Проходит время ч. 3

               
 Жизнь стала внезапно серой и тусклой. Из беззащитного глупенького томатного любителя Караваджо превратился в амбициозного романтичного итальянца с видными усиками. Уже прошла неделя с его дня рождения. Караваджо уехал во Флоренцию, в военное училище; туда его устроил отец. «Италии нужны воины», -утешал Джулию Сушес, когда Караваджо уехал. А Маскен в ответ на утешения кряхтел: «Воины то же, что война! Не нужны нам войны».
 А Караваджо восхищался Флоренцией: ее улицами, фасадом зданий, дамами… Нередко он гулял по берегу реки Арно. Музеи, нелюбимые им, он посещал теперь с превеликим удовольствием, ведь музей в захолустье-не музей, а музей в городе есть музей. Спустя месяц Караваджо был еще большим флорентинцем, чем коренные флорентинцы. Такая же походка, тот же наряд-все это делало его неотличимым от местных жителей. В военное училище он решил поступить еще в школе, когда услышал захватывающий рассказ старого солдата, который в годы гражданской укрыл снаряд собою. Солдат, хвала Святой Марии, выжил! Маленький Караваджо вдохновился рассказом и поставил перед собою цель: стать военным. Сушесу понравилась задумка сына и, как было сказано, он всегда говорил, напевая, о том, что солдат-профессия благородная. Мать боялась за сына, был он у нее один, а Маскен бывало оставался наедине с Караваджо и шептал ему: «Ты-человек! Ты-творец! Но творить можно, что угодно! Твори не хаос и войну, а твори так, чтобы люди ахали, восклицали: «Кто творец?!», гордились соотечественником и пели песни про умелого Караваджо, который способен из камня сделать памятник, из песка-красивые витражи, а из рыбьих костей-рубины на скипетр Папе римскому!». Как бы то ни было, Караваджо никого не слушал и пошел по стопам рассказчика-солдата.
 В военном училище Флоренции учились славные солдаты, обучавшиеся у лучших воинов. Так, по крайней мере, гласили отзывы жителей Флоренции. Услыхав бы это, Маскен недовольно б проворчал: «Лучшие воины гинут на войне!». Там, в училище, Караваджо обзавелся парой-тройкой друзей. Лучшим из них он считал искусного мастера по деланью бус из продырявленных камешков. Ланоццо, так звали его, был худощавым высоким ровесником Караваджо с малой растительностью на лице. Среди учащихся он славился такой интересной, но пугающей чертой, названной «Ланоццизм». А получил такое клеймо Ланоццо за произошедшие с ним события.
 Ланоццо пришел в училище раньше Караваджо. Воспитал его старший брат, родители всю жизнь провели где-то на севере Европы. Но это не помешало Ланоццо поступить в престижный институт. Владеть оружием Ланоццо научился мгновенно, управлять техникой он тоже научился. За такое скорое обучение его полюбили и учителя, и учащиеся. Если у Ланоццо был какой-нибудь вкусный пирожок, то он поделился бы им с первым прохожим безо всяких раздумий. Ланоццо спокойно стрелял из оружия на тренировках, говорил с учителями, как с друзьями, не боясь за то, что его накажут за фривольность. Но если Ланоццо что-то не нравилось, что-то его выводило, то он краснел, раздувал ноздри, дышал животом и изливал свою агрессивность. Ох, не дай Господь оказаться нам перед разъярённым Ланоццо. Все бежали от него агрессивного, как бараны от волков. Но не проходило и получаса, как Ланоццо, опрятный и улыбающийся, приходил к обиженным и кланялся во весь рост, хватался за голову и ругал себя. И как можно не простить такого? Однако, повторялось это несколько раз. В итоге, учащиеся стали даже подшучивать над такой изменчивостью характера Ланоццо, что даже дали название термину-«Ланоццизм», а, то есть «изменчивость в настроении, повлекшая за собой конфликт, но быстро сглаженный смазливостью и красноречием виновника конфликта».
 Караваджо подружился с ним прямо на берегу моря. Там Ланоццо создавал бусины, делая отверстия в камешках сверлом. Дело Ланоццо понравилось юноше, и Ланоццо решил научить его незатейливому занятию. По словам самого Ланоццо, это занятие хорошо помогает расслабиться.
 Ланоццо любил приезжих, будучи коренным жителем. Ему нравилось смотреть на их манеры, диалект, привычки… Нельзя сказать, что Ланоццо таким образом издевался над приезжими, но вечно сравнивать себя с остальными ему, безусловно, нравилось.
 А к девушкам Ланоццо относился очень неравнодушно. С некоторыми он заигрывал, проявлял свои ораторские способности, другим мог он послать воздушный поцелуй, а в ответ получить хихиканье, а некоторых девушек он, наоборот смущал, выкидывая шутки об их романах с однокурсниками.
 Рядом с военным училищем находилась светлая уютная мастерская. В мастерской, прямо в одной из комнат, голыми руками группа из мастеров творили и посуду керамическую, и полотна с натюрмортами, и разные побрякушки. Главной мастерицей этой «арт-комнаты» являлась сицилийская студентка-Полли Чичера, создававшая причудливые, но изумляющие фигурки из обычной глины. Неплохо у нее получалось рисовать пейзажи, особенно море, тихо и спокойное.
 Караваджо, побывав однажды на ее выставке, спросил у Ланоццо, кто она такая. На это Ланоццо удивленно посмотрел на друга, глаза поднял на лоб и раскрыл рот.
-Она же из Сицилии, друг! Не связывайся с ней! Ее творчество-сплошная белиберда, даже моя слепая собака лепит одной задней лапой лучше, чем Полли Чичера!
 Но Караваджо не мог забыть картины девушки, интересные глиняные работы, ее взмахи кисточкой и то, как она поправляет свой фиолетовый беретик. Лежа вечером в постели Караваджо вдруг захотел еще более познакомиться с девушкой. Он хотел привлечь ее внимание, выглядеть в ее глазах талантливым знатоком искусства. Ровно в 7 утра Караваджо достал карандаши и бумагу и стал чертить углы, округляя их. Неожиданно в комнату зашел Ланоццо и поначалу не понял, чем занят Караваджо.
-Караваджо, ты уже встал? Идем на тренировку, побегаем чуток…
-Не видишь, что я занят? Иди сам, без меня…
 Ланоццо подошел поближе и увидел рисунок на листе бумаги.
-Охо, друг, чем это ты занят? Рисовать на войне не придется! Пошли скорей уже!
 На такое высказывание Ланоццо о рисовании дядя Маскен, подняв палец вверх, ответил бы:
-Что нам придется и что нам не придется знает одна лишь Святая Мария! Надо будет, и в поле будем рыб ловить…
 После тренировки, за завтраком, Караваджо аккуратно спросил у друга:
-А во Флоренции ты один сверлишь камешки и делаешь из них бусы?
-Как это один? Мы с тобой вдвоем это делаем!
-Одни во всей Флоренции?
-В Италии! Мы одни мастера на одно дело.
 После этого Караваджо точно решил, чем он удивит Полли-рукодельными бусами. 
 Всю ночь занимался трудной и скучной затеей Караваджо, но какова-то сила любви! Камни он выбрал на побережье самые прекрасные и ровные, а нитки он купил крепкие, но тонкие. Отверстия по середке камешек было трудновато, особенно без специального прибора. Однако, у Караваджо и он был, прибором являлся остро наточенный железный стержень, завинченный в конце. Никто из мастеров Италии не знал о таком приборе, да и, вообще, о таком занятии, как делать бусы из камней. Поэтому в узком кругу мальчики называли сверло «ланоцциром», в честь создателя.
 На утро Караваджо аккуратно вышел из училища и направился прямо в мастерскую, как вдруг неожиданно перед его лицом оказался Ланоццо, как всегда фальшиво улыбаясь.
-Куда путь держишь? Далече собрался?
-О Ланоццо, это ты? Я решил прогуляться спозаранку, а ты, я вижу, опередил меня.
-Друг, посмотри лучше, что я приобрел на выставке Полли-сицилийки!
 Ланоццо вытащил из-за спины пятнадцатисантиметровую вытянутую статуэтку в форме рыбы с переливающимися цветами, блещущими на солнце.
-Ты это у Полли взял? Красивая фигурка…
-Взял?! Купил! Полли отдавать не хотела, но падка она на лиры зеленые, все сицилийки такие, я-то знаю!
-Ты и вправду так думаешь? Ты бы тогда не покупал у нее статуэтку, Ланоццо…
-Она мне неприятна, признаю, но руки ее я бы оторвал и пришил к себе! Творения Полли гениальны…
-Да…Ясно. Ну, идем тогда назад уж. Позавтракаем…
 Желание увидеться с мастерицей у Караваджо вмиг пропало. Он понял, что влюбился он не в Полли, а во все ее фигурки, в ее мастерскую, запах красок, но никак не в нее.  С тех пор ожерелье из камней лежит под толстой мягкой подушкой Караваджо, упирается камнями в подушку, как бы говоря: «Мы тут! Вытащите нас!», но услышать их Караваджо специально не хочет…
 Прошло уже тогда почти двадцать лет, за это время случилось многое, что необязательно для познания, но все же: Караваджо бросил творчество вообще, Ланоццо оставался таким же, сицилийка Полли уехала в Венецию, там ей предложили работу какие-то мастера, а семья Караваджо потеряла надежду встретиться с сыном, ибо началась война…