Зверильня

«ГРАЧИ УЛЕТЕЛИ»

     Занесла меня нелегкая судьба в 1975 году на Зверохозяйство. Держали и разводили здесь зверьков с ценным мехом – песцов, чернобурок и разных пород норок. В народе это предприятие получило название: ЗВЕРИЛЬНЯ.
    - Пушнина - это мягкое золото! – вкрадчиво объяснял директор причину массового истребления грачей.  –  Валюта! С научной точностью подсчитано:  каждый грач в день ворует у зверюшек и проглатывает до 100 граммов кормов. А это  300 килограммов – тракторный прицеп! -  высококалорийной пищи  с витаминными добавками! 
     Так была дана санкция на отстрел вороватых птиц. С развитием Звероводчества  в нашем городке, грачиная колония умножилась до 3-4 тысяч особей. Гнезда грачи вили на вековых березах старого городского  кладбища. И точно в одно и то же время, ровно в полдень, черная грачиная стая с диким карканьем снималась с насиженного места.  Покружив над городом и сбившись в хищную крылатую банду, похожую на лягушиную икру, точно «Юнкерсы», грачи устремлялась к шедам, в которых  ютились беззащитные носители мягкого золота. Настолько зверюшки были запуганы и заклеваны бандитами в перьях, что даже полярные песцы трусливо жались в своих домиках, не смея притронуться  к вкусному корму. К тому же, птицы разносили специфические болезни – начался падеж поголовья пушного стада.
     - Бух!... Бах!... Трах!... – стало разноситься ружейная пальба по всей округе.
     Это открыли стрельбу добровольцы из рабочих-алкашей. Платили им по 10 копеек за грача. В день набегала приличная сумма (100х10 = 10 рублей) – можно было «наколотить» на две бутылки  водки! На бутылку, в конце-концов! Кто-то довольствовался и четвертинкой...
     И наступала тишина! Основная масса грачей с испугу сидела в гнездах на кладбище.  Подстреленных птиц бросали в гигантскую мясорубку, которая была способна переработать в мясной фарш ЦЕЛУЮ бычью тушу! А директор прятал ружья и ждал проверяющих инспекторов из общества защиты природы. Действительно, приезжал на УАЗе  кто-то из районного общества, получал в подарок шкурку песца или чернобурки, и все повторялось вновь.
     Мы понимали, что рано или поздно это истребление илотов должно будет закончиться весьма печально. И точно! Однажды в разгар сатурналии был убит один из снайперов – Миша Беззаботный. Подстрелил его напарник, с которым они подрядились вести отстрел прожорливых перелетных птиц, которые, кстати, собрались лететь в Южное полушарие.
     Теперь о нравах и обычаях Зверильни. Надо сказать, за всю свою жизнь ничего подобного мне наблюдать и переживать не приходилось. А довелось мне в Баренцево море ходить курсантом мореходки на траулерах Мурманского тралового флота. А это -  и драки с поножовщиной, и нередкие случаи исчезновения людей: «в шторм смыло за борт»! По военной журналистике, я – Ветеран боевых действий. Побывал в горячих точках!
     Самое престижное  место на Зверильне – это холодильник.  Настоящий Клондайк для Сто Первых! Так называли тех, кто отсидел свое, но жить в столице не имел права. Все они были в наколках: «Звезды»,  «Церкви», «Пауки» и вся энциклопедия лагерной тату. Работали исключительно грузчиками. За глаза их прозывали «Синюшными». Мясо, свежемороженая рыба и субпродукты – всё было высшего качества.  Этими деликатесами брезговала моя теща. И зря! 
     - Зверюшек надо кормить, как малых деток! – пояснял свою озабоченность качеством сырья главный зоотехник. – Они в неволе живут!
     Грачами в человеческом обличье были работники Зверильни. Существовало немыслимое количество способов умыкнуть продукты питания с холодильника, где я работал рефрижераторным механиком. Тем более, Зверятник располагалась в пригородном лесу. Десятки тайных лесных и овражьих троп вели в окрестные деревни и окраинные дома города. Люди с блатным прошлым имели бесценный опыт по реализации государственного и кооперативного имущества. Милиция тщетно сидела в засадах и устраивала внезапные обыски. Впрочем, попадались женщины – звероводы. И те научились прятать говяжью и свиную вырезки в нижнем белье.
     А главное – директор прибыл из Сибири, где руководил крупнейшим в стране пушным зверосовхозом. И они договорились: он ничего не замечает, а Сто первые не воруют НИ ЗВЕРЬКОВ, НИ ГОТОВЫХ ШКУРОК! (O tempora! O mores! - О времена! О нравы!).
     И всё шло по заведенному кругу до какого-то определенного момента, когда вдруг в среде Сотых начинались только им понятные разборки. Под водочку лилась из носа  кровь, и порезанных зеков увозили в травматологию. К ним с этим лучше было не соваться, как они не лезли в наши комсомольско-партийные дела.
    - Клуха… Мишу Беззаботного завалил! – разнеслось в воровской среде.
    Вздумал Беззаботный под шумок, благо во время отстрела,  на территорию содержания зверьков никто не смел и носа сунуть, нарушить Табу – взять из шеда породистого самца-норку. Спрятался от Клухи, а тот крутится, вертится. Слышит сзади, над ухом: «КАР-Р!»  Клуха и выстрелил! А это Миша Беззаботный каркнул. От смущения, что «Взял»!
     И Миша, и Клуха пришли,  неизвестно откуда. Неизвестно, где и у кого, в какой деревне  они жили. Оба неожиданно  и тихо пропали. Ружья были все на месте. Прошло тридцать пять лет. Давно исчезла кладбищенская городская колония грачей – не стало былого пушного величия и самой Зверильни. Встретились мы как-то с бывшей, тогда молоденькой, кладовщицей. Запомнилась она одной фразой тех давних времен:
     - Фарш, что скотины, что человека – одинаковый!
     И вспомнил я, что однажды она прекратила брать с кормоцеха мясной фарш. А  на Зверохозяйстве прекратился отстрел грачей. Теперь, после многих житейских испытаний, после ее пронзительного взгляда, когда я пытался завести с ней разговор о былом, я все понял.