потом собралась с духом, окликнула её и задала вопрос:
- Извините меня за бестактность, но скажите, пожалуйста, как у вас этот шарфик появился, вы его купили?
- О нет! – она почему-то рассмеялась, - его мне подарила подруга, даже не подарила, а отдала, я взяла с удовольствием, он очень милый! А почему интересуетесь?
- Да так… А скажите, ваша подруга где работает, не знаете?
- Точно сказать не могу, но где-то в сфере услуг, кажется, а вам-то зачем? - она насторожилась.
- Нет, нет, не беспокойтесь, я обозналась – бывает, извините ещё раз.
- Бывает…, - она пожала плечами, и паутинка слегка затрепетала на ветру.
Вдруг сильный порыв сорвал шарфик, и он полетел над рекой, женщина бежала вдоль парапета и пыталась поймать его, но паутинка, поддерживаемая  воздушными потоками, взлетала всё выше, и выше, и выше…
 Я шла по набережной, мне бы расстроиться, но во мне поселилась тихая радость – шла и улыбалась! Как же хорошо было на душе. Я присоединилась к туристам, которые бросали монеты на пьедестал Чижика-Пыжика.  Загадала желание, кинула монету, и она легла прямо к ножкам забавной птички –  туристы поддержали меня  возгласами одобрения и  нестройными овациями…