Ах, Аполлон! Немного авантюр и мистики. Глава 6

Глава 6

Александр Санаев смотрел в окно, выходившее в парк, и курил. Деревья за стеклом казались обернутыми в серый набухший влагой войлок. Погода, в отличие от
убийства выглядела типично английской.
А вот от насильственной смерти Ули Самосад за версту несло русским духом. Все представлялось поразительно иррациональным, по крайней мере, на первый взгляд, в связи с чем задача полиции была упрощена донельзя. Не считая Ольги и Сергея, из проживающих в Хилтоне Самосад знали лишь три человека - Сукин и сын, то бишь Колдунов и сын , и их ординарец по фамилии Дудкин, при этом, каждый из них свободно мог зайти в номер и отравить несчастную .

«Почему же преступник решил провернуть свое гнусное дельце именно в Лондоне, а не на Кипре или в Москве, где круг подозреваемых оказался бы несравнимо шире?» - размышлял Ксан, не замечая, как прогоревший табак сыпется на ковер. Ему казалось, что в ответе на заданный вопрос и кроется разгадка преступления.

Самоубийство полиция отвергла с самого начала. Отсутствовало предсмертное письмо. Да и Улю нашли чуть ли не на горшке, лицо ее было густо намазано кремом, а волосы накручены на бигуди. Так рассказывал ему представитель русской консульской службы, его давний знакомый, вызванный полицией на место происшествия ….

Если убийство совершили Колдуновы или кто-нибудь по их заказу, ситуация для Ольги складывается непростая - она знакома со всей кипрской компанией, и может
подсказать следователям возможный мотив преступления, хотя бы такой, как шантаж. А это основание для ее устранения. Маловероятно, конечно... . Но и проигнориривать опасность было бы верхом легкомыслия.

Факт есть факт, она ему изменила, и все же бросать даму одну в чужой стране на произвол судьбы представлялось ему делом не слишком благородным. Да он,
собственно, и не собирался.

Ксан не умел себя обманывать: его несчастье заключалось в том, что уже пропасть лет назад он «подсел» на Ольгу, как подсаживаются на иглу и, в общем-то, не
помышлял о свободе. Он, человек с непомерными амбициями, и темпераментом отнюдь не флегматика, не один год заставлял себя не реагировать на отчужденность
жены, которая вполне искренне не интересовалась его персоной, а он в ответ делал вид, что так и надо, и ему безразлично, что ей безразлично…. Лишь один единственный раз он не выдержал и сорвался. И они тут же расстались. Предыстория события была такова.

Больше года назад Ксан принимал участие в переговорах с одним полевым командиром на реально неконтролируемой федералами территории Чечни. Речь шла об
освобождении из плена группы лиц, в числе которой находились два француза, англичанин, поляк и пятеро русских. Его, Александра Санаева, лично, попросили на самом высоком уровне выступить посредником в освобождении заложников, несколько месяцев числившихся пропавшими без вести. И он согласился. Хотя отлично понимал, что благополучного исхода ему никто не гарантирует и при определенных обстоятельствах он и сам может пополнить ряды рабов, ожидающих смерти как избавления, в какой-нибудь яме с колодкой на шее.

Ольге о своей предстоящей поездке Санаев не обмолвился ни словом. Не такой он был человек, чтоб козырять перед любимой женщиной собственным геройством.

Однако, в глубине души лелеял надежду, что по его тревожному настроению накануне отъезда и по необъяснимому месячному отсутствию, она сама догадается о некоей опасности, которая ему угрожает, и испугается за него.

Как он в это, чудак, верил! Возвращаясь в Москву, благополучно завершив дела в Грозном, не мог дождаться, когда самолет коснется земли во Внуково, служебная
машина затормозит у подъезда дома, а лифт поднимет его на 6 этаж. Хотел увидеть, наконец, Ольгины прозревшие глаза.

Он сам открыл ключом дверь. Квартира была темна и пуста, как заброшенная шахта. Ксан включил свет: кругом, как всегда, - идеальный порядок, и - ни души.

Недоумение его росло с каждой минутой. Где Ольга? Накануне он просил позвонить ей и сообщить, что прилетает сегодня.

Пройдя на кухню, он увидел, что на плите его дожидается ужин, а на круглом деревянном столе, под вазой со столь любимыми женой малиновыми и оранжевыми
настурциями лежит, второпях нацарапанная записка: «Ушла в Большой театр с г-ном Делбертом». Ксан тупо уставился в записку, потом скомкал ее и метнул в корзину
для мусора. Промахнулся. Подошел, поднял смятую бумажку с пола и машинально положил в карман. «Кто этот Делберт? Что-то очень знакомое имя…Делберт, Делберт. Ну, конечно, как же он мог забыть!»

Когда-то чекистам, работающим под крышей фонда, по каким-то там их делам позарез понадобился этот самый Делберт - второй или третий секретарь Посольства одной европейской страны. А тот категорически отказывался идти даже на самый безобидный контакт, отметая все попытки сблизиться на неофициальной основе.

Ксан, естественно, знал о существующей проблеме и, желая помочь, отправился вместе с женой на прием в Посольство исключительно ради знакомства с этим
несговорчивым субъектом. И знакомство, действительно, состоялось. Г-н Делберт сам подошел к чете Санаевых, чтобы выразить свое уважение guests of honor, и уже потом весь вечер не отпускал их от себя ни на шаг. При этом он щедро расточал комплименты, поглядывая на Ольгу похотливыми, увеличенными стеклами очков, глазками, и в конце вечера, окончательно захмелев, полез к ней с предложением выпить на брудершафт.

Так благодаря прелестям своей благоверной, Ксану удалось наладить контакт с этим несимпатичным типом и передать его в цепкие чистые ручки сотрудников ФСБ,
которые потом регулярно доили секретаря посольства на предмет получения нужной информации. А сам Делберт из недоступного чиновника, который прежде однозначно демонстрировал принцип держать дистанцию между собой, культурным европейцем, и этими белыми неграми - русскими, превратился в назойливого утомительного зануду, жаждущего общения с Ксаном и Ольгой и обрывающего их телефоны.

Но, вот за каким … Ольгу понесло с ним в театр, да еще в день приезда мужа?

Этого Ксан понять был не в состоянии. Как не понимал массу прочих вещей, заставляющих поступать так, а не иначе эту прихотливую, вечно ускользающую из его рук кошечку.

Единственным местом, где он и она абсолютно соответствовали друг другу, и где их брачный союз оправдывал себя полностью, была постель. Ксан за 15 лет
совместной жизни так и не смог уяснить для себя, кто же есть настоящая Ольга - та, с которой он проводил сумасшедшие ночи, или та, которая, как в сказке про
царевну-лягушку, ударившись по утру об пол, оборачивалась холодноватой насмешлой стервой, …и сводила с ума своим равнодушием все дневное время суток.

Правда, порой что-то человеческое и в ней все же проглядывало... .

Однажды ему случилось подслушать Ольгин разговор с соседкой по даче - Беллой Львовной, - манерной особой средних лет, супругой известного киносценариста, то
ли Дворкина, то ли Рилькина, которая еще, помнится, всегда смущалась, когда муж называл ее при всех то мамочкой, то попочкой, и смачно чмокал в шейку каждые 15
минут. Расположившись в беседке, увитой белым и алым шиповником и пропустив по рюмочке домашней наливки, болтушки потеряли бдительность и повысили голоса, как раз в тот момент, когда Ксан, возвращаясь с реки, остановился рядом с их гнездышком, чтобы вытряхнуть камень из сандалий. «Слушай, - откровенничала соседка с Ольгой, - Я просто «балдею» от твоего Санаева. Уступи мне его хоть на сутки. Всю жизнь буду помнить!».

- Все шутите, Беллочка.

- Какие уж тут шутки, - не унималась лучшая половина Рилькина-Дворкина. Сколько красавцев перевидала, но такого… . В постели то, небось, хорош?

- Хорош, - просто ответила Ольга.

И что-то такое замечательное прозвучало в ее голосе, что у Ксана в душе немедленно запели птахи и распустились лютики. Ему очень хотелось дослушать милый дамский лепет «про мужиков» и «про это», однако не пустое соображение, что, если его застукают - выйдет неловкость, заставило его все же ретироваться.

«Может она меня любит?», - стрельнуло в голове, когда он шел к дому яблоневой аллеей. Полуденное июльское солнце, пронизывало листву. Игра свето-тени создала на дорожке россыпь из новеньких золотых и потемневших от времени денежек.

Надежда на счастье кружила голову, но позволить себе такую роскошь, как жить химерами, Ксан не мог. « Люблю ее я, - тут же напомнил он себе.- А она занимается со мной сексом. И ей это нравится и всегда нравилось».

Даже, когда они были почти детьми, он чувствовал, как охотно отзывается Ольга на его ласки. Он не переступил последней черты близости с ней в Новгороде только лишь потому, что ему хотелось вначале объясниться с Тучковым, которого он уважал. В день, когда они бодались из-за нее как два барана из детского стихотворения, Ксан еще не знал, какую цену заплатит за свой приз. Полный в ту пору юношеской самонадеянности, Санаев не испытывал к своему сопернику ничего кроме сострадания и симпатии. В ксановской палитре чувств новгородского периода не было черноты, замешанной на ревности или сомнениях. Он был уверен в себе и в
том, что избранница достанется ему.

Все сложилось так и не так. Ольга, действительно, слабо сопротивлялась его напору. Но при этом, похоже, и Тучкова не забывала... . Подобная позиция вызывала у Санаева устойчивые ассоциации с непокоренной Москвой, занятой Наполеоном. И все это накопившееся раздражение, скрываемое годами, лютая злость и обида нахлынули на него и накрыли с головой как раз в тот вечер, когда он прилетел живой из Чечни, а разделить с ним эту радость дома было некому.

Ольга вернулась из театра довольно поздно. Подставила ему прохладную щеку для поцелуя, спросила о чем-то незначительном и, не дослушав ответа, прошла на кухню. Он услышал, как хлопнула дверца холодильника: вечером Ольга никогда не ужинала, лишь пила минеральную воду. А Ксан прежде, чем произнести окончательные, непоправимые слова, вышел на балкон, набрал в легкие озона, обогатившего атмосферу после летней короткой грозы, и дирижаблем, накачанным праведным гневом, не чуя под собой ног, поплыл на волнах безумия за Ольгой, чтобы: Хлоп! - выпустить из себя пар, прожигающий
внутренности.

«Все! Надоело! Пошла бы ты к такой-то матери, - орал он. -Мне нужна жена, а не манекен! ».

Так Ксан не понаслышке узнал, что есть состояние аффекта с помрачением рассудка - если бы он в тот вечер зарубил жену топором или удавил галстуком, наверняка бы ему скостили срок. Однако огромным усилием воли он сумел удержать себя от столь радикального шага, благоразумно ограничившись лишь битьем посуды. В стену
полетела сначала ваза с настурциями, а потом и бутылка боржоми. Ольга с ужасом смотрела, как по обоям стекают на пол потоки воды, и молчала.

Санаеву до сих пор было ужасно неловко вспоминать ту дикую сцену и свое поведение. Подобную истерику мог закатить какой-нибудь распоясавшийся неврастеник. А он обязан был держать себя в руках. Но как говорится, ваза - не воробей…

Они разъехались, но разводиться не стали. Зачем? Ксан даже под пытками не согласился бы жить с другой под одной крышей. Да и кто, вообще, мог заменить ему Ольгу? После ее ухода, ему показалась, что из дома ушла жизнь и наступила ядерная зима.

Прошло несколько месяцев.... Он скучал. Обиды сгладились, и все чаще вспоминалось хорошее. Да и внешне его отношения с Ольгой почти нормализовались.

Незаметно вернулась и обычная шутливо-ехидная манере общения без срывов и ссор, только теперь уже по телефону.

Единственное, что радовало Санаева так это ее зависимость от него.

За долгий семейный цикл Ольга устойчиво привыкла к тому, что ее духовные и материальные потребности бесприкословно удовлетворяются. Столкнувшись с, так
называемой, «другой реальностью» она заметно растерялась и даже испугалась, поскольку надо было заново познавать мир, в котором, как выяснилось, сыр имеет
корочку и стоит денег.

Ксан, к счастью, недолго позволил ей находиться в свободном падении - подхватил, как раз вовремя, чтобы не разбилась. Отдал квартиру, предоставил
высокооплачиваемую работу на Кипре, и Ольга вновь почувствовала себя комфортно. Но теперь она, даже если и захотела, все равно не смогла бы забыть, кому обязана своим благополучием.

Поначалу Ксан еще опасался, что у этой непредсказуемой сирены закружится голова от сладкого воздуха свободы и она чего-доброго еще с кем-нибудь «закуролесит».

Однако, на его счастье, обошлось. Ольга все вечера проводила дома в одиночестве и бывшего мужа не компрометировала. Никаких перемен, сплошная рутина .

«Ну и зачем тогда эта пытка расстоянием?», – все чаще спрашивал себя Санаев и сначала исподволь, а потом, и откровенно махнув рукой на собственную, как он считал, слабость характера, уже обдумывал, как уговорить Ольгу вернуться назад. По ночам он строил потрясающие по красоте планы: вот он неожиданно прилетает на остров и…. Словом, жил, как последний дурак, в ожидании чуда. И дождался!

Ясным бабье-летним утром Сережа Тучков этаким херувимчиком впорхнул в кабинет начальника, неся на крылах отнюдь не благую весть. Видите ли, он собирается на
Кипр… Ксана чуть не хватил удар от такого скверного известия. Первой его реакцией было держать и не пущать. Однако на следующий день он передумал и
постановил: «Пусть едет!».

Со стороны могло показаться, что Ксан, устав сражаться с судьбой, выпустил вожжи из рук. На самом же деле ему пришло в голову следующее: если все годы между ним и женой стояла, наподобие тени отца Гамлета, тень Тучкова, которая будоражила Ольгину душу, то настало время от этих призраков несбывшегося освободиться.

Неважно, то ли с помощью осинового кола, то ли с помощью самой жизни, которая все расставляет по своим местам.

Может даже и неплохо, если Ольга составит себе новое представление о Сергее. В конце концов, лучше уж соперничать с мужчиной из плоти и крови, чем с идеалом из ее воспоминаний.

Санаев что-то очень сомневался в верности идиллического тезиса: любовь побеждает все. Пусть Ольга посмотрит на Тучкова, перегруженного проблемами, как
виноградная лоза гроздьями, и решит, привлекает ли ее роль подпорки.

Кроме того, какое-то десятое чувство подсказывало ему, что Сергей никогда не отречется ни от сына, ни от работы, ни от своего привычного уклада жизни даже и ради Ольгиных прекрасных глаз.

И Ксан собственной рукой устроил друзьям юности рискованную встречу, уповая при этом на естественный ход событий больше, чем на любое искусственное построение.

Казалось, он предусмотрел все: слабости Тучкова, эгоизм жены, их зависимость от него. И не взял в расчет лишь одно обстоятельство: близость Ольги с другим
мужчиной оказалась для него непереносимо-мучительна. И вчерашний день это зафиксировал.

Да и сама Ольга выглядела весьма жалкой и потерянной. Куда-то исчезла ее мальчишеская улыбка, забавно-очаровательная манера сменилась зажатостью и
неуверенностью, А он, глядя на нее, не мог подавить в себе злорадства.

Тем не менее, им следовало как-то приспособиться друг к другу, научиться сосуществовать бок о бок, пока они снова не обретут почву под ногами.

И Ксан всеми силами старался преодолеть состояние пережившего кораблекрушение и подвигнуть себя на что-то путное.

Его рука сама потянулась к мини-бару за «вискарем», очень уж велик был соблазн вырубить кусок мозга, где угнездилась мысль о том, что все для него потеряно и
любить больше некого. Разве что собаку завести.

Один известный богослов 17 века Никодим Афонский проповедовал: «Братья и сестры, что бы не случилось - смиряйтесь…, смирение паче гордости…». Но на
практике осуществить эту простую заповедь, как, впрочем, и ряд других, у Ксана как-то не получалось. Возможно, мешал безумный эгоцентризм, а может быть,
истощилась вера. Раньше он часто повторял: выигрывает тот, у кого больше терпения! Но выигрыш его больше не интересовал, поскольку он и сам нынче не знал, чего хочет от жизни.

Он достал Chivas regal и уже собирался щедрой рукой плеснуть себе вискаря в стакан, когда в номер тихонько постучали. Прежде чем открыть, Ксан на секунду
замешкался, не зная, что сначала предпринять: спрятать бутылку, украсившую стол в такую рань, или одеться… . В конце концов, он предпочел не выставляться в
неглиже и натянул на себя брюки. После чего босиком кинулся к двери, чтобы успеть впустить визитера (а вдруг Ольга!).

На пороге, действительно, стояла его бывшая жена. Чистенькое без следов косметики лицо. Распахнутые, словно черные крылья бабочки, глаза. Волосы на прямой пробор стянуты в хвост на затылке. Туфли на низком каблуке, серые брюки, темный свитер - ну прямо девочка из хорошей семьи.

- Изволите носить траур по близкой подруге? - вместо утреннего приветствия съязвил Санаев. Ольга про себя отметила, что вопрос был задан в хамской манере и решила его проигнорировать.

- Доброе утро. Можно к тебе? - спросила она. Но Ксан перегородил ей дорогу.

- Мадам, возможно, для Вас обычное дело навещать мужчин в гостиницах, но я, в подобного рода услугах не нуждаюсь.

Ольга молча повернулась, чтобы уйти. Однако Ксан схватил ее за руку и втащил в холл. «Проходи, раз уж пришла, - процедил он сквозь зыбы, лениво зевнул и указал рукой на откупоренную бутылку: «Хочешь чего-нибудь выпить?». Вместо ответа она одарила его убийственным взглядом.

- Нет, я, конечно, помню, что раньше Вы по утрам спиртного не употребляли, - продолжал ерничать Санаев, - Но, ведь с тех пор столько воды утекло, и Вы могли
поменять манеры леди на ухватки уличной девки так же легко, как меняете теперь мужчин.

На сию сентенцию Ольга только рассмеялась. «А, знаешь, что пришло мне в голову? -бросила она. - Пожалуй, Тучков был прав. Ты и впрямь ко мне не равнодушен».

- О! Вот даже как? - Ксан криво улыбнулся, - Тогда, плохи мои дела….

Ему показалось, что Ольга над ним куражиться. И куда только подевалась ее давешняя подавленность и скованность. В ответ на приглашение присесть, она удобно устроилась на диване, положила ногу на ногу, и, взяв из вазы апельсин, принялась его чистить.

- Тебе цитрусовые на Кипре еще не осточертели? - без особого интереса спросил Ксан.

- Нисколько, - заверила она и, аккуратно отделив две сочные дольки, одну положила себе в рот, а другую доверчиво протянула мужу, но тот высокомерно отказался от предложенного дара, сославшись на то, что не приручен и может укусить. Губы его при этом брезгливо искривились.

- Может быть, ты, хотя бы, не откажешься со мной позавтракать? - дружелюбно предложила Ольга, после того, как съела весь апельсин.

- Может быть, - нехотя ответил Санаев.

- А что, собственно, тебя смущает? - спросила она.

- Ничего не смущает, кроме отсутствия аппетита.

- Ну, аппетит ведь приходит во время еды…

- Да, что ты говоришь? - искренне удивился Ксан. - Никогда не слышал об этом…

- Представь себе, что так бывает, - Ольга в подтверждениисвоих слов даже закивала головой

- Ну, если ты гарантируешь, что не испортишь мне этот самый аппетит, который, как ты остроумно заметила, приходит во время еды, давай, позавтракаем, - согласился Санаев. - Тряхнем, так сказать, стариной. А потом я даже попрошу тебя, как в старые добрые времена, выбрать мне галстук к сегодняшнему приему.

- Тогда жду тебя внизу в ресторане, - Ольга поднялась.

- Буду готов через 15 минут, - буркнул Ксан, закрывая за ней дверь.

И тут же отправился бриться, ощутив нечто вроде прилива сил. Как будто внезапно утихла тоска, с которой он уж и не мечтал распрощаться.


Безрезультатно прождав Санаева в ресторане с полчаса, Ольга забеспокоилась. В жизни она не знала более педантичного и пунктуального человека, чем ее муж. Их
друзья, подшучивая, сравнивали его со сверхточным оружием, безошибочно попадающим в нужное время в нужное место. Сбои были немыслимы. Ольга припомнила
бутылку на столе - тоже не совсем обычное явление в повседневной жизни Санаева…и подумала, что, если он сию минуту не…

Но он пришел, и она сразу угомонилась. Тем более, что выглядел Ксан абсолютно трезвым, уверенным в себе, и, вроде бы, даже, не столь агрессивным, как вчера
вечером и сегодня утром. Правда, он не счел нужным извиниться за опоздание, сразу приступив к завтраку, но это были уже сущие пустяки. Главное, что он - здесь, и она больше не волнуется. И не скучает.

Сейчас Ольге просто хотелось смотреть на него, вдыхать привычный запах голландского табака и воображать себя его женой. Она настолько потеряла бдительность и расслабилась, что даже не удержалась и произнесла вслух: «Господи, как хорошо…». Он поднял от тарелки свои холодные, как ледники, глаза, и глухо сказал: «Что ты… Хорошо уже было».

- Ты, прямо, слово в простоте не скажешь. Ну, и что тебе здесь не так? - Она обвела взглядом небольшой светлый зал ресторана. -Тебе не нравятся птички на гравюрах или классическая музыка? Признайся, ты против серебряных кофейников и крахмальных салфеток….

- Я думал, ты говоришь не о здешнем сервисе, а о нас. Прости, я не понял, - Ксан перестал жевать и откинулся на спинку чиппендейловского стула. А Ольге стало неловко за свою хитрость.

- На самом деле, ты все правильно понял, - смущенно призналась она. - Я действительно перевела разговор на другое. Попыталась, как говорится, замести следы.

- Не смеши меня. Ты уже так наследила, что любой уважающий себя охотник теперь просто обязан тебя пристрелить.

- Перед смертью хоть поесть то можно? - шутливо взмолилась она. - Здесь такие вкусные круасаны.

- Смотри, растолстеешь.

- Не растолстею, - возразила Ольга. - Я много гуляю.

- Это мне известно, - сдержанно заметил Санаев.

- Кто про что, а вшивый про баню.

- Тебе легко говорить, ты никогда не была вшивой, - Ксан аккуратно поставил тонкую чашку на блюдце. - А вот к вопросу о прогулках…. Лично я собираюсь после
завтрака сходить в Тауэр, посмотреть коллекцию доспехов и средневекового оружия Стюартов и Тюдоров из королевского арсенала.

- Сколько раз ты ее уже видел, и не сосчитать…- Ольга закатила глаза к небу.

-  Это уникальная коллекция. Начиная со времен викингов…

- Да знаю я, - перебила его она.

- Не знаешь. На самом деле, Тауэр - мистическое место, и оно меня притягивает. Ты слышала что-нибудь о привидениях, обитающих в этой королевской тюрьме?

- Слышала только, что они реальнее некоторых живых. Говорят, что тем узникам, которые перед смертью не покаялись, а наоборот взроптали, была ниспослана суровая кара. В наказание за гордыню бог отнял у них вечный покой.

- Могу к этому добавить сведения, которые я почерпнул из путеводителя: если в 12 дня (время - полуденных ведьм) или в полночь заблудший призрак почует в тебе
родственную душу, то непременно утащит с собой в преисподнюю, - Ксан близко наклонился к ее уху. - Поэтому ты правильно делаешь, что не любишь Тауэр.

- И кто же, по-твоему, среди тамошних фантомов моя родственная душа, Мария Стюарт или Томас Мор? – заинтересовалась Ольга.

- Ну, например, Анна Болейн. Казнена Генрихом 8 за измену. Очень справедливое решение, на мой взгляд.

- Хочешь сказать, что будь ты Генрихом 8, ты бы тоже с женами не церемонился?

- Да, некоторым бы точно не поздоровилось, - хмыкнул Санаев.

- Каким монстрам ты, однако, симпатизируешь…

- Не во всем, если ты о Генрихе, - живо возразил Ксан. – Например, эту его привычку ежегодно жениться я совсем не приветствую…

- Ты не веришь в браки? - участливо спросила Ольга.

- В браки я верю, - ответил он и притворно вздохнул. - Я не верю в happy end в браках. Теперь - дело прошлое, но я так и не понял, зачем ты вышла за меня замуж, если уж так любила Тучкова ?

- А сам ты как думаешь? - Ольга прямо посмотрела в глаза Ксану.

- Думаю, во всем виновато наше суровое воспитание и комплекс вины, который развили в тебе твои родители с этими их интеллигентскими штучками.

- Что ты хочешь сказать? - удивилась она.

- Только то, что ты не научилась говорить «нет», - пояснил Санаев.

- Это так глупо, что…

- Что похоже на правду, не так ли?

- Не хочу с тобой спорить, но ты ошибаешься. Тучкова я не любила, т.е. любила, но, как друга и хорошего человека.

- Поэтому улеглась с ним в постель…

- Можно подумать, что ты любишь всех проституток и секретарш, с которыми спишь…,- Ольга передернула плечами.

-  Давай не начинать день со скандала, - пошел на попятную Санаев. А потом, слегка замявшись, спросил: «Так ты не пойдешь со мной в Тауэр?».

- Даже не знаю..., - протянула Ольга. - Понимаешь, у моей бульдожки Барнабаса лезет шерсть, а на Кипре нет ветеринарных аптек, и я бы хотела….

- В аптеку можно зайти по пути. Кстати, у тебя есть приличное платье для сегодняшнего приема? - Ксан вдруг резко переменил тему разговора и взглянул на часы.

- Нет, у меня ведь нет приглашения - она с интересом  посмотрела на своего визави.

- Можешь считать, что уже пригласили. Так что давай, съездим в Харродс и подберем тебе что-нибудь.

Естественно, что от подобного заманчивого предложения Ольга не смогла отказаться. Одно дело смотреть оружие - совсем другое наряды. «А как же Тауэр?» - вежливо напомнила она Ксану, но тот вопрос проигнорировал. На самом деле ему было все равно, куда ехать, лишь бы не оставлять Ольгу без надзора.


При выходе из гостиницы, на ресепшене, Ксан набрал толстую кипу газет, ожидая, что найдет нужную информацию об убийстве. И, едва они с Ольгой разместились в
такси, сразу взялся просматривать утренние заголовки, шурша страницами. Вся пресса была полна сообщениями об отравлении в отеле Хилтон тридцатипятилетней
женщины - Ульяны Самосад, которая прибыла в Лондон на юбилейные мероприятия Голден-банка вместе с крупными предпринимателями из России - Колдуновым
Михаилом и его сыном Колдуновым Игорем. В статьях также вскользь упоминался Дудкин, почему-то в качестве секретаря вышеперечисленных господ, а также
несколько русских дипломатов, вызванных полицией на место происшествия. Мотив убийства не назывался, однако, появилась одна существенная подробность.

Криминалисты-эксперты сделали вывод, что в пузырьке со снотворным, принадлежащем убитой, среди обычных капсул находилось пять, в которых вместо барбитуратов был цианид.

- Кажется, тебе и твоему любовнику удалось соскочить с подножки…, - сообщил Санаев после того, как им была прочитана последняя заметка на заданную тему.

- То есть? - Ольга недоуменно взглянула на мужа.

- Вас никак не связывают с убийством, - пояснил он, -англичане не стали проверять всех русских, прилетевших вчера с Кипра, а лишь тех, кто остановился в Хилтоне.

Теперь тебе не придется клясться на библии и на вопросы судьи отвечать: «Да, Ваша честь. Нет, Ваша честь!». Слава богу, последний проблеск здравого смысла удержал Тучкова от демонстративного вселения в «Хилтон» с чужой женой. Все остальное он, кажется, проделал, не приходя в сознание.

- Ты так говоришь, словно он мог предвидеть убийство, - вступилась за Сергея Ольга.

- Он мог предвидеть, что втягивает тебя в дурацкую историю. Кстати, я его об этом предупреждал по-хорошему. Но, как говаривал один криминальный авторитет:

«Поверьте, господа, пистолет и доброе слово убеждает надежнее, чем просто доброе слово».

Ольга, почувствовав, что Ксан начинает распаляться, благоразумно не стала продолжать разговор о Тучкове и воззрилась в окно. Видя, что она не реагирует на его выпады, Санаев тоже замолчал. Это ставшее уже привычным молчание продлилось еще 10 км, пока шофер не высадил их у универмага Харродс.

Ольга вспомнила, что когда-то давно, еще в первый свой приезд в Лондон, она, жертва советской пропаганды, долго не решалась переступить порог этого
респектабельнейшего универмага, опасаясь, что ее выдворят вон за несоответствие … .
Сюда в ее понимании должны были приезжать исключительно на роллс-ройсах
и кадиллаках джентльмены в котелках, с черными зонтами и дамы в палантинах и брильянтах, с маленькими, размером с муфту, шелковистыми собачками на руках.
Клиентов в ином обличии просто не пропустили бы несущие у парадного входа вахту швейцары.

С тех пор утекло много воды. Теперь Ольга посещала Харродс без былого трепета. Тем более, что в московских гламурных бутиках покупатели зачастую оказывались
навороченнее, а цены существенно выше, чем в этом мировом центре аристократического шопинга.

Вот и сегодня она зашла в универмаг, как к себе домой, даже не вспомнив, что на ней нет норкового манто, так как давно уже поняла, что в чопорной Англии
непристойно выглядеть чересчур богатым и слишком хорошо одетым.

В роскошно по-восточному отделанном Египетском холле подвального этажа стояли, сделанные из гранита и бронзы, скульптуры Доди и Дианы, открытые для публики
безутешным Мохамедом аль-Файедом в годовщину катастрофы. Полюбовавшись на безвременно умерших в один день влюбленных, Ольга с Ксаном отправились в
сувенирную секцию. Секция оказалась полностью оккупирована японцами, скупающими традиционных медведей Тедди, фарфоровых королевских гвардейцев в красных мундирах и медвежьих шапках, заварные чайники-коттеджи и прочие памятные английские вещицы с непременной символикой универмага - королевскими гербами и выведенным каллиграфическими зелеными буквами словом «НАRRODS».

- Пойдем, скорее платье покупать для приема, - взмолилась Ольга. - А то мне здесь все ноги отдавили.

- Ты, хоть знаешь, что прием состоится «на воде»? – поинтересовался Ксан.

- Как это «на воде»? - на Ольгиной физиономии было написано искреннее недоумение.

- Ну, это значит, что Голден-банк арендует для своих гостей плавучий ресторан, чтобы те могли познакомиться с лондонской «Малой» Венецией с палубы судна, -
терпеливо объяснил Санаев.

- Небольшое путешествие по Темзе? - уточнила она.

- Не совсем. Малой Венецией называется живописный район, примыкающий к каналам REGENT*S и GRAND UNION.

- Но, наверное, там будет прохладно?

- Поэтому я тебя и предупредил, чтобы ты не выбрала на вечер нечто совсем уж эфемерное, открытое всем ветрам.

Несколько озадаченная ксановским сообщением о вечерних празднествах в непредвиденных погодных условиях, Ольга в задумчивости бродила среди выставочных прилавков и стендов с одеждой, просматривая одну коллекцию за другой, абсолютно не представляя, каким должен быть вечерний туалет для приема «на воде» - платья все, как правило, были слишком открытые, а костюмы она не любила. Ей казалось, они прибавляют годы и скрывают фигуру. Кроме того, «кипрейская среда» отбила у нее чутье на направление моды, и Ольга среди всего этого великолепия чувствовала себя, как тунгус на эскалаторе московского метрополитена. К ней подходили безукоризненно вышколенные продавщицы-консультанты с предложением помочь, но в ответ она мямлила что-то невразумительное. В конце концов, то ли от желания побыстрее избавиться от их участия, то ли под впечатлением разговора про Тауэр, она внезапно остановила свой взгляд на неком одеянии средневекового покроя.

Ксан, наблюдавший за этой трагедией выбора и до поры не вмешивающийся в процесс, несколько охладил Ольгин смешавшийся рассудок, ехидной репликой
«выделяться, дескать, дурной тон» и еще что-то там добавил насчет этикета, воспрепятствовав, таким образом, ее порыву стать обладательницей кроваво-красного платья с воротом а-ля Мария Стюарт. А потом снял вешалку со скромным, на первый взгляд, костюмом и попросил примерить. Результат превзошел все ожидания.

Стоя в примерочной перед зеркалом и разглядывая себя, Ольга думала, что элегантнее, чем сегодня, она, пожалуй, никогда не выглядела.

В результате она «ушла с рынка» с пакетом, в котором в плоской коробке, завернутый в тончайшую душистую бумагу, покоился лилового цвета костюм из какой-то новомодной ткани, а также шелковые туфли и сумочка, поскольку Ксан напомнил ей, что на балы и вечерние приемы не носят ничего кожаного. Ольга удивлялась сама себе: как можно было за год жизни на задворках забыть все то, что раньше было для нее само собой разумеющимся.

Помимо костюма и аксесуаров Ксан купил ей фламандское гобеленовое покрывало ручной работы, отчего Ольга чувствовала себя вдвойне неловко. Вышло это, надо
сказать, абсолютно случайно во время их дальнейшей экскурсии по универмагу.

Поднявшись на последний этаж, где лучшими дизайнерами были воссозданы интерьеры аристократических домов «во вкусе умной старины», они оказались среди
тяжеловесных буфетов из мореного дуба, круглых столов времен короля Артура, стульев с кожаными сиденьями и готическими спинками, антикварных ламп, подушечек, обшитых плюшевыми бубенчиками, серебряных подсвечников, «бисквитных» статуэток, севрского фарфора и прочих вечных атрибутов «хай-лайф». Однако
Ольгину душу ранило лишь покрывало с вытканной на нем прекрасной дамой на цветущем лугу, единорогом и львом. Покрывало лежало на огромной кровати с
балдахином, радовало глаз и дразнило недоступностью, поскольку цена его была столь же запредельна, что и красота. Утешало лишь то, что оно совершенно не
подходило для ольгиного бед-рум на острове. Но вот московская спальня розового дерева казалась ей теперь бесконечно убогой без данного piece of art.

- Нравится? - небрежно поинтересовался Санаев из-за ее плеча.

- Нравится все, кроме цены, - посетовала она.

- Цена, как на плохую машину, - констатировал Ксан.

- Вот, именно, на машину, - Ольга характерно прищелкнула языком.

Поддержав разговор, она ни на минуту не допускала, что спровоцирует Ксана, тот достанет свою золотую кредитную карту и сделает широкий жест. Поэтому, когда это произошло, Ольга даже не знала, имеет ли право принять столь дорогой подарок. Лишь соображение, что Санаев обидится, если она сейчас начнет ломаться, заставило ее отказаться от своего недавнего принципа, - никогда больше не брать денег у бывшего мужа.

«Может, это шаг к примирению?» - подумала она, но потом вспомнила, что Ксан всегда откликается на любое ее пожелание, просто преподносится это им как-то не
по-доброму.

Вот и сейчас, вручая ей покупку, он с насмешкой констатировал: «Видимо, соседство с турками на острове уже сказывается на твоем вкусе, я заметил, у тебя тягу к византийской роскоши». «Разве я выбрала золотые шаровары и тюрбан с павлиньим пером?» - огрызнулась Ольга. Ей немедленно захотелось поругаться с этим типом, который уже вторые сутки издевается над ней, но потом в ее памяти всплыл девиз одной предвыборной компании «Не суди по словам, суди по делам!», и она, махнув рукой на девичью гордость, даже позволила себе привстать на цыпочки и подарить бывшему муженьку в знак благодарности один невинный поцелуй. И опять запах его усов и бороды вернул Ольгу в прошлое, к тем, как ей казалось теперь, счастливым дням и ночам, когда… «Стоп! - тут же приказала она себе. - Если не хочешь рехнуться, лучше об этом не думать».

- Неплохо, - Ксан погладил Ольгу по щеке. - Продолжай в том же духе.

- Почему нет, если ты не против, - она улыбнулась и взяла его под руку. Ей стало казаться, что они заключили перемирие на неопределенный срок. По крайней мере, магазин они покинули почти друзьями.

На выходе Ольгу и Ксана окружила стайка женщин, которые за любую приемлемую сумму предлагали приобрести посетителям Харродс символические букетики -
перехваченные зелеными ленточками сухие прутики. Пожертвования от данной благотворительной акции должны были пойти на приют бездомным животным.

Заплатив за эту игрушечную вязанку хвороста по 10 фунтов каждый, они двинулись по улице, не имея не малейшего понятия о том, что делать дальше.

«Не хочешь прокатиться до гостиницы?», - Ксан указал Ольге на остановившийся рядом красный даблдеккер. Не успела она ответить, как он схватил ее за руку и втянул на подножку. Купив билет у кондуктора, они поднялись по лестнице на 2-ой этаж, если данное выражение уместно в отношении автобуса, и заняли переднее сидение.

- Помнишь, в школьных английских текстах про Лондон говорилось, что это лучший способ знакомства с городом? - спросил Ксан.

- Ольга кивнула и уставилась в окно, в полном смысле слова  «балдея» от Лондона и его экстравагантных обитателей. Именно это детское ощущение и переполняло ее,
когда она наблюдала за многоцветной кутерьмой этого фантастического города со всеми его улицами, домами, скверами, площадями и перспективами. Неожиданно
сквозь серые облака проклюнулся солнечный лучик, осветил высокие, остроконечные башенки Олд Бейли, согрел цветы в кашпо, украшающие фонари, побродил по
витринам магазинов и, сломавшись в круглом, как дно бутылки, окне паба, снова исчез на небесах.

Вдали на повороте промелькнул Собор святого Павла, который, казалось, доминировал над городом.

- Не знаю, но по мне помпезная соборная архитектура не способствует утешению и смирению страждущих, мятущихся душ, - высказался Ольгин спутник по поводу сего
грандиозного сооружения.

-  Пожалуй, ты прав, - согласилась она. - А я вот все думаю, как в одной нации уживаются одновременно эксцентричность и консерватизм?

- Ну, это просто, - Ксан снисходительно улыбнулся. – Обычный закон маятника. Потом, немного помолчав, спросил: «Какая, по-твоему, главная отличительная черта англичанина?».

- Не знаю, - Ольга пожала плечами.

- Англичанин никогда не будет рабом, - убежденно объявил Санаев.

Она была в таком приподнятом настроении, что готова была соглашаться с каждым его словом. Ей казалось, что сегодняшний день, столь же долог и занимателен, как
бывало только в детстве, и, что в нем могла бы уместиться целая неделя ее унылой жизни на Кипре.

Проехав вдоль Гайд-парка, автобус остановился в двух шагах от «Марбл Арч». Ксан был галантен, как никогда, даже подал Ольге руку, помогая сойти с подножки.

Проводив ее до самой двери отеля, он сообщил: «Мне сейчас надо заехать в наше посольство, а ты пока готовься к приему. Да! Какое там лекарство ветеринар выписал для, как его бишь, Барнабаса? Я заскачу в аптеку на обратном пути». Растроганная Ольга достала из сумочки рецепт, Ксан убрал его в бумажник, и попрощался. Однако отойдя на пару шагов, вдруг резко повернулся на каблуках и, возвысив голос, бросил ей в спину: «Надеюсь, ты не передумаешь насчет платья? Рогатые мужчины абсолютно непредсказуемо реагируют на красный цвет».


Англичане полагают, что вечерний костюм способствует поднятию настроения. Ксан как раз собирался на себе это проверить и открыл встроенный в стене шкаф.
Полчаса назад он вернулся со встречи с сотрудником российского посольства, и тот поведал ему несколько интересных фактов, касающихся расследования английской полицией происшествия в Хилтоне. Англичане решили закрыть дело, так как теперь уже не представлялось, по их мнению, возможным выяснить, кто, когда и где мог подложить капсулы с цианидом мадам Самосад. Отпечатки пальцев кого-либо, кроме самой жертвы и горничной, на вещах и мебели в номере отсутствовали.

Колдуновы и Дудкин особого интереса у следователей не вызвали и, как узнал Ксан, собирались завтра беспрепятственно покинуть Лондон ради Лимассола. А «груз 200», т.е. гроб с Самосад, намечалось переправить в Москву днями.

Ксану не хотелось в сложившейся ситуации, пока убийца еще не идентифицирован, отпускать Ольгу на Кипр одну. И он принял решение лететь вместе с ней
завтрашним рейсом до Ларнаки, в связи с чем заказал на «ресепшене» два билета.

Таким образом, потратив уйму времени на все дела, включая и посещение ветаптеки, Ксан еле-еле поспел в отель за полчаса до начала приема. И сейчас перед ним стояла еще одна задача, а именно - экипировать себя к юбилею.

Крахмальная белая рубашка, черный смокинг, носки, новые ботинки и, наконец, галстук-бабочка - все это, само по себе, было безукоризненно и не вызывало сомнений, но соединившись в единое целое, выглядело несколько претенциозно, если не сказать комично, и делало его похожим то ли на метрдотеля итальянского заведения, то ли на конферансье Мулен Руж, а то и вовсе на топ-модель мужского пола, рекламирующую, к примеру, запонки.

«Милашка чистой воды, - хмыкнул Ксан, рассматривая свое отражение в зеркале, - Повезет же бабам, которые меня увидят». Ему представилось, что он сейчас выйдет
на театральные подмостки в роли первого любовника. Он закусил нижнюю губу, закрутил ус, выпятил подбородок и, бросив на воображаемую даму сердца, пламенный синий взгляд, отправился за Ольгой.

Через минуту он уже легким стуком возвещал ее о своем приходе. Она открыла моментально, как будто стояла и ждала за дверью.

Увидев Ольгу, Ксан по обыкновению подивился ее умению перевоплощаться, словно всякий раз она примеряла на себя новую маску-образ. То эта была невозмутимая и
сосредоточенная бизнесс-вумен в очках и с портфелем, то непосредственный, с разбитой коленкой ребенок на теннисном корте, а то, как сейчас, изысканная,
источающая флюиды соблазна и искушения леди, которую ни в коем случае нельзя путать с femme fatale, типажом , в сущности, вульгарным и пошлым.…

Санаеву часто приходило в голову, что его жена была бы хорошей моделью для символистов, особенно для Сомова, так тонко сумевшего воплотить страхи и
ускользающие сны, пришедшие из памяти, из глубин подсознания, в своей картине-виньетке «Волшебство» в инфернальной фигуре женщины, привлекающей и страшной, мертвой и прелестной, как само предостережение любви и смерти.



- Несомненно ты заслуживаешь титул «самый красивый мужчина Англии», - Ольга посторонилась, пропуская Ксана.

- Вот. Наконец-то, - Санаев даже хлопнул ладонью по дверному косяку. - Дождался справедливых слов. Но и ты, поверь, дорогая, сейчас похожа на фею сирени… . «Вся такая воздушная, к поцелуям зовущая».

- Спасибо за комплимент, ты просто чудо, - Ольга мельком взглянула на себя в зеркало и протянула руку к вешалке.

- Мы оба чудо, - Ксан отвесил галантный поклон и, отобрав у нее шуршащий плащ, помог одеться.