Симбиоз. Часть 5. Слуги. Глава 3

          Ветер дует уже четвертый день. Сильно метет только изредка, а в остальное время можно ходить к стене и заниматься другими делами. Однако такая погода весьма неприятна: песок попадает в глаза, сечет кожу и противно хрустит на зубах. Стены убежища мы подняли только на метр, и от ветра они защищают плохо.
          Зато Таа сплела веревку из ниток и полосок материи, протянула ее до самой стены, и мы смело ходим за водой и пищей.
          Все равно песок надоел, и в такую погоду в голову лезут дурные мысли. Зачем мы здесь? Может, наши предшественники, жившие на близлежащих скалах, умерли, и их высохшие тела лежат где-то недалеко, засыпанные песком?

          – Думаю, они просто ушли, – говорит Таа. – Дилт не так велик – за неделю можно его обогнуть и дойти до реки.

          А ведь и мы можем покинуть это неуютное место! Пустых бурдючков у нас накопилось много – если все заполнить водой, нам даже не унести такую тяжесть. А еда?  Никто не заставляет нас есть все зерно. Если каждый день откладывать понемногу, то накопить несложно. Набрать по мешочку, а потом двинуться в путь.

          – Так нечестно, – возражает Таа. – Дилт о нас заботится, а мы убежим.

          Вот и пойми этих женщин: из поселения можно было бежать, а отсюда – нельзя. Конечно, Дилт нас кормит, дает почти все, что у него просим. А вот хотим ли мы торчать на этой скале? Никто нас об этом не спрашивал.

                *   *   *

          С Дилтом у меня полное взаимопонимание. Конечно, никаких сложных деталей я ему не заказывал, но сделал он мне много. Поэтому и домик  у нас получился основательный. Крыша из костяных деталей крепка настолько, что по ней ходить можно. Дверь – занавеска из нескольких слоев материи – усилена планками из рога. Если поднимается сильный ветер, узкую дверь и маленькое окошко мы дополнительно закладываем мешочками с песком.
          В общем, мы обустроились и поняли, что заняться нам нечем. Началось испытание бездельем. Если вдуматься, такую проверку способны пройти не все семейные пары. Убери у мужа и жены детей, секс и домашние дела – что останется? Найдется ли у супругов еще что-нибудь общее?
          Мы с Таа к беззаботной жизни приспособились быстро, потому что кроме рассказов о себе, нашли совместные дела. Казалось бы, какие занятия можно найти в пустыне? Даже гулять вдвоем нельзя. Однако мы не скучали.
          Сначала любимая попыталась научить меня петь, но потерпела неудачу. Увы, тяжело заставить заниматься музыкой человека, которому медведь на ухо наступил. Зато ее песни я слушал с удовольствием и, благодаря им, вспомнил родной язык Таа.

          Затем пришло время письменности. Писать и читать мы умели, но я – на русском, а Таа, разумеется, по-своему. Однако разговаривали мы на едином языке, и решили, что и писать нужно на нем же. Нацарапали на стене домика русский и бабурянский алфавиты и после долгих споров создали единый, взяв за основу письменность Таа.
          Дальше стали писать на песке послания друг другу. Спорили, смеялись, но понимать написанное научились. Заодно знаки препинания освоили. У бабурян точек, запятых, тире и двоеточий нет совсем – вместо них ставят вертикальные черточки: одна черта – маленькая пауза, две – большая. Восклицательного знака тоже нет, вопрос они перевернутой каплей обозначают. Намного все проще, чем у нас.
          Дальше время арифметики пришло. На Тирте система счисления десятичная, как и на Земле. Пришлось придумать, только названия некоторых числительных на едином языке. Цифры я свои отстоял, потому что на Тирте нет единого написания чисел, как на Земле.

                *   *   *

          Наша площадка возвышается над песком на два метра, удобный спуск со скалы имеется всего один. По нему мы по очереди отправляемся то к скале, чтобы умыться и забрать еду, то по нужде к соседнему островку. Спуститься или подняться в этом месте я могу с закрытыми глазами. Собственно, я так и делаю и смотрю не под ноги, а по сторонам. Однажды из-за этого я чуть не упал.

          Тот, кто спускался по лестнице в темном подъезде, знает, что это непросто. Приходится либо идти очень осторожно, либо считать ступеньки. Опасно, когда предпоследнюю ступень принимаешь за последнюю. Нога, вместо того чтобы ступить на ровный пол, проваливается в пустоту. А если наоборот – тоже неприятно, пытаешься нащупать нижнюю ступеньку, а нога натыкается на непонятно откуда взявшийся пол.
          Сходное ощущение я испытал при очередном спуске на закате, после того как сладко выспался днем. Нога ударилась о препятствие, которого не могло быть. По крайней мере, его не было раньше.
          Мысль о камне, скатившемся сверху и застрявшем именно на спуске, оказалась неверной – это была плоть Дилта, которая на ощупь показалась мне даже мягче, чем стены внутри узлов.
          Я сразу же вспомнил первую "картинку", показанную мне Дилтом:  по тропинке тянется толстое щупальце, а на его конце вырастает новый узел. Здесь отросток монстра пробрался не по поверхности, а под слоем песка. Впрочем, я мог тогда и не понять объяснений огромного существа, и щупальце способно проникать сквозь скалы.

          – Дилт, – подтвердила Таа, глядя сверху на появившийся наплыв. – Получается, мы были приманкой для него.

          Первое, пусть даже необдуманное предположение нередко оказывается верным. Других причин нашего пребывания на скале я не увидел.
          Появившееся препятствие, напоминающее куб со стороной в полметра, особых неудобств не причиняло. Через сутки плоть разошлась в стороны и превратилась в двухметровую нашлепку на основании нашей скалы, высота и толщина остались прежними.
          В последующие дни посланец Дилта окружал скалу, пока не превратился в кольцо вокруг нашего островка. Дальше нарост стал увеличиваться в высоту – плоть полезла вверх.

          – Скоро мы не сможем попасть домой, – заметила Таа.

          Я заказал Дилту поперечины из рога и сделал веревочную лестницу. По ней мы спускались или поднимались и убирали ее, когда она была не нужна.
Однажды утром я забыл поднять лестницу, и мы спокойно завалились спать.

          – Он съел лестницу, – пожаловалась Таа, которая пошла было по нужде, но отказалась от своего намерения.

          Передумать было немудрено: нижние перекладины, соприкасавшиеся с плотью, исчезли, веревки всосало в нарост. Пришлось обрезать лестницу и опускать ниже – благо, я сделал ее достаточно длинной.
          Казалось бы, ничего страшного: я не убрал лестницу – совершил всего лишь небольшую ошибку. Впредь буду внимательнее, и подобный случай не повторится. Однако я прекрасно помнил, что в узлах Дилт оставался равнодушным к посуде из рога и никогда не трогал нашу одежду. Он собирал пыль, мусор и отходы, но никогда не ел то, что сделал сам. Здесь же это произошло.
          Пожалуй, так могут сожрать и нас. Может, пора бежать отсюда? Как бы потом не оказалось поздно.
          И вновь Таа категорически отказалась. Правда, в этот раз речь не шла о честности и порядочности.

          – Мне интересно, что будет дальше,  – сказала любимая.

          Я не стал говорить, что чрезмерная любознательность была причиной множества трагедий. Почему? А мне самому было интересно!

          Светло-коричневая плоть уверенно лезет вверх. Спускаясь и поднимаясь по лестнице, мы прикасаемся ладонями к живой стене.

          – Щиплется – он хочет меня съесть, – почти нежно говорит Таа.

          Этот монстр сожрет нас, стоит нам только зазеваться, а она сообщает об этом с улыбкой. Все-таки странная женщина мне досталась.
          Впрочем, опасность не так велика, как кажется: у отростка Дилта нет ни лап, ни зубов – главное, не спать на нем.
          Каждый раз, когда я подхожу к большой стене, ограждающей взрослые узлы, я вижу картинку:  мы с Таа находимся в центре нашего островка – значит, это важно.
          Может нас и должны съесть? Неприятно ощущать себя чьей-то пищей.