Встреча

Зашла я на днях в институт, где некогда начинала свою трудовую биографию.
Было это ровно сорок лет назад.
Пишу и не верю глазам. Сорок лет стажа!
А ветераном я не стала.
Мне повезло попробовать свои способности в разных городах и на разных поприщах.
 В моем ближнем круге общения были рабочие и инженеры, агроном и поэты, доярка и художники, профессора и лаборанты, врачи и продавщица, офицеры и учителя, шофер и библиотекари. Мы дружили, не заморачиваясь профессиями, званиями и национальностью друг друга. У нас были общие интересы - кино, театр, поездки по стране, музыка и танцы, книги и пешие походы.

Теперь - половина из тех, кто был в этом ближнем окружении, уже смотрят на нас из заоблачных далей, а оставшиеся... Часть из них, значительно меньшая, тех, кто при встрече мне рад. Просто рад меня видеть. Часть из них при встрече со мной делает вид "незнакомы". Их больше. Но у них и поводов больше. Они "не знают меня" (не помнят или не хотят помнить) по разным причинам - для одних я - русская, т.е. враг по определению, для других - мне незаслуженно повезло в этой жизни, для третьих я - "рылом не вышла" - ни дома в Испании, ни кухарки не имею.
 Но на самом-то деле большинство из оставшихся в живых не остались моими друзьями и близкими родственниками потому, что у нас не осталось общих интересов. Какие походы, театры, концерты? Какие книги? Вы о чем?
Поэты и художники покупают дома и квартиры, обеспечивая потомство пожизненной рентой. Доярка переехала в Москву и стала кухаркой в доме бывшего одноклассника, ныне профессора. Инженер бомжует. Педиатр сдает квартиру семье без детей. Один из художников уехал в Израиль. Его бывший однокурсник открыл ресторанчик. Агроном пытался стать фермером и ...спился. Учитель физики ему составил компанию. А директор музыкальной школы теперь выращивает элитных йоркширских щенков на продажу.

 И только библиотекари продолжают свою вахту на ниве просвещения народа, которому это самое просвещение "пофиг".

А ведь когда-то начинала я как раз с профессии "библиотекарь".
Была у меня тогда иллюзия, что в библиотеке можно и нужно много читать (моё излюбленное занятие!).
Может и нужно, но нельзя.
Времени на чтение у библиотекарей в рабочее время нет. А после работы уже нет желания.
Это как у жителей приморских городов - море в ста метрах от порога, но все маршруты пролегают в противоположную сторону. Ну, или у жителей Питера/Лондона/Парижа - Эрмитаж/Британский Музей/Лувр известны только по расположению на карте города.
Короче, иллюзии мои умерли сорок лет назад. А вся последующая жизнь добила и остатки идеалов, породив им на смену цинизм, прагматизм и раскованность.

 И вдруг я (совершенно случайно) оказалась там, где я свои иллюзии похоронила. "А не проведать ли могилку моих надежд, иллюзий, химер и обольщений?" - подумалось мне. И я вошла в священный храм науки, образования и просвещения.
 Всё (ВСЁ!) здесь осталось на своих местах.
 Кроме кабинета директора библиотеки. Раньше он был меньше и в глубине помещения. Теперь он вырос. Стал большой. Можно сказать, просторный. И в самом начале коридора. С массивными стеклами на двух створках дверей.
 Директор ныне бдит. В ее задачу в наши дни, вероятно, входит контроль прихода-ухода-передвижения по коридору сотрудников и случайных забредальцев.
 И так как директор бдит, она увидела меня, бесцельно слоняющуюся мимо прозрачных дверей читальных залов, абонемента и других отделов подведомственной ей цитадели знаний. Она меня увидела и не поленилась выйти в безлюдный (себя не считаю) коридор. "Вы кого-то ищете?" - поинтересовалась она вполне доброжелательно. "Скорее чего-то. Свой вчерашний день. Остатки памяти воскрешаю", - ответствовала я без смущения. А чего мне, спрашивается, стесняться - территория знакома, а начальственным тоном меня уже давно невозможно напугать. Особенно, если это немоёначальство моложе меня вдвое.
"?" - глаза ее округлились.
Я сжалилась над ней: "Я здесь работала когда-то. Зашла поностальгировать".
"А когда Вы работали? Я Вас не помню. Я уже двадцать лет работаю здесь", - со смесью разнородных чувств проговорила она.
"О! я тут трудилась сорок лет назад. Неудивительно, что Вы не видели меня", - с тоном превосходства (возраст, при желании, всегда можно обратить в преимущество) я явно переборщила.
А она оживилась, обрадовалась несказанно: "У нас есть сотрудники, которых Вы, вероятно, знаете". И она начала перечислять всех тех, тогда еще юных дев, с кем я плечом к плечу выходила на первомайскую демонстрацию и выезжала на колхозные поля собирать урожай. Мне оставалось только кивать головой при звуках обозначения моих не просто давних, а невероятно давних коллег.
 Она открыла ближайшую дверь: "Нина Петровна! Посмотрите, кто к Вам пришел!"
Нина Петровна, некогда жгучая брюнетка, ставшая платиновой блондинкой, вышла на зов своей патронессы, посмотрела на меня с недоумением (еще бы,  я сама себя не всегда узнаю в зеркале) и вдруг воскликнула: "Ирина! Шеина! Как ты? Откуда?" (как ей удалось меня идентифицировать?) и потекли вопросы и расспросы.
 Мы говорили целый час. Перечисляя тех, кого уж с нами (с ними) нет. Мы вспомнили десятка два фамилий. И по ходу выяснилось, что половина из них еще с ними. В смысле - как начали после школы книги от пыли вытирать, так с тех пор и дел других не знают.
 Она задавала вопросы, я отвечала, она говорила о тех, кого я уже забыла и тех, кто не помнил все эти годы меня. И с нескрываемой завистью слушала о том, где и кем я была. Впрочем, я рассказывала далеко не обо всем.
 А я рассказывала о своей жизни и думала - вот передо мной стоит красивая пожилая дама, вся жизнь которой была посвящена служению одному делу. И неважно, насколько это дело важно. Важно то, что она всю свою сознательную жизнь прожила на одном месте. И их таких только в этом месте десять человек. А я за те же годы пожила в пяти городах, в четырех странах, поработала на восьми работах, освоила восемь профессий, узнала пять тысяч людей, прошла пешком вдоль половины берегов Черного моря, пережила три революции, две гражданские войны, тотальный экономический кризис с голодом и отсутствием всего того, что называется "элементарные удобства и блага", клиническую смерть, рэкет и социальную изоляцию, но я же прожила восторги реализации новых идей, освоения новых горизонтов, получения новых знаний.
 Я создавала, страдала, ликовала, бегала, пряталась, училась, учила, лечила, готовила спектакли и копала землю...
 Они, такие же как я, пережили свою (нашу) страну и остались на старом месте.

Я не знала, что это возможно.
Они удивили меня.
Может быть такие - нужнее миру?


Но я не готова сорок лет жить на одном месте, делать одно и то же изо дня в день и видеть неизменно всё те же лица, что вчера и год, и сорок лет назад.
Мы расстались с вежливым непониманием друг друга. Она с завистью (я не говорила о проблемах) и изумлением. От меня, некогда изнеженной капризной девочки, никто не ожидал такого поворота событий.
 Я - ошеломленно.
 Она поломала мое понимание мира.
 Ну, нельзя так прожить свою жизнь!
 Жизнь надо делать!
 И пусть не получается! Пусть будут проблемы. Но эти проблемы создаю я. И решаю их я.

А у них своя правда...