О черном гусаре

«Гусар! Ты весел и беспечен»
М. Лермонтов

Сентябрь в Москве. В прохладные дни в многочисленных городских прудах и реках: в Москве-реке, Яузе, Лихоборке, Хапиловке… отчего-то темнеет вода. А на речке Нищенке, что неторопливо течёт у Владимирского тракта, подросшие за лето дикие утки, деловито гогоча, расправляют крылья, готовясь к дальнему перелёту. Вечером прошёл короткий дождь. Еще мокрые, «уставшие» от летнего зноя листья, срываясь с деревьев, гонимые воздушными потоками, кружась беззвучно, опускаются на пыльные, укатанные сотнями экипажей, карет и просто телег дороги, по которым в это раннее ясное утро спешат вон из Москвы тысячи горожан. Мычат коровы, их за веревки, привязанные к рогам,  ведут крестьяне из ближайших деревень: Кунцево, Ясенево, Измайлово, Перово, Черкизово… Между колес, путаясь под ногами, глупо кудахчут потерявшиеся куры. Гуси, высоко подняв головы на длинных шеях, с недоумением оглядываются вокруг. Надменные индюки, багровея от злости, с ненавистью смотрят на тех, кто потревожил их сытую спокойную жизнь на птичьем дворе. И все это гигантское живое «стадо» животных и людей, минуя заставы, с невообразимым шумом и гамом под покровом поднимающегося к высокому голубому небу облака мягкой пыли медленно уходило прочь из первопрестольной.
По обочине легкой рысью совершал марш гусарский полк. Скрипели седла, позванивали шпоры. Лошади под седоками, кося круглыми агатовыми глазами, всхрапывали. Гусары потягивали поводья своих скакунов.
- Александр! - окликнул едущего впереди товарища всадник в покрытом дорожной пылью ментике, - Оглянитесь, Вы только посмотрите, ведь это конец света! Народ Земли спешит на Ноев ковчег, - воскликнул он.
Стройный корнет оглянулся на призыв. Лицо его было бледным, уставшим. Он, близоруко щурясь, смотрел на весь этот хаос, что оставался позади. На стеклах очков корнета плясали отблески рыжего пламени. Казалось, что горело все! Один огромный пожар. Море огня вместо древней столицы.
Московский гусарский полк, создававшийся по инициативе камергера Двора Его императорского величества, выступил из горящей Москвы на доформирование. Впереди был город Покров, где кавалеристы славно погуляли. Еще долго будут жители   вспоминать гусар в черных доломанах. Местные трактирщики, покровские маменьки, завидев на улицах хмельных гусар, во все горло распевающих стихи своего кумира Дениса Давыдова, спешно захлопывали ставни на окнах, запирали накрепко калитки, ворота. Сам губернатор приезжал утихомиривать загулявших.
Дальше был Муром.
А в Казани полк завершил формирование.
Корнет задумался, вспомнив, как плакала маменька, когда узнала, что он, ее сын, ее надежда, оставил учебу в университете и, не получив родительского благословения, по доброй своей воле записался в кавалерийский полк.
Но как мог он остаться, когда так хотелось испытать себя, когда его сверстники, побросав учебники и тихую, беззаботную жизнь в отеческих домах, стали поступать на военную службу, чтобы сражаться с армией Наполеона?
- Французы в Москве! - раздался чей-то женский вопль из проезжавшего лондо, - Они нас всех убьют.
- Что Вы, сударыня! - возразил кто-то спокойно, - Франция — цивилизованное государство. Солдаты Бонапартия хорошо воспитаны, не то что наши: мужики-усачи. И все же мы бросили все свое добро. Этот главнокомандующий, старый князь Кутузов, приказал оставить Москву. Это неслыханно!
- Что же нам в Сибирь, что ли, бежать?.. А граф Ростопчин отдал распоряжение жандармам поджечь город! Что же будет? Куда смотрит государь?..
«Нелегко одолеть такую армаду, напавшую вероломно на наше отечество», - думал Александр.
Дальше служба корнета продолжилась в польском Кобрине, куда он будет направлен для производства письменных дел в штабе. «Поэзию забросил, веду разгульную жизнь» - писал он в то время про себя.
Как-то его пригласили на бал к польской графине, и он, развлекаясь, въехал верхом на лошади прямо к танцующим в зал на второй этаж по парадной мраморной лестнице. А в Бресте в католическом монастыре забрался на хоры, где стоял орган, и во время службы сыграл «Комаринскую»...
«Ну, вот я и в столице. О, Петербург! Удивительное место. Все в нем необычно: и погода, и дома, и многочисленные реки, пронизывающие город, и ветры, неистово дующие с Финского залива, и отчего-то холодные летом дожди. Холодный город заставляет поднять воротник и покрепче надеть кивер. Доломан совсем не спасает от непогоды, а ведь я здесь по надобности. Необходимо встретиться с издателем, - размышлял про себя Александр, сидя в фаэтоне, с грустью наблюдая, как петербургские мужики и бабы, согнувшись, накрывшись рогожею от дождя, пробегали мимо домов, стоявших вдоль всего Екатерининского канала, - а вот этот дом похож на огромный кусок торта! А тот впереди — на отрезанный кусок сыра с почти круглыми окнами… Боже мой, сырость-то какая! Пробирает насквозь. Все, нужно подать прошение об отставке и заняться серьезно делом, - решил окончательно про себя корнет».
Ну, а дальше будет его служба в коллегии иностранных дел и казалось бы удачно начинающаяся в Петербурге карьера дипломата… А пока молодой гусарский офицер Александр Грибоедов в своем замечательном черном мундире с черной  ташкой на ремнях «шел» рысью вместе с товарищами по полку из оставленной Москвы. Он даже не догадывался, что ждет его впереди!

На затылке кивера,
Доломаны до колена,
Сабли, шашки у бедра
И диваном — кипа сена.
Поэт, гусар, генерал-лейтенант
Денис Давыдов

Гордись, гусар!
Но помни вечно,
Что все на свете скоротечно.
Камер-юнкер, поэт А.С. Пушкин