День 11. 727 Графикнафиг

… totum se viam abiebat. - подытоижила она.

- Что, простите? - поинтересовался Яковлев.

- Это латынь. - быстро пояснила Леночка и затараторила в свойственной ей манере, словно бы боясь не успеть за скоростью своих мыслей. - Дословно означает «Все пошло по ****е». Фигурально выражаясь, конечно. Хотя, и не фигурально тоже.

Юная секретарша профессора Геннадия Евгеньевича Яковлева, доктора философских наук, действительного члена РАН, заведующего кафедрой одного из престижных столичных вузов и заслуженного преподавателя, ведущего, помимо прочего, исследовательскую деятельность в области психологии сексуальных отношений, а также являющегося практикующим семейным психологом, студентка второго курса Леночка Милославская с недавних пор решила для себя, что ей просто жизненно необходимо изучить хотя один из мертвых языков для того, чтобы достойно соответствовать высокому уровню её работодателя и по совместительству будущего научного руководителя. Выбор её пал на латынь, а все её обучение сводилось к тому, что она вступила в группу в контакте, где время от времени выкладывались картинки с нецензурными выражениями на латыни на все случаи жизни. Леночка ничуть этого не стыдилась, а наборот, считала, что такой взрослый и столь почтенный человек, как её «ментор», как она его называла, к тому же сексолог, будет вполне себе адекватно воспринимать употребление тех слов, которые, как ей казалось, напрямую связаны с предметов его исследований. Звучание же названия половых органов и различного рода производных от них на языке величайших мыслителей древности должно было, по её мнению, добавлять её речи столько неизгладимого шарма и профессионализма, что она ни на секунду не задумывалась о том, что это может быть хоть сколько-нибудь неуместно в разговоре с Яковлевым.

- Вы хотите сказать, что … - начал было профессор.

- Поматросил и бросил, - утвердительно кивнула Леночка, не дав Яковлево закончить мысль. - Нынешнее поколение абсолютно лишено каких-либо моральных устоев и элементарных понятий об ответственности, Геннадий Евгеньич.

Хоть самой Леночке и было всего неполные девятнадцать лет, она при любом удобном случае улучала возможность высказать о падении современных нравов и мельчании человеческих душ своему пятидесяти восмьи летнему начальнику.

Яковлев снял очки в массивной роговой оправе, положил их перед собой на большой дубовый стол, на котором, кроме современного компьютера, стояла также антикварная малахитовая чернильница с двумя дутыми стеклянными колбами под медными массивными крышками в виде полуобнаженных мужчины и женщины, тянущих друг к другу руки. Ореховая шкатулка, в которой он хранил бумажные письма и открытки, которые посылала ему старшая внучка из Южной Америки. И большая тетрадь в крокодиловом кожаном переплете, в которой он любил ежедневно писать хотя бы по полстраницы, чтобы совсем не разучиться писать в этот безумный век электронных технологий. Причем исключительно перьевой ручкой, подаренной в свое время Биллом Клинтоном.

Профессор внимательно посмотрел на девушку из под своих густых серебристых бровей: Леночка была стройна и красива. Прямая осанка и слегка вздернутый кверху носик на чистом и ясном лице, добрую четверть которого занимали выразительные светло-карие глаза, казавшиеся еще больше за большими очками, которые она предпочитала носить на работе вместо линз, во всем подражая своему кумиру. Светло-русые волосы, аккуратно забранные в хвост на затылке, который так смешно покачивался из стороны в сторону при ходьбе, напоминая ему о конных прогулкам, которые он любит совершать у себя в подмосковном доме по выходным. Скрещенные на высокой юной груди, плотно обтянутой строгой белой блузкой с пуговичками до самого горла, тоненькие ручки с крохотными, как ему казалось отсюда, золотистыми часиками на черном кожаном ремешке. На работу Лена ходила исключительно на каблуках, и исключительно в деловых юбках и блузках, которые, впрочем, не могли скрыть её прекрасной молодой фигуры, а лишь подчеркивали, и она это, разумеется, прекрасно знала, все те достоинства, которыми наградила её природа.

Обычно любые её разговоры с Яковлевым были похожи на ту суету, с которой обычно раньше заводили с толкача двигатель заглохшего автомобиля: Леночка успевала с десяток раз переместиться в пространстве рабочего кабинета профессора, выпалить с сотню другую по-разному эмоционально окрашенных слов, на которые тот едва успевал вставить хотя бы одно предложение, словно бурчащий, раздумывающий заводиться или нет мотор. И лишь когда Леночка наконец опустошала свой словесный запас и вставала вот так как сейчас, скрестив руки и немного выставив вперед левую ножку, Яковлев понимал, что это условный сигнал, возвещающий о её готовности перейти от атаки к обороне, и тогда, слегка откашлявшись, он, наконец, заводился и, подобно старому дизелю, начинал своим глубоким низким голосом вещать с высоты своих лет, опускаясь, порой, для лучшего понимания, на уровень этого юного, прекрасного, в чем-то наивного, но при этом бойкого и местами немного грубоватого, как ему казалось, создания.

- Видите ли Леночка, - начал свою речь профессор, - тот факт, что Ваша подруга рассталась со своим молодым человеком, не дает Вам абсолютно никакого права так безупредительно опаздывать на работу на целых три часа. И то, что Вы добровольно вызвались остаться с ней на ночь, выполняя для неё роль своеобразной жилетки - это исключительно Ваше решение, за которое Вы полностью и самостоятельно несете ответственность.

Леночка набрала в грудь воздуха и выставила перед собой руки, словно хотела поймать направленный в её сторону профессором мяч, желая парировать адресованный ей упрек в безответственности, но профессор не стал передавать ей инициативу: он завелся, и теперь его было уже не остановить.

- Поймите, Леночка, - говорил он, - если бы что-то случилось лично с Вами, я бы всегда смог понять Ваши обстоятельства и пойти Вам на встречу. Но здесь ситуация обстоит совсем иначе. Я Вас предупреждал за неделю, и еще не далее как вчера вечером, о том, что сегодня мне предстоит выступить с докладом на ученом совете, и что я собираюсь в ночь дополнить его данными, полученными из последнего исследования, и что Вам непременно надо быть сегодня на работе к восьми утра с тем, чтобы помочь мне распечатать и подшить все необходимые материалы в двенадцати экземплярах.

Леночка смотрела в пол, а руки её покорно висели вдоль тела. Она понимала, что подвела Яковлева. Она понимала это по пути на работу сегодня днем. И даже еще со вчерашнего вечера, когда поняла, что хочет остаться и попробовать применить на Маришке полученные в институте знания по общей психологии и прочитанные в интернете статьи о межполовых отношениях. Уже тогда она знала, что не успеет сегодня приехать на работу вовремя. Но в процессе разговора с заплаканной подругой, они довольно скоро пришли к очередному витку понимания, что все мужики козлы, и оно как-то само собой получилось так, что Яковлев, благодаря своей гендерной принадлежности, тоже козел, и пусть он сам себе печатает и раскладывает по стопочкам своими козлиные бумажки.

Её воинственный настрой все еще тлел поутру, когда она бежала на каблуках за отходящей маршруткой, едва не подвернув ногу. И ей даже удалось его немного раздуть той вдохновенной и полной самоотверженности и праведного гнева речью, которую она с порога задвинула профессору, едва войдя в его кабинет несколькими минутами ранее. Теперь же, когда Яковлел был не просто соплеменником всех остальных похотливых и безответственных козлов, а таким статным, несмотря на свой возраст, спокойным и уверенным, и при этом таким ласковым и добрым даже в те минуты, когда он её отчитывал, Леночка почувствовала себя вновь не амазонкой, стоящей на страже всех представительниц женского рода, а маленькой нашкодившей девочкой. В такие моменты она замирала в каком-то странном чувстве, в котором перемешивались смущение, стыд, восторг и желание.

- Двенадцати, Карл! - произнес Яковлев, подражая словечкам, неоднократно слышанным им от студентов.

Леночка прыснула и улыбнулась, посмотрев на него из-под свисающей на глаза челки. Она все еще не решалась прямо посмотреть на него в упор, и смиренно ждала продолжения того, что она потом описывала подругам, как экзекуция. Увидев реакцию на свою попытку пошутить, Яковлев понял, что правильно подобрал интонации, что, безусловно доставило ему удовольствие. Он смягчился и продолжал.

- Я вполне отдаю себе отчет в том, что Вы - не кадет суворовского училища, а молодая девушка, и мне тут пытаться говорить Вам что-то о дисциплине настолько же бесполезно для нас обоих, как дарить чукче крем от загара, - он понял, что привел не совсем уместную аналогию, и пояснил, - у Вас абсолютно другая природа и другие потребности. И та дициплина, которая мужчинам необходима внутри, как встроенная функция, Вам, как представительнице прекрасного пола, вполне подойдет в виде внешнего устройства, которое Вы рано или поздно, я уверен, найдете в лице того молодого человека, которого решите осчастливить собой в качестве спутницы жизни. Поэтому речь не об этом.  Я вот только что хочу Вам сказать, Леночка...

Он остановился на секунду, прикидывая стоит ли ему переносить свой личный опыт на это молодое создание, стоящее сейчас перед ним и внимающее всему, чтобы он ни говорил. Конечно, выражение о дураках, которые учатся на своих ошибках, не стоило и выеденного яйца, когда речь шла о чем-то, кроме, скажем бизнес-моделей или какого-нибудь производства - то есть, четко регламентированных процессов. Все равно каждый наступает на свои персональные грабли и, только получив ручкой по лбу, удостоверяется в том, что совершенный им шаг приводит к неожиданным и нежелательным последствиям, несмотря на то, что его об этом предупреждали.

И все же, думал он, если он сейчас поделится с ней своими наблюдениями, то, быть может, однажды, когда у неё самой в голове созреет подобная мысль, ей будет, с чем её соотнести?..

- Не тратьте Вы свое время на всякую ерунду. - все таки продолжил профессор, - от этого Вам не будет ровно никакой пользы. Люди, за крайне редким исключением, не ценят того, что получают задаром. Ваши силы, ваше время - это самое ценное из того, что у Вас есть. У любого из нас. Оставьте Вы в покое чужие переживания и драмы, Вам от этого в конце концов становиться только хуже, поверьте мне. Я с этим работаю вот уже 35 лет, всякое повидал. И одно могу сказать точно: не лезьте Вы, Леночка, в чужие системы. Они вас щупальцами своими оплетут, как медузы и будут соки из Вас сосать - все эти ваши подруги и их ухажеры - потом с мясом придется отдирать. Вы же молодая, красивая девушка, умная и способная. Живите лучше своей жизнью, думайте больше о себе, любите себя и высыпайтесь лучше, чем по ночам чужие сопли вытирать. А то так, ей богу, ни в личной жизни, ни на работе ничего путного у Вас не получится.

Девушка смотрела в добрые серые глаза Яковлева, впитывая не только каждое его слово, но и тот мягкий свет, который они излучали, окутывая её, как она буквально физически чувствовала, теплотой и заботой. Она не знала, раскаивается ли она в том, что подвела своего руководителя, тем что опоздала в такой важный для него день, или, наоборот, счастлива от того, что из-за её опоздания он теперь проявил к ней столько внимания и участия.

- Да, и у меня из-за Вас…, - быстро произнес профессор, немного смутившись остекленевшего мечтательного взора юной секретарши, и решил закончил философствовать, - весь график нафиг. Заварите, мне, пожалуйста, чаю. Покрепче. Я, в отличии от Вас с раннего утра на ногах, и уже далеко не мальчик. Нам еще предстоит много работы сегодня.

Леночка вышла из сладостного оцепенения, в котором пребывала все то время, пока профессор её «распекал», и ответила:

- Конечно, Геннадий Евгеньич. Простите, этого больше не повториться. Спасибо Вам.

И, крутанувшись на каблуках, выбежала в приемную. При этом её русый хвостик смешно покачивался из стороны в сторону, напоминая о извечно переменчивом женском настроении.

#nowgetup, #brujoberman, #alexberman, #alexeyberman, #алексейберман, #однослово, #графикнафиг, #понеслась»
Графикнафиг

… totum se viam abiebat. - подытоижила она.

- Что, простите? - поинтересовался Яковлев.

- Это латынь. - быстро пояснила Леночка и затараторила в свойственной ей манере, словно бы боясь не успеть за скоростью своих мыслей. - Дословно означает «Все пошло по ****е». Фигурально выражаясь, конечно. Хотя, и не фигурально тоже.

Юная секретарша профессора Геннадия Евгеньевича Яковлева, доктора философских наук, действительного члена РАН, заведующего кафедрой одного из престижных столичных вузов и заслуженного преподавателя, ведущего, помимо прочего, исследовательскую деятельность в области психологии сексуальных отношений, а также являющегося практикующим семейным психологом, студентка второго курса Леночка Милославская с недавних пор решила для себя, что ей просто жизненно необходимо изучить хотя один из мертвых языков для того, чтобы достойно соответствовать высокому уровню её работодателя и по совместительству будущего научного руководителя. Выбор её пал на латынь, а все её обучение сводилось к тому, что она вступила в группу в контакте, где время от времени выкладывались картинки с нецензурными выражениями на латыни на все случаи жизни. Леночка ничуть этого не стыдилась, а наборот, считала, что такой взрослый и столь почтенный человек, как её «ментор», как она его называла, к тому же сексолог, будет вполне себе адекватно воспринимать употребление тех слов, которые, как ей казалось, напрямую связаны с предметов его исследований. Звучание же названия половых органов и различного рода производных от них на языке величайших мыслителей древности должно было, по её мнению, добавлять её речи столько неизгладимого шарма и профессионализма, что она ни на секунду не задумывалась о том, что это может быть хоть сколько-нибудь неуместно в разговоре с Яковлевым.

- Вы хотите сказать, что … - начал было профессор.

- Поматросил и бросил, - утвердительно кивнула Леночка, не дав Яковлево закончить мысль. - Нынешнее поколение абсолютно лишено каких-либо моральных устоев и элементарных понятий об ответственности, Геннадий Евгеньич.

Хоть самой Леночке и было всего неполные девятнадцать лет, она при любом удобном случае улучала возможность высказать о падении современных нравов и мельчании человеческих душ своему пятидесяти восмьи летнему начальнику.

Яковлев снял очки в массивной роговой оправе, положил их перед собой на большой дубовый стол, на котором, кроме современного компьютера, стояла также антикварная малахитовая чернильница с двумя дутыми стеклянными колбами под медными массивными крышками в виде полуобнаженных мужчины и женщины, тянущих друг к другу руки. Ореховая шкатулка, в которой он хранил бумажные письма и открытки, которые посылала ему старшая внучка из Южной Америки. И большая тетрадь в крокодиловом кожаном переплете, в которой он любил ежедневно писать хотя бы по полстраницы, чтобы совсем не разучиться писать в этот безумный век электронных технологий. Причем исключительно перьевой ручкой, подаренной в свое время Биллом Клинтоном.

Профессор внимательно посмотрел на девушку из под своих густых серебристых бровей: Леночка была стройна и красива. Прямая осанка и слегка вздернутый кверху носик на чистом и ясном лице, добрую четверть которого занимали выразительные светло-карие глаза, казавшиеся еще больше за большими очками, которые она предпочитала носить на работе вместо линз, во всем подражая своему кумиру. Светло-русые волосы, аккуратно забранные в хвост на затылке, который так смешно покачивался из стороны в сторону при ходьбе, напоминая ему о конных прогулкам, которые он любит совершать у себя в подмосковном доме по выходным. Скрещенные на высокой юной груди, плотно обтянутой строгой белой блузкой с пуговичками до самого горла, тоненькие ручки с крохотными, как ему казалось отсюда, золотистыми часиками на черном кожаном ремешке. На работу Лена ходила исключительно на каблуках, и исключительно в деловых юбках и блузках, которые, впрочем, не могли скрыть её прекрасной молодой фигуры, а лишь подчеркивали, и она это, разумеется, прекрасно знала, все те достоинства, которыми наградила её природа.

Обычно любые её разговоры с Яковлевым были похожи на ту суету, с которой обычно раньше заводили с толкача двигатель заглохшего автомобиля: Леночка успевала с десяток раз переместиться в пространстве рабочего кабинета профессора, выпалить с сотню другую по-разному эмоционально окрашенных слов, на которые тот едва успевал вставить хотя бы одно предложение, словно бурчащий, раздумывающий заводиться или нет мотор. И лишь когда Леночка наконец опустошала свой словесный запас и вставала вот так как сейчас, скрестив руки и немного выставив вперед левую ножку, Яковлев понимал, что это условный сигнал, возвещающий о её готовности перейти от атаки к обороне, и тогда, слегка откашлявшись, он, наконец, заводился и, подобно старому дизелю, начинал своим глубоким низким голосом вещать с высоты своих лет, опускаясь, порой, для лучшего понимания, на уровень этого юного, прекрасного, в чем-то наивного, но при этом бойкого и местами немного грубоватого, как ему казалось, создания.

- Видите ли Леночка, - начал свою речь профессор, - тот факт, что Ваша подруга рассталась со своим молодым человеком, не дает Вам абсолютно никакого права так безупредительно опаздывать на работу на целых три часа. И то, что Вы добровольно вызвались остаться с ней на ночь, выполняя для неё роль своеобразной жилетки - это исключительно Ваше решение, за которое Вы полностью и самостоятельно несете ответственность.

Леночка набрала в грудь воздуха и выставила перед собой руки, словно хотела поймать направленный в её сторону профессором мяч, желая парировать адресованный ей упрек в безответственности, но профессор не стал передавать ей инициативу: он завелся, и теперь его было уже не остановить.

- Поймите, Леночка, - говорил он, - если бы что-то случилось лично с Вами, я бы всегда смог понять Ваши обстоятельства и пойти Вам на встречу. Но здесь ситуация обстоит совсем иначе. Я Вас предупреждал за неделю, и еще не далее как вчера вечером, о том, что сегодня мне предстоит выступить с докладом на ученом совете, и что я собираюсь в ночь дополнить его данными, полученными из последнего исследования, и что Вам непременно надо быть сегодня на работе к восьми утра с тем, чтобы помочь мне распечатать и подшить все необходимые материалы в двенадцати экземплярах.

Леночка смотрела в пол, а руки её покорно висели вдоль тела. Она понимала, что подвела Яковлева. Она понимала это по пути на работу сегодня днем. И даже еще со вчерашнего вечера, когда поняла, что хочет остаться и попробовать применить на Маришке полученные в институте знания по общей психологии и прочитанные в интернете статьи о межполовых отношениях. Уже тогда она знала, что не успеет сегодня приехать на работу вовремя. Но в процессе разговора с заплаканной подругой, они довольно скоро пришли к очередному витку понимания, что все мужики козлы, и оно как-то само собой получилось так, что Яковлев, благодаря своей гендерной принадлежности, тоже козел, и пусть он сам себе печатает и раскладывает по стопочкам своими козлиные бумажки.

Её воинственный настрой все еще тлел поутру, когда она бежала на каблуках за отходящей маршруткой, едва не подвернув ногу. И ей даже удалось его немного раздуть той вдохновенной и полной самоотверженности и праведного гнева речью, которую она с порога задвинула профессору, едва войдя в его кабинет несколькими минутами ранее. Теперь же, когда Яковлел был не просто соплеменником всех остальных похотливых и безответственных козлов, а таким статным, несмотря на свой возраст, спокойным и уверенным, и при этом таким ласковым и добрым даже в те минуты, когда он её отчитывал, Леночка почувствовала себя вновь не амазонкой, стоящей на страже всех представительниц женского рода, а маленькой нашкодившей девочкой. В такие моменты она замирала в каком-то странном чувстве, в котором перемешивались смущение, стыд, восторг и желание.

- Двенадцати, Карл! - произнес Яковлев, подражая словечкам, неоднократно слышанным им от студентов.

Леночка прыснула и улыбнулась, посмотрев на него из-под свисающей на глаза челки. Она все еще не решалась прямо посмотреть на него в упор, и смиренно ждала продолжения того, что она потом описывала подругам, как экзекуция. Увидев реакцию на свою попытку пошутить, Яковлев понял, что правильно подобрал интонации, что, безусловно доставило ему удовольствие. Он смягчился и продолжал.

- Я вполне отдаю себе отчет в том, что Вы - не кадет суворовского училища, а молодая девушка, и мне тут пытаться говорить Вам что-то о дисциплине настолько же бесполезно для нас обоих, как дарить чукче крем от загара, - он понял, что привел не совсем уместную аналогию, и пояснил, - у Вас абсолютно другая природа и другие потребности. И та дициплина, которая мужчинам необходима внутри, как встроенная функция, Вам, как представительнице прекрасного пола, вполне подойдет в виде внешнего устройства, которое Вы рано или поздно, я уверен, найдете в лице того молодого человека, которого решите осчастливить собой в качестве спутницы жизни. Поэтому речь не об этом. Я вот только что хочу Вам сказать, Леночка...

Он остановился на секунду, прикидывая стоит ли ему переносить свой личный опыт на это молодое создание, стоящее сейчас перед ним и внимающее всему, чтобы он ни говорил. Конечно, выражение о дураках, которые учатся на своих ошибках, не стоило и выеденного яйца, когда речь шла о чем-то, кроме, скажем бизнес-моделей или какого-нибудь производства - то есть, четко регламентированных процессов. Все равно каждый наступает на свои персональные грабли и, только получив ручкой по лбу, удостоверяется в том, что совершенный им шаг приводит к неожиданным и нежелательным последствиям, несмотря на то, что его об этом предупреждали.

И все же, думал он, если он сейчас поделится с ней своими наблюдениями, то, быть может, однажды, когда у неё самой в голове созреет подобная мысль, ей будет, с чем её соотнести?..

- Не тратьте Вы свое время на всякую ерунду. - все таки продолжил профессор, - от этого Вам не будет ровно никакой пользы. Люди, за крайне редким исключением, не ценят того, что получают задаром. Ваши силы, ваше время - это самое ценное из того, что у Вас есть. У любого из нас. Оставьте Вы в покое чужие переживания и драмы, Вам от этого в конце концов становиться только хуже, поверьте мне. Я с этим работаю вот уже 35 лет, всякое повидал. И одно могу сказать точно: не лезьте Вы, Леночка, в чужие системы. Они вас щупальцами своими оплетут, как медузы и будут соки из Вас сосать - все эти ваши подруги и их ухажеры - потом с мясом придется отдирать. Вы же молодая, красивая девушка, умная и способная. Живите лучше своей жизнью, думайте больше о себе, любите себя и высыпайтесь лучше, чем по ночам чужие сопли вытирать. А то так, ей богу, ни в личной жизни, ни на работе ничего путного у Вас не получится.

Девушка смотрела в добрые серые глаза Яковлева, впитывая не только каждое его слово, но и тот мягкий свет, который они излучали, окутывая её, как она буквально физически чувствовала, теплотой и заботой. Она не знала, раскаивается ли она в том, что подвела своего руководителя, тем что опоздала в такой важный для него день, или, наоборот, счастлива от того, что из-за её опоздания он теперь проявил к ней столько внимания и участия.

- Да, и у меня из-за Вас…, - быстро произнес профессор, немного смутившись остекленевшего мечтательного взора юной секретарши, и решил закончил философствовать, - весь график нафиг. Заварите, мне, пожалуйста, чаю. Покрепче. Я, в отличии от Вас с раннего утра на ногах, и уже далеко не мальчик. Нам еще предстоит много работы сегодня.

Леночка вышла из сладостного оцепенения, в котором пребывала все то время, пока профессор её «распекал», и ответила:

- Конечно, Геннадий Евгеньич. Простите, этого больше не повториться. Спасибо Вам.

И, крутанувшись на каблуках, выбежала в приемную. При этом её русый хвостик смешно покачивался из стороны в сторону, напоминая о извечно переменчивом женском настроении.

#nowgetup, #brujoberman, #alexberman, #alexeyberman, #алексейберман, #однослово, #графикнафиг, #понеслась