Коровий хвост

Они встретились случайно в райцентре, куда оба приехали по своим делам. Давно не виделись, обрадовались, точно закадычные друзья, хотя таковыми никогда не были. Много лет назад вместе учились в городе на курсах шоферов от военкомата, да после армии виделись эпизодически.

- Как жизнь? - скорее по привычке, чем по-настоящему интересуясь, спросил Алексей Николаевич, заранее зная, что скажет Пётр Иванович. Всем известна жизнь пенсионеров в деревне.

- А ты не знаешь!? - Пётр Иванович выжидающе посмотрел на собеседника, но, не получив ответа, продолжил: - Нам теперь только и остаётся из месяца в месяц ждать почтальона с пенсией. К делам-то большим не пригодные стали.

- Где они нынче, большие дела? Были, да с нашими годами утекли. Вчера передачу по телевизору смотрел о ранешной колхозной жизни. Ведущий договорился до того, что плохо мы с тобой жили. Дескать, теперь хорошо – всё наладилось. Прямо слёзы умиления выступили у него на глазах. Он был готов со мной расцеловаться на расстоянии.

- Побольше слушай! И почаще вспоминай! Как технику новую получал, как квартиру колхоз дал. Как по бесплатным путёвкам чуть не всю страну объехал. Я так плохо жил при социализме, что пять раз ездил на курорт в Белокуриху, где наш колхоз имел две своих палаты. Один раз вместо меня поехала жена. Она была служащей, но мы поговорили с профсоюзным лидером, и тот дал добро, включил, так сказать, зелёный свет светофора. А сейчас мне едва ли хватит пенсии не то чтобы лечиться на курорте, а хотя бы съездить туда на экскурсию.

- Ну, краски-то, небось, сгущаешь… Вон о каких средних пенсиях по телевизору рассказывают!

В голосе Алексея Николаевича звучала неприкрытая ирония. Да и то правда: чего прикрывать её, коль его пенсия до средней не дотягивает.

- Если и так, то самую малость. Пенсии, конечно, хватит, чтобы и вернуться с курорта, но назови мне, кто, кроме двух-трёх крупных по районным меркам предпринимателей, может позволить себе курорт.

- Ты в район зачем приехал? - поинтересовался Алексей Николаевич, словно не слышал вопроса.

Пётр Иванович показал папку с документами.

- Видишь, талмуды? - не то спросил, не то сказал утвердительно. - Собрались пенсионеры, отягощённые земельными долями, посидели, покумекали неделю без отрыва на перекур, а потом решили: ну её к лешему, эту собственную нашу землю. Своё в колхозе мы отработали, а на сотне с хвостиком гектаров никто уже и не поднимется. Нужен трактор, то да сё… Куда ни шло – посеяли бы, пусть и какими попало семенами. Хорошие-то ведь не по карману будут, а те, что есть у частников, едва ли всхожие на сто процентов.

Он помолчал, потом продолжил:

- В агротехнике, опять же, ни один из нас не разбирается. Мы ведь всё по указке делали: пахали, сеяли. Даже если это половина беды, то худо станет, когда приспичит урожай продавать. Вы свою пшеницу продали?

- Куда там! По амбарам-складам лежит. Кому она теперь нужна, пшеница?

- Вот! - хлопнул по папке с документами Пётр Иванович. - А зачем тогда сеяли? Боялись не наработаться? Посеяли пшеницу, а на рынке гречиху спрашивают.
 
Кинулись гречиху выращивать, а рынку овёс подавай. Картёжная игра в подкидного дурака получается. Никак в колоде не угадать козырную карту! Отрядили меня пенсионеры оформлять документы. В сельсовете дали образец справки, я в район приехал, тут всё иначе… Надо бы отпечатать список собственников земли, но не возвращаться же домой. За дорогу заплати, потом снова приехай. Бегаю по организациям, но никто не берётся список напечатать. Тут всего-то одна страница! Ты понимаешь, из ничего проблема. Без этого документа остальные просто набор бумажек.

- В аренду землю передадите? Или продать надумали?

- Зачем в аренду? Найти бы нам доброго молодца при хороших деньгах и с бойким характером! Участок примыкает к пруду, а при умном подходе можно организовать зону отдыха и черпать доллары совковой лопатой. Другим краем поле тоже не в каменную стену упирается. Не земля – сплошные удобрения! Но нет у нас своего доброго молодца; кончились сказочные времена. Одни спились, другие разленились, а третьим хоть в пень колотить, лишь бы день проводить. Кто пока мало-мало в здравии, тот тихой сапой на молочишко с хлебом наскребает и этому рад. Не шибко-то фермеры расцвели.

Мы так решили: оформим документы, а подвернётся желающий – продадим землю по сходной цене. Может, получится передать в фонд перераспределения.

- Дожили, - пожал плечами Алексей Николаевич. - Земля крестьянину не нужна… А когда-то за неё рубились насмерть, чтоб хоть какой собственный клочок иметь.
- Эк, куда заглянул! Когда было-то? Жизнь повернулась к нам своей не лучшей стороной. Есть у нас люди, которые желали бы нормальной жизни, но в хозяйствах такие заработки… Многие вынуждены держать на дворе скотину. У моего племянника шесть коров, шесть телят и подтёлки. Свиней… я просто не знаю, сколько у него свиней. За такой оравой надо с утра до ночи ходить, чтоб всех напоить-накормить и самому хоть сухой кусок проглотить успеть. Знаешь, небось, пословицу: есть что съесть, да некогда сесть. Племянник ещё и в хозяйстве работает.

 Спрашивается, какой из него трудяга, если он день в сельхозкооперативе, с вечера до середины ночи ботается на дворе со скотом, а утром ни свет ни заря надо начинать всё сызнова. Сколько племянник спит? Чем он живёт и чего видит в жизни? Она же проходит окольной дорогой? Ты на него погляди: засыпает на подступах к кровати.

Говорят, плохо жили при социализме. Я работал шофёром, имел одну коровёнку, телёнка, поросёнка. Мне хватало! Было мясо на столе, водилась денежка в кармане прибытком к той сумме, что в колхозе зарабатывал. Если приходилось по работе уезжать в город, я заранее надёргаю сена из стога, чтоб жена без проблем готовый навилень задала корове с телёнком. А уж почистить в пригоне я успевал по возвращению домой.

Не знали проблем со сдачей коровы или телёнка на мясо. А сейчас то телёнок, говорят, несовершеннолетний, молодой, то корова ещё не успела состариться. Со свиньями вообще дурдом. Сало, видите ли, толстое – не принимают. На другой год, наоборот, сала мало – опять не принимают. И таким образом сбавляют цены на мясо. Своим горбом скот вырастишь, а потом майся, сбывая со двора. По никчёмной цене. Легче на пенсию в магазине купить кусок мяса… Зато спина дольше сохранится.

Пётр Иванович вдруг смолк, а потом воскликнул, удивившись:

- Подожди! Что это я перед тобой распинаюсь, будто ты не знаешь всей ситуации!? Ты свою землю куда определил?

- Монолитной скалой стоит в зале! - улыбнулся Алексей Николаевич. - Как пошёл раздрай с паями, я свой продал и на эти деньги купил большой холодильник. Больше пользы!

- Жена тоже настаивала: продай да продай. А я дотянул до той поры, что никто землю не покупает. Схлынул бум. Может, вашим кому надо?

- Наши тоже расселись у разбитого корыта. Хозяйство дошло до ручки. Прошлой весной ещё как-то посеяли зерно, а нынче…

- Но ты всё равно звони, как прослышишь, - давая понять, что пора прощаться, подал руку Пётр Иванович. - Напоследок скажи, почему в город не уехал. Не помню, чтобы ты мечтал после армии в село вернуться.

- Мало ли о чём по молодости да неопытности говорим, - не без печали ответил Алексей Николаевич, отпуская руку Петра Ивановича. - Была одна роковая встреча незадолго перед окончанием школы.

- Цыганка, небось, с пути сбила…

- Дыши глубже! Брат мой окончил школу, а старшая сестра ему говорит: «Поедем в Барнаул, институт посмотришь, в который поступать надумал». А тогда же в городе мало кто из молодёжи бывал. Сам знаешь, трамвай только на картинке да в кино видели. И тут я заныл: «Возьмите меня с собой! Возьмите с собой! Я дальше райцентра нигде не был». Вот уж я их упрашивал-упрашивал… Донял-таки, согласилась сестра. Я только поднял хвост пистолетом от радости, а она меня огорошила. До города требовалось плыть на пароходе «Зюйд» из соседнего Быстрого Истока, а до пристани добирались на попутных машинах. Через нашу деревню проезжали бензовозы из соседнего района. Знаешь, ЗИСы такие, почему-то вечно облитые горючим, в мазуте. Ну, и сестра говорит: «Если шофёр будет один в кабине, я тебя возьму». Вот я иду в центр, через который всегда машины ездили, и думаю: «Или нефтебаза развалится и бензовозчикам там больше делать нечего. Или ЗИСов не будет. Или что-то другое случится. Не должно быть, чтобы всё ладно получилось!»

Пришли в центр, слышу, со стороны горы: грох-грох. Спускается бензовоз, ЗИС-150-й, весь в солярке, гремит – мама не горюй! Шофёр выскочил из кабины, помчался за куревом в магазин. Через минуту возвращается, а я уже успел заметить, что с горы пыль не виднеется. Нет то-то других машин. Сестра просит шофёра: «Возьми нас!» - «Пожалуйста! Двух возьму!».

Я насмелился, интересуюсь: «За вами, дядька, едут ещё машины или нет?». Он: «Нет». В общем, что-то там, на нефтебазе, такое не этакое. Или выходной, или бензин не подвезли, а шофёру надо в Быстрый Исток срочно. «Я бы, - говорит, отродясь не поехал, но нужда заставила». Тут я окончательно понял: никуда не поеду. Сели они втроём в кабину, хлопнули дверцами и умотали. Сел я на угол фундамента, выступ там такой большой был, и вот не абы как, а в три ручья горючими слезами обливаюсь. Вырастает передо мной Кирилл Митрофанович, ты его, конечно, не знаешь. Пречудесный мужик был, вечно ошивался вокруг магазинов. То сусликов принимал от населения, то тряпки с костями, макулатуру. Он ещё роднёй какой-то нам доводился. Бутылочка у него запечатана початочком, початая уже. Стало быть, лизнул уже, как следует, пошатывает мужика. «О, Лёшка! Ты чё это удумал реветь белугой? - спрашивает. - Производишь слёзные потоки, хоть кораблики делай и пускай! Но слезою моря не наполнишь». Я ему: так и так, в Барнаул меня не взяли. А он: «Да сдался тебе этот Барнаул! Ты держись корове за хвост. И все городские будут к тебе ездить на молоко со сметаной! Ну, и я приду – угостишь чем-нибудь покрепче».

Вот я запомнил это его «Ты держись корове за хвост». Он как в воду глядел, мой родственник Кирилл Митрофанович. Так с бутылочкой под боком и заснул вечным сном; царствие ему небесное. Сбылись его слова. Действительно, все братья да сёстры разъехались, а я с этим коровьим хвостом до сих пор и маюсь. Видишь, как обернулось-то. Уехай я тогда в город, глядишь, не свела бы меня судьба с Кириллом Митрофановичем – пошла бы моя жизнь по другому руслу. До пенсии работал шофёром, а коров во дворе и сейчас держу, всё боюсь расстаться с ними. Сил уж никаких не осталось, надоели они мне хуже горькой редьки, но как представлю пустой двор и себя, на диване днями лежащего, так дрожь пробегает по всему телу. Корова – последний рубеж, сдав который, можно заказывать себе место на кладбище. От безделья быстро скисну.

- Молчи громче, - улыбнулся Пётр Иванович.- Сыновья обещаются летом приехать, меня связать, чтобы не сопротивлялся конфискации коровы и её дальнейшей сдачи на мясо. Они, видишь ли, беспокоятся за моё здоровье. Надорвусь, говорят. Раньше надо было думать о моём здоровье! А коровий хвост, как ты говоришь, может, единственная моя опора, на который я опираюсь каждый день. Лучше бы они приехали на землице-матушке потрудиться. А то корову сдай, землю куда-нибудь приткни. Завтра-то что делать будем? Видать, не додали мы с тобой чего-то своим детям. Как ты думаешь, где мы прошляпили?

- Нам же вечно некогда было: с утра до ночи работали, домой не загонялись.

- То-то и оно, - махнул рукой Пётр Иванович. - Судьба не авоська…

- Это правда! Но, помню, мама говаривала часто: «Во всяком худе не без добра». Всё на свете к лучшему…