Эпизод 7. Брунн

Приближался очередной период обострения. Марсель напомнил мне то, о чем я его просил, - то, о чем должен был напоминать всегда. Я собрал вещи и готовился перебраться в гостиницу на пару дней. Неожиданно Эрнест снова позвал меня с собой, как уже делал однажды, причем на сей раз я решил не отказываться от предложения и поехал в Брунн раньше, чтобы присмотреть себе номер. Мы остановились напротив ярко освещенного здания. Играла легкая музыка, повсюду раздавался журчащий смех, в воздухе сильно веяло ароматами цветочных духов и вина. Кое-где через приоткрытые окна слышались голоса. Эрнест торопливо натягивал перчатки, явно довольный, что сегодня мы добрались сюда быстрее, чем обычно, - то есть, нежели когда он приезжал в город один или с кем-то из приятелей. Я сидел в экипаже, не намереваясь покидать его. Мои догадки получили подтверждение.
- Ты не пойдёшь? - юноша уже стоял на мостовой.
- Нет.
- Жаль! Но я так и думал почему-то. - он рассеянно пожал плечами, будто извиняясь. - Не скучай там без меня. Хорошо?
Возница повернул назад. Мы миновали несколько темных улиц, и я, закрыв глаза, невольно вспомнил Дункельбург и цветущие окрестности Майнца поздней весной. Скоро исполнится год, как я покинул дорогие сердцу места, сопровождаемый преподобным Гектором и верным Марселем, не зная, что та ужасная поездка в горы навсегда изменит мою жизнь.

На одном из дальних переулков, в тусклом свете фонаря извозчик различил одинокую, приближающуюся к нам фигуру. Он довольно громко буркнул какое-то слово, предупреждая об опасности, но человек продолжал идти прямо навстречу лошадям, по-видимому, ничего не замечая. Мой кучер резко дернул поводья, останавливая двойку гнедых, и я качнулся вперед, уронив при маневре блестящий головной убор. За окошком появилась женщина. От неё исходил терпкий винный запах, но она не выглядела опьяневшей. Думаю, её путь пролегал через те места, откуда наш экипаж выехал пару минут назад. Тем не менее я велел вознице подождать, хотя тот, ворча себе под нос, торопился снова набрать ход.
- Мадам! - окликнул я незнакомку. - Разрешите вас подвезти.
Помедлив, она обернулась и посмотрела мимо меня, кажется, не понимая, что приглашение прозвучало в её адрес. Нерешительно поравнявшись с экипажем, женщина всё-таки остановилась. Открыв дверцу, я спрыгнул, протянул ей руку, помог забраться в салон, после чего уселся на прежнее место. Мимо прошли какие-то мужчины и не сдержали презрительных усмешек.
Дама назвала мне адрес, я передал его извозчику.
- Вы иностранец? - поинтересовалась она спустя пару минут.
Я кивнул.
- У вас интересная внешность. - добавила незнакомка, немало меня удивив.
Ладно, понимаю, - акцент, говор. Но внешность?!

- Марта.
Я коснулся протянутой руки.
- Очень приятно. Граф Радиш.
- Граф? Потрясающе. Вы несметно богаты? - спросила она с непередаваемой интонацией.
Я замялся.
- Как сказать...
- Скажите, что да.
Повисло долгое молчание. В какой-то момент мне стало так неловко, что захотелось схватить её, и это сильно напугало меня. Мой лоб побледнел, на шее проступила испарина. Я понял, что сошёл с ума.
- Вы настоящий джентльмен, не могу не отметить.
Марта уже собиралась покинуть экипаж. Оказывается, мы приехали. Я вышел проводить её до крыльца неизвестного дома.
- И хороший человек. Слишком хороший, что всегда настораживает.
- Почему? - спросил я.
- Потому что охотник, выслеживающий жертву, тоже ничем себя не выдаёт. До поры, до времени. Ну что ж, прощайте, граф. Ещё увидимся.
Она поблагодарила меня и ушла. В ее догадке таилось нечто ужасное. Судорога пробежала по моему телу: я знал, что скоро начнётся приступ. Нужно спешить.

Добравшись до небольшого леса во владениях Эрнеста, я отпустил экипаж, решив пройтись пешком к особняку и поразмыслить над тем, что мне было известно о моей болезни. Этим вечером я непременно уеду в гостиницу, чтобы не потревожить друзей. Никто не должен знать о ночных вылазках графа Радиша, его безумных поступках, а главное - странном умении притягивать к себе смерть, которая могла внезапно постичь кого угодно.
Дорога через лес не займёт много времени, думал я, пробираясь через дебри. Ночная жизнь хищных птиц кипела вокруг. Вот и мне пришлось стать одной из них... Тёмной тварью.

В высокой траве я разглядел светлое пятно. Неужели человек? Здесь? В такой час? Не может быть! Привычный страх оставил меня. Я беззвучно подкрался ближе и увидел, что на окраине леса, среди зарослей ивняка действительно расположился грязный, плохо одетый мужчина. Беглый каторжник, решил я. Оставлю-ка его полиции, пусть сами разбираются. Не хочу мешать невольнику бороться за свободу - вероятно, он и осужден понапрасну.
Спящий не ведал, что посторонний мужчина случайно обнаружил его, поэтому у меня имелся прекрасный шанс уйти также тихо, как я и забрел сюда в темноте. Только что-то заставляло медлить. Неведомая сила приковала мои ноги. Я ждал, но чего?

Оборванный беглец пошевелился в траве. Инстинктивный страх быть пойманным заставил его вяло осмотреться сквозь сон. Наверное, он дремал урывками, проверяя местность вокруг каждые четверть часа - не появился ли кто, не готовится ли напасть?
Заметив меня, он дико расширил глаза и вскочил на ноги. Потом резко набросился, хотя я безобидно поприветствовал его, и ударил чем-то тяжёлым о мою голову. Дальнейшие события смешались. Знаю, что я одолел его, сумел вырваться. И убежал. Вернулся в поместье и лёг спать.

Мне вновь стало легко и радостно. Здоровье наладилось. Приступ миновал, но от чего, по какой волшебной причине, я так и не догадывался. Мы веселились с Генриеттой до упаду, вытворяя разные проделки, пока её шутки все чаще не стали оборачиваться против меня. Иногда она неприкрыто высмеивала мои интересы, слова, привычки. Пыталась передразнивать, гипертрофированно изображать, как я читаю или сижу за роялем. Было очевидно, что она больше не принимает меня за друга, не хочет посвящать в очередные секреты, и глупый граф неминуемо превращается в объект девичьего презрения.

Наконец, после нескольких забавных выходок в дело вмешался Эрнест. Давно узнав от Марселя о недуге его хозяина, он стремился во всем поддерживать своего приятеля-бедолагу, разделяя мои интересы, поощряя любовь к музыке, много беседуя о философии и путешествиях, хотя сам юноша нигде не бывал. Когда он возвращался из Вены, в моей комнате всегда появлялись новые книги. Его внимательность к мелочам, забота и доброта не могли оставить меня равнодушным: я быстро привязался к молодому помещику, хотя и понимал, что различие между нами способно оказаться гораздо серьезней, чем мне бы того хотелось. Камердинер чувствовал это, но предпочитал не вмешиваться: он искренне уважал друзей своего странного господина.

Когда беседа старшего брата с сестрой состоялась, я решил, что Генриетта окончательно меня затравит, ведь она терпеть не могла, когда ей указывали - тем более мягкий, любимый Эрнест, всегда шедший на уступки. Но я ошибся. Он прекрасно знал девочку, её маленькое ранимое сердце, искусно прячущееся за характером сорванца, поэтому нашёл особые доводы при разговоре с ней. Юная леди смягчилась, однако по-прежнему старалась проводить время в одиночестве, и теперь мы очень редко раскладывали ноты или выходили на вечерние прогулки. Она держалась со мной настороженно-холодно, предпочитая компанию Марселя, Эрнеста или кого-то из гостей. Зачастую она просто не замечала моего присутствия, думая о своих делах либо уставившись в книгу.

Мне стало одиноко, время в поместье тянулось бесконечно. Ночами я гулял по саду один. Вряд ли Генриетта спала, но видеть меня не хотела. Поэтому, когда юноша вновь собрался посетить Брунн, я поехал вместе с ним. Мы оставили экипаж на углу. Эрнест направился развлекаться, а я - бродить по улицам до тех пор, пока не устану. Прошло несколько долгих часов, прежде чем мне захотелось вернуться. Кучер, должно быть, уже задремал, свесив отяжелевшую голову на грудь. В дальнем переулке раздались шаги, я не обратил на них внимания, но вскоре догадался, что кто-то идет именно за мной, преследует этой глубокой ночью. Я бесстрашно обернулся, постоял несколько минут и ощутил приближение знакомого аромата.
- Доброй ночи, граф.
Я поцеловал перчатку Марты.
- Вы ужасно галантны, это так соблазнительно. - рассмеялась она. - Я хочу узнать, откуда вы. Хочу знать о вас всё!

Я смутился, и она внимательно изучила моё замешательство. Мы некоторое время молчали. Потом я предложил пройтись по улице и вспомнил, что недалеко отсюда нас поджидает экипаж.
- Расскажите мне, - женщина взяла меня под руку, - у вас есть возлюбленная?
Я не знал, что ответить.
- Вы такой немногословный и робкий... У вас чудесные глаза. Мне нравится ваша задумчивость. Мы можем встретиться? Позволите с вами побеседовать?
Видимо, она имела в виду продолжительный разговор, а не эти случайные рандеву в потемках.
- Конечно, - кивнул я. - Приезжайте к нам. Я сейчас гощу в поместье моего друга. По северной дороге, потом поворот налево. Линденбергхаус. Знаете? Имение графа Эрнеста.
Марта усмехнулась.
- Слишком хорошо знаю. Он не такой, как вы, и не захочет увидеть меня в своём доме.
Я собрался возразить, но передумал.
- Приходите вы ко мне, ладно? Вот мой адрес. После двух я стараюсь возвратиться, чтобы успеть отдохнуть. Как я понимаю, у вас все равно бессонница... Буду ждать в любой день.
Марта вложила мне в карман клочок бумаги, нежно коснулась губами щеки и растворилась в темноте. Я стоял в десяти шагах от экипажа, потеряв дар речи.
- Что с тобой? Привидение увидел, Радиш?
Эрнесту пришлось растолкать меня, чтобы я смог пошевелиться. Почему-то сегодня он освободился немного раньше, и мы вернулись в спокойный уютный дом, окруженный прекрасным садом, не проронив ни слова, лишь изредка разглядывая тёмный пейзаж за окном.

Я провел несколько одиноких вечеров, пока Генриетта играла с моими друзьями в просторном холле первого этажа. Они читали по ролям Шекспира и долго спорили о характере Гамлета, а позже приступили к инсценировке "Юного Вертера", роль которого, естественно, взял на себя Эрнест. Я не участвовал в подобных мыслеизлияниях, полностью отдавшись грезам о ночном Брунне. Спустя ещё некоторое время моя тоска приняла слишком осязаемые формы, и я решился тайком покинуть гостеприимное поместье - всего на одну ночь.
Мы договорились с кучером, который ездил днём, выполняя поручения хозяина, что он подыщет мне возницу, обслуживающего путников в темное время суток, потому что я не хотел разбиться по дороге из-за ошибки человека, чья усталость после длинной рабочей смены могла привести к трагическим последствиям. И ещё - я не выносил пьяниц, что тоже являлось жёстким условием найма. Специальный полуночный экипаж обязан был ждать меня поодаль от дома с тем расчетом, чтобы никто не заметил моего отсутствия.
Ближе к полуночи я неизменно прогуливался по округе, поэтому, отправляясь ко сну, обитатели поместья в точности не знали, где именно я нахожусь, но то, что брожу неподалеку, не поддавалось сомнению, иначе бы камердинер первым бросился на мои поиски. А так, поскольку я всегда оставался где-то рядом, караулить меня до рассвета не возникало необходимости, и никто из людей не стремился установить, когда же я открываю дверь в свою комнату, чтобы улечься спать. Я не хотел лишать их этого покоя. Мне казалось, так будет правильно.

Наверное, мы прибыли слишком рано. Взглянув на часы, я понял, что поторопился. Пришлось немного пройтись по безликому городу, который в кромешной тьме переулков казался мне той же Веной или Пештом. Единственное, что различало их, - количество фонарей в центральных кварталах. И ещё - здесь я впервые ощутил запах осени.
Марта зашла в дом, заметив неподалёку ожидавший меня экипаж. Я быстро вернулся из глубины улицы и тоже направился к двери. Сторож провел позднего посетителя на верхний этаж, освещая лестницу. Он тихо постучался, боясь разбудить других жильцов, и когда в замке повернулся ключ, почти сразу же спустился вниз.
- Не стойте на пороге, - шепнула женщина и быстро потянула меня за рукав.
Я шагнул в помещение, петли за моей спиной тихонько скрипнули. Хозяйка комнаты предложила мне сесть, но я, поблагодарив, отошёл к окну и взглянул на улицу.
- Граф, мне нужно переодеться. - произнесла она без тени смущения, и почти сразу же послышался легкий шелест атласного кринолина за тонкой ширмой.

Растеряв мысли, я неподвижно стоял, наблюдая внизу лишь тёмные линии: лошади перебирали ногами по булыжникам мостовой, и лёгкое позвякивание доносилось через тонкую створку. Интересно, уснул ли уже возница, или с любопытством осматривает единственное светлое пятно на верхнем этаже дома, в котором застыл мой чёрный худой силуэт?
- Вот и всё. - Марта подошла ко мне.
Я медленно обернулся. На ней было уже совсем другое платье, закрытое и длинное, мягкого светло-зеленого оттенка. Оно показалось мне дорогим, хоть я и не разбирался в тканях.
Снова любезно предложив мне место на кушетке, женщина отметила, что у неё имеется хорошее вино, припасенное на особый случай, но мне пришлось отказаться. Там, в поместье, все вечера напролет я представлял, как, появившись здесь, стану о чем-то размышлять и глупо озираться по сторонам, изучая интерьер, неуклюже присяду в кресло напротив собеседницы и, опустив глаза, не смогу ответить ни на один её вопрос, а она поймёт, что я вовсе не тот человек, с которым интересно беседовать, и мне придётся сделать усилие над собой, чтобы заговорить, - только сейчас никто не спрашивал меня о чем-то сложном, не пытался смутить, а я всё равно молчал, не находя слов. Мне захотелось уйти.

Марта спокойно смотрела перед собой.
- Я попыталась навести о вас справки... Ничего. Здесь ваша фамилия никому неизвестна, зато в столице кое-что знают о графе Радише.
Смутная тревога охватила меня. Дуэль? Помешательство Элоизы?
- Впрочем, лишь слухи. Да и они уже покрылись пылью.
Улыбнувшись, она попросила меня рассказать что-нибудь о жизни за городом, о том, чем мы занимаемся вечерами, о наших гостях и о книгах, которые особенно занимательны. Я говорил долго, не всегда по порядку, вспоминая некоторые обстоятельства в течение беседы и возвращаясь к ним, - мои описания женщина назвала простыми и ясными - и я снова и снова рисовал перед ней чудесный сад Эрнеста, его просторные земли, речку, вдоль которой я любил бродить, мелодию увядающих листьев, камешки, лежавшие вдоль изгороди, и, конечно же, россыпи звёзд на бархатных складках неба - моих верных товарищей, исчезавших, подобно мне, с первыми лучами рассвета.

Марта завороженно слушала меня. Наконец, пространное повествование закончилось на Генриетте. Я кратко изложил историю наших взаимоотношений: дружбы, отчуждения, её ненависти и вот сейчас - полного безразличия, признавшись, что не понимаю своей вины. Я надеялся, собеседница поможет мне увидеть скрытые проступки и, вернувшись в имение, я постараюсь всё исправить, но она лишь загадочно усмехнулась в ответ.
- Настанет день, и вы все поймёте.
Её слова обманули мои ожидания.
- В таком случае это будет ночь. - кивнул я, уставившись в окно.
Она взглянула на меня и тоже поделилась своей жизнью - совсем немного, эато яркими выразительными фразами, ослепившими моё сознание подобно вспышке солнечного света. Я зажмурился, жадно внимая рассказу о рынке, кипящем с утра на городской площади, и дневной толчее возле здания банка, об оживленной беседе, свидетелем которой можно стать, пересекая сквер за домами, и каменных масках, открывших беззубые пасти на прохожих, выкатывающихся из ближайшей пивной... Марта рассмеялась, вспоминая случай, как попала под августовский ливень, и белобрысый мальчишка, сын сапожника, бежал за ней всю дорогу, уговаривая купить у них прекрасные женские полуботинки.
Я смотрел на неё, потом опустил глаза и тоже невольно улыбнулся.
- Что ж, вам пора идти?

Мельком глянув на часы, я кивнул. Мне не хотелось уходить, но время неумолимо двигалось навстречу новому дню. Я забрал свой цилиндр, вздохнул и на прощание поцеловал Марте руку.
- Вы не говорили друзьям, куда едете? - спросила она, когда я уже отвернулся к двери.
- Нет.
- И не стоит.
Я посмотрел несколько озадаченно.
- Вы нарветесь на скандал. - пояснила она.
- Почему?
- Вы не догадываетесь, каким образом я зарабатываю себе на жизнь?
Опустив глаза, я молчал.
- Нет? Или думаете, ваши подозрения обидят меня?
- И то, и другое, - прошептал я.
Марта вздохнула.
- Поинтересуйтесь у вашего приятеля, если сомнения одолеют. Уверена, он поделится с вами всеми подробностями.
Мы расстались на неприятной, слишком не ловкой для меня ноте. Думаю, женщина считала, что если правда откроется мне - правда, которую не хотелось замечать, то больше я уже никогда не приду к ней на верхний этаж, не посмею присесть рядом и буду вспоминать об этом вечере с содроганием, как о нелепой постыдной случайности.

Прошло несколько дней. И ещё немного. Генриетта сидела в гостиной, вокруг неё на полу были разложены свежие ноты. Эрнест попросил их поднять, объясняя, что к великим произведениям не следует относиться подобным образом, но девочка морщила нос, сосредоточенно всматриваясь в новые листки, и совсем его не слушала. Наконец, она подошла к инструменту, погладила пальчиками клавиши, не нажимая их, и обернулась ко мне. Мы с Марселем обсуждали положение князя Георге в Валахии: мой дальнозоркий камердинер предвидел, что грядет революционный переворот, поэтому, по его мнению, следовало укрепить южные границы, когда туда заявятся полчища османов. Я мало переживал за свои земли, наверное, оттого, что сам жил в тихом спокойном месте и надеялся, что и другим тоже повезло с соседями и монархом. Когда в беседу вступил Эрнест, мне наскучила эта тема, но управляющий рассказывал юноше о доверенном лице покойного графа, который по-прежнему занимался делами в валашских владениях Радиша и каждый месяц присылал нам отчёт - вместе с чеками, разумеется, а такое любопытное обстоятельство не могло пройти мимо ушей азартного помещика.
Взяв в руки книгу и внимательно изучая страницы, я не постигал их смысла. Буквы плыли перед глазами, разбегались по комнате, застревали в открывавшемся то и дело рту Марселя, прыгали по спинке дивана и забирались мне под воротник. Раздраженный, я пытался уловить их, просматривая текст снова и снова, только в итоге не получилось ровным счётом ничего: они издевательски сложились в слово "Марта", посмотрели на меня и исчезли. Кипя от негодования, не догадываясь о причинах рассеянности, я закрыл глаза.
- Подойдите, пожалуйста. - раздался голос Генриетты.
Послушно встав с дивана, я отложил книгу и сел рядом с ней за рояль.
- Что-то произошло. - заметила юная графиня, раскладывая ноты.
Мне не составило труда сделать вид, что она напрасно пришла к такому выводу.
- Вам нравится Dichterliebe? - старательно произнесла девочка на мой манер.
- Шуман? - уточнил я на всякий случай. - Не знаю. Музыка прекрасна, но непонятна для меня.
- Вы без ума от Шопена. Да, я запомнила. И всё же мне хотелось бы попробовать "Над Рейна светлым простором".
Она тихо напела первую строчку.
- Необыкновенное сочинение, правда?
Я равнодушно пожал плечами.
- "То девы облик чудесный, венок цветов над ней; а очи, ланиты и губы прелестной совсем как у милой моей." - задумчиво прошептала Генриетта, глядя на печатный листок.
Вряд ли она понимала романс подобно мне. Я чувствовал, что кровь прильнула к моему лицу, пальцы дрогнули, выдавая сильное волнение. Слишком ярко я вспомнил свою ночную прогулку с удивительной знакомой, наш оживленной диалог и её слова о том, что когда-нибудь я обязательно всё пойму.
- Вы сегодня плохо играете. - усмехнулась девочка.
- Нет настроения. - сухо произнесли мои губы.
- Вот как? - она торопливо захлопнула тетрадь. - А потом брат скажет, что я к вам невнимательна. Что раньше донимала вопросами, зато теперь совсем не замечаю. Вы сами виноваты!
Я едва не вспылил и удержался лишь потому, что передо мной была сестра близкого друга. Хотя вряд ли я вообще мог закричать на ребёнка. Слишком много меня отчитывали в детстве, что бы теперь мне снова хотелось это услышать.

Измученный ночным одиночеством и бесконечными мыслями о смерти, я вновь тайком приехал в Брунн. Мне нравилось гулять по темным безмолвным улицам, и я понимал, что иногда скучаю по городу, хотя безумно полюбил окружавшую меня в поместье величественную австрийскую природу.  Проходя мимо здания, где расположились комнаты и квартиры жильцов небольшого достатка, я поднял голову и увидел, что в окне Марты теплится тусклый свет. Я решил, что она спит, уставшая от дневных забот, и просто замедлил шаг, пересекая мостовую, но не остановился возле знакомого дома, не стал выжидать, что она вдруг почувствует моё приближение и даст знак, чтобы я поднимался. Впрочем, прогулка, на которую я так рассчитывал, неожиданно прервалась. Впереди навстречу мне грозно вышагивала толпа пьяниц. Они недовольно гудели, толкая друг друга, и, заметив в темноте моё побледневшее лицо, обрушились потоком ругательств, думая, что к ним направляется постовой. Я сильно струсил, пришлось возвращаться назад. Пробежавшись по той же самой дороге, завернув за угол, я машинально нащупал ручку двери, которую взволнованно отворял прежде, на прошлой неделе.

Сторож встретил меня у порога, ярко осветив лампой.
- Вы, господин? Хм...
Я сунул ему какие-то деньги и быстро вошёл. Над ухом щелкнула задвижка, отделяя меня от опасной улицы, - перепуганного, запыхавшегося, слабого. Мужчина с седыми висками повел меня наверх, но я шепнул, что не стану будить Марту, и просто пережду здесь несколько минут. Выслушав меня, он усмехнулся.
- Госпожа не спит, - заявил сторож. - Только не создавайте шума, прошу вас. Я оберегаю отдых жильцов и не пускаю никого по ночам. Но раз уж вы кузен, раз уж всё так важно...
Я кивнул, шагая по лестнице. Женщина не ожидала увидеть мнимого родственника в такой час, однако несмотря на обстоятельства уже переоделась. Мы снова сидели и долго разговаривали. Я позабыл обо всем на свете, удивляясь тому, откуда она может столько знать и каким потрясающим умением рассказывать обладает. Её истории были насквозь пронизаны житейской мудростью, хранили в себе прекрасные образцы морали, и я учился, внимая её теплому, немного звонкому голосу. Незабываемые минуты проводил я в этой скромной, уютной обстановке, желая продлить их ещё немного, но... время ускользало и сегодня, и послезавтра, и в ночь на воскресенье. Всегда одинаково быстро.

За беседой Марта вела себя со мной раскованно: могла спокойно хлопнуть по пиджаку, толкнуть в плечо, дернуть за ухо, провести рукой по волосам - только в подобных жестах не таилось типичной вульгарности, они просто были очень живыми. Она искренне сопереживала, когда я раскрыл ей секрет ночных похождений, описал свою болезнь, долгое путешествие в Валахию. Единственное, о чем я умолчал, - скоро мне предстояло вынести ещё одно лунное помешательство. Мой разум отрицал подобный факт, я и сам не верил в него.
- Разве могут слабые люди совершать чудовищные поступки, когда внутри у них царит безразмерный страх и пустота? Нет. Мы проваливаемся в бездну, из которой нас ничто не вернёт, разрушаем себя день ото дня и в конце концов исчезнем, будто никогда не рождались.
- Вы слишком много думаете, граф. - взяла меня за руку Марта. - Человек, отмеченный таким недугом, не способен на слабость и победил любую боязнь. Вы давно преодолели барьер, изобретенный вашей душой.
- Больной душой.
- Я верю, что любое проклятье обращается во благо. Это всего лишь испытание, а не обреченность. Порой, один нездоровый человек страдает ради того, чтобы спасти множество других. И он должен нести свои муки со смирением и радостью. Именно так обретается победа - над болью, бременем, судьбой.
- Кого же спасёт жалкий граф? Я не гожусь на подвиги.
- Людей, которые придут после. - заверила женщина. - Вы правильно сделали, что поговорили с доктором Раттом. Ведите дневник, описывайте все ваши ощущения. То, что вы рассказали мне, очень важно для медицины. Изучив подобные случаи, молодые врачи научатся исцелять и пеллагру, и другие тяжёлые болезни.
Я посмотрел на неё. Всё казалось таким поверхностным, таким не важным. Сумасшествие боролось со мной, а я с ним. Никто не был способен мне помочь.
- Почему вы уверены, что ваш случай - единственный? - тихо спросила дама.
- Даже если и нет, мне не станет от этого легче. Нааерняка ещё один безумец не даст ответов на мои вопросы. Только Богу известно, что со мной происходит. - вздохнул я, закрыв глаза.
- Тогда узнайте у Него.
- Я не верю, что... Он мне скажет. Мои руки запятнаны кровью, хоть и не понимаю, как. Я не способен совершить зло. Знаю, что не могу. Но другая часть моего разума вершит дела вместо меня.
- А вы помните?
- Нет, Марта. В том и дело, что не помню. Всё случается само-собой, будто естественная вещь, и я живу дальше, в странном забвении, в длинном полусне, боясь, что свет вдруг испепелит меня - зажжет и оставит медленно умирать.
- Вы думаете, и я вам снюсь? - улыбнулась собеседница, отвлекая меня от тяжёлых мыслей.
- Надеюсь, нет. Но если вы и сновидение - то самое яркое и доброе. - с трудом признался я, глядя на лампу.
- В таком случае мне нравится вам сниться.

Мы долго молчали, задумчиво рассматривая маленький уставший огонек на столе. Его копия отражалась в поверхности окна и была видна с улицы. Наконец, нарушив тишину, женщина попросила меня вспомнить несколько особенно странных видений, на что я замотал головой, назвав их дикими и неизменно приносящими кому-то ужасную смерть. Она поняла, что кончина Жоржетты, помешательство Элоизы, другие странные события вынудили меня в итоге бежать из Вены, в которой я так надеялся отыскать исцеление моим постоянным мукам и обрести, наконец, покой.
- Вы очень опасны, граф. - заметила Марта. - Вы приносите несчастье женщинам, которых встречаете.
Я согласился. Она была права.