Как Рома Соседин стал чуточку взрослее глава 1

                ГЛАВА  1

Говорят, что счастье – в детях. Наверное, это правда, ведь именно так истина звучит для родителей. Маленький комочек, которому подарили имя, подрастет, и родительские надежды оправдаются. А может быть, и нет. Неважно. Ведь пара десятков лет, потраченных на воспитание чада, несут тот единственный смысл жизни, который не купить за деньги, поэтому ожидать от детей в будущем возвращения  кредита за вложенные в них нервы и средства  – дело неблагодарное. Тем не менее, они должны быть признательны за то счастье, которое им дается с рождения, несмотря на вечные проблемы и трудности. Они подрастут и все поймут, когда у самих появятся спиногрызы.

Именно так когда-то рассуждали наши родители, а теперь и мы. Инстинкт, знаете ли. Вот только юный Рома Соседин об этом ничего не знал. Как-то раз он болтался во дворе и гадал, чем себя занять. Это был один из тех весенних апрельских дней, когда дома ну совершенно нечего делать. Солнце припекало, и в потускневшей болоньевой куртке, доставшейся в наследство от брата, в комплекте с резиновыми сапогами, рассчитанными на лужи, он отмерял круги подсохшей в посадке земли. Чтобы совсем не стало скучно, Рома взял палку и зашел в те места, которые и дворовые собаки сторонились. Апрель тем и славился, что после таяния снега первым делом появлялся мусор, невесть откуда взявшийся в таком огромном количестве. Казалось, этот хлам рос как грибы летом, и чтобы не пропустить интересную находку, Рома упорно ковырялся в бумаге и стекле, все дальше залезая в болотистое месиво, неделю назад представлявшее из себя снежный островок. В кучке из листьев вперемежку с грязью что-то сверкнуло и, недолго думая, Рома засунул туда голую руку. Вот так находка, подумал он, очищая двухкопеечную монету, засиявшую как драгоценный камень.  Недолго думая, юный искатель вытер грязные ладони о недавно постиранные штаны и направился в сторону продуктового магазина, расположенного через дорогу, около которого находилась лавка с мороженым. Дешёвого лакомства не осталось, только стаканчики по 13 копеек ещё не разобрали и, напустив на себя маску задумчивости, Рома внимательно осмотрел территорию. Бесхозной мелочи не валялось, видимо конкуренты подсуетились и тогда, размазывая грязь по асфальту, Рома поспешил к продуктовому магазину. Делая вид, что читает объявление, он встал около кассового аппарата, присматриваясь к кафельному полу, выронил те самые две копейки и пригнулся, чтобы их поднять. Расчет был на то, что в зазор между будкой и полом обязательно должны закатиться деньги, ведь не все покупатели внимательны, да и вытирать пол в поисках пропажи многие не готовы. Рома пригляделся, пошарил ладонью, и удача улыбнулась ему, преподнеся подарок в дополнительные три копейки. Для начала этого было достаточно, ведь недалеко от магазина с недавних пор появилась пивная бочка, очередь страждущих к которой не иссякала. Уже на подходе к ней он нашел копеечную медяшку, а под самой бочкой увидел еще две монеты, в сумме на две копейки. Продавщица в белом переднике подозрительно на него посмотрела, но Рома не стал долго мяться и придумывать оправдания, а быстро залез под бочку и подобрал деньги. «Эй, ты что там делаешь, брысь отсюда», - закричала было тётка, но под равнодушные смешки похмеляющихся пьяниц Рома уже утекал подальше, предвкушая приятные бухгалтерские подсчеты.
 
Это была не первая денежная находка, однако в том году сезон охоты фактически считался открытым. Ему частенько везло с мелочью, она даже снилась иногда во снах. Позже, малость повзрослев, когда его сознание чуть окрепло, а разум начал проявлять признаки рассудительности, сомнительные сны смешались с реальностью, поставив вопрос о правде и лжи. Так, однажды, в одном из разговоров с мамой о цене на пустяковый товар Рома рассказал, как вышел он из дома и на дороге, буквально перед подъездом лежала монета, неподалёку увидел вторую, а затем и третью. Они словно хлебные крошки, разбросанные по пути, вели почему-то в магазин. Мама только улыбнулась и упрекнула его в фантазиях, но запутавшийся сын настаивал на своей правде. «Что же ты купил на найденные деньги?» - спросила мама, на что Рома уверенно ответил: «Положил в кошелек, там у меня три юбилейных рубля ещё есть». Упомянутый крошечный кошелёк из дерматина, также найденный где-то на улице, действительно хранил несколько юбилейных рублей, которыми свободно расплачивались в магазинах, но количество монет не пополнялось так быстро, как можно было представить. «Тогда выйди на улицу и найди деньги, купи нам что-нибудь вкусненькое», - посоветовала мама, но и тут упертый сын нашёл, что ответить: «Так это было давно, сейчас все по-другому». Однако сомнения поселились в душе Ромы, будто его обманули, ведь он не сомневался, что с полдюжины часов, причём электронных, найденных под кустами – это выдумка из сна, но вот монеты, доставлявшие особое удовольствие, когда собирал их как картошку – это правда.

Рома обошел округу и не добыл больше ни одного медяка. Тогда наш охотник за сокровищами совершил сложные подсчеты, загибая пальцы на двух руках и, в конце концов, сделал вывод, что до полного счастья ему не хватает пяти копеек. С этой печальной мыслью он вернулся домой, ругая себя за невезение, ведь приди он раньше к лавке, то стал бы обладателем последнего дешевого фруктового мороженого. Рома высыпал желтоватые медяки на стол, оттирая их от пыли и грязи, когда неожиданная мысль осенила его - он быстро раскрыл блокнот, лежавший под телефоном, и набрал номер:
- П-а-а-п, это я,- протянул Рома в трубку.
- Кто это я?- крайне заинтересованно спросили на другом конце провода.
- Как кто, не узнал? – почти обиделся Рома.
- Да узнал, лапуль. Что хочешь сказать мне, что-то случилось?
- П-а-а-п, я тут это…нашел и мне не хватило…
- Ух, какой молодец, да ты у меня настоящий сыщик. Что нашел?
- Я тут это…дай пять копеек, а-а-а? – забубнил Рома. – Мне на мороженое не хватает.
- Сейчас…на, держи,- неожиданно согласился отец.
- Здорово,- обрадовался было Рома, но что-то пошло не так.
- Поймал?- переспросил его отец и монеты, перекатываясь где-то далеко по столу, глухо зазвенели в трубке.   
- Н-е-е-т, - огорчился Рома, почти расплакавшись от неожиданно нахлынувшего озарения.         Папа постарался успокоить сына как мог, но его улыбка, с трудом скрываемая, отчетливо была слышна в трубке. «Если тебе нужны деньги, то заезжай за ними ко мне, но возьми с собой  четыре копейки на проезд»,- решил помочь ему отец. Хотя Рома не раз бывал у него в рабочем кабинете, до того дня путь на троллейбусе длиною в три остановки он преодолевал всегда с родителями. Теперь юнец вырос, как ему говорили, и серьёзное путешествие он должен был совершить один. Дорога до самой остановки заняла минут пять, не больше, и места эти Рома знал хорошо, но стоило ему дождаться своего шестого маршрута, как непонятная тревога охватила его. В троллейбус набилось много людей, как назло, и ни одного знакомого лица среди них не оказалось; некоторые даже посматривали на него с недоверием. Пока Рома озирался и приглядывался, считая остановки, троллейбус повернул в сторону, доселе ему не знакомую. Но ведь третьей остановки еще не было, или наступил черед четвёртой, испуганно подумал Рома, когда паника овладела им. Слезы сами навернулись на глаза, он захныкал и опустил голову, чтобы никто не заметил такого позора. Люди вокруг зашептались, кто-то уже стал расспрашивать его, почему мальчик едет один, когда двери открылись, и чья-то твердая рука схватила испуганного героя за локоть. Рома не раздумывая рванул к выходу, увлекая за собой привязавшегося незнакомца и мгновенье спустя, стоя на богом забытой территории, где-то на краю вселенной он разрыдался, дав волю чувствам, но как-то сдержанно и скованно. Старичок, оказавшийся тем самым неравнодушным человеком, дождался, когда наш путешественник успокоится и спросил его, кто он и куда ехал. Видимо, у дедушки было много свободного времени, потому что он взял Рому за руку, и они пошли обратной дорогой, которая стала приобретать знакомые черты родных мест. Вот показалось серое и унылое трехэтажное здание, в одном из кабинетов которого сидел самый могущественный человек, чьего имени нельзя называть, а можно только тихо прошептать - папа. 



В один неприметный день Рома от скуки перелистывал советский журнал в поисках интересных картинок, когда в комнату зашёл отец. В руке он держал большую книгу с яркими рисунками, которую не очень умело прятал за спину:
- Что делаешь, чем-нибудь важным занимаешься?
- Вот читаю.
- Вижу, что занят, - сказал отец и показал книгу с таким видом, словно это был сюрприз или подарок.- Смотри, что я принёс. Давай почитаем вместе.   
- Интересная?- полюбопытствовал Рома, с трудом вставая с пола. 
- Ты даже и не представляешь. Пойдём в соседнюю комнату.                То была не комната, а скорее чулан, в котором половину места занимал раскладной диван. «Давай, пристраивайся», - произнес он и подогнул ноги, одновременно вытянув одну руку в сторону. Рома лёг и положил свою маленькую голову на его огромный бицепс. Дело было не в том, что Рома не умел читать, как раз наоборот, он мог ещё и буквы выводить на бумаге, но произношение слов вслух или про себя, часто по слогам, не имело ничего общего с дальнейшим осмыслением прочитанного, точнее с логичной завершенностью кусочка истории. Процесс чтения требовал усилий и упорства, которых ему явно не хватало. Бывало, Рома закрывал книгу и по привычке звучно выдыхал, а родители спрашивали его, что нового он узнал. Пересказать эпизод не составляло для него никакого труда, вот только обрывался он неожиданно, как будто приключенческий фильм прерывали паузой на самом интригующем месте. Тогда папа или мама интересовались, до какого места он дочитал и, открыв книгу, обнаруживали, что их сын осилил страницу до конца и остановился на приставке «пере-», или еще какой-нибудь фразе, за которой шла следующая страница, не входившая в планы самообучения. Одним словом - лень – вот с чем он не мог справиться. Поэтому Рома так охотно согласился, как будто за него делали половину работы. Было и еще что-то в совместном действе с отцом, что-то, пока не объяснимое для него, действо, похожее на ритуал, такой редкий и теплый, от которого сам смысл произведения отходил на второй план. 

«За горами, за лесами, за широкими морями», - начал читать отец, и с каждым словом его голос становился выразительнее и театральнее, как будто он декламировал для сотен зрителей. «Средний сын и так и сяк, младший вовсе был дурак», - закончил предложение отец и засмеялся, сдержанно и как-то про себя, сделав особый акцент на последнем слове. Рома тоже импульсивно улыбнулся, хотя не понял смысла шутки. Разве над дураками смеются? Да и вообще, увидеть бы хоть одного такого, кто они и как выглядят?

Отец так увлекся, что читал уже скорее для себя, и Рома перестал поспевать за сюжетом сказки. Конёк-горбунок, прочитал он название книги, на обложке которой разухабистый парень летел на маленьком коне с огромными ушами. Рома подумал, что это пони, которое он видел на картинках, только совсем маленькое и с ушами, каких не бывает на свете. Ему вдруг вспомнилась поездка в деревню в сентябре, когда после уборки картофеля отец хотел сделать сыну приятный сюрприз покатать на лошади. Он взял его на руки, собираясь посадить на спину кляче, но старая тягловая кобыла неожиданно рванула, чего-то испугавшись. Отец успел приподнять сына над своей головой, когда запряженная телега процарапала ему бок, чуть не повалив на землю. Затем он опустил Рому на землю и улыбнулся, как ни в чем не бывало, хотя одной рукой держался за ребра. Перепугался тогда Рома сильно, но не более того, ведь больно ему не было. А днем позже, будучи на грядке, он смотрел на эту клячу, лениво вилявшей хвостом и совсем забыл, что в руках держал вилы, которые сдури воткнул себе в ногу, да так, что они встали вертикально, как будто выросли из ноги. Вот это была боль, и Рома взревел во всю глотку. Родня, находившаяся рядом, растерялась, и их желание избавить беднягу от вил обернулось очередными воплями страдальца. Брат, стоявший рядом с Ромой, с широченными глазищами смотрел на него и не понимал, как такое могло случиться. Он переглянулся с отцом, как будто ожидал какого-то знака, а затем непринужденно заговорил с Ромой, отвлекая его внимание; одновременно с болтовней он настойчиво указывал куда-то за его спину. Чтобы сориентироваться, бедолаге пришлось покрутить головой, и в этот момент резкая боль обожгла его как удар током, а может как лопатой, но с болью от вырванного зуба точно нельзя было сравнить.

Выключился ли Рома, или ему показалось, но через мгновение отец с вилами в руках уже стоял рядом с ним и вглядывался в его глаза. Убедившись, что трюк прошел удачно, он улыбнулся такой ироничной, а при других обстоятельствах можно было бы назвать циничной, усмешкой. «Ну, как наш герой чувствует себя?» - спросил он, одной рукой придерживая сына за спину; затем показательно, чтобы Рома не отвел взгляда, посмотрел на резиновый сапог пострадавшего, в котором едва узнавались дырочки от вил с капельками крови, и его лицо исказилось в ужасе: «Вот это да!»- пробасил он, всем видом показывая, что свет не видывал таких ран, которые только что перенес Рома. «Ну, герой, на сегодня твой рабочий день закончен»,- громко выкрикнул отец, взял сына на руки и бодрым шагом поспешил в избу. Вот и все, что Рома мог припомнить о лошадях из личного опыта, а не из книг или телевизора. 
 
«На коньке своем уселся и поехал в дальний путь…дайте, братцы, отдохнуть!»- выдохнул отец с томительным кряхтением, будто перетаскал сотню мешков и тут же рассмеялся. «Идите за стол, все готово»,- послышался из кухни призыв мамы, и они оба встрепенулись: только Рома от неожиданности, а отец наоборот, словно дождался сигнала. «Вот и дочитались»,- взбодрился папа, отложил книгу в сторону и присел на диване. «Все остынет»,- повторил настойчивый голос издалека, как откуда ни возьмись, промелькнул старший брат и тут же исчез, промчавшись на кухню. Странное дело, но Рома совсем не спешил на обед. Его желание поесть не всегда совпадало со временем, когда готовила мама, поэтому к столу он пришел последним:
- Не тронь руками, пока все не усядемся за стол,- повысила голос мама, хватая брата за руку.
- Ты чего так долго,- обозлился на Рому брат.
- Я не хочу, разве что котлету съем,- сказал Рома, выбирая самое вкусное на столе.
- Никто не притронется ко второму блюду, пока не съест первое,- настояла хозяйка.
- Ну-у-у,- заныли оба брата.
- Значит, вы есть не хотите,- ультимативно подытожила мама.                В этот момент общего застолья Рома задумался, как много ест папа и даже брат с мамой. Он гонял по тарелке с супом фрикадельку, но мечтал о котлете с картошкой, а лучше совсем без картошки. Как в людей столько влезает, подумал Рома. Если так много кушать, то живот переполнится через несколько лет. А потом что? Все съеденное заполнит тело и дойдет до горла, и тогда оно начнет вываливаться изо рта. Вот папа и мама живут очень долго, и наверно скоро еда у них пойдет наружу. Почему же с бабушкой ничего подобного не случилось, озадачился Рома, проявив интерес к тайнам биологии с неожиданной стороны. Все было очень сложно для него, поэтому, запихнув в свой желудок продуктовый минимум, Рома поблагодарил маму за еду и поплелся в комнату, определенно отлеживаться, а не читать.

Рома вполне подходил под описание домашнего ребёнка. Он очень любил свою квартиру в хрущевке, а также прилегающий к нему двор. Чем дальше от центра этого мирка Рома уходил, тем неуютнее становилось у него на душе. Детский сад и школу, находившиеся в несколько сот метров от дома, оправданно было бы считать границей той зоны, которую можно назвать комфортной. Выход за нее грозил опасностью, скорее душевного плана, но никак не физического. Более того, нарушение невидимой границы интриговало и манило ребёнка, но для смелого поступка требовалось разрешение взрослых, как в случае с поездкой к отцу на работу, а лучше само присутствие родителей. Тогда они держали бы его за руку и любая поездка, хоть на край света, показалась бы   исследовательским приключением. Но дома все равно было лучше, поэтому худшим временем года, как не странно, Рома считал те месяцы лета, когда родители отправляли его и старшего брата в пионерский лагерь. Это был ад, в который мама с папой посылали его намеренно, и свидетельство несомненного предательства со стороны самых близких людей. Их аргументы, затрагивающие полезность свежего воздуха, игр с ровесниками и прекрасного, запоминающегося периода в году были не то, что недостаточными, они казались абсолютно ненужными и надуманными. Для кого эти оправдания? Рома лучше знал, где и когда ему хорошо, и если родители на летнее время были заняты чем-то серьёзным, то он нашел решение, как им не мешать. Для того чтобы привычно жить вместе, следовало: во-первых - не доставать их глупыми расспросами и просьбами, во-вторых – не маячить постоянно перед ними, а лучше бродить туда сюда по улице, например, да и вообще пусть они не замечали бы его, только в нужный момент кто-то из них обязан быть рядом. То есть всегда. Но родители, наверно, не очень-то любили его и брата, которого этот вопрос почему-то вообще не волновал.
    
Вот как выглядела типичная картина с летнего лагеря: Рома ходил по сосновому лесу и пинал шишки, в то время как его ровесники ругались из-за места на карусели; или он участвовал в подобие игр, которые получались только тогда, когда вмешивался вожатый, объединяя большую бестолковую ораву во что-то единое. Но чаще всего Рома болтался у другого жилого корпуса, отведенного для третьего и четвертого отрядов, где его старший брат с неиссякаемой энергией и с каким-то завидным задором постоянно замышлял с новоиспеченными друзьями что-то хитрое. Ему, по одному из сценариев родителей, отводилась роль защитника при конфликтах младшего со сверстниками, но по причине то ли малого возраста, то ли бесконфликтности ссоры у Ромы случались редко, поэтому обратить на себя внимание брата, а в идеале вписаться к нему во взрослую компанию было сложно. Если старшой и замечал его, то лишь в том случае, когда Рома мог предложить ему что-нибудь взамен, вроде необычной находки. Она становилась одноразовым входным билетом в его круг. В противном случае недовольный взгляд кровного родственника был обеспечен. Он как бы говорил: «У тебя есть свои друзья, с ними и тусуйся». Как с ними гулять, если они скучные и неинтересные, а многие из них вдобавок и плакали по ночам. Рома же не хотел прилюдно признаваться в вышеназванной слабости, поэтому позволял себе хныкать днем, когда  убегал за территорию лагеря и там, в лесу, отчитывался перед соснами о своей нелёгкой судьбе.   
 
Существовала и другая причина проклинать эту самую судьбу: он обязан был носить стоматологическую маску, сделанную для исправления прикуса челюсти и доставлявшую поэтому кучу проблем, в основном в виде неловкости и почему-то стыда. Он надевал ее ночью, когда никто не видел. Упомянутое подобие шлема для него смастерили весной, и Рома хорошо запомнил тот момент, когда отец отвел его к зубному врачу и держал за руку, в то время как он мужественно боролся со страхами в стоматологическом кресле. И если представить теперь, что нашего героя заметили в этом нелепом шлеме, да к тому же хныкающим, то поводов для двойных насмешек было бы не избежать. Конечно, подвох вскоре раскрылся, когда ранним утром один мальчик возвращался из туалета в постель и увидел странное приспособление на голове соседа, которое озадачило сначала его, а затем и весь отряд. Таинственный головной убор стал сенсацией, и Роме пришлось объясняться, зачем и для чего он нужен. Сначала с брезгливостью, затем с интересом, ребята по очереди примеряли на себе чудо стоматологии, пока не сошлись во мнении, что маска очень напоминает подкладку дедушкиного мотоциклетного шлема. После часа ажиотажа Рому все же упрекнули, что напрасно он хранил в тайне свой секрет и его бы не высмеяли, но почему-то он не до конца им верил. Одну ночь за ним наблюдали тайком, затем перестали улыбаться при виде надетой маски, а вскоре интерес к предмету и вовсе иссяк.
 

На свете было лишь два человека, кому Рома доверял и в ком не сомневался. Обычно они приезжали в выходные, в субботу или воскресенье, и эти дни можно назвать самыми счастливыми за лето. Когда дежурный, несший вахту у главных ворот лагеря, забегал в корпус отряда и выкрикивал фамилию, сообщая о посетителях то Рома, услышав свою, на всех парах мчался к родителям. На лужайке они расстилали плед, и на нем появлялись и колбаса, и помидоры, и даже дыня. Все, о чём только можно мечтать будущему октябрёнку. Никогда так вкусно он не ел, ведь, несмотря на четырёхразовое питание, голод в этом лесу чувствовался всегда. Напоследок Роме вручалась сумка со съестными припасами на неделю, где удачно сочетались баранки и яблоки, помидоры и печенья с конфетами. Продуктов ровно на неделю, но хватало их почему-то только на четыре дня. Тогда Рома задался вопросом, почему в лесу ему всегда хотелось кушать, а дома обед казался пыткой? Уминая баранки, он мечтал о новых встречах с родителями, но ожидания иногда не оправдывались, и мама с папой не приезжали, совсем позабыв о сыне. Отчаяние от такой несправедливости даже трудно передать, и оно становилось еще сильнее, когда Рома видел, что старшего брата отсутствие предков не волновало, ему было неплохо и без них. Однажды он поймал себя на дикой мысли, что брат их не любит, но родителей ведь невозможно не любить. Тогда как ему удавалось по ним не скучать? Он всё бегал где-то да веселился. Я тоже так хочу, подумал было Рома, но сама идея показалась столь жестокой, что ему тут же захотелось плакать.
   
Несмотря на лишения, в такие мрачные дни могло произойти и чудо, как однажды, когда неожиданно посередине недели ему сообщили, что посетитель ожидает его за воротами. Рома побежал что есть мочи к пункту пропуска и увидел вдалеке отца: тот прислонился к дереву и смотрел куда-то наверх, сквозь кроны деревьев, закрыв глаза. Рома тихо подошел к нему, тогда отец улыбнулся и обнял сына. Улыбка была какой-то тяжелой и вымученной, а на вопросы он отвечал односложно, наверно усталость от работы сказывалась. Его ждала машина, он торопился, и поэтому встреча получилась короткой и недосказанной. Осадок от нее остался не такой радостный, как обычно, но все же отец нашел время приехать, что перечеркивало все накопившиеся сомнения. Вдобавок Рома получил подарок от папы, который берег и тратил осторожно: в прозрачной упаковке катались десять разноцветных шариков настоящей иностранной жвачки, диковинной в тех краях. Эти шарики Рома жевал, а затем снова лепил из них кругляши для повторного использования. Так уходили обиды, и можно было спокойно ждать последней субботы, самой желанной – время отъезда домой.   

Продолжение следует 


Рецензии