красные бесы в стране негодяев

               
            КРАСНЫЕ  БЕСЫ В  СТРАНЕ  НЕГОДЯЕВ
                «Черный человек!
                Ты прескверный гость.
                Эта слава  давно
                Про тебя разносится».
                Я взбешён, разъярён,
                И летит моя трость
                Прямо к морде его,
                В переносицу…»
               
                Сергей Есенин «Черный человек»

      Красный и чёрный –   два основных  цвета  второй  великой, русской Смуты 1917-22 годов. Красные флаги и транспаранты,  и черные людские толпы на улицах и площадях. Над ними низкое, как могильная плита, серое, северное небо. Цвета крови и смерти. Великан-большевик в черном бушлате с чужого плеча шагает с красным знаменем через всю  великую столицу лилипутов неизвестно куда, и в глазах его горит  беспричинная ненависть и злоба.  «Купание красного коня» Петрова-Водкина» и «Черный квадрат» Малевича.  Бой голых борцов  среди руин и Чёрная Троица в белой ночи  бытия. Красные бесы в чёрной полувоенной  униформе, во главе  с маленьким, юрким,  плешивым, великим  Демоном революции. Черный человек в окружении красных бесов  стал главным героем   в стране негодяев. Всё уже круг добрых и близких людей и всё больше людей в чёрных кожанках и галифе. И вот уже Чёрный человек выходит из зеркала и рукоятью нагана ломает поэту переносицу, а тростью (как пулей)  протыкает глаз. Так приблизительно  всей кожей ощущал свою  страну Сергей Есенин,  и это  ощущение причиняло ему неимоверные,  душевные страдания и боль. У поэта «Черная Троица» стала  проявляться в творчестве  сразу же после того, как он  попал в  шайку чекистов-богоборцев и писателей-безбожников, в  «орден  друзей-имажинистов».  И недаром в  поэме «Черный человек» её воплощают  три демона революции –    Свердлов, Троцкий и Парвус.   Из  всех троих   злой демон  Александр Парвус    до  Смуты 1917-22 годов был  так же  широко  известен,  как  и норвежский исследователь Арктики, верховный комиссар Лиги Наций по  делам военнопленных, организатор помощи голодающим Поволжья (в 1921), лауреат Нобелевской премии мира Фритьоф  Нансен.(1861-1930).  Человек в черном пальто, в черном цилиндре и перчатках Парвус, сторонник революционного  насилия и крови, был тогда также знаменит, как и    идеолог бескровной революции (сатьяграхи), человек великой души и  светлого сердца  Махатма Ганди (1869-1948). Марксист-бизнесмен Александр  Парвус в черном, длинном  пальто, в чёрной шляпе и с тростью рядом с Розой Люксембург часто мелькал на страницах газет и журналов того времени.    Ученик Парвуса, красный демон революции Лев Троцкий стал в образе Чекистова одним из главных героев поэмы «Страна негодяев».  Организатор бандитских «рабочих дружин» Яков Свердлов в черной кожаной фуражке, в  чёрной кожаной куртке,  в галифе и  сапогах. В таком же черном кожаном  мундире, в шофёрской фуражке с очками и Лев Троцкий.   Житель  Берлина родом из Могилёва и «гражданин и студент из Веймара»  слились воедино в черном человеке, готовом выйти из зеркала и убить поэта. Два мистических цвета – красный и чёрный – стали основными цветами второй русской Смуты и всей мирной советской жизни. Цвета крови и смерти, насилия и вечного траура стали основными приметами новой жизни,  её  новой религии  и культуры.   Надо отметить, что к моменту написания  поэмы «Страна негодяев» в  большевистской России  наряду с частным капиталом, фабриками и мастерскими  стали возникать  трудовые коммуны, своеобразные  рабочие  полки и отряды  Трудовой армии Троцкого,  трудовые исправительные дома, а также Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН).   Надо признать, что Сергей Есенин никогда   не верил в светлое коммунистическое завтра.  Он ставил нэпманов и большевиков на одну доску и считал их, как когда-то и слабовольное правительство Керенского, социальными паразитами на теле страны.   
      Только один из всех главных героев, в котором легко угадывается бунтарь-анархист Нестор Махно, по сути дела   высказывает в поэме  заветные мысли автора поэмы  о любви  к кровавой  буре и ненависти к той  абсурдной, абсолютно нерусской, искусственной жизни, которую навязали  России комиссары. По всей России множатся банды из  обманутых и ограбленных  ещё в революцию подданных, сегодня готовых на убийство,  предательство и даже на захват власти. В пожаре Гражданской войны все аморальны и все негодяи.
         И оскалилось людоедство
         На сплошной недород у крестьян.
         Их озлобили наши поборы,
         И, считая весь мир за бедлам,
         Они думают, что мы воры
     Атаманы-анархисты, комиссары и чекисты, ни у кого нет нравственных тормозов, как и у побывавшего в Америке комиссара Рассветова, сорвавшего куш на биржевой панике, так и у   комиссара-западника  Чекистова и у грабителя пассажирских поездов Номаха-Махно. Так что чекисты и комиссары, которые ловят  Номаха, ничем не лучше его. За место под солнцем России пришли бороться представители тех народов,  которые не сеют, не жнут и не пашут.  В русскую жизнь пришли те, кто привык   питаться плодами чужих рук. До сих пор вполне  современны и актуальны  темы, поднятые поэтом в эпоху НЭПа, и  вполне узнаваемы сегодня  предки наших правящих  экономикой страны  прозападных либералов.
Слушай, Чекистов!..
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты еврей,
Фамилия твоя Лейбман,
И черт с тобой, что ты жил
За границей...
Все равно в Могилеве твой дом.

- Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей.
Я ругаюсь и буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что...
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие...
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.

         Итак, перед нами страна негодяев, в которой вообще не следует жить нормальному человеку. Однако  так думают не все. Большинство простонародья считает, что  так всё должно и  быть, как сложилось давным-давно на святой Руси. Один комиссар-интернационалист и либерал  Чекистов, хает Россию  на чём свет стоит – за голод, за дикость и зверство народа, за темноту русской души и лютость русской жизни.  Другой чекист, ярый  борец с атаманами-анархистами и «белобандитами»,  рассказывает  другим  комиссарам рангом пониже о будущей американизированной  России, поделённой на отдельные государства (штаты), о «стальной клизме», которую надо поставить её населению.  В стране идёт братоубийственная война, везде разруха, свирепствует тиф и голод, в Поволжье  процветает людоедство, а такие марксисты из Веймара  и Берлина, уроженцы Витебска и Могилёва, как Парвус, мечтают  о мировой революции.  Они озабочены планами  переделки православных  «храмов божьих в места отхожие», перековки трудом  русских дураков и зверей в «новых людей». В примитивных существ,  единственно  способных быть бесплатным  «пушечным мясом» и бесплатной рабсилой для   освоения  богатств  суровой Сибири, которая…
             Богаче, чем желтая Калифорния.
             С этими запасами руды
             Нам не страшна никакая
             Мировая блокада.
             (И санкции не страшны –А.А.)
             Только работай!  Только трудись! (1)
      Так Парвус и его ученик Троцкий стали   главными  героями   поэмы Сергея Есенина «Страна негодяев». В 1924 году Троцкий был на вершине своего могущества и после смерти  Ленина являлся первым человеком в стране, был одним из тех, кто по мысли поэта,  «жиреет на Марксе».  Ко времени написания поэмы «Страна негодяев» и стихотворения «Чёрный человек»  революционный романтизм Сергея Есенина окончательно  выветрился из  души  поэта. Остались в прошлом и  его богоборческие, идейные стишата,  которые так раздражали и возмущали русского классика, поэта и прозаика  Ивана Бунина.               
               Небо как колокол
               Месяц – язык.
               Мать моя – Родина,
               Я – большевик!
      На самом деле, Есенин  старался подальше держаться от марксизма и большевизма. Он никогда  не был  идейным «попутчиком»  красному режиму, и тем более «беспартийным  большевиком» (выражение Троцкого, присвоенное  потом Сталиным – А.А.).  И поэма «Ленин» и стихотворение «Русь советская» и первый его   весьма  слабый, примитивный сценарий  фильма о мировой революции «Зовущие зори»  в соавторстве с Михаилом Герасимовым, Сергеем Клычковым и Надеждой Павлович,  были написаны им  из чисто    прагматических соображений  по совету   друзей-чекистов, ради получения  «солидного гонорара».  Чекисты-поэты  щедро баловали  Есенина  разными поблажками за его откровенные стихотворные поделки,  и за  ту  «честную, хулиганскую» лояльность новой власти в печати, в  которую он  так неумело играл.  Об этой экономической и прагматической стороне творчества поэта, как и о его  сомнительной, «тесной» дружбе с видными чекистами до сих пор нам  мало известно, ибо архивы остаются  недоступными для исследователей. А между тем через эту «дружбу» с чекистами, через застольные, хмельные беседы   с ними   в кабаках Москвы, Есенин  узнавал  от них много такого, о чём не ведало и не могло знать основное население  страны. Поэт сам как бы  становился носителем многих тайн большевистской России и важных  государственных секретов.
       Поэт остро чувствовал и понимал  ситуацию в стране: не до конца убитый  торговый капитал  спешил  снова  на голоде и разрухе обрасти жирком.  Поэт видел, что   большевистская  власть готовилась к новому грабежу, советский  «золотой червонец»  срочно требовал любой ценой пополнения золотовалютных запасов, этого требовала милитаризация и электрификация всей страны. Поэт  чувствовал, что скоро  многое  в этой жизни исчезнет вместе с людьми  и  подозрительными  советскими «золотыми червонцами»,  и Пролеткультом. МОСХОМ, авангардом и свободомыслием.
       Не все ли равно,
       К какой роже
       Капиталы текут в карман.
       Мне противны и те и эти.
       Все они - класс грабительских банд.


      Есенин  мог видеть большевистскую Россию в двух ракурсах, лицом к лицу (изнутри  до мелочей) и (в общих чертах со стороны) издалека, на расстоянии, с высоты американского небоскрёба. Видеть изнутри страну и то  многое  совершенно секретное из незримого очами,  Есенину помогали в первую очередь «друзья-чекисты», которые на досуге любили совмещать тайный сыск и блуд с высокой  поэзией.   Из таких  чекистов-писателей можно назвать  имя известного провокатора-убийцы  и  финансового афериста  Якова Блюмкина и большого железнодорожного начальника и чекиста Григория Колобова, в  персональном вагоне которого поэт вместе с «другом-прилипалой» Анатолием Мариенгофом объездил Поволжье, юг России и Среднюю Азию. Увидеть лицом к лицу  Большой Запад с его «Железным Миргородом»  и  Русь советскую со стороны, с её «красной избой-читальней» и деревянной  сохой ему помог нарком просвещения Анатолий Луначарский,  главный спонсор  красной танцовщицы, знаменитой  американки  Айседоры Дункан. Благодаря таким друзьям как Блюмкин,  поэт понял, что в стране к власти надолго и всерьёз пришли преступники, негодяи, бандиты и мародеры. Для них  нет ничего святого,  и они  согласны на всё, лишь бы  удовлетворить свои животные инстинкты и насладиться властью над теми, кто лучше, талантливее и умней их всех вместе  взятых. Благодаря Айседоре Дункан поэт увидел иной большой мир, сравнил его с  Русью советской, и в конце жизни, как и Пушкин,  с  большим для себя  опозданием «замыслил  свой побег». 
      Есенин в большевистской России был обречён  на гибель задолго до прихода Сталина к власти.  По сути, Есенин –  жертва Льва Троцкого, которого всячески раздражала  громкая слава Есенина как поэта  глубоко  русского, национального: «Жалкий вы человек, Есенин, националист!» (Иннокентий Оксёнов). После «героического» подавления крестьянских восстаний Рабоче-крестьянской армией  с помощью боевых отравляющих газов, авиации и артиллерии, после беспощадного подавления голодающих крестьян Нижнего Поволжья доблестным чекистом и влиятельным  «другом» Яковом Блюмкиным, поэту стало окончательно  ясно, что к власти пришли  завоеватели и оккупанты нового типа.   После гибели на Лубянке нескольких крестьянских поэтов, Есенину стало ясно, что «в стране объятой бурей и пожаром», разрухой и насилием, борьбой  с инакомыслием, ему долго не  жить. В годы революционного исхода он не попал  в число пассажиров «философского парохода», которым   осенью 1922 года новая власть выдала билет в один конец без денег и  фамильных ценностей, с полупустыми чемоданами с одной парой обуви и сменой нижнего белья. Есенин не оказался в числе высланных философов-писателей  за рубеж по чистой случайности, ибо Ленин, как инициатор высылки русской научной и научно-технической  интеллигенции, был глубоко безразличен к поэтическому слову вообще, даже если оно было выражено  идеологически  корректно и  патетически лояльно в духе  площадного  агитатора Маяковского.  Наследники дела Ленина во главе с Троцким и Сталиным предпочитали поэтов убивать или  умерщвлять  в тюрьмах и лагерях медленной смертью. Есенин это понял  давно,  за год  до отправления «философского  парохода» из Петрограда  в сторону Любека. В  сентябре 1921 года  в письме в редакцию журнала «Печать и революции» Есенин  предлагает наркому просвещения  А.В.Луначарскому «прекратить травлю поэтов-новаторов (имажинистов –А.А.),   литературному же  критику Луначарскому организовать «публичную дискуссию по имажинизму, где в качестве компетентных судей будут приглашены представители науки и искусства  профессор Шпет и  профессор Сакулин». Но если  высказывания в печати  критика и народного комиссара Луначарского не  голословная фраза. А прочное убеждение – выслать нас  за пределы  Советской России, ибо наше присутствие  здесь  в качестве  шарлатанов и оскорбительно для нас и не нужно, а может даже и вредно для государства».(2) После 1923 года Есенин  для власти и   для себя  лично   окончательно стал контрреволюционером. В письме к поэту А. Кусикову в феврале 1923 года он пишет: «Если бы  я был  один, если бы не было сестёр, то плюнул бы на всё и уехал в Африку или ещё куда-нибудь. Тошно мне, сыну российскому, в своём государстве пасынком быть. Я перестаю понимать, к какой революции  я принадлежал. Вижу только одно:   ни к Февральской, ни к Октябрьской». Своим близким и друзьям, у кого он ночевал или квартировал, часто жаловался: «В моём доме я не хозяин, в мой дом я должен стучаться, и мне не открывают. Пусть я буду жертвой, я должен быть жертвой за всех, кого не пускают. А мы все злые, вы не знаете, как мы злы, когда нас обижают. Буду кричать, буду, везде буду! Посадят – пусть сажают – ещё хуже будет! Мы всегда ждём и терпим долго» (Галина Бениславская, подруга поэта и агент ГПУ).   С такими  антисоветскими настроениями и с  тем страшным багажом секретной информации   о преступной внутренней политике, Есенин в Русском Зарубежье  был бы в стократ  опаснее  любого   значительного агента-перебежчика и самого  лютого  политического врага.
     С такими  антисоветскими настроениями и с  тем страшным багажом секретной информации   о  советской, преступной внутренней политике, Есенин в Русском Зарубежье  был бы в стократ  опаснее  любого   значительного агента-перебежчика и самого  лютого  политического врага. В последний год жизни Есенин был под  мощным колпаком  агентов  Лубянки разного калибра.  Поспешный, панический  выезд поэта  из Москвы   в Ленинград в духе булгаковского бухгалтера Варенухи был воспринят властью как   попытка  убежать за границу и люди Троцкого  во главе с Блюмкиным должны были пресечь любыми способами  эту затею.  И они  пресекли  его  бегство сразу же после прибытия в Ленинград. Они  убили его на явочной квартире в доме   на  проспекте Майорова выстрелом в лицо,  сломав ему  особым приёмом   позвоночник, оставив рукоятью  нагана  мистическую, глубокую вмятину на его переносице, почти  такую же, как и  в поэме «Чёрный человек». Потом труп поэта  чекисты перенесли в гостиницу «Англетер» и  весьма грубо и неряшливо  произвели имитацию   самоубийства, допустив при этом  массу  очевидных оплошностей и промахов. Яков Блюмкин и его люди не погнушались привычным в таких случаях  мародёрством.  Они присвоили  себе самое  ценное из содержимого чемодана убитого поэта – западную модную  одежду, золотые запонки, подаренные Айседорой Дункан, валюту, золотые царские червонцы и рукописи  поэта. Среди рукописей в чемодане   была и маленькая поэма в защиту Иисуса Христа  против красного  безбожника, кремлёвского поэта и «лакея Придворова по кличке  Демьян Бедный». Во время поспешного проведения следствия  исчез и сам чемодан поэта вместе с остальным содержимым, а из дела исчезла и опись вещей. О том, что этот чемодан всё-таки был, свидетельствует пламенный большевик  пролетарский поэт Александр Жаров в своём    стихотворении на смерть Есенина: «На простом ремне от чемодана кончилась твоя шальная жизнь!»  О том, что Есенин  повесился  на  простом ремне от чемодана, а не с помощью традиционной верёвки  мир узнал именно от  советского поэта Жарова. А потом,  боясь разоблачений, ленинградские чекисты запугали свидетелей и  строго засекретили дело о самоубийстве  поэта  на уровне государственной тайны. Надо признать, что советские чекисты в деле  устранения нежелательных    людей, всегда действовали грубо и топорно, на уровне уголовников-рецидивистов. Имея в своём распоряжении  самый совершенный и широкий  инструментарий смерти, от бесшумных вылетающих лезвий до особо изощрённых ядов полковника медицины НКВД  Мойрановского, они всегда оставляли после себя  множество следов и наглядных улик своих преступлений под маской несчастного случая или суицида. Так было с убийством  Есенина, так было и с убийством Михоэлса в 1948 году, который имел неосторожность во время зарубежных гастролей рассказать друзьям-эмигрантам о стремительном старении великого Сталина.
      Сегодня не имеет смысла говорить о том, как сложилась бы судьба Есенина, если  бы он стал эмигрантом. До сих пор продолжает бытовать мнение, что Есенин никогда не собирался покидать Россию, что в Ленинград он выехал  чисто по издательским делам, что без России он себя как поэта не мыслил, что все его письма об эмиграции – всего лишь  похмельный бред. Здесь  пугливые и идейно   осмотрительные биографы поэта     продолжают,   как всегда,  лукавить, оставляя за рамками своих трудов Есенина-человека, у которого,  как и у всех нас –  одна жизнь и одна Родина, своя Родина.  У русского  поэта Есенина, как и у русского  поэта Тютчева, нет ни одной строчки о том, что Россия лучше других стран. И это понятно, ибо истошно с надрывом  провозглашать в стихах и песнях   свою страну самой лучшей  в мире – это удел  недалёких советских поэтов-песенников, платных патриотов-эстрадников: «Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!»
      Родина у Есенина не хуже и не лучше других, ибо в каждой стране свои бесы-искусители  и свои ангелы-хранители, но   своя Родина всегда лучше любого придуманного  попами и комиссарами  небесного и земного рая: «Если скажет  рать святая: Кинь ты Русь –живи в раю!» я скажу: « Не надо рая, дайте  Родину мою!» Без Родины жить трудно, но можно, но бывает и так, что жить на Родине становится смертельно опасно. Тот, кого судьба (в лице  бесов  и демонов) заставляет сменить Родину, как правило, расплачивается душевной болью. Но лучше ностальгировать и страдать душой, чем медленно умирать в лагерном бараке на Колыме.  Лучше бедствовать  в Париже  как поэт  Бальмонт или как писатель Замятин, чем   быть расстрелянным чекистами за инакомыслие   как русский писатель и консервативный  публицист Михаил Меньшиков (1859-1918)   на глазах у своих шестерых голодных детей средь бела дня на  берегу Валдайского озера.
      Из всех многочисленных друзей и врагов Есенина самым смертельно опасным  «другом» оказался  Яков Блюмкин. Тот самый эсер и большевик,  убийца  германского посла Мирбаха, чекист Блюмкин,  любимчик «железного» Феликса Дзержинского и чекиста-мистика Менжинского, адъютант Льва Троцкого по особо важным  спецзаданиям (в том числе  по снабжению оружием Тибета, Китая и Индии для войны с англичанами и  мировой революции в Азии).
     Надо признать, что великий крестьянский поэт тяготился   «дружбой» с Блюмкиным, а в последний год жизни даже панически  боялся его, предчувствуя  в нём свою погибель. Есенин на дух не переносил антирусскую, интернациональную  политику Троцкого и  во всех подробностях знал о «фронтовых подвигах» Блюмкина в качестве адъютанта председателя Реввоенсовета  Троцкого,     начальника штаба (комбрига)  79  полка и беспощадного карателя восставших крестьян  Южного Поволжья (Елагинского восстания). Это Блюмкин  водил пьяного Есенина в расстрельные комнаты Лубянки посмотреть, «как  умирает презренная  контра». Это Блюмкин поведал поэту о награбленных, несметных сокровищах  ГПУ и ВКП(б), о том, что  острый дефицит в стране золотовалютных средств – очередная  выдумка  большевиков, о том, что они     через голод и разруху, через иностранную помощь, Помгол и Торгсин  продолжают преумножать свои  капиталы, чтобы пустить их себе на пользу и на великое дело  мировой революции.
      Это Блюмкин посвятил поэта в тайны советского золотого червонца и  объяснил,  чем советский  на самом  деле  хуже червонца царской чеканки,  почему гонорары за опубликованные произведения надо получать в золоте, а не в ассигнациях. Это Блюмкин советовал Есенину совмещать занятие литературой с идеологической агитацией и  политическим доносительством и быть в стране  после Маяковского вторым великим  пролетарским поэтом. Может быть, именно   из-за этого Есенин не посвятил Якову Блюмкину ни одного своего  стихотворения и старался в переписке с друзьями  как можно  упоминать это зловещее имя.
      Дружба с  видными чекистами хранила его до поры до времени от  тюрьмы, расстрела, трудового лагеря  и ссылки. Последняя беседа  Есенина с Львом Троцким подвела итоговую черту под жизнью поэта. Отказ Есенина возглавить  общественно-литературный журнал  крестьянских поэтов, стать одним из винтиков  советского Агитпропа, сделал существование  Есенина как поэта и человека  нежелательным и невыносимым. Беседа с красным вождём  Троцким лишила Есенина будущего, это он  понял  и осознал  сам, это поняла и власть в лице чекистов-исполнителей. Остальное – дело техники: доведение до самоубийства или убийство под  видом самоубийства. С его другом, крестьянским поэтом  Николаем Клюевым в 1937 году уже при Сталине, чекисты не церемонились – расстреляли его  без  проволочки и закопали  в общей яме-скотомогильнике, чтобы никому  жить  не мешал.
      Дефицит  денег для финансирования экономических, образовательных и гуманитарных проектов был у большевиков основной причиной  для открытого, бандитского грабежа мирного населения, всех социальных  слоёв,  особенно крестьянства.  Изъятие  церковных ценностей, золотовалютных ценностей у населения через систему  заложничества,  проводились с особым цинизмом и жестокостью  под лозунгом острой нехватки средств. необходимых якобы  для спасения «социалистического Отечества».  На самом деле новые  золотовалютные поступления нужны были большевикам  для сохранения своей власти и  успешного проведения внешней политики, чтобы их на Западе признали, уважали и боялись.  При этом большевики  использовали награбленные ценности в качестве  подарков и наград как  внутри страны за верную службу,  так и за её пределами для установления добрососедских отношений,  военного сотрудничества, предоставление золотого кредита и поддержки революционного движения за рубежом (3) 
      В качестве дипломатических подарков и подкупа нужных людей на Западе через воровскую систему Коминтерна использовались как фамильные драгоценности злодейски убитой  бандой Якова Свердлова царской семьи, так и редкие  фамильные    и художественные ценности русского  дворянства и духовенства. А позднее  чекисты добрались и до семейных   ценностей  русской   интеллигенции, той самой, которая,  по мнению Ленина, была «не мозгом нации, а говном, лакеями капитализма, мнящими себя  мозгом нации, которых надо  выслать  за границу без средств  существования   с одной парой нижнего белья».   Вскоре, в январе 1924 года выяснилось, что говном  русской нации в переносном смысле  оказались не высланные за кордон русский ученые, изобретатели, инженеры и философы, а сам Ленин –  неистовый русофоб и социальный паразит.  Почти все современники, хорошо знавшие  Ленина, считают его ярким воплощением того отрицательного, что несла в себе русская учащаяся молодёжь и  левая русская интеллигенция, с её этикой нигилизма и разрушения. Это и  ярко выраженное неуважение к чужому интеллекту и знаниям, «самовластно-жестокая нетерпимость к чужому мнению, узко себялюбивое  понимание принципа свободы, равнодушие к вопросам национальной чести» (А.С.Изгоев). 
       Закон Воздаяния уже после смерти  вождя мирового пролетариата  как бы наглядно  материализовал  его истинную   суть в глазах скорбящего, оболваненного  и ограбленного им  народа.
        В котлован, вырытый красноармейцами под временный мавзолей вождя,  из потревоженной кирками кремлёвской канализации хлынули нечистоты и над  морозной Красной площадью взметнулись зловонные  клубы пара. «По мощам и елей!» – едко заметил  при этом патриарх Никон и этим самым подписал себе смертный приговор. Большевики, как правило,  любую критику в  свой  адрес карали только смертью,  и требовали считать их всегда и во всём правыми и непогрешимыми.   
       Надо признать, что  денежные средства для себя лично и для безбедной жизни партийных функционеров  у «ленинской гвардии»  всегда имелись, и притом весьма огромные.  Как правило, хранились они  только в бриллиантах и только в золотых  монетах царской чеканки. Так «золото  и бриллианты партии» хранились в личном сейфе Свердлова, драгоценности Российской империи в личной  «лавочке Ильича» (предтеча Гохрана), а реквизированные ценности русского дворянства,  купечества и буржуазии  в Центральном реквизиционном складе ВЧК-ОГПУ-НКВД. До сих пор документы о назначении   этих бандитских «схронов» и  складов  до сих пор  засекречены и представляют государственную тайну.   В них  содержится не одна лишь банковская «кредитная история» СССР, в них  изначально заложена весьма подмоченная кровью  и    кровавой мочой нехорошая  репутация большевизма, которая в конце ХХ века, как сифилис  по наследству передалась  советско-буржуазному олигархическому,   авторитарному режиму. Обагрённое  кровью золото негативно отразилось  на всей денежной системе тех лет.
       И вскоре выяснилось, что хвалёный советский золотой червонец годился только для внутреннего пользования в виду его сомнительного происхождения и  сомнительного химического состава. С 1928 года зарубежные банки предпочли принимать к оплате за поставку промышленного оборудования только золотые монеты Российской империи.  Даже в зарубежные свои командировки чекисты брали с собой  только золотые царские червонцы.    Так для  экспедиции в Тибет Якову  Блюмкину были выделены 100 тысяч золотых рублей царской чеканки.   10 тысяч рублей золотом  было выделено Сталиным группе академика Савельева для  закупки тибетских рукописей и  алхимических трудов на Западе. (4)
       Увы,  о том, что большевики  отпетые бандиты, лгуны и мошенники,  что советские золотые червонцы весьма  сомнительного происхождения и качества  весь цивилизованный    мир  знал  уже в начале 30-х годов.  О несметных, награбленных сокровищах большевиков ходили легенды. И никто из лидеров западноевропейских стран не верил большевикам, что у них нет денег на борьбу с голодом и эпидемиями.   Главы  стран Западной Европы, в том числе и США, знали,  что большевики на борьбу с голодом в Поволжье  выделили всего  лишь  четверть  из награбленных сокровищ.  Только четвертую часть   изъятых у Русской православной церкви церковных ценностей (четырёх, двухосных  вагонов золота и  двенадцати вагонов серебра) отпустили большевики для закупки хлеба за рубежом! Сергей Есенин   как  живой свидетель страшного голода и повсеместного людоедства  в Поволжье  не мог не заметить равнодушное  отношение  к этой демографической и этнокультурной  трагедии,  как самих большевиков, так и  их идейных врагов –  западноевропейской  буржуазии. Большевики видели в каждой  иностранной гуманистической  акции –  или  политическую провокацию или шпионаж, а западные буржуа и капиталисты надеялись, что костлявая рука голода схватит за горло и  самих большевиков, что их власть рухнет сама по себе. Однако и в ХХ веке-людоеде нашлись люди,  которые по своей человечности и милосердию   оказались выше всех своих современников-политиков и общественных деятелей. Это был Ганди и Нансен. Ганди стремился  делать революцию  ненасильственным путем, а Нансен учил  людей человечности  только через делание  добра и реального  спасения в силу своих сил и возможностей, через преодоление непреодолимого и почти невозможного. В решении самых сложных задач Нансен руководствовался принципом «разница между тем, что трудно, и тем, что невозможно, в том, что на преодоление  невозможного  уходит больше времени». Ему ничего не оставалось, как собрать средства под собственное имя и вскоре направить в голодающее Поволжье 4 тысячи поездов с продовольствием, другими словами, спасти от голодной смерти 7 миллионов российских граждан. Странно, как эта  воистину грандиозная    гуманитарная   акция  Нансена  была,  как бы,   не замечена  Сергеем Есениным и другими выдающимися деятелями советского  искусства и культуры.
      Увы, все советские  газеты и вся мировая печать за 1921-1922 годы  в полной мере освещали   страшный  голод и людоедство в Поволжье, деятельность Помгола при ВЦИК  в УССР, БССР и ЗСФСР. И в то же время  большевистская цензура запрещала писать пролетарским  писателям правду о голоде и  о  бескорыстном милосердии  людей  буржуазного мира. Удивительное дело, но   памятник великому полярнику и гуманисту Нансену  был установлен  только в одной Самаре около железнодорожного вокзала  на частные пожертвования только  4 апреля 2018 года, через 97 лет со дня первого русского Холокоста! Зато  во второй год второй великой русской Смуты 1917-22  большевики-безбожники, мародёры  и осквернители отеческих могил  нашли деньги на памятник Иуде Искариотскому в городе Свияжске и положили тем самым  начало полному и окончательному безобразию  на  Руси советской  и в РФ.
       Великий Нансен оказывая голодающим Поволжья  гуманитарную помощь понимал, что единственное  спасение русской культуры и лучших  русских людей от большевистского ига, от вырождения  и национальной Катастрофы –  в эмиграции, в иностранном гражданстве. 
        Нансен решил эту проблему путём международного признания особых удостоверений личности для перемещённых лиц. Так называемые «нансеновские паспорта», введённые по его предложению Лигой наций в 1922 году и одобренные в 52 странах, спасли от гибели тысячи бесправных людей. Благодаря таким паспортам смогли жить и творить за рубежом композитор Сергей Рахманинов, театральный деятель Сергей Дягилев, балерина Анна Павлова. (5)
      Среди засекреченных дел и фондов, есть  ещё  и  несметное количество личных дел  современников особо значимых  исторических личностей,  это  так называемые вторичные косвенные источники –отрывки из воспоминаний, публичных речей и выступлений, заметок в периодической печати, застольных разговоров, зафиксированных в письменном  виде в форме служебных писем,  рапортов и доносов. Иногда среди этих гор документального «вторсырья»  истории находятся  такие  свидетельства и признания, что на их фоне «гаснут» в глазах читателя  документы государственной важности. Тогда тайное преступление  становится явным, устойчивая официальная ложь  позорно  пасует перед «обнажённой правдой». (Евгений Боратынский) Тогда  прошлое предстаёт перед нами  совершенно в ином свете, чаще всего в химерическом, ирреальном  и безумном, тогда кроме главных демонов революции и большевистского режима возникает множество других не менее значимых, а с ними целые легионы  мелких демонов и бесов.
      Несколько горьких запоздалых  сожалений, покаянных слов в дневнике,  несколько  сдобренных злобной фантазией доносчика  мелких фактов, и перед нами совершенно иное полотно эпохи. Установочная статья в центральной газете  «Известия»   второго лица в стране о том, что «психически неуравновешенный, упаднический поэт наложил на себя руки»,  и читателю  сразу  становится ясно, что  всё было  на самом деле не так, как написано в учебниках и научной литературе.  И  тогда хочется вслед за Владимиром Высоцким  отчаянно завыть: «нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята!»  И тогда станет  понятным,  кто именно из чекистов убил Сергея Есенина, кто у поэта был настоящим другом, а кто тайным врагом. (7)
      И тогда станет ясно, что 20-30-е годы почти зеркально отражают наше время, как в политико-экономическом и социальном плане, так и в других  морально-этических  аспектах. Тогда быть природным отчизнолюбом, воспевать «избяную Русь», быть «мелодичным, напевным   рупором новокрестьянской поэзии» было опасно для жизни.  За это  чекисты расстреливали, тогда надо было быть только советским патриотом и следовать  только курсом вождя. Сегодня тоже надо следовать курсу правящего режима  и любить Родину так, как понимает её глава государства и его спецслужбы.  И тогда станет ясной  трагическая, проклятая  связь между  прошлым и будущим.        Морально-этическая связь  между  тайной алхимической лабораторией при НКВД  академика Савельева,  с её эликсиром молодости для товарища Сталина и  смелым проектом  «физического бессмертия» для отдельных господ-товарищей  современного олигарха Олега Дерипаски, который, как когда-то  и Сталин,  собрался жить вечно на этой страшной и прекрасной  Земле. В угоду  вышестоящему Демону и своему больному тщеславию, часто  не ведая, что творят, легионы красных  бесов разного калибра  делали всё возможное, чтобы наша изначально православная  страна под флагом добра и всеобщего счастья всегда стояла на стороне  Зла,  являлась пугалом всех стран и народов. Демоны и бесы прошлого и настоящего сделали всё возможное, чтобы труды  и  жертвенные страдания трёх поколений советских людей в итоге оказались напрасными. Сделано всё,  чтобы наша страна, как остров Невезения, как   огромная евразийская Палата №6 ещё раз  наполнилась  новым ядом  пораженчества, рабского, безвольного  смирения  и тотального, есенинского  «неверия в благодать».
   У каждого человека свой крутой последний маршрут, и пролегает он по  Чёрной Дороге по  воле судеб, злых людей и божественных манов (светлых добрых душ предков), но чаще всего по вере его. 
    «Летите, в звёзды врезываясь. Ни тебе аванса, ни пивной. Трезвость!» – писал Маяковский на смерть Есенина, обращаясь   к убитому чекистами  в ленинградской  явочной квартире, к поэту, лежащего в гробу  с проломленной переносицей и пулевым отверстием под правой бровью. Вполне возможно,  что Маяковский писал свои иронично-назидательные строчки  искренне, так и не узнав от своих московских друзей-чекистов о  настоящих причинах гибели поэта. Но  здесь поэтическая поделка (по 5 золотых червонцев  за строчку) выступает как  косвенный документ эпохи и лишний раз, вслед за грубо сфабрикованным убийцей поэта  Яковым Блюмкиным уголовным делом, клевещет на Есенина,  подтверждает  лживую версию о  самоубийстве  «упаднического, крестьянского  поэта» (Лев Троцкий)
      Необходимо отметить, что через пять лет после смерти Есенина, Судьба с атеистом и певцом бесовской власти  Маяковским сыграет злую шутку. Те, кому он небескорыстно многие годы   служил, сделали всё возможное, чтобы  этот пролетарский, брутальный  поэт сам не захотел жить в стране Советов  и сам  себя убил из пистолета, подаренным сотрудниками  ВЧК.

                И на путь меж звёзд морозный
                Полечу я не с молитвой,
                Полечу я мёртвый, грозный
                С окровавленною бритвой.
               
                Велемир Хлебников. «КА», 1915 г.



Авторские примечания  и источники:

1. Сергей Есенин. Собрание сочинений в пяти томах. Государственное издательство «Художественная литература». М.1962. - Страна негодяев. Том4, с.197-254. Или: http://esenin.niv.ru/esenin/text/strana-negodyaev.htm
2. Сергей Есенин. Собрание сочинений в пяти томах. Государственное издательство «Художественная литература». М.1962. Том 5, с.236 -  Коллективные письма и заявления.
2. Так, для секретной экспедиции НКВД  в Тибет, в качестве подарка от правительства СССР регенту Тибета Рентингу Римпоче  с Центрального реквизиционного склада НКВД   была выделена под расписку 5-ти килограммовую статую молящегося Будды из чистого золота. Она была реквизирована чекистами   в Бурятии в 1928 году во время разорения буддийского храма.
3.  О выделении из казны 1000 золотых монет царской чеканки для второй экспедиции НКВД в  Тибет имеются  данные из секретного дела НКВД.   В докладной записке секретаря  НКВД Буланова на имя  первого заместителя  Наркома  внутренних дел тов. Меркулова В.Н. этому посвящён отдельный пункт.   «Финансовая часть: в качестве устойчивой валюты для разных расчетов, с учетом специфики местности, предлагаю изыскать золотые царские рубли. Всего для финансирования экспедиции, с учетом того, что на каком-то участке пути возможна утрата транспорта и необходимая покупка лошадей, и прочие непредвиденные расходы, с учетом питания, проживания и ночлега, всего необходимо выделить 1000 золотых монет царской чеканки» 

      Если бы в нашей стране сохранялась хоть как-то  в  прежнем виде историческая культура и культура исторической памяти, то в Москве и в ряде городов Поволжья  давно должны стоять кроме памятников Ленину памятники  Верховному комиссару по делам беженцев и голодающих Фритьофу Нансену. Сколько удивительных, благородных поступков совершил этот мужественный человек! Недаром его современник французский писатель Ромен Роллан назвал Фритьофа Нансена «единственным великим героем нашего времени». В нём счастливо объединились два редко встречающихся вместе качества, отмечал представитель Норвежского нобелевского комитета Фредрик Стан, – «высочайший идеализм и практические способности».   
Пребывание Нансена на международном посту в качестве Верховного комиссара  совпало с невиданной засухой, разразившейся в Поволжье. Он не смог оставаться безучастным к страданиям миллионов людей. Летом 1921 года Верховный комиссар Фритьоф Нансен обратился к правительствам европейских стран с просьбой помочь России.  В декабре 1922 года он был удостоен Нобелевской премии мира «за многолетние усилия по оказанию помощи беззащитным», большую часть полученной суммы, составлявшей 122000 крон, Нансен истратил на устройство двух показательных сельскохозяйственных станций – в России и на Украине.   (Юрий Акимов Фритьоф Нансен. ЖЗЛ. М. 1998)
 2.«Наше наследие», III (15), 1990 –Архив.  Неизвестные автографы. Сергей Есенин и Григорий Колобов (сс.115-199) Здесь упоминаются богохульские шалости Есенина у стен Страстного монастыря  в сообществе чекистами - Яковым Блюмкиным, Г.Р.Колобовым (автором  романа «Хлёбово»)  М. Д. Ройзманом и прочими агентами-провокаторами  ОГПУ, которые подписались  под  уставом  «Ассоциация вольнодумцев» без всяких для себя последствий. Дружба с видными  чекистами-литераторами давала Есенину в годы разрухи и голода многое. В годы транспортной разрухи, когда по России  в «Ташкент-город хлебный» (А..Неверов) ползли  так хорошо  известные по литературе поезда, набитые сверх всяких норм, обвешанные снаружи и усеянные по крышам мешочниками, голодными беженцами, беспризорниками и дезертирами – Есенин и Мариенгоф имели возможность с комфортом путешествовать через  Самару в Туркестан,  Бухару и  Баку (Персию) в служебном салоне-вагоне своего приятеля-чекиста  и железнодорожного чиновника Григория Колобова (1893-1952).
Из всех  настоящих влиятельных  друзей у него был Пётр Иванович Чагин, секретарь ЦК компартии  Азербайджана и главный редактор газеты «Бакинский рабочий». У которого Есенин скрывался от судебных преследований и пристального надзора ЧК и ОГПУ, Есенин от Чагина не скрывал, что намерен убежать из России  за рубеж.  Иван Грузинов, поэт-имажинист, настоящий. Действительно  друг Есенина, его ангел-хранитель, помогал Есенину как мог и чем мог. Это его Есенин просил написать некролог, чтобы таким способом обмануть чекистов: «Я скроюсь. Преданные люди купят гроб, устроят мне похороны. В газетах и журналах появятся статьи. Все тогда успокоятся.  Всем  тогда станет хорошо. А мне лучше всех!»
Прозаик Иван Касаткин, чекист, который сомневался в официальной версии гибели поэта, за что и сам  был расстрелян в 1938 году.



Галина Бениславская,  бесплатный секретарь,  подруга,  исповедовавшая свободную любовь, страдавшая алкоголизмом  и психическими расстройствами, сотрудник ГПУ. Ей он постоянно жаловался на свою  бездомность и бесприютность. После смерти Есенина стала любовницей  Вольфа Эрлиха, секретного агента ГПУ и поэта, который принимал участие в убийстве поэта и дослужился до звания капитана НКВД.

     Тотальная засекреченность архивных документов, особенно архивов карательно-силовых ведомств, как правило скрывает негативную а чаше преступную  деятельность властей против личности и общества, порождает тотальную ложь, множество гипотез, мифов и легенд  как не в пользу инакомыслящих индивидов, так  и целых социальных слоёв общества, народностей, больших и малых народов. По сути, строго засекреченная правда хуже всякой злобной клеветы – приходится верить  любым  лживым  трактовкам и гипотезам (придумкам)   политических  животных из властных структур.  Какую  значимую тему или знаковую  персону из советской истории ни возьми, обязательно столкнёшься с целым блоком  засекреченных  документов и дел. Любой правящий режим пытается скрыть от граждан  следы своих преступлений против народа и человечности,  но в СССР страсть засекретить всю правду во всех сферах жизни советских граждан  была на  уровне  паранойи и передалась в  полной мере  по наследству  нынешнему правящему режиму. В начале 90-х прошлого века, в третью великую русскую Смуту, когда олигархической  Семибанкирщиной было решено превратить  Россию    навечно в  сырьевой придатком Большого Запада, многие  дела  ведомственных, партийных и центральных архивов  были рассекречены и стали доступны исследователям. Надо отметить, что заодно с этим обнаружилось множество документальных подделок, изготовлением которых весьма успешно в 30- годы занимался Спецотдел НКВД Георгия Бокия. Много подлинных документов было продано журналистам  разных СМИ и бандитам пера  «жёлтой прессы» сотрудниками КГБ СССР, временно  оказавшимися   без работы.  Потом, в начале «нулевых годов» партийные и ведомственные архивы снова были засекречены  вплоть до середины текущего века с таким расчётом, чтобы вымерли все до одного свидетели преступного «реального коммунизма» -дети войны и ГУЛАГА. Однако и того из тех  тайных засекреченных документальных материалов, которые стали временно доступны современным  исследователям,  было    вполне достаточно, чтобы обвинить советских идеологов  в злонамеренной фабрикации лжи и в трусливом замалчивании исторической  правды об СССР. В подлинных, рассекреченных документах перед нами предстаёт совершенно иная, реальная  жизнь,  о которой нам боялись под страхом смерти  говорить наши отцы и деды, правда о   самых разных и несовместимых аспектах советского бытия и его главных героях.  Правда о поэте  Сергее Есенине и  его «лучшем друге,  чекисте-поэте  Якове Блюмкине,  об особой мистике товарища  Сталина и его тайной  дружбе с геноссе   Гитлером.      Что имел в виду Сталин, когда заявил И. Риббентропу на переговорах в Кремле: «Если Германия попадет в тяжелое положение, то она может быть уверена, что советский народ придет Германии на помощь и не допустит, чтобы Германию задушили,  чтобы Германию повергли на землю». Конечно, имелось  скорейшее подписание «Пакта четырех» и совместное завоевание мира. Слухи о военном союзе между Советским Союзом и Германией получили широкое распространение в высших политических кругах. В начале 1940 г. полпред в Лондоне И.М. Майский сообщал в НКИД, что многие представители английской правящей верхушки «глубоко убеждены», что между двумя странами существует тайный военный союз, независимо от того, оформлен он или нет. Отсюда тенденция к расширению войны через вовлечение в нее СССР
 Гитлер, выступая 22 августа 1939 г. перед высшими военными чинами Германии, говорил: «Через несколько недель я протяну руку Сталину на общей советско-германской границе и вместе с ним займусь перекройкой карты мира».
В частности, Сталин действовал через свое доверенное лицо — советского торгового представителя в Берлине Д. Канделаки, неоднократно передававшего Я. Шахту, Г. Герингу и другим высокопоставленным немцам сигналы о готовности Кремля вступить в переговоры об улучшении взаимных отношений. Недаром В.М. Молотов говорил при ратификации советско-германского договора о ненападении на Верховном совете СССР 31 августа 1939 г., что советское правительство «и раньше желало улучшить политические отношения с Германией. Все это находит подтверждение в воспоминаниях резидента советской разведки в Западной Европе В. Кривицкого «Я был агентом Сталина».
Есть целый ряд особо секретных дел, по  тематике на первый взгляд между собой  не связанных,  которые   позволяют  задаться вопросами о тайне, сопровождавшей советско-германские отношения до Второй мировой войны и с ее началом. В заключение снова сошлюсь на В. Дашичева: «Чтобы узнать правду, надо приглядываться к любым, даже самым невероятным, фактам и прислушиваться к любым, даже самым невероятным, мнениям» . Что касается свидетельств Шеффера в конце 30-х годов прошлого века, нацистам удалось «договориться» с истинными хозяевами подледных владений Антарктиды. О такой возможности говорил уже в 20-х года Яков Блюмкин, получивший доступ к хранилищам древних знаний в Тибете на 15 лет раньше специалистов из СС. В его уголовном  деле, которое сохранилось  не полностью,   есть его собственноручные показания о тех секретах, которые ему показали, в частности о цивилизации, живущей под поверхностью нашей планеты с одним из входов в районе Антарктиды. Однако, в конце 20-х годов Блюмкин был расстрелян и приоритет доступа к тайным знаниям древних цивилизаций достался нацистской Германии. (Архив ЦК КПСС. Ф.33. оп.188, Д.733 (Договор СССР с Германией); Д.3-34 (группа  «Аргус» и дело Блюмкина) 
7. Сегодня имена убийц Сергея Есенина известны –  это  эсер- большевик, чекист-троцкист Яков Блюмкин,  чекист-рецидивист Николай Леонтьев и примкнувший к ним чекист-поэт Эрлих.
Должно было пройти 75 лет со дня смерти поэта Есенина, чтобы мы смогли узнать сегодня правду о его последних годах жизни и страшного насильственной гибели, узнать имя заказчика его убийства и имена убийц поэта. Понадобилось 75 лет, чтобы, наконец, обнаружилась вся правда о тайной затее Сталина вместе с Гитлером покорить и поделить «по-честному» между собой  весь мир. Должно пройти, по указу В.В.Путина, ещё полвека, чтобы наши внуки узнали всю правду о  своей большевистской «родной Империи Зла».
«Моя поэзия здесь больше не нужна, да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен» - писал  Сергей Есенин после нескольких попыток друзей-чекистов  сделать его, как и Маяковского,  агентом  ОГПУ, особенно после  личной беседы с Львом Троцким. Надо признать, что легенда о Есенине-пьянице и дебошире –это  очередной миф чекистов во главе с Троцким, чтобы скрыть  от  всех советских людей особое мировоззрение поэта, его взгляд на свою страну изнутри и со стороны, из Нью-Йорка, где начал писать поэму о большевистской, ленинской России под хлёстким названием «Страна негодяев», в которой с сарказмом высмеивал вождей революции:»пришли те же жулики, те же воры и именем революции всех взяли в плен»  Именно из-за  явных и заметных изменений в мировоззрении поэта  стали возникать у него  одна за другой проблемы с властями и  видными высокими партийцами. Не из-за  банального, пьяного хулиганства и 19-ти  заведённых на него  уголовных дел, а по политическим мотивам, из-за антисоветских высказываний  началось его  преследование  со стороны ЧК-ГПУ  в ноябре-декабре 1925 года.  По личному приказанию Троцкого был арестован в Ленинграде Есенин. Этот арест должен был заставить Есенина навсегда забыть о бегстве за рубеж  из советской России.  Арест поэта  был странным, в духе чекистов-писателей, сначала была большая «дружеская попойка»,  закончившаяся  последним допросом на  ленинградской явочной квартире по проспекту Майорова в доме 8/23. Там его долго  уговаривали, увещевали, грозили, оскорбляли, провоцируя  на драку.  Поэт отчаянно сопротивлялся,  сбил с ног Якова Блюмкина, но чекист Николай Леонтьев выстрелил в поэта в упор, а Яков Блюмкин в ярости ударил рукояткой нагана в лицо (Борис Лавренёв «Казнённый  дегенератами»). Такой была последняя страница земной жизни поэта.  Советские писатели в газетах и журналах  после смерти Есенина продолжали  чернить имя и творчество поэта, видными партийцами приказано было забыть поэзию  Есенина. вычеркнуть его имя  из русской литературы. С лёгкой руки Троцкого, Луначарского, Авербаха, Волина, Бухарина, Сосновского, Кручёных и других писателей-сексотов ГПУ Сергею Есенину были приписаны алкоголизм, распутство, злостное хулиганство. Объясняя официальную причину  гибели поэта, его враги пошли по проверенному пути клеветы и   совета Льва Троцкого Якову Блюмкину трактовать самоубийство поэта следствием его упаднических настроений в жизни и в творчестве.      Большевики требовали другой литературы, бодрой и оптимистической. Только один  писатель Борис Лавренёв, который  не являлся другом поэта, не побоялся сказать  открыто об  подлом убийстве поэта.  Есенина убили, и это не было "случайное", бытовое  убийство  в пьяной драке. Великий русский поэт попросту не мог не быть "ликвидированным", как говорили в те времена. И вовсе не за свои «смелые» антисоветские разговоры, пьяные скандалы в общественных местах, а за стихи, которые он писал, с ненавистью и презрением отзываясь не только о коммунистическом режиме, но и о его главарях.