Дорогами жизни, дорогами войны...

                Память сердца…
                ДОРОГАМИ ЖИЗНИ, ДОРОГАМИ ВОЙНЫ…

Его уже давно нет со мной. Отец ушёл из жизни весной 1991 года. Ему шёл 71-й год…
Стоял шестой день начала весны. Установилась тёплая и солнечная погода. Март как-то сразу приступил к своим обязанностям, и перемены вокруг заявили о себе в полную силу. Снега окрасились в разноцветные краски, наполнились влагой, запестрели лужицами и небольшим ручейком возле дома. К вечеру они покрывались хрустящим ледком, а на следующий день всё повторялось.

Отец почувствовал в себе недомогание несколько лет назад, тогда он впервые не встал с кровати, и мы пригласили на дом медика. Это была молодая девушка, которую направили в наш посёлок после окончания медицинского училища. Фельдшер привычно смерила давление, поинтересовалась о температуре, что-то выписала из медикаментов, которые были доступны для села, и ушла.
А мы с мамой заволновались. Несколько месяцев назад из посёлка уехала, выйдя замуж и родив двоих детей наш опытный «лекарь» Тамара, и теперь многие поговаривали, что молодёжь надолго задерживаться не станет. Так на самом деле и получалось.

                Люди были отзывчивее...

Жизнь на селе всегда была трудной: день здесь расписан по минутам: в 4-5 утра подъём, чтобы отправить корову в стадо, несколько минут отдыха и снова работа.
Большую часть времени занимали огороды. Подготовка семян, земли под посадку, затем посевная работа, потом прополка, окучивание, а в последние годы новая напасть – колорадские жуки. Мама повсюду успевала, но и без папиного плеча не обходилось.

Небольшая передышка в несколько дней, и начиналась заготовка кормов на лугах и лесных полянах. Сенокосная страда – это целая наука, где никогда не было мелочей. Ранние подъёмы, дорога в несколько километров, погода, тревога о том, заготовишь ли сена на своём наделе в полной мере или придётся отправляться  ещё куда-то на поиски.

...Проезжая сегодня  знакомыми местами, я обращал внимание на заброшенные поля, на одичавшие луга, на поросшие бурьяном огороды. А в те годы это всё работало. Наши сенокосные наделы представляли собой «колхозы» из нескольких семей, и в этом мы находили добрый знак. Коллективный труд объединял людей, мы дружили семьями. Мы не ждали предложений и просьб о помощи, а едва увидев человека, нуждающегося в помощи, шли к нему на подмогу всем миром.

Помню, как однажды у соседей – пожилой супружеской пары – загорелся стог с сеном. В нашем клубе прервали показ интересного фильма и все от старого до малого навалились на устранение пожара. Он никому не угрожал, но люди восприняли эту беду как  свою, собственную. Сено в несколько тонн пылало жаром, до строений с живностью несколько метров, но отстояли, выстроившись в дружный ряд и подавая из рук в руки вёдра с водой из ближайших колодцев. Пожарная машина из районного центра прибыла под утро, но пожар уже ликвидировали.

                Люди были отзывчивее и много добрее…

У другого соседа по нашему большому дому отравилась корова. И снова работа по её спасению нашлась всем. Животное страдало, ложилось на землю, а мы поднимали её руками и насильно заставляли двигаться. На этот раз даже приезд ветеринара не потребовался.

Вспоминаю эти годы и ловлю себя на мысли: «А ведь всему этому никто никого не учил». Знаний мои земляки набирались из опыта прожитой жизни.
Почти через дом жил тот или иной мастер. Плотник, печник, костоправ, строитель, были свои «агрономы», «Мичурины», «ветеринары» и даже «хирурги». Одним словом, помощь человеку и животному могли оказать в любую минуту. Жизнь проходила трудно, в постоянных думках и заботах, но размеренно и спокойно. Родители отправляли своих детей на учёбу в город с лёгкой душой, и мы в свои 15-17 лет становились самостоятельными в хорошем понимании этого слова.

К этим годам мы уже многое умели, приобщаясь к труду  с малых лет. В том, что старшие тебе что-то доверяют, была даже какая-то гордость. Дети были более открытыми. Не было зависти к тем, у кого жизнь складывалась более удачно, да и не было в нашем посёлке таких семей, где стремились к роскоши. Первый телевизор появился у соседа Алексея, живущего через дорогу, и мы, мальчишки и девчата, приходили смотреть фильмы целой ватагой. Расположимся на стульях, лавках, полу и переживаем за героев с распахнутыми глазами.

Мы всё знали друг о друге. Построили новую школу, и учителем по труду назначили Андрея Михайловича. Мужчина знал и умел больше любого другого с дипломом и образованием. Он нам доверял, а мы с радостью отправлялись в домик в центре посёлка, где набирались навыка в работе с молотком, топором, пилой, рубанками, в работе с деревообрабатывающими станками, на пилораме. Ученикам постарше было доверено обшивать стены классов фанерой, утеплять потолки, ремонтировать парты, готовить площадки для футболистов, баскетболистов, теннисистов и других любителей спорта. А главное, наш Михалыч умел найти подход к каждому, и не было более строгого наказания, чем то, когда за то или иное непослушание на уроках мужчина не допускал к своим занятиям. Купленные лыжи и коньки нам были  часто недоступны, и мы изготовляли их сами.

Учились у преподавателей, родителей, соседей… Историю села, района, судьбы людей и страны мы узнавали сначала дома, а потом уже из учебников, книг и в школе. Мы знали, что среди нас живут ветераны, которые несут в себе частичку этой истории, и к нам на уроки приходили живые свидетели этих событий. Мы, таким образом, учились патриотизму и всему тому, что делает человека человеком. Мы рано узнали цену заработанного рубля, знали, как трудно далась Победа.
Наш район был полем сражений с фашистами целых два года. Нет села, где бы ни было братской могилы. За ними тогда вели уход не по принуждению и в канун праздника, а по велению души.

                Ничего случайного…

Отец был умельцем на все руки. Наша семья жила всегда экономно и бережно. Когда у кого-то случалась беда или требовалась помощь, в посёлке знали: постучи в последнее окно в любой час ночи, и тебе протянут руку такой помощи.
Отец был молчуном по натуре, домоседом, всегда готов был остаться на домашнем хозяйстве, а мама брала на себя дальние и ближние поездки.

Вспоминаю жизнь своих родителей и прихожу к мнению, что ничего случайного в судьбе человека не бывает. Мама родилась в маленькой тверской деревушке под Торопцем. Пашково... В 15 лет двоюродный брат Андрей взял девчушку к себе на работу. Рослая, сильная и выносливая: маме приписали год, чтобы она выглядела старше.

 «Твой хлебушек будет с «медком!» - говорил Андрей. Знал, что говорил: работа на военном складе требовала осторожности, большой физической выносливости и ответственности. Перед тем, как приступить к обязанностям, ознакомили с инструкцией, заставили поставить роспись. Инструкция напоминала воинскую присягу. Выдали специальную одежду, подошвы на сапогах были пробиты деревянными гвоздями. Ящики со снарядами весили по 12-16 килограммов. Их следовало осторожно вскрыть, снять со снарядов взрыватели… 

Не обходилось и без трагедий: муж и жена применили для скорой работы гвоздодёр. Прогремел страшный взрыв.

Хлеб с «медком»... Лёгкого хлеба в жизни моих родителей никогда не было. В 19 лет мама по комсомольской путёвке попала на стройки Ленинграда, выучилась на каменщика. Потом - курсы медсестёр-воспитательниц: мама очень любила детей. Всё это вечерами, в свободное время. Начав изучение стрелкового оружия в Торопце, получив первые навыки по оказанию пострадавшим медицинской помощи, мама занятия в Ленинграде продолжила. Получила значок «Ворошиловский стрелок». К лету 41-го она уже в знала устройство винтовки, пулемёта, метко поражала любую мишень, научилась обрабатывать любую рану, не боясь крови. В марте 1940-го перешла на работу в детский сад на проспекте Майорова.

Июнь 41-го... Известие о начале войны застало маму в Гатчине, куда они выехали на отдых с детьми. Началась поспешная эвакуация, и детский сад с детьми от 3 до 6 лет оказался в Карабаше, Челябинской области.

Мама принимает решение и добровольцем уходит на фронт.
Расставание с друзьями и детьми было трудным. Из уральского городка на фронт в ноябре 41-го ушло две девушки, но в Москве строгая медицинская комиссия признала годной только маму. Переподготовка в несколько дней, и на фронт - наводчиком станкового пулемёта. Женщина за пулемётом - это была большая редкость.
«Идём по территории Смоленской области, всё предано огню. На месте жилых домов - высокие кирпичные трубы, ни единой живой души.. Обогреться негде и нельзя: враг рядом. Разгребём снег, набросаем еловых веток, чтобы не примёрзнуть к земле. Укроемся шинелями... Мороз под сорок...».

 Часто думаю, выдержала бы такие условия сегодняшняя молодёжь?
Уже в наши дни у меня возникнет желание найти в Карабаше детский сад под названием «Дети Ленинграда». Мама назвала фамилии сотрудников, имя заведующей, ребятишек, которые запомнились.

Написал на администрацию города, завязалась переписка. Нашими воспоминаниями заинтересовались местные следопыты, было собрано много документов. Сам детский сад уже не существовал, но нашлись его воспитанники. Уже в первые месяцы войны многие из них потеряли близких, которые ушли из жизни в блокаду - от голода, бомбёжек и болезни. Сирот забирали в чужие семьи...

 А потом нам сообщили, что состоялась первая встреча детей Ленинграда, которые на Урале обрели вторую родину.

 Отец родом из Калужской области. Потеряв зрение на один глаз в  16 лет, он был освобождён от действительной службы.

Из родного посёлка Думиничи отец уходил в холодную ночь декабря 41-го. Партизаны совершали дерзкие вылазки: взорвали мост через реку Жиздру, сожгли несколько немецких вагонов с боеприпасами и горючим на станции Думиничи, сожгли комендатуру с документами.

И фашисты залютовали: расстрелы, казни, ужесточили комендантский час.
А отец принимает решение: на фронт.
Но найти отряд народных мстителей «За Родину» не удалось. В отдалённой деревушке за Чернышеном отец постучал в окно занесённой снегом избушки. Передышка в несколько часов, и снова десятки километров на пути к линии фронта. Голодный, замёрзший, отец вышел к своим под Тулой.

А потом бои по освобождению родной калужской земли. В первых числах апреля 1942-го года большая часть района была освобождена. Из всего посёлка Думиничи остался единственный дом, который стоял в стороне от центральных улиц. Первое ранение – под д. Ясенок. Первая награда – медаль «За отвагу». Долгим было освобождение родного района – 26 июля 1943 года! Второе ранение оказалось тяжёлым и потребовало более длительного лечения…

С мамой отец встретился в госпитале под Гжатском в 1944-м. Им этот день был словно кем-то приготовлен. Из батальона выздоравливающих мама должна была уйти в запасной стрелковый полк. А оттуда - снова на фронт. Но в самый последний момент выяснилось, что в столовую требуется официантка. Выбор пал на Евдокию.
 В госпиталь поступила новая партия раненых. Среди них был отец: осколок фашистского снаряда перепахал правый бок. Ранение оказалось тяжёлым, отец длительное время мог спать только сидя.

«Петя, мы за тобой! В столовой появилась новенькая! Боевущая! Самый раз для тебя! Мы тут и цветов нарвали!».
 Отец был «дичком», немногословным, но тут друзьям по госпиталю уступил...
С этих пор мои родители уже не расставались. Дошли со своим 202-м запасным стрелковым полком в составе 3-го Белорусского фронта до Кенигсберга. Где 9 мая 1945 года стали мужем и женой...

Что это?

Судьба!

;  ;  ;
После первого признака тяжёлой болезни у отца прошло несколько лет. Недуг то отступал, то снова набирал силу. Но едва становилось легче, отец вставал и принимался за привычную работу. Он всегда имел в себе такой большой запас мужества и выносливости, такую жажду жизни, которые помогали ему и в годы войны, и тогда, когда мои родители сменили солдатскую шинель на гражданскую одежду.
Пройдя дорогами войны, отец сохранил в себе мягкий и отзывчивый характер. Он умел работать на земле, ладить с соседями. Уйдя от нас, он оставил нам свой главный дар, который будет помниться всегда….