Тариф Лайла

Организаторы демонстрации объявляли что-то в мегафон - автобусы будут перегонять на другую стоянку - но это было далеко, с другой стороны площади, слышно было плохо и я не подумал, что это относится также и к нам.

А потом я сильно отбился от "своих" - бегал с камерами по всей площади, много снимал и, наверное, выглядел заправским фотографом. По крайней мере, один солдат из оцепления указал мне на помост для прессы, откуда, конечно, снимать было бы удобнее. Я не стал ему говорить, что у меня нет аккредитации. Впрочем и без нее я мог снять все, что хотелось. От сидевшего в президиуме Ариэля Шарона, например, я был примерно в трех метрах. Меня удивило, что он без телохранителя.

Опьяненная общностью толпа раскачивалась в такт выкрикиваемым в мегафон кричалкам. "Тен ле ЦАХАЛ ленацеах", ревел хор в двести тысяч глоток. - Ты почему не кричишь? - Обратилась вдруг ко мне стоявшая рядом немолодая женщина. Сама она азартно во всем участвовала. - Я на работе, - ответил я коротко и сменил позицию.

По окончанию митинга я еще побродил по пустеющей площади, надеясь увидеть Авияда или кого-либо знакомого из его штаба, хотел отдать фотографии, но никто не попался. Побрел назад. На старом месте автобусов не было. Никого из "наших" тоже. В сумраке я увидел цепочку автобусов в самом конце улицы и пошел туда. Но оказалось, что это автобусы в Гуш-Катиф, то есть в обратную сторону. Я снова пошел на поиски. Но когда вернулся к началу улицы, там уже совсем ничего не осталось, было пусто. Иерусалим я совсем не знал, но помнил, что где-то дальше была тахана мерказит. Поправил сумку с камерами и пошел туда. В каком-то каменном туннеле, уступая дорогу встречной машине, я вдруг испугался: каменный мешок и никого рядом. Где-то за стенкой арабские кварталы... Пройдя еще немного, я увидел просвет в стенах и знакомый ландшафт - это был проход к Западной Стене. Чудное место, но сейчас я искал что-то другое. Мелькнула на минуту мысль вернуться назад - поехать в Гуш-Катиф. Не может быть такого, что не найдется доброго человека, который пригласит к себе в субботу путника. А потом, в моцей шабат, можно будет уехать назад. Но тут же испугался, что и эти автобусы могли уже уехать, тогда я точно останусь на улице. Тут на мое счастье, попалась молодая парочка, указавшая мне направление к автобусной станции. Вскоре я был там. Но радовался недолго: предпоследний автобус на Тель-Авив уже ушел, а последний сломался и не поедет. Кассир, правда, обнадежил меня, что должен поехать какой-то дополнительный, вне расписания - непонятно когда. Еще человек пять таких же неудачников томились в ожидании. Автобус, наконец, подали. Менее чем через час я был в Тель-Авиве. И понял, что только теперь началось самое интересное - закрыто было все. До утра. Я вышел на улицу. Обошел кругом. Людей почти не было. Даже проститутки не стояли на своих обычных местах. Поежился. Не хотелось вот так торчать посреди этого криминального района. И поэтому радостно бросился навстречу вывернувшему из-за угла такси. Оно охотно затормозило. - Что-то мне знакомо твое лицо, произнес таксист, высунув в окно помятую рожу. Мда. Это признание: таксисты ночью узнают меня на улице. Я пожал плечами. - Мне в Нетанию. - А ты знаешь, что сейчас тариф "лайла". - Что это значит? - Двойная цена. Мне показалось, что таксист издевается надо мной, но вариантов не было. Я сел и задремал, устав от впечатлений и беготни.

И вдруг, посреди дремы, вспомнил, что я тоже знаю его в лицо. Ну, да. Это было зимой. Моросил дождь. Мост на Нахалат-Ицхак. Какой-то наглый водитель прижал свою машину почти вплотную к перилам. Я с трудом протискиваюсь в оставшуюся щель и злобно бью рукой по зеркалу - оно складывается. Слышу, как сзади хлопает дверца машины. Потом торопливые шаги за спиной. Быстро оборачиваюсь. Таксист бежит за мной с перекошенной рожей. - Чем тебе помешало мое зеркало? Молча жду. Он подбегает ближе, видимо, выкрикивая какие-то проклятия или угрозы - на это моего иврита уже не хватает. Подходит вплотную. Замахивается. Я делаю выпад ногой, словно собираясь ударить его в пах. Он быстро отскакивает. Поворачиваюсь и иду дальше. Мне в спину раздаются еще какие-то возгласы.

Самые мои неприятные воспоминания связаны с этой улицей. На ней всегда случались какие-либо неприятности. Или, вот, Кирия. На остановке вечно полно солдат. Здоровых, мордатых, большинство выше меня. Почему-то все здоровяки служат при штабе. А тощенькие мальчишки - на территориях. И любимое развлечение этих амбалов - не уступать дорогу. Спускаться с узкой дорожки асфальта на трассу мне не хочется - движение здесь очень оживленное, тем более в утренний пик. Я сжимаю зубы и проталкиваюсь сквозь враждебную толпу, в которой хамят все, даже девушки. Но бывают дни, когда особенно не выспался и нет сил для конфликта. И тогда молча схожу вниз и иду по полотну дороги прислушиваясь, не едет ли кто сзади - успеть отскочить. Причин этой враждебности я не знаю. В разные дни в разное время на остановке, напротив "кирии" стояли разные люди, все почти в хаки. Почему им так важно было не пропустить спешащего на работу оле? Они демонстративно загораживали мне дорогу.

А тариф ночью, действительно, двойной. Я потом узнавал.