Гнатюк эшелоном

                Подарок для Би - Би - Си
     Мы патриоты пластмассовых нервов, кунжутным лиманом уткнувшись в плечо, открываем зубами консервы, чуя в очке горячо, словно маршалы жопно топочут мостовой и проспектом столицы, разнося и полномочно опухшие потные лица. Одевая калоши Чуковским мы потупчики древних кострищ, как восставший из ада Твардовский, коммунист, комиссар, людодрищ. Симбиотный мутант скотобазы, маразматно шагающий в ногу, циферблат электрической фазы, отрыжистый привкус изжоги. Маалоке молоки молочной селёдки, конопатой киянкой по жабрам, земельно, как Гиркин и Поткин, для рифмы : неведомый бамбр. Тот бамбр, что гулом наполнит заводы, удвоив, утроив зенитные трассы, газеты и пароходы, оптимистичные злостные массы, массивно шатаясь простором лужаек, копытно громя остаточных ненцев, вкус булок, буханок и саек, обменных на стройке у немцев. Они возводили мартены и домны они возводили, Чебурашка и яростный Гена мимо в кабак проходили. Ножики карманно у их, в ушах : прививка от оспы, ох...ый выходит стих, нет рифмы, значит : пы. Я Гамлетом Любимову в рыло полирую вчерашний абцуг, товарищ, не проходите мимо, даже если вы Гнатюк.
     Кудрявый такой и веселый Гнатюк, в полосатых штанах в обтяжку, шляпа какая - то дикая на затылке, будто гвоздиком прибита, вот - вот свалится, упадёт, но нет, шалишь, не из таковских культурный обмен железобетонных Вампиловых, вылезших из узкого горлышка бутылки из - под портвейна. Там на дне - биомасса из выжатых виноградин Дербента, густая и сиреневая, с запахом еловых иголок, притаившихся за плинтусом с Рождества тридцатого года, помнится, тогда еще по радио сказали, что успехи и головокружения никак не связаны, и вот из этой вот х...ни, из осадка, то есть, и вышли плотной шеренгой Вампиловы, все на одну рожу, герои и ветераны. Идут. Молча. Дышат туманом. Помнят о славе КПСС. Забыли про Крым. Гордо. Строго. Красиво, как кусочек говна. И тут - х...як ! - навстречу Гнатюк.
     - Чо такое, парни ? - гнусаво спрашивает Гнатюк, вынимая пачку папирос из полосатых штанин.
     - А ты ледоруб пробовал спиной сутулой от недоедания ? - режет его вопросом встречным, как бой под Прохоровкой, один из фронтовиков, единый и неделимый кулак и подкулачник частичных перегибов на местах. - Ты в часовых мёрз от лаптей каменных ? Ты в прорыв вводил вшу и гниду ?
     Шатается Гнатюк, осознавая ущербность буржуазии, достаёт подкожную пятихатку и поит Вампиловых водкой. Пьют, кашляя и сморкаясь. Заедают ранними тополиными листочками, проклюнувшимися на Линден - аллее. Курят. Потом обнимаются и бацают греческую народную песню с танцем. Под эту божественную мелодию маршируют негры Гая Ричи, рычат православные мотоциклы, раздуваются жабами антифашисты из Администрации Президента всех Республик, Ленины висят на растяжках рядом с Николаем Угодником, седобородым и опасным, будто Шендерович. Визжат реактивные миномёты, шашлыки дымят, спортсмены ликуют, фотомодели вспоминают многочисленные члены, усосанные за нелёгкую карьеру Примадонны, из подвала выглядывет майор Безруков и политрук Дюжев.
     - По фашистскому гаду, - протяжно командует майор, пряча Пушкина френчем, - агонь, батяня вомбат !
     Дюжев жилится и выпускает из зада Пореченкова с бровями. На бровях стоит небольшой домик. В нём сидят и пьют чай за круглым столом дворяне Елены Соловей. Смеются негромко, играют на пианинах, одергивают кисейные подолы и закатывают глаза. Аааажжжжжж. Ништяк, бля.
    Фрррррь ! Самолёт, сука, летит сверху. И переполняет тебя доблесть, будто увидел ты воочию Ли Харви Освальда и разлетающийся во все стороны отсутствующий мозг вождя и стратега.
    А в Австралии всё наоборот. И это ох...но. Это просто счастье : не видеть всей этой срани.