Жаль, что я не писатель. Эпизод 37

Позднее в квартире:
- Ну и как прошла ваша деловая встреча, мадам?
Лир сидел на полу в позе падишаха, поставив локти на край столика, глядя на диван, и положив на ладони голову, с насмешливой улыбкой не сходящей с физиономии, смотрел на белку. Мари сидела на диване с надутыми губами. Дюваль напоминала Осэни маленького бельчонка — любопытного, забавного, всюду сующего свой ещё очень маленький носик. А также который только учится прыгать по деревьям, иногда промахиваясь шмякается на землю, а затем снова влезает на дерево и выбирает уже другую ветку, которая будет значительно ближе к цели. Расчётливый бельчонок, умеющий делать выводы.
- Довольно удачно. Вы всё также вне досягаемости — с недовольством произнесла Мари.
- Тогда, что мы таки надутые? - обратился он к ней, как обращаются к маленьким обиженным детям — Хотела войны, а противник ретировался, потому что у него на это время запланирован бал?!
Встряхнувшись, как воробей на ветке, белка выпалила речь, которая, наконец, собралась в единое целое в её мозгу.
- И что мы тут раз улыбались? Между прочим, я не понимаю, как можно было столько лет не видеть что за друг рядом с тобой? - с возмущение говорила она — Он читал свои собственные воспоминания и сделал, наверное, впервые в своей жизни, правильное заключение: он назвал себя мерзавцем. А ещё он решил уточнить у меня, правильный ли он сделал вывод?
Лир засмеялся, опустив голову. Он видел, что Мари не понимает очевидного. Дюваль привыкла обрисовывать всё, что видит и слышит образами, проходившими через неё саму. А в данном случае она всего лишь представила хозяину его же слова, записанные на диктофон, только в печатном виде. По сути её собственных связок в том варианте было минимум, они все остались в оригинале. И сейчас Лирэй наблюдал переживания бельчонка, который думал, что потерял свой талант и «лёгкость пера».
А Мари не забыла об оригинале, ей реально было обидно, что человек увидел своё истинное лицо не благодаря её таланту, а просто прочитав самого себя на листе бумаги.
Подняв голову, Лир встал с пола. Глядя на неё с нежностью, он произнёс:
- Стоит ли переживать из-за того, что ты повлияла на человека как-то иначе, то есть его же словами. Он наверняка прослушивал то, что наговорил, прежде чем отдать эти записи тебе. И такого слова он к себе применить не как не смог. Так что это полностью твоя заслуга — обойдя стол, он наклонился к ней и тихо сказал — Я пойду загляну в холодильник. Может найду что-нибудь и у меня с белкой будет что погрызть.
Выпрямившись и круто развернувшись на одной ноге, как солдатик, с улыбкой на всё лицо, Лир зашагал в кухню.
- А я вообще имею право прикасаться к нему? - на ходу продолжал он — А то тут у тебя такая стажа.
Мари не сразу поняла, про какую стражу он говорит. Подсказка прозвучала из кухни.
- Это очень похоже на заговор. Вы кого-то убили в этот день? - с улыбкой громко спросил Осэни.
- Сейчас, для кого-то «сегодня» станет последним днём его жизни, если не уймёшься — на той же волне парировала Мари.
Лир выглянул из кухни, что бы посмотреть развеселилась ли хозяйка. Мари задрав голову назад, насколько это было возможно, улыбнулась, произнесла:
- Спасибо, мне уже лучше.
Затем встав с дивана и, воодушевлённая тем, что всё-таки внесла лепту, пусть даже в роли птицы — секретарь, в узнавании себя истинного мсье Сохо, отправилась на звук посуды, которая предвкушала вскоре наполниться чем-то съедобным.
Ужин они готовили вместе. Если это можно так назвать. Готовил Лирэй, а Мари крутилась рядом и всё время болтала. Она рассказывала о своём впечатлении от встречи. О том, как выглядел Бэл, о метаниях Булоня. Каждый раз, когда она переводила дух, во время своего монолога, Осэни то и дело произносил:
- Бедный Бэл... Бедный Букля...
Белка не помогала в приготовлении ужина, а скорее, наоборот, мешала. Она, не понятно, зачем достала пакет молока и поставила его обратно, другой раз сельдерей, помотав его в руке, положила обратно. Наконец, набаловавшись с холодильником, она переключилась на шкафчики. Открыв один, она достала упаковку риса и положила её на стол, затем метнулась к другому и у неё в руке оказалась соль, которую она также поставила рядом с рисом. И весь этот ураган действий сопровождался ещё и тайфуном слов.
Пока она металась по кухне, делая вид дельной хозяйки, Лирэй потихоньку возвращал на место то, что она оставляла на столе. И вот, наконец, ужин был готов и довольно аппетитно заполнял собой тарелки.
Мари крутила ложкой во все стороны, и Лиру ничего не оставалось, как следить за направлением предмета сервировки в её руке. Когда она указывала ложкой на него, он машинально выпрямлялся бессознательно отстраняясь.
Надо сказать даже заполненный вкусной едой, рот Мари не замолкает. За время рассказа Дюваль, Осэни уже десять раз пожалел Бэла, раза три простил его, два раза снова возненавидел, и под конец опять простил. Но больше всего ему было жаль, причём постоянно, Булоня. Он думал о том, какое должно быть терпение у этого великого, без преувеличений человека.
- Понятно. Ну, хотя бы повеселилась? - из вежливости спросил он.
Мари не много подумав и поискав ответ где-то на потолке, произнесла.
- Букля был забавен — улыбка на всё лицо, светилась лампочкой Ильича.
- Чему ты радуешься? Бедолага... Кстати, он седой?
Белка зависла, не поняв о ком он спрашивает.
- Булонь, седой? - уточнил Лирэй.
Она задумалась, пытаясь вспомнить то на, что никогда не обращала своего драгоценного внимания.
- Кажется да — неуверенно ответила Мари, после десяти секундного молчания.
- И давно?
- Что давно?
- Седой давно или он таким стал после знакомства с тобой? - допрос продолжался.
Мари прищурилась с лёгким не довольством.
- Очень смешно. Я посмеюсь, но потом.
На автомате её память стала искать первый день знакомства с мсье Булонем, для того чтобы разглядеть какого цвета его голова. А вдруг и правда он из-за неё стал седым? Ей не очень хотелось быть причиной нервного потрясения своего начальника.
Первая встреча с мсье Булонем была у Машеньки, когда директор журнала «Viva» приехал на железнодорожный вокзал, что бы увести в новый мир некую русскую мадемуазель Марию Дюваль.
Он шёл по перрону перебежками, разглядывая пассажиров выходивших из вагонов. Эту «ля русс» он знал только по словесному описанию своего друга мсье Морана. Тот заверил его в том, что эта малышка перевернёт его жизнь с ног на голову и журнал оживёт, с вливанием новой молодой крови. Булоню не очень нравилось слово «перевернёт», но всё компенсировало слово «оживёт». Тем более в последнее время он называл журнал «Viva» болотом.
И вот директор и главный редактор, в одном лице, парижского журнала «Viva» шёл по каменным плитам железнодорожного вокзала в поисках той, кто «переворачивает и оживляет».
Когда большая часть пассажиров и встречающих разошлись мсье Булонь встал по среди перрона и стал оглядываться вокруг себя. Наконец его взгляд натыкается на одиноко стоящую фигуру с чемоданом, в нескольких метрах от него.
Невысокая, худенькая, в тёмно-сером пальто с капюшоном накинутым на голову, за спиной на плечах весел не большой рюкзак, тёмно-синие джинсы и ботинки. Не много испуганное личико не очень подходило той, которая должна перевернуть и оживить. Но описание данное Булоню, подходило к этой малышке.
- Ля русс? Мария? - спросил её дяденька в шапке и чёрном пальто до колен.
Она улыбнулась и закивала. После была целая череда текста из которого Мария ничего не могла понять. Но всё таки не сколько вырванных слов дошли до её сознания: «Моран, Viva, Булонь».
Подойдя к машине, мсье Булонь поставил её чемодан в багажник и открыл заднюю дверь для пассажирки. Уже в машине, поворачивая ключ зажигания, он снял шапку, бросив её на соседнее сидение, и расстегнул пальто, после чего машина тронулась с места. Пассажирка, сидевшая на заднем сидении, разглядывала водителя, болтающего всю дорогу на чужом и не понятном ей языке.
Она оценила его по среднему баллу. Средний рост, средняя комплекция, уже седой, а значит ему за пятьдесят. На самом деле мсье Булоню не было пятидесяти, просто некоторые мужчины седеют рано.
Машина остановилась на одной из улиц Парижа. Машенька, выйдя из машины, рассматривала здание к которому её привезли: стены из большого жёлтого кирпича, дверной и оконные проёмы отделаны серым цветом. Дом был не современной постройки и это радовало «ля русс».
С чемоданом в руке, мсье Булонь, кивком головы, приказал малышке идти за ним. Уже в лифте он показывал как работает эта хитроумная машина, нажимая кнопки и произнося их название. Но при входе мадемуазель обратила внимание на лестницу, которая для неё представляла большой интерес, чем какой-то железный ящик, движущийся за счёт тросов и колёс, управляемые током.
Они поднялись на пятый этаж и, открыв дверь, мсье Булонь пригласил «ля русс» в помещение. Это была её квартира. Небольшой коридор, справа ванная комната, слева кухня и чуть дальше спальня. А в центре всего этого была гостиная: диван, кресло, низкий столик, у стены стоял почти пустой стеллаж. В квартире была только не обходимая мебель. Заполнять её уютом предстояло Машеньке Домань, то есть Мари Дюваль.
Раскланявшись мсье Булонь ушёл...
- Да нет, он уже был седым? - разорвал тишину возмущённый голос белки.
Лир не стал дожидаться продолжения её болтливого языка.
- Ешь — приказал он ей, угрожающе указывая на неё своей ложкой.
Мари, занялась содержимым своей тарелки. Но через каждую секунду она поглядывала на приказчика. Ей очень хотелось спросить про его жизнь на улице. И Лирэй это видел. Он ждал, когда она всё-таки сорвётся и с набитым ртом задаст волнующие её вопросы. Хотя бы один.
- А какого это жить на улице? - тихо, как мышка спросила Мари.
- Не уютно — коротко ответил он.
- А по подробней? - не унималась белка.
- Ты доедать будешь?
- А что?
- Если нет, то иди спать или работать. А то хозяин рассердится.
- Какой хозяин? - недоуменно переспросила Мари, а затем, догадавшись, с раздражением заключила — Бэл? Он мне не хозяин.
- А мсье Булонь? Его это тоже, знаете  ли мадемуазель, как-то но касается. Я ему удивляюсь, что бы быть твоим начальником, нужно быть железным человеком.
Мари кхмыкнула:
- Ничего себе железный?! Он темноты боится — со смехом произнесла она.
- Ну, у него ты в подчинении, так что он имеет полное право на страхи... Ты круче всех ужасов.
Мордочка белки сияла как начищенный пятак. Ей было приятно пусть даже такое, но всё-таки уважение.
Поздно вечером, когда Лирэй решил почитать, взяв напрокат в «частной библиотеке» книгу, его экскурс в мир чужих грёз был бесцеремонно прерван.