Проститутки

                ***


Галина Сергеевна кротко стояла у широкой бурой доски, скрестив тяжелые руки на груди. Студенты временами поглядывали на профессоршу, умудряясь при этом что-то шепнуть друг другу на ушко, или передать через соседа зеленые вырванные листочки.

Схватившись за голову, Гена Горевщиков пытался сложить непослушные числа; Валя Зеленая грызла ручку, глядя на Сашу Вольного; Корень посмотрел на доску, пробормотал себе под нос, и, уставившись в тетрадь, начал аккуратно выводить каждую цифру…

- Горевщиков! – на всю аудиторию крякнула Галина Сергеевна.
- Да, Сергея Галиновна?! – вскочив с места, отозвался Гена.

Раздался сытый дурашный хохот. Галина Сергеевна раз топнула ногой, посмотрела на Горевщикова, и, поправив очки, спросила холодно:

- Расскажи мне «Четность тригонометрических функций».

Гена посмотрел на нее, сжал бледные ладони в кулаки, и взглянул на снующиеся по кабинету глаза Архимедов и Ньютонов, изображенных на старых желтых портретах.

- Синус и косинус… ну он… это… - начал мямлить Гена.
- Так, стоп! - остановила его Галина Сергеевна. – Платон! – Корень поднялся. – Расскажи!

Корень посмотрел на Гену, вышел точным шагом к доске, и, кинув глаз на Галину Сергеевну, гордо поднял подбородок, поправил очки, и…

Разволновался утром Синус:
- Ну что за жизнь? То плюс, то минус!
И хоть бы что-то изменилось!
До боли каждый день знаком! – начал Корень.

Профессорша поглядела на Платона, и, выпучив бешенные каштановые глаза, решила наказать его, но тут раздался голос всех сорванцов-мальчишек:

Не буду больше гнуть я спину!
Без промедленья в море ринусь!
Пройду сквозь грозную пучину
И стану храбрым моряком!

- Что? – потеряв дар речи, спросила Галина Сергеевна.
- А вот что! – ответил Корень, встав на стол преподавателя. -

Два, пятнадцать, сорок два,
Сорок два, пятнадцать
Тридцать семь, ноль восемь, пять -
Двадцать! Двадцать! Двадцать!

Семь, четырнадцать опять!
Двадцать, ноль, тринадцать,
Тридцать семь, ноль восемь, пять -
Двадцать! Двадцать! Двадцать! – продолжил юркий хор студентов, бешено швыряя тетради в спины однокурсниц и срывая с тучных шей синие колючие «реки».

Корень улыбнулся, высунул язык и напыщенно сунул руки в карманы своего пиджака; Галина Сергеевна выпучила бурые глаза, и, прислонясь к стене, присела на пол…

                ***

Нудным бессердным тоном, проходя медленно вдоль широкой доски, и глядя в пол, Семен Семенович выговаривал сквозь пожелтевшие зубы тяжелые чугунные слова, разбирая каждое по закисшим слогам.

- Карнэ (багровый)…
- Карнэ, - вторили нудному голосу студенты.
- Линдэ (песня).
- Линдэ…
- Ломэ (сумерки).
- Ломэ…
- Рэна (край).
- Рэна…
- Фанна (туча).
- Фаннэ…
- Нет, нет, нет, ребята… на «фаннэ», а «фанна»!
- Фанна…
- Очень хорошо. И-и-и еще раз: Карнэ…
- Карнэ…
- Молодцы, - похвалил их Семен Семенович.

Студенты сидели смирно, провожая мельтешащийся серый профиль профессора.

- А теперь все вместе: Умма мятен рав-ве, та тулува алле (Не ищи неприятностей, они сами найдут тебя)…

«Анархисты» обратили свои юные табачно-зеленые глаза на Семена Семеновича, который витиевато улыбался им кривыми зубами. Их тяжелый взгляд упал в клетчатые тетради, и все вместе глубоко вздохнули…

                ***

- Согласитесь, дорогой мой, что ваша идея с субботником в парке, слегка, ну, абсурдна? – пролепетал Семен Семенович, допивая крепкий чай, мутно вглядываясь в лицо молодому учителю, Константину Юрьевичу.
- С чего вы так решили? – сунул в карманы штанов тяжелые косматые руки.
- Ну вот, взгляните на этот парк…

Вдруг в кабинет ворвался мужчина с торными черными волосами, низкого рядового роста. Его бешенные карие глаза цоколи но стенам аудитории, а кудлатые лохматые руки находились на уровне сильной груди, будто что-то держали. Он хрипел что-то про себя, шало мотая головой.

- Это не люди, это… это… я не знаю… я не понимаю как еще назвать этих тупых ублюдков, - начал он, медленно подступая к столу.
- О ком вы, Саг Вайсагович? – спросил Семен Семенович.
- О студентах, хотя и студентами их назвать-то не просто, - продолжил он, расчесывая смуглыми пальцами густую бурую бороду.
- Не понимаю…
- Мля… Семен Семенович, ну вы-то понять должны были сразу… я тут, понимаете ли, стараюсь для них, пытаюсь чему-то научить, время на них свое трачу, а они что? Хрен с маслом! Вот что! – показал он непристойный жест рукой, а не пальцем!

Семен Семенович начал пиано смеяться, прикрывая синий рот ладонью.

- Для них хоть горы сверни, они тебе ничего скажут… ни спасибо, ни пожалуйста! Иду по коридору, и слышу, о вас говорят: «он ничему не учит! Его пары скучны! Надоели его эти слова!» Да это же крысы натуральные! Что им еще надо? Вы чего смеетесь?
- Простите, Саг Вайсагович, простите…
- Что простите? Это вроде как не смешно!
- Не смешно, это правда! Только поймите меня, дорогой мой, как бы вы не старались для них, они ничего не поймут! Это студенты – а значит, кроме максимализма и анархизма от них ничего не получишь.
- Да сунуть им их этот максимализм, алкоголизм, хренизм в ж…
- Саг Вайсагович, этого не изменить! Они такие! Студенты – это проститутки! Пришли, пару провели, и идите домой к семье, как это делает Константин Юрьевич, или я -  меньше пагубы и нервов.
- Ну не мое это! Я хочу что-то дать им, хочу донести им, что в этом мире без дисциплины никак…
- А раз хотите, закройте рот, развернитесь к двери, идите и учите их, а не нойте, что они твари последние! Без этого никак не будет! Раз решили помочь им – лучше делайте это с улыбкой на лице, а не с матом во рту! Проститутки всегда будут, всегда! Но среди них есть и те, кому вы будете нужны!