Записки Сергея Ваганова часть 5

Арысь  -   5 ( после Р-ска) осень 1965 – январь-февраль 1966       143  - 146

Дядя Саня: - А что , работа как и всякая .Назначили – они тебе враги, враги народа и все, держи его на мушке…. Это  потом разъяснили –«культ личности», народ зря губили..А тогда каждый считал, что точно знает, кто там прав, кто виноват.На то и власть и бумаги…А что жалеть, работа.Не я был бы, другой на моем месте.А я не злобствовал, было понятие -живые люди…И потом очень просто могли и местами поменять…
Смеется: - В Ташкенте случайно с полковником одним встретился.Вот оказалось давнишние знакомые, сидел он у меня…Все вспомнили, мне руку пожимал, говорил – благодарен тебе, одного тебя без злобы вспоминаю.Рад, что свиделись…
Стакан с вином в его руке подрагивает мелкой дрожью, он этого не замечает.Может свыкся.

«Все ужасы можно пережить,когда ты просто покоряешься  своей судьбе, но попробуй размышлять о них, и они убьют тебя…
До какой же степени лжива и никчемна наша тысячелетняя цивилизация, если она даже не смогла предотвратить эти потоки крови..
Э.М.Ремарк – «На западном фронте без перемен»



Стоянов смеется - Эротические сны замучили – все с королевнами да с царевнами.
Мишка - Да что ж плохого  в этом?-
- Все начинается с еды да с питья
- То же неплохо.
- Ну вот, коленки как согнут и все – испаряется. Просыпаюсь, руками и глазами по постели шарю- никого, а коленки согнуты,только не ее, а мои собственные..


          Иногда перестаешь различать, что во мне книги и где я думаю самостоятельно.Чаще я чувствую что книги, чтение определяет то, что я могу назвать собой, моим «я».Какая –нибудь бунинская строка  вдруг так всколыхнет сознание , шалеешь от восторга. Потом задумываешься – как же так? Вот так полностью раствориться в чужой, по существу мысли, в чужом переживании, в чужом восприятии жизни…Как-то говорили об этом с Мишкой.Он перешел на менторский тон - Я предпочитаю в книгах следить  лишь за сюжетом, мыслью же пользоваться своей..
- Книжки надо выбирать такие в которых можно было бы и за мыслью следить – возразил я
Рассмеялись оба.

                Комсорг гарнизона – лейтенант.Круглое белое лицо, очень похож на карточного валета В частоколе зубов золотая фикса как лазейка в ограде.Взглядом окидывает с головы до сапог, оценивающе взвешивает -на что тянет встреченный?, с неслышным грохотом как забрало у крестоносца на лицо падает маска – снисходительности, иронии, превосходства….Если в группе разные по званию (наблюдал в клубе) переключается мгновенно.Слегка преувеличенно играет мышцами лица…
Мишка о нем – Марионетка, карьеры не сделает, такого взгляда выше по званию не простят.Хотя, кто знает…


Ах,  девушки, оставьте нас беспечных,
Ах, девушки , любите обеспеченных
Они дадут вам жизненные блага
При помощи характера и блата.
Ах , девушки забудьте нас радушных,
Непостоянных и неравнодушных.
Все мающихся, ищущих и чаще,
Так долго ничего не находящих..
                Марк Сергеев в «Юности»

Я ненавижу ваши убеждения, но я готов отдать жизнь за то, что бы вы имели возможность их свободно высказывать.                А.Линкольн

                Недели две назад в городке появилась новенькая – приталенная шубка, белокурые волосы,красивая, так все женственно в ней.Легкий контраст между угадываеми полновесными формами и детским выражение лица, почти кукольным.Во время завтрака мы увидели ее под руку с дивизионным майором, шли мимо столовских окон.Кто-то сказал –Это вроде его жена.Успел заметить на лице майора выражение собственности.
Позже в один из вечеров в библиотеке завязался разговор – Ирина Дмитриевна, новенькая и я.Говорили о повести «Замужество Беловой» в журнале.-Макулатура – бормотал я, глядя на красивый лоб новенькой с завитыми локонами волос на висках. – Вот прочтите  «Смерть героя» Олдингтона, уверен что вам понравится.Мне показалось, что она как-то с интересом на меня посмотрела.Я еще что-то говорил, возражал И.Д.Книгу она взяла.
Позавчера И.Д с заметным торжеством сказала мне – А книга Юле не понравилась. -Почему?
- Она сказала, что книга пошлая, что ее вообще надо убрать из библиотеки..Я вам не хотела говорить,Жалко было..
Я оторопел.
          Сегодня в зоне записываю.Наверное красота и ум в восприятии человеческом равновесны,равноценны.Красивую женщину уже автоматически наделяешь умом, воображением. Черт знает, как это всё в голове складывается удивительно! И по другому счету – когда наблюдаешь природу вне человеческой суетности, то чувствуешь в ней больше чем способно вместить воображение – именно той утонченной, молитвенной красоты, что лишь в крупицах вымываешь из видения женщины.С природой чувство космическое, религиозное, здесь все понятно.

Н…вернулся с Р..ска.Рассказывал – строили на танковом полигоне то же что и мы в прошлом году, только людей и объемы побольше.То что сооружали за месяц, танки за полчаса размолотили до щебенки…Что-то в мире должно  противостоять всему тому чем мы занимаемся в военной форме.Противостоять не для равновесия,для отрицания.Быть значительнее  чем пулеметы , самолеты, танки, побрякушки на мундирах – все вместе. И ведь это есть – искусство,книги, рождение детей, кажущееся таким хрупким.



                Дописал в двух копеечных тетрадях «монографию» - «Мораль армии».Перечитал сегодня утром – плохо, убого, школярски надуманно. Cвернул трубкой вокруг обломка бетона, обвязал куском проволоки, сунул в очко просторного казарменного туалета, булькнула моя «мораль» с неприличным звуком, надеюсь до приезда гамновозки черви, которыми кишит туалет допишут …
За два года более помнятся обстановка казарм, происшествия, холод, жара, природные контрасты…Книги проявляли в душе мечту о какой-то другой  жизни, кажется не имевшей  к окружающему никаких, хотя бы точек соприкосновения…Ошибаюсь, конечно.Ничего нет случайного.Случайна только смерть – она не прописана в сценарии вселенной, похоже ее придумали сами люди…За жизнью стоят великие, неистощимые фантазеры, они где-то рядом – вкладывают мастерок в руку,помогают замешивать раствор, разворачивать рулоны стекловаты, подсовывают книги, знакомят с девушками, предостерегают от безысходности в любви…И вовсе не виноваты  в том что мы делаем глупости, превращая фейерверк жизни в коптящий, тусклый светильник, света которого хватает только, чтоб разглядеть возню политиков, армейский патриотизм, самонаденность власти….

У Герцена – «Поп у нас превращается  более и более в духовного квартального»
                «Даже рабство – факт не случайный, оно конечно же отвечает какой-то особенности нацонального характера»



    Бутылка коньяка на троих.В кружки разливаем понемножку – ну разве можно такую вещь глушить.У печки тепло, пустая казарма залита светом.Дневальный из молодых дисциплинированно слоняется у входа.Все в клубе, до Нового года осталось полчаса...У печки тепло, пустая казарма залита светом.Нас пятеро: Мишка Шварцман, Лешка Польшин Валерка Аладьин,Витька Вегин и я.
- Все-таки лет через десять мы вспомним эту встречу последнего года!
- Дембельский год , ребята, да не верю я этому!
- Теперь все будет последнее: последний январь, февраль, количество бань,метры селедки…
Мы преисполнены торжества.По радио бравая солдатская песня.
Смеемся – На гражданке вот думают –солдаты, грудь навытяжку, защитники, а мы колхоз долбанный, партизаны…
И мы говорим, говорим, злые и довольные…Мы счастливы.Валясь на койку я все хотел удержать это чувство, наверное поэтому сны в эту ночь были цветными…

              Шварцмана отправляют в Джамбул – просочилось из штабных щелей.


                От тетради с ликвидированными рассказами случайно остались два листа от «Михайлова»
- Разве в том , что вы делаете судьба отдельной личности не имеет значение?
- Почему же, как раз наоборот – отдельные личности и совершают то, что встряхивает всю Россию..
- Заведомо зная, что расплатятся за это жизнью и ваш  общий образ действия способствует этому – перебил Михайлова офицер.Он затянулся папироской,закашлялся, торопливо приложил к губам платок.
-  В России как нигде бюрократия воплощена в сотне-другой лиц защищающих ее и способствующих ее  незыблемости…В том чтоб  парализовать  ее мы и направляем свои дествия…
- Губя молодые жизни и способствуя нравственному разложению молодежи.
- Нравсвенному разложению – горько усмехнулся Михайлов – разложению – повторил он – ах скоты ,ничто так не растлевает нравы как нищенство миллионов людей, недавних рабов и роскошь сотен, никогда рабами не бывших.Окиньте взглядом страну, а не углы собственного дома и служебного кабинета, почувствуйте в себе россиянина ,а не обывателя задрожавшего от страха перед пролитой кровью самодержца тиранившего страну
Офицер привстал, ладонями опершись о край стола – Вы ослеплены ложными  идеями,для вас люди бюрократы или террористы, нищие или богатые, а то, что каждый из них страдает или любит, вам нет до этого дела..
- Вы были на войне? – неожиданно спросил Михайлов.
- Да.
Вам приходилось убивать людей?
Офицер сел, нахмурившись, пододвинул лист бумаги
- Так приходилось? – настаивал Михайлов
- Да
- И вы  видели лицо каждого павшего от вашей руки, спрашивали –кто ждет его дома и желает ли он умереть…
Офицер устало вытер лоб платком - Вас казнят, вы понимаете это
-  Пять лет назад я был готов к этому
- Ладно, продолжим допрос – перебил его офицер.Михайлов кивнул.
……………………………………………………
- Я  вызвал вас, чтоб попрощаться  - сказал Чигорин – ваше  дело закрывают и передают в суд.К тому ж я получил приказ о переводе и уезжаю спешно.
Михайлов растирал запястья со следами кандалов
- О вашей участи…
Михайлов сделал предостерегающий жест ладонью и перебил – Не беспокойтесь . Дмитрий Васильевич, с этим вопросам совершенноясно.
- Простите.

          Отчего так тянет на вокзалы и на рынки – может со стороны отца предки были  торговцами или путешественникам, хотя для далекого прошлого это синонимы.Арысь.Вокзал.Почему-то много людей, - наверное временной перекресток нескольких поездов.Чемоданы, мешки, узлы  загромождают проходы между широкими лавками.Под высоким окном, взгромоздившись на гору багажа сидит тетка цыганистого облика и непрерывно как антенна локатора обводит взглядом свое добро, останавливает взгляд на проходящих мимо, провожает на безопасное расстояние и снова круговой обзор..
Все люди  кажутся одним живым существом и все множество индивидуальностей, характеров, поступков это всего лишь оттенки проявления одного существа… Как назвать его?Может быть «я» лишь один вздох этого существа, но без этого  вздоха жизнь Его пресеклась бы..
Утешила бы эта мысль мужчину лежащего на лавке у входа.Клетчатая рубашка, черные брюки подпоясаны широким солдатским ремнем с потускневшей звездой, всколоченные волосы, скулы обтянуты смуглой кожей, медленный взгляд глаз будто утонувших в мозге, под головой потрепанный армейский рюкзак.Черный набалдашник палки подпирает плечо, кажется оскользнись палка и мужчина свалится с лавки.
К нему подходит милиционер, трясет за плечо, он встает с таким усилием, будто продумывает каждый элемент движения.Мент молодой, скучающее лицо.Мне не слышен их разговор.Мужчина тяжело дыша полез в карман брюк вытащил паспорт в газетной обертке, мент полистал паспорт, что-то сказал ему, пошел дальше между лавок и узлов.
Мужчина снова улегся на лавку, опираясь на палку. Каких же усилий ему стоит все остальное если даже  дыхание тяжкий труд …Если бы каждый в этом зале, в городе, в мире поделился бы одним вздохом и каплей здоровья! Ведь когда-то он был ребенком и для родителей счастьем и надеждой!
Почему жизнь взаимоисключает свои состояния : красота становится уродством, мысль, обегающая бесконечность – хрупким словом, чудо бытия – прахом? И нет ответа! Нет ответа, испиши я хоть весь блокнот этими словами… В споре ангелов с Богом я примкнул бы к бунтарям.





……………………………………………………………….

Отправляют в Ташкент.Говорили о переброске давно ,но неопределенно, непонятно куда, но вот где-то кто-то сорвал чеку и-  спешные сборы двух взводов.
 Второй день пакуем барахло,инструменты,возим  в Арысь на станционный отстойник,грузим в вагоны.Затащили на платформы  четыре бетономешалки, три машины .Вязовой, заведя свою на платформу,ворчит – Что ее тащить,бежать надо следом-собирать,что будет отваливаться…
 Приехал следователь-капитан.По делу об аварии-старлей с дивизиона с солдатом ехали на мотоцикле в Арысь,или к зоне,не знаю точно.Оба сильно выпивши.Вел мотоцикл старлей.Врезались в стоявший у обочины панелевоз.У солдата перелом ног,позвоночника,сотрясение мозга,еще что-то; литер отделался  ушибом руки. Мотоцикл у нашего штаба: передок люльки исковеркан,согнут руль..рядом офицеры,следователь,сам старлей с перевязанной рукой,смеется.Почему то не могу забыть его смех-спокойный,равнодушный.
Гадают в роте, что ему будет.Мнения разные - звездочки снимут,а могут  и срок привинтить.Следователь попутно вечером прочел лекцию о возможных в нашей среде  воинских преступлениях и неотвратимости грозных наказаний.Говорил заученно,скучно.Сам,кажется татарин,Юсупов фамилия. Черные брови над небольшими глазами,толстое лицо с двойным подбородком.
На площадке перед казармой дивизиона увидел В. Кивнули друг другу.По наморщенному лбу понял, что она пытается вспомнить мое имя. Не стал ей помогать.Сказала – Уезжаете.
   – Да, передислокация в Ташкент.
 Улыбнулась – Я то же скоро уеду отсюда.
-Замуж ? – пытался напомнить я . Не поняла. Попрощались.
В ноябре было... Трусы из толстой мягкой ткани на тощих бедрах,между которыми я почувствовал себя как в общей бане: скользкие полы,сырые стены,холодный пар пахнущий плесенью,пятнистые цинковые шайки на разбухших деревянных лавках,безликие голые мужики бродящие туда-сюда...Она не очень вникает под кем лежит,равнодушная полуулыбка,так – скучающая.Облик ее ,жесты,предшествующее настроение можно было перевести так: ну еб... меня,ты или другой,я не вижу разницы между вами мужиками,для меня это такое же занятие как мытье посуды,стирка или хождение на работу, раз это принято...
Одного раза мне было достаточно...Но так хотелось хотя бы искорку увидеть в ее воловьих голубого цвета глазах.
 – А вдруг забеременеешь?- спросил неожиданно и для самого себя.
- Не, врач сказал абортов слишком много было..
- А замуж?
- Домой уеду,там выйду.У нас село большое,больше Арыси.
Стал расспрашивать,пока не заметил растущее недоумение в ее голосе. Осекся.
И месяца через два так же случайно ее подруга по общежитию  аккуратная Н., с обманчивой безбрежностью в глазах, с марлевыми тряпочками,ковшиком теплой воды, с пуховыми обширными низами...Не женщина,а медпункт. Казалось бы при такой подготовке процесс обещал быть интересным...Но увы!...Почему-то вспомнилась тогда комната у казахов, где мы гостевали с Мишкой: пирамида ковров с откинутыми краями,пол так же устлан ковром...С первого раза я так и не добрался до сути и глубины,заплутав  в теплой пушистости входа и споткнувшись...
Общим в обеих было равнодушие не только к самому процессу, но вообще к человеку перед которым раздевались, с кем о чем – то разговаривали..Зачем? Может быть слишком простой им казалась моя цель,но зачем я был им нужен для одноразового потребления...Ни деньги их не интересовали,ни страсть,ни любопытство к другому человеку. Но что же тогда?...
А я? Что – я?Я прислушивался к себе – почему? Сейчас вспомнил – от Н . хорошо пахло. А что еще? Ведь что- то еще было...Как это выразить?
  И тогда примеряю на себя чужие слова.Иногда они мне впору – чувствую как проясняется душевный горизонт - Чехова,Бунина,Куприна можно прочитывать с любой страницы.Но мне необходимы и собственные определения.Слова вытягиваешь как в детстве рыбу из речки: удилище дугой,уже бурунок на поверхности воды,вот-вот... но рвется шнур и слово уходит куда-то,даже не показавшись...И то ,чему так хотелось дать определение остается калейдоскопом теней в неизвестной глубине.....


         

Вокзал.Наши вагоны забитые барахлом и техникой видны в любом окне арысского вокзала.Заняв половину лавок, второй час ждем команды.
Кошка просовывает лапу в щель радиаторной решетки и затем энергично облизывает подушечки.Рядом аксакал сидит на полу, подрёмывает одним глазом, а другим  зорко следит за своими узлами.
Что там кошка нашла, не подойдешь – аксакал встрепенется.У кошки на мордочке темное пятно, будто чернила вылили ей между ушей и когда она поворачивается в нашу сторону и щурит глаза то ли от удовольствия, то ли от света, кажется, что она хулигански подмигивает мне и приглашает в сотрапезники.
Наверное этот час на арысском вокзале и запомнится кошкой - сластеной с пятном между ушами.


ТАШКЕНТ (март – август  1966 год)



Ташкент.
Военный городок части  55081.

Ехали  в теплушке.Где-то в середине пути перебрался на соседнюю открытую платформу с маленькими зелеными тракторами.Хорошо видно вокруг- красная россыпь тюльпанов по зеленому ковру холмов,позже холмы становятся выше, трава уже не добирается до их макушек,они торчат красными пролысинами.В вечереющем сумраке показались вначале большими цветками…Взошла луна.Зеленые огни  светофоров бегут навстречу и,проскользнув мимо паровоза,вспыхивают красным тревожным огнем.
Лико луны странно человеческое  над нашим поездом,огнями,расступающимися холмами…И смутная неопределенность чувств в эти часы.
К полуночи похолодало и на остановке я перебрался в теплушку.Наших два вагона, в один загружены кровати ,табуретки, в нем же  разместилось и начальство: комбат и наш ротный.В другом – мы,чемоданы,постели…Перед  Арысью в Бурном погрузился наш 3 взвод, в Бурном осталось 15 человек под начальством сержанта Усова.Ребята огорчены-теперь бурненцам житуха,начальства нет,воля! В Арыси загрузились мы –два взвода нашей 1 роты.

Валерка Аладьин остался с сантехниками.Был он в нерешительности,у него была возможность выбора. -Нет останусь, здесь дослужу.В Ташкенте поеб.. будут,все начальство туда валит…
Остался и Вегин Витька мухобоем у старшины Ковалева.
В дороге оживленные громкие воспоминания - сколько ведь времени не виделись с бурненскими..
В рамках вагонного створа аилы без единого деревца,  за спиной гоготанье едва ли ни  целой роты.От Арыси ехали почти сутки,хотя обычный пассажирский идет три часа.Но было хорошо- в душе постоянное, сдерживаемое волнение, впечатления острые,мгновенные,невыразимые ни в чувстве, ни в мысли, ни в слове…Как-будто кто-то хочет напомнить – ты и все вокруг тебя – чудо…
В Ташкенте разъехались – три машины , с ними и  Мишку Шварцмана отправили в Джамбул; Он доволен, что вернется в Арысь наверное только за дембельскими документами.
Наши  вагоны таскали  по путям, пускали с горки,расформировывая состав.
Каждая женщина в перекрестье наших взглядов.В зависимости от возраста проходящих по переходному мосту женщин, «едим» их молча глазами или же освистываем,вполне беззлобно,выражая кажется этим свой восторг и невозможность большего.Вот идет девушка полнолицая, красивая,улыбается нашим крикам и жестам.Абдиев кричит почти тоскливо:-Идэ ко мне!...    Покачала головой и жест рукой от груди, сочувствующий…Нет,непередаваемый,так хорошо это у нее получилось,что мы примолкли…
Какое счастье в мимолетности таких видений.И остро покалывает сердце от неопределенности мечты и смутных ожиданий. Воспоминаний, нет, скорее воображения не хватает, что б вылепить Галатею. Да и возможна ли она! Вон тащится высокая старуха с уже неизменной сутулостью, с двумя пузырящимися от газетных кульков авоськами,седой косматый клок выбивается из-под берета; хранит ли она воспоминания или все выжгло временем, болезнями и заботами? …
Может отношения с женщиной чудесны первыми впечатлениями,словами,взглядами, пока в отношения эти не вплелась мелочная ненужность,лицемерие,зависимость,обманы…Любовь до тех пор чувство,пока не стало трезвым расчетом быта…Не знаю.
     В кутерьме переезда один мой узел (фуфайка и ботинки) и рюкзак уехали в Джамбул.В рюкзаке книги, в общем-то не жалко – кому-то пригодятся.Рюкзак подписан, отправил открытку Шварцману, что б приберег.
 (собраться на поверку…)



На производство завтра.Комбат собрал всех после обеда.Беседовал с нами как он часто любит подчеркивать –простецки.Не требовал,но отечески наставлял.
-Условия не те,что в Арыси.И с прежними объектами не сравнить – Бахтыбайск,Джамбул,Сурым….Начальства много.Вот мы сегодня с ротным были на объекте,ну минут пятнадцать,и три начальника успели побывать за это время,один генерал…Следить за собой.Пьянки если, так умеючи.Один выпьет,до койки доползет и его не слыхать и не видать,другой выпьет сто грамм (Журбенко выразительно изображает все в лицах,неплохой актер) –расхристается обормот и ищет на свою жопу приключений.. Насчет баб тут осторожней.Вот в Арыси к примеру,когда мы туда передислоцировались,так в первое время два десятка триппер подхватили,а в Чимкенте Кадиев со второй роты даже ухитрился сифилисом обзавестись…Не зная,не суйтесь.А вот последующие призывы –случаев меньше.Почему? Да просто разузнали,один узнал других предупредил…И здесь тот же принцип-ознакомьтесь пооботритесь.А заразы здесь много- район окраинный, рядом промкомбинат,общежитие… Работать будем недалеко.Два бассейна,один дом 64 х квартирный…Работы много,может даже переведем и те тридцать человек ,что остались в Арыси…Ну посмотрим.Рядом со стройкой шоссе,по нему ездит сам командующий округом…Осмотрительность и осмотрительность,не соваться куда не нужно! Здесь не Арысь.За загривок кого будут таскать?
Комбат с напускной яростью оглядывает скучающие наши физиономии, будто выбирая, кто может ответить.
-Кого? Ну? Меня!… Вчера Косарев со второй роты в городе,без шапки,расхристанный,будка –во! Прет по тротуару,от патруля на забор полез..А мне  сегодня в Управлении глаза колят…Разбросанность большая: пятнадцать человек в Бурном,рота в Ленинабаде,рота под Ташкентом,часть роты в Арыси, два взвода в Джамбуле… Я сам в комендатуре работал.Ведь задача патруля не в том,чтоб обязательно забрать…один извинится.,мол так и так,больше не повторится,исправлюсь; другой же хайло раззявит, прет на рожон, ну его  и в комендатуру…
В конце речи комбат говорит уже с веселой грустинкой.Он в настроении.Но глядя на наши рожи,комбат уже видит шеренгу всяких чп,начало которым положат первые же дни…


Объект в километрах шести от военного городка.Утром мы едем по улицам на открытой машине.Едем быстро.Улицы узкие,кривые, проложенные наверное еще в средневековье ,но кое как асфальтированные уже в наше время.По обочине дома,льнущие друг к другу стенами,заборами,окнами, слипшимися ржавыми крышами.Улица ползет вверх,мусорная куча домов скользит крышами вровень с дорогой.Низенькая бетонная бровка отчертила край обрыва  Кто-то говорит:
-Что,если пьяный шофер сверзнется отсюда на дома…
Но среди этих домов ходят хорошо одетые люди,красивые женщины.Странно видеть их вот так у дороги среди пыли,автомашин, выхлопных облачков,мусорных куч и грязных халуп. И мы провожаем их глазами дружно, с любопытством и желанием смотреть на них долго.
Проезжаем мимо большого здания медицинского института,целая толпа студентов переходят улицу,спешат на занятия,слышны возгласы ,смех - счастливый народ. Машина ныряет под мост.Кладбище-плывут мимо кресты ,памятники,решетки…
День,второй,третий…перебрасываем землю,гравий.Гремят экскаватор ,бульдозер ;бродят сержанты,изнывая от скуки и безделья.Душно,хотя небо затянуто тучами.За эти дни стены и дно котлована изучено до тонкостей,от песка и гравия лопаты блестят как хирургический инструмент.
Сегодня в конце смены болезненное раздражение в душе,как изжога. Бормотал Есенина- и прошло,и лопата кажется легче.


Темно,за окнами дождь.И странно думать,что в сотне метрах за стеной  большой  город,люди со всем огромным миром забот,настроений,желаний.
Треть казармы уже спит,но сейчас построение,сержанты растолкают,поверка и снова спать.


Дождь. Едва рассвело  зарядил  мелкой шрапнелью и конца ему не видно.Монтируем опалубку-Седлецкий,Рубахов,Князьков,Оксенюк,Кушнир и я.Насквозь промокшие фуфайки,гимнастерки неприятно холодят когда не двигаешься,но в работе теплее. Мокрые доски,скользкое топорище. Приятно вбивать гвозди в хорошо сработанную опалубку и потом чувствовать руками и ногами монолитность заляпанных грязью со стружками щитов.Работаем неторопливо,здесь поспешишь и можно лоб разбить среди креплений и густой вязкой глины на щитах.Кричу –Перекур!
Поднялся наверх.
Медленные низкие облака,совсем не солидный для них моросящий дождик…Может быть эти облака образное представление времени: они –дни,капли дождя –секунды…Осталось,совсем ничего,а ползет медленно как эти облака…Хочется подстегнуть,скорее,скорее…Надоело.Как рыба в аквариуме,опущенном в море-видишь вокруг мир в который хочешь вернуться,но натыкаешься на стенки…Все говорят о дембеле в мае.Полгода назад я сплел небылицу,рассказывал всем,украшал подробностями выловленных из газет и предположений, и вот первая часть этой сказочки исполнилась: в апреле будет новый набор…Но отпустят ли нас раньше срока?.



Вилоятское кладбище.Маленькая мечеть похожая на часовню.Группа мужчин.Все как один в калошах надетых поверх сапог.У входа калоши снимают,ставят на ступеньки,все в халатах,большинство пожилые..Я пошел в конец аллеи к мавзолею Зайнудин-Баба.Обошел вокруг,заглянул в один из ниш входов задраенных досками.Сквозь щель едва различимым контуром просторное помещение,валяются два веника…Потрогал рукой штукатурку свода-сырая- мавзолей на ремонте.В нише главного входа деревянные леса,за ними резная дверь.Присел на обрубок ствола рядом,няньча неопределенность настроения в душе.Подошли малышки-девочки.Рассказали,что умерла их подружка,одноклассница,сейчас ее выносить будут.Я побежал за ними.
Носилки-ящик с четырьмя ручками.После молитв в часовне,несут по аллеям кладбища к могиле.Тело девочки покрыто красным бархатом.Несут торопясь,без обычной в таких случаях торжественности и благочестия..Попеременно быстро сменяются нолсильщики…Аккуратно вырытая могила,отвалы желтой глины по краям.Людей много,но только мужчины,ни одной женщины,в сторонке стайка девочек –третьеклассниц –подруги умершей.
Один старик спускается в могилу.Яма не глубока,но на дне в углу отверстие,за ним вырыт склеп.Сделано очень тщательно.Снимают красный бархат с ящика,развертывают над могилой  держа за края.Тело девочки завернутое в белое полотно подают стоящему в могиле старику.Он просовывает его в отверстие и затем сам лезет туда.Сверху видно как он поправляет спеленутое тело,подсыпая землю.Весь процесс в деловитом озабоченном темпе,как марионетки.Бесскорбны и спокойны лица у всех.Наконец старик-распорядитель вылез из катакомбы, кидает в склеп горсть глины,ему подают  лепешки сухой глины и он закладывает отверстие склепа. Другой старик обносит в круговую большой кетмень и каждый с кетменя бросает в могилу глину.Зарывают ее поспешно,буквально через минуту вырос большой холмик желтой глины.Мужчины рассаживаются по аллее и между могил-осевших холмиков,покрытых зеленой травой Старик в чалме читает молитву,остальные периодически поднимают раскрытые ладони.
Ааааллааа!-восклицает бормочущий молитву старик,все  проводят ладонями по лицу.Затем второй со славянским лицом произносит нараспев – Ааааллааа! И снова все повторяют жест ладонями…
Взглядываюсь в лица-ни слез,ни сострадания,ни страха.Кто родственники этой девочки?
Возвращаясь,догнал школьниц,они рассказали,что подружка их –татарка,показали брата умершей,взрослый парень – спокойное,равнодушное лицо…И рассказывали с наивным неприятием смерти и всего происшедшего,о подруге,о том,как она училась,где живет.Обо всем в настоящем времени…

Маленькая столовая за Зеленым рынком.Грязь, неуют, безлюдье.Столики расставлены как попало.Один на отшибе у окошка, за ним классическое трио забулдыг живописно одетых в азиатско-европейскую одежду, тихо спорят о чем-то.Под их стульями  уже отделение пустых бутылок.Я беру лагман, котлеты и кофе.По картофельному гарниру видно, что ожидало все это меня очень долго может с самого утра пока я бродил по городу – поверхность пюре покрылась мелкими трещинами как земля под Айна-Булаком.Черт меня сюда занес, но есть хотелось.К тому же кассирша, она же и раздатчица, грудастая с русско-татарским лицом баба взяв у меня десятку (не наскреб я мелочи 80 копеек) вернула три трешницы, а двугривенный зажилила, я сразу не сообразил.
Хлопает дверь, входит еще один забулдыга, цвет лица пепельный, будто порохом присыпало, засаленный пиджак надетый на голое тело.Напротив меня за столиком он долго выворачивая карманы брюк и пиджака собирает медяки, сдувает с них табачные крошки, считает, идет покупает котлеты, с соседнего столика берет недоеденный кем-то пирожок, из под стула недопитую бутылку пива, пододвигает все это к себе, начинает трапезу.Не заметил с каких слов у него началась перебранка с кассиршей.
- Не работает, пьяница, побируха – сварливо характеризовала его кассирша, обращась в пространство перед собой.
-Свое ем, купил – возмущенно отвечает мужчина.- А ты на себя посмотри, ты где брюхо нажрала! На столовском мясе.А солдат вон мясо небось ищет в твоих котлетах,  а его там нет.И не ищи – обращается он ко мне,  ища сочувствия и солидарности против задевшей его кассирши – Воруют тут ****и, а  в котлеты -  отбросы с рынка носят…Вон рожи наели.
- Я работаю – начинает пронзительно кричать кассирша, - а ты побираешься, алкаш чертов.
Она явно старается привлечь внимание сидящих за дальним столиком, но те лишь оборачиваются коротко и снова заняты своими разговорами.
- А в подвал тебя сколько раз уже сегодня водили – торжественно говорит «чертов алкаш», выкатывая свое видно главное орудие…Тебя уже в подвале сегодня тянули…
- Не водили а сама шла – с напускным достоинством отвечала кассирша. –не с тобой облезлым,вшивым гадом…
Интонации голоса  ее смягчаются, чувствуется , что она готова отступить.
-Да я с тобой срать на одной дороге не сяду  - торжествующе говорит мужчина.Берет свою тарелку,пирожок и бутылку, подсаживается  за мой стол.Видно расположил я его сочувствующим лицом – одни ведь котлеты едим.
-****ь она – сообщает он мне доверительно.-Кто ее тут не порет, я ее  суку давно знаю.
Он присматривается к моим погонам – В каких частях пашешь?
- В землеройных. – и уточняю – стройбат.

Возвращаемся с работы, с высоты кузова  хорошо видны улицы, всем нам интересно.Улица возле консерватории,полнотелая девушка накручивает педали велосипеда, так красиво взлетают ее колени под сарафаном…Поровнялись.Шуточки, посвистывания.Девушка притормаживает , жест у виска пальцем – дурачье мол..
Кто –то из наших обиженно – В бане надо мыться, раз голова чешется..Девушка нажимает на педали , обгоняет нас у перекрестка, смеется и показывает нам язык.Помирились….


Хроника последних дней.В выходной увольнительная .Выставка Третьяковки в выставочном зале,затем опера «Паяцы» Леанковалло,второе отделение –концертное.Вечер- бродил по городу.

Есть у таджиков сосуд с узким  горлышком, называют его  -килькиляк, по звучанию булькающей воды, так звучит сосуд,когда в него наливают воду

   Вчера комбат уезжая,произнес монолог на прощанье:
-Вы****ки! Вязовой и Коровин инициаторы драки между нашими и милицией…сломали милиционеру переносицу… Кулиев! Онанист! По пьяни привел шлюху прямо на генеральскую дачу рядом с объектом, искали место для…Охрана взяла обоих из сарая над генеральской выгребной ямой…Кулиева в комендатуру ,шлюху в больницу.
-Як же воны  пройшлы,- шепчет Князьков – там же овчарки як бугаи.
-Бабу уговорил – посмеивается Рубахов – овчарку проще.
С апреля политзанятия по понедельникам до обеда,после обеда на работу (Позже Мирошниченко объяснил: -В воскресенье вы ходите в чистой одежде,не переодевайтесь и в понедельник утром,когда два часа политзанятий и два часа строевой…)
Далее комбат:-В марте призывается 1500 человек,засчитывается служба с января.В нашу часть прибудет человек 100-150.:26 марта заседание Военного совета…20 дней костьми ложитесь,но наверстать квартальный план.К 15 марта должен прибыть генерал-полковник Комаров,начальник по расквартированию войск.Поэтому к встрече великого начальства надо подготовиться.А мужик он крутой…Впервые в истории военно-строительных отрядов сам зам.министра призжает сюда..Так вот,для того что б покакать ,надо штанишки расстегнуть. Обязательно следующее…
Комбат перечисляет по пунктам.Понятно ,что выполнено все будет на треть,по остальным будет масса объяснений почему невозможно сделать…



               


В приделе  собора сыро и прохладно.Ее дыхание зловонно и я осторожно верчу головой,что бы белое облачко пара не достигало моего лица.Но старуха энергично придвигается ко мне,протягивает руки,дергает за края панамы высохшими пальцами.Я чуть отпускаю панаму из рук и отодвигаюсь.Она говорит захлебываясь,изредка скрежещущим звуком сглатывая слюну.
Я у самого Иоанна Кронштадского причащалась.Мы тогда остановились в доме трудолюбия.Я маленькой была-пять лет,понимаешь –пять лет, а помню все; мать мне говорила –ты выдумала,вообразила оттого, что часто рассказывала тебе,а я ей напоминаю о таком,что она только руки разводила –да было…
Рассказывает она с частыми отступлениями,я иногда вставляю в паузах несколько слов: - Да это я знаю,читал..
Тогда она урезает подробности состоящие из многократного повторения обломков проповедей.
-Чуть до нас очередь дошла он (Кроншдатский) вдруг поворачивается и уходит ,совсем уходит.Моя  мать в крик почти –столько пробыть и не получить причастия.Значит еще оставаться.А раньше знаешь как…! И только он ушел,а у меня рвота…Понимаешь?
Она умолкает  на секунду. –Понимаешь! В глубоких глазницах поблескивают зрачки.Кажется вопрос звучит не только в ее голосе,но и сухое,щуплое тело превратилось в вопрос.И этот с безуминкой взгляд…
-Да,причастие – произношу неуверенно.
- Да ,да!Ведь если на землю хоть капля упадет,это ужасно,священник должен вылизать…А Иоанн предвидел,вот у кого  был дар!
Мы говорим с ней долго,мне интересно.На улице ее можно было бы принять за учительницу-волосы узлом на затылке,очень аккуратна в одежде,речь  правильная .Убеждает меня в исключительности православия,его незыблемости,вековой верности Христу…Другая старушка ,первой заговорившая со мной еще полчаса назад,подошла было,но моя собеседница сердито выговорила ей: - Вы идите, у нас тут свой разговор,вы идите…

            Утро. Политзанятия.Средин вцепившись за ящик-трибуну поставленную на стол пытается говорить – …Это помогает правильно сориентироваться, своевременно распознать коварные замыслы империалистов и их приспешников…Заглядывает в  листы с машинописным текстом, напряженно ищет продолжение текста -Коммунистической партии чужд субъективизм…перед лицом военной угрозы…
День похмелья понедельник читается на лице старлея всеми и с любого расстояния – опухшие щеки, синие полукружия под красными выпученнми  белками глаз, дрожащие от напряжения пальцы рук.




В центральном выставочном зале выставка художника Григория Шевякова,1905 года рождения.Отличные акварели.Разговаривал с художником.Смеется:- Мне бы еще с полста лет,что бы найти свое…

22 марта –день рождения,по  этому случаю в самоволке целый день.У «Востока» полакомились с Яшей посылкой из дома.Бродил по книжным магазинам,затем в панорамном кинотеатре «Тридцать три».
В старом городе –медресе,разговор со стариком,на Зеленом рынке –лагман и стакан портвейна.И улыбка девушки, вскользь, с любопытством, показалось что мне…Лучший район Ташкента.На улочке подковывают лошадь,за широкой дверью живописное нутро кузницы.Заводик в старинном купольном здании,кажется бывшая мечеть…
Хотел бы быть нищим,что бы иметь право целый день торчать на улице,оставляя в себе жесты,взгляды,улыбки,запахи…
Бог  творит мир ежечасно, ежемгновенно.Господь неистощим, для каждого творения у него пределен срок бытия – вечность. Он ахивариус всего созданного, он дотошно хранит все, что было и все что будет.Он не властен уничтожить сотворенное, ибо это равносильно  самоуничтожению.





Вчера.Приехали с работы.Спрыгнул с машины.Кричу Ключару:
-Ну что,Володя,едем?
-Да,да конечно,-говорит неуверенно.
-Значит, так-полчаса на переодевание и смываемся.Я постараюсь хлеба достать.
В казарме к Витасу:-Слушай ,Витас, мы с Ключаром в город.Если ты будешь проводить поверку,значит все крыто,если старшина,тогда ты ничего не знаешь…Вобщем ,уловил…
Через полчаса мы уже в городском автобусе,затем 4 –м трамваем до Колхозного рынка.Уже в сумерках добрались до училища.Здание в узких закоулках квартала.Меж трех деревьев крохотный бюст Ленина на высоченном постаменте.В классе занятия: шестеро ребят и одна девушка,полная,рыжая.На столе сидит натурщик- пожилой мужчина с добрым лицом.На всех мольбертах почти законченные рисунки головы натурщика.
Ключар всех знает,бывал здесь,взял лист бумаги стал набрасывать рисунок,легко уверенно,быстро.Я рассматривал работы на стенах и читал процарапанные и написанные  на обоях послания,признания и афоризмы.
Через час поехали к А.  в мастерскую его отца.Разговоры до полуночи.В казарму вернулись далеко за полночь…



Лекция о Есенине,читал кандидат филологических наук,фамилии не запомнил.Содержание лекции : -сейчас только начинает развиваться наука есениноведения.В течении 20 лет произведения не переиздавались…Последние строки поэт написал кровью.В это время он находился в Ленинграде,куда хотел переселиться на постоянное местожительства.В номере не оказалось чернил,он зашел в соседний номер,там тоже чернил не оказалось.Есенин вернулся и вскрыл себе вену…
Слушаю его,- дурак, лучше бы эта наука и не зарождалась…Зал лектория небольшой,узкий.Душно.Я сижу в переднем ряду,между двумя девушками.Та,что справа судорожно и часто зевает с каким –то  коротким,полузадушеным вскриком,после которого кто-то позади нас возмущеннно  поскрипывает стулом.
Лектор после длительной паузы –ощущение что он забыл зачем он здесь –опомнившись,стал читать стихи,с выражением и интонациями похожими на завывание.Возле стола его долго ходила горбатая старуха с большой авоськой,то ли заблудилась,то ли непременно хотела сесть в переднем ряду,хотя уже второй ряд был полупустым…
После лекции –вопросы.В последнем ряду поднялся старик,седой,неряшливо одетый,вскинув руку закричал сердито:
-Почему затирали поэта столько лет?Ответьте –кто виноват в этом?…
Вернулись поздно ночью.
Спросил у Бачина –Ну как, все тихо?
-На мази,ротный в дупель пьяный,старшина домой уехал.
Кто-то поставил в тумбочке тарелку каши,хлеб и сахар.Поели в темноте с Яшей.
Завернулся в постель. Князькова сонный голос с соседней верхней койки - Серега,ты поел?
    • Да,спасибо.
    • И уже засыпая слышу прерванный разговор Бачина с Ключаром.
    • Так что у тебя там в Джамбуле было с вдовушкой?-Это Ключар.
-Галей звали.Я тебе завтра фотку покажу.Увольнение возьмешь на сутки и к ней.Тепло вдвоем…


Кинохроника о праздновании юбилея со дня рождения Ленина.Документальные кадры – выступает Ленин, речь страстная; речь вождя жаждующего переломить ситуацию, увлечь,зажечь,заставить поверить…И через несколько секунд четкие кадры торжественного заседания в Кремле. Выступает Б.- толстая равнодушная маска лица.Читает речь даже не отрываясь от кипы  бумажек, даже лозунги в конце выступления вычитывает…


        -Едем?
-Едем.Володька в этот день на освобождении-горло распухло.Я переоделся быстро,но тут нагрянул Средин,привез получку..Я проскочил в каптерку,получил деньги-30 рублей,общая сумма зарплаты160,прогорела бригада в прошедшем месяце,снабжение ни к черту.
Средин  пьян. Чукунов полнее его крепче,держится,но глаза  странно подрагивают  в орбитах как на пружинках,отсчитывает деньги неуверенно,боясь ошибиться проверяет по несколько раз.Средин каждому кто попадется навстречу говорит – Принеси пять копеек,тогда отдам получку…(это о комсомольских взносах) Он  уже почти никого не узнает, и повторяемая одна и та же фраза для него соломинка,чтоб не отрубиться окончательно.
  Через час мы в гибриде  чайханы, столовой и закусочной.За столиком дремлет старуха.Володя с восхищением – Баба -Яга!
Нос у старухи длинный,весь в бородавках, прыщах, под носом щетинка усов, рот куриной гузкой стянут морщинами в кружочек.Голова старухина втянута в воротник лоснящейся куртки..большая старая черепаха. Володя  решительно садится за ее столик..Пока он откупоривает бутылку и разливает вино я искоса наблюдаю за старухой.Один глаз ее приоткрывается и сквозь щель века похожего на застиранную тряпицу я вижу белесое яблоко глаза, дрожащее коричневое колечко радужной оболочки.Глаз фиксируется на бордовой струйке вина.Лицо ее неуловимо меняется.Я придерживаю Володю за локоть, беру с соседнего стола стакан с недопитым чаем, выплескиваю чай на пол, придвигаю к старухиному носу, Ключар сливает в него оставшееся вино.Тряпица века приподнимается шире, зрачок ощупывает мою руку,плечо…Взгляд в взгляд.Зрачок не отражает свет, в нем бездна темноты, будто за ним не ссохшийся мозг, а вселенная..Я киваю старухе на стакан, поднимаем свои.Вкус вина – смесь сургуча,нестиранного белья и каких-то промотходов.Старуха щерится беззубым ртом, понятно,что благодарит.Сучковатые пальцы ее обхватывают стакан, повторяя острыми углами суставов его грани, открытый рот становится половиной лица,вино  опрокидывается в этот провал между синими деснами…из горла короткий звук выплеснутого на пол чая….Ключар неотрывно смотрит на нее.Через пятнадцать минут на улице говорит с восхищением – Ты заметил какая у неё шея, а нос, подбородок! Это вангоговская модель..Завтра приеду ее рисовать….


Перечитывал Бунина.Почему мимолетность любви к женщине так универсальна, абсолютна, вечна…Черт знает – как сказать!Как будто это чувство может быть равноценным всей жизни. Но ведь не так.Чехов прав – все это в будущем, а сейчас это или  осколок забытого, возможно от рая, когда в суматохе изгоняли или росток который в далеком будущем станет  райским древом,  или сокровище, которое боги утаили для себя…
Я не видел людей счастливых любовью, а сколько надежд люди связывают с этим чувством!И разочарования ничему не учат! Почему мы жаждем большего – чем что? Чем  могут наделить друг друга мужчина и женщина, слабые, противоречивые,ищущие, смертные…
Вспоминаю нашего бригадира, когда работал в Бердске.Плотный , коренастый, во всем медлителен, уверен.Широкое татарское лицо его всегда сохраняло выражение равнодушной сонливости, но маленькие глаза были цепкими, наблюдательными.Жили мы все вместе в одной комнате привязанные друг к другу бытом, работой, обстановкой.В работе Николай был энергичен и жестоковат,когда я запорол  форсунки он поставил мне разрядом ниже на целый месяц, хотя мы жили дружно.Он даже покровительствовал мне, наверное потому, что я был самым младшим в бригаде и из-за книг,которые я постоянно таскал с собой.Не спрашивая, он брал книгу из моего чемодана, перелистывал или прочитывал, а возвращал аккуратно обернутую в газету , расспрашивал , свидетельство того , что он или прочел книгу или  только начал читать, но не понравилась..
У него была жена в Новосибирске.Такая же невысокая, плотная с пышными золотистыми, длинными волосами.Очень мне нравились ее волосы – Валя, -  смеялся я – твои волосы на музыку просятся или на ювелирные украшения…
Приезжала она воскресными вечерами, вся яркая, накрашенная, с замысловатой прической, казавшейся мне несуразной.Николай к этому времени был уже подвыпившим. Мы устраивались по другим комнатам – многие  знакомые из других бригад уезжали на выходной в Новосибирск.
Рано утром Валентина собиралась в город.Вся измятая с подсиненными подглазьями и обострившимися чертами лица, как будто кожа уменьшилась за ночь. Не стесняясь нас заходивших под утро в комнату за чем-нибудь, она подвязывала на теле какие-то тесемочки, подтягивала чулки, кое-как скалывала растрепанную копну волос, поминутно спрашивала время и бормоча, что «точно опоздаю на работу», спешила к остановке.Что-то особенное хотелось мне увидеть в лице женщины в эти утренние минуты.Николай спал.Мы уходили в котельную, посмеиваясь.Бригадир являлся часа через два, как всегда медлительный с непроницаемым лицом и внимательными глазами.В перекурах если разговор шел о женщинах , он иногда рассказывал подробности своих отношений с женой. – Такой презерватив у меня был как-то, с усиками.Продрал я свою бабу.Она кричит – больно, а хочет…Да… заграничный презерватив… И усмехался.
С Николаем мы были дружны.Как-то он заметил что я осторожен  на высоте – (паутина труб промышленного котла – высотный дом),робею.
Предложил – Давай на  дымоходную трубу… Я полез вперед,он за мной, подбадривая – Ну,ну, давай, я тут… Без этого «ну-ну» я бы не влез на самую верхотуру,цепляясь потными руками за ржавые скобы, ощущая спиной огромность пространства..
   Однажды я приткнулся в котельной с книжками.Был сентябрь, еще не холоден был вечер, но и не теплый.Я выволок из развороченного нутра котла две старые фуфайки, примостился на них у стенки обмуровки и задремал за книжкой. Встрепенулся не от шума, а  от шопота.Картина была запоминающейся, видел я все через переплеты  котельных труб.Обмуровку мы только начали и скелет котла просвечивал насквозь сверху до низу.Мужчина ясно, с полувзгляда  – наш бригадир; женщину не узнал сразу, потом разглядел – Света, моя землячка со станицы Крыловской. Неделю назад мы танцевали с ней в клубе.Спокойная, с ласковым очень мягких черт лицом, она работала у каменщиков нормировщицей.Ей было лет 19.Она рассказывала, что приехала сюда потому что никогда нигде не была и просто , чтобы увидеть «как другие люди живут».Я вспомнил ее Крыловскую,там  мы  от техникума проходили производственную практику на котельных, а она не раз бывала в моей станице.Мы провели вечер в разговорах , гуляли по тайге,я накинул на ее плечи свой пиджак, вспоминали Кубань, но уже с грустью, сравнивали с Сибирью и все получалось так, что дома куда лучше все – и земля, и сады и погода.
Было полнолуние – деревья , кусты сказочно мерцали тенью, блеском листьев и , казалось, что именно сейчас среди резких изломов папоротниковых зарослей вспыхнет цветок…
Проводил Светлану к женскому общежитию.Прощаясь и возвращая пиджак, она  поправила отворот рубашки.Запомнилось – так заботливо, жест как обещание…
Но на следующий день вечером мы торчали в котельной, в другой вечер удили рыбу со старой баржи на берегу Бердского моря, в воскресенье я поехал в Новосибирск покупать фотоапарат…
И вот сейчас сквозь переплеты труб я видел сбоку ее лицо, сосредоточенное, покрасневшее будто от натуги, так бывает у людей выполняющих работу,не ахти как приятную, но необходимую.Очевидно ей было не очень удобно – она стояла на четвереньках упершись  локтями и коленками в брезент сваленный на щитах….
Я не шевелился, смотрел на их возню полуприкрыв глаза, если заметят притворюсь спящим. Лица Николая не было видно,только рука его , короткопалая, широкая на белом женском бедре…
Потом они поднялись, молча оправились – Николай застегнул армейский широкий ремень, а Света что-то подтянула под смятым платьем.Они пошли к незаложенному пролому в стене, где был вывод кирпичного борова к трубе.Света прошла вперед,Николай остановился у стены, взялся было за ширинку, решив помочиться, но раздумал.Хозяйственно оглядел котельную, зевнул,сплюнул харкающим звуком и спрыгнул с боровка наружу.
Потом  вспоминалось.Спрашивал у Николая – У тебя много женщин было?
-А черт его знает – отвечал равнодушно – не считал, много, разные…
Я не отвязывался – Ну а запомнились какие?
Николай сдвигал брови, глаза тонули в скулах щек – Да все они дуры…
Задумался, лицо смягчилось, в губах и в глазах дрожала улыбка, что-то видно всплывало в памяти – Есть такие, знаешь…И не находя слов отмахнулся рукой – Бывает, прищемит…Посмотрел на меня, как будто впервые увидел – Ты салага   еще…
И со Светой потом сталкивался не раз.Симпатичное улыбчивое  лицо с кудряшками у висков, немножко казалось мне, похожей на киноактрису из фильма «Анна на шее» Ларионову; очень аккуратная в одежде, взгляд заботливый и ласковый.Улыбалась – Сережа – землячек, что же ты не был на танцах, а я тебя выглядывала.
 Я отговаривался – В Новосибирск ездил.
Вспоминал ее лицо, сквозь переплет котельных труб и комментарий Николая после того вечера -  Баба – бревно и ж… не шевельнет…
Почему то казалось важным что-то понять, но что? Я и сейчас не могу сформулировать даже вопросы…Почему люди тратя так много энергии ума, чувств, надежд на устройство сердечных своих дел превращают все в равнодушную возню со случайным партнером в первой попавшейся подворотне…


Во дворе собора множество старух, мужчины почти незаметны в их толпе.Протолкался к дверям,миновал притвор,окунувшись в тяжелый пахучий воздух храма.Священник басит что-то у алтаря,сквозь распахнутые царские врата видны его спина и двигающиеся руки.Над всем многоголовьем веточки с пушистыми почками.Я медленно пробираюсь вперед…
Почему так притягательно пространство храма? Что происходит в душе? Как будто привычные черты вещей и явлений чуть-чуть изменили ракурс и ты понимаешь,что всупил в какое-то иное течение…И бессознательно отдаешься ему,казалось независимого от тебя,но понимаешь,что стремнина этого течения из твоих же чувств…И эта печаль,вселенская печаль о каждом человеке…
Страдающий Христос,белобородые апостолы с судейской строгостью взирающие со стен,мишура иконостаса  с позолотой,грубым орнаментом деревянных  розеток,листьев кажутся нагромождением мелочности вокруг торжественного лика благословляющего Христа.
Хорошо когда мало людей.Почти тишина.Закрыты алтарные врата и редкие прихожане как особо доверенные,поверенные в тайну…
Но вот –праздник.Как сегодня – вербное воскресенье.Собор утратил одухотворенность и тайну,в нем сам воздух повседневен,насыщенный запахами  кухни и казармы,суеты.
Передают свечи,толкаются,переговариваются,с озабоченными лицами обходят иконы,деловито прикладываясь к стеклу.От поцелуев на стеклах пятна и потеки слюны.Церковный служка старой тряпкой стирает их. Фанерный Христос на фанерном  кресте,кровоточащие его ноги прикрыты куском  пожелтевшей плексы,торчат кругом засохшие прутики цветов и вербы.Очередь к причастию,пожилой священник тычет серебряной ложечкой в раскрытые рты,люди отходят, у столика опрокидывают в рот из маленького стаканчика темнокрасную жидкость…
В какой момент в христианстве нарушилось равновесие между духовной потребностью и ритуальной необходимостью?!
В разных местах храма поют люди,отдельные голоса сливаются с хором красивых женских голосов  у иконостаса.Пение скорбное,печалью трогающее душу и несмотря на  повторяющиеся мелодию и слова, хочется слушать и слушать –«тела Христова вкусите,источника бессмертия примите…»
Распахиваются алтарные врата,священик читает молитву,несколько раз входит в алтарь,вынося оттуда то книгу ,то кадильницу…Хорошо сложенный,уверенный,крупная голова,короткие белые волосы.Его лицо равнодушно даже когда он поздравляет всех с праздником.Но люди встрепенулись,умильно крестясь и кланяясь повторяют –спасибо,спасибо.Священик перечисляет порядок служб на все дни недели до пасхи.Говорит он плохо,запинаясь на словах,бормочет скороговоркой и даже часто повторяемое «блаженный Иоанн» звучит у него сухо как название вещи…
-Всем понятно? –заключает он.-Ну а сейчас-освящение …что б было тихо и без толкотни.Буду проходить вот так…
Священник резко взмахивает рукой над головами,показывая направление. Добавляет – И еще говорю,некоторым мало одного раза,во второй раз подбегают.Зачем?Я вам говорю,достаточно чтобы сотая капля святой воды попала,что бы освятится верующему.Верующему! –раздраженно повторяет он.-А неверующего хоть из ведра облей,не поможет…
Женщины переговариваются:- Малости капли,сказал,что хватит…
Священник уходит,произнеся коротко:- Где верующие активисты,вот действуйте…
Какой-то старик наклонился было к кресту в его кулаке,он отвел руку,сказал резко –Нет. И исчез  за иконостасом.
С грохотом валится перед амвоном жестяной ящик с пожертвованиями «на ремонт храма».Старушка,наклонившись,ощупывает ушибленную ногу.
-Ох,люди,люди! –вздыхает кто-то рядом со мной.Собирают рассыпавшиеся монеты.
Пожилая женщина с раскосым лицом хочет пробиться к иконе -Ну пропустите же,-сердито просит она,-что за люди!Да мне сейчас надо,у меня моча не держится…
-Проход,проход для батюшки освободите…Это возгласы «верующих активистов».Энергичное движение в толпе,проход  намечается,но медленно. –Не выйдет батюшка,пока проход не освободите…
Наконец порядок восстановлен.Над головами людей колышутся ветки вербы с нежнейшей зеленоватой порослью почек.Проходит священник,окуная в   ведро черную малярную кисть и энергичными жестами окропляет людей и вербные ветки.Толпа смыкается за ним,устремляясь к выходу.Я  остаюсь в храме,утирая рукавом гимнастерки лицо мокрое от святой воды.
На выходе увидел старуху пытающуюся подняться с колен, одной рукой упиралась в пол другой водила перед собой будто искала опору.Посмотрела на меня , слезящийся взгляд.Я подошел подхватил за плечо, с другой стороны взял ее за локоть мужчина, подняли ее, поставили на ноги.Мужчина спросил –Отвести вас к выходу?
-Нет,нет – неожиданно громко сказала старуха.-Сейчас оклемаюсь,поддержите меня.
Говорит с явным украинским акцентом.Постояла с полминуты, прислушиваясь к себе.
- Ну все отпускайте. Подали ей сумку и выпавший из сумки  платок.Повернулась  пошла к выходу.Мы с мужчиной не сговариваясь пошли за ней .Оглянулась  у выхода, махнула рукой – Все, все, спасибо!Сама дойду.
         Потом мы говорим с ним   под тихий шелест шагов людей в храме,треск горящих свечей.Назвал себя – Никита Митрофанович.Вышли во двор.Говорит не торопясь,выделяя слова и как будто интонацией ставя знаки препинания.Подумал – наверное учитель….
Он,с полулыбкой:
-Богом может быть ожидание надежды,цели…
-И ради этого стоит возводить храмы?-говорю я.
-Почему же нет?
-Но где гарантии,что это не ошибка,затянувшаяся на столетия,на тысячелетия даже?
-Не будьте максималистом,-с той же полуулыбкой,не равнодушной,но все же слегка снисходительной,оправданной,наверное его возрастом,сединой.-Не будьте,это не ошибка раз оно несет добро.Для человека с его звериным прошлым это ох как много значит…
     Мы прощаемся у ворот церковной ограды.

           Утро.Солнце вот-вот начнет подтягиваться на турнике горизонта.Звон птиц в кронах деревьев, будто просто переложение на слух многоцветья наступающего дня.А город еще спит.Присуствие человека только в шуршанье редкой машины внизу на шоссе, да в ржавом скрипе нашего крана – несколько раз за ночь ломался. Неунывающий Давиташвили спускается с небес и звякает ключами, мы дремлем на панелях еще теплых от вчерашнего зноя.После бессонной ночи гудящий шум в голове,но к утру все проходит.Через два часа я уже в полупустом троллейбусе еду в город.





Прочел Лебедева.Как неожиданно открываешь для себя книги созвучные собственным размышлениям,  переживаниям.И это вот сейчас живущих авторов.Конспектировал в тетрадке-можно переписывать целыми страницами-все  в размышлении, в поиске,в беспокойстве, в обращении к прошлому, что бы понять сегодняшние события … «Метания России между идеей восточного деспотизма и западного свободомыслия - оценка последних трехсот лет.» «Утопия внутренней свободы…»
        Вечером  с Ключаром в училище.Гипсовый «умирающий раб»  под самый потолок и маленькая головка Нефертити. Станины мольбертов,напоминающие  щиты на стрельбище.По стенам полки заставленные фигурками,черепками,гипсовыми геометрическими объемами,тряпки, ящики,скелет у занавешенного окна,рулоны бумаг…Двое парней копируют череп,третий лепит раба,девушки набрасывают скелет,грохочет  магнитофонный ящик…
Уже в сумерках поехали к А.,там уже дым коромыслом.По окуркам в пепельницах,остатках засохшей еды на столе, похоже все сидевшие здесь не выходили отсюда несколько дней.

         Прислушался, вроде тихо, чавкает растворомешалка  на павильоне.Я присел, вдали город поблескивает огнями и как-будто никого – человека на этом звездно-городском фоне  было бы заметно..Перемахнул через арык, подошел к сетке ограды, в этом месте она наспех прибита к стволу дерева.Подскочил,уцепился за сук,подтянувшись перепрыгнул на другую сторону.Сюда на помидорные ряды вдоль ограды и ветки яблонь ( жаль – далеко) падает рассеянный свет с нашей стройки и с окон домика в котором живут строевики охраны.По дороге прихватил обрезок рейки, на всякий случай.Осторожно к помидорам.Куст подхватываешь снизу, наощупь, твердые, зеленые еще, но попались и зрелые…Повозился минут десять, заполнил гимнастерку за пазухой и прежним путем обратно….Рейку на место,еще пригодится.Мимо котлована бассейна, палаток…Вкусные помидоры


В мастерской. Разговоры интересны, при всей пестроте  мнений и тем они искренни,без уставной обязательности…И даже категоричность кажется оправданной- она вызов на спор…
Курбатов - Уже столько лет искусство у нас лишено национальных особенностей; в архитектуре голые коробки зданий,в монументальном- анатомическая чрезмерность..
-Но архитектура это особая область,в ней соображения практичности чаще значительнее соображений эстетики..
-А мы и не говорим о массовой стороне производства.Не по поточным изделиям будут судить в будущем о времени…Ремесленичество убийственно для искусства..
-Но как раз в среде ремесленников шлифуются особенности,которые позже в руках гения приобретут законченный образ…
-Мне кажется,были бы у нас грамотные руководители и все было бы прекрасно.Это говорит Нина.
-А кому бы ты дал Ленинскую премию?- спрашивает она,когда я пренебрежительно отзываюсь о кандидате Герасимове.
- Глазунову! Может в своем искусстве он еще и не пришел к современности,но он ищет и не забывает, что он живет в российской истории…
В казарму вернулись к двум часам. Князьков за тумбочкой дневального писал письмо.Сказал шопотом:
-Пайки под матрацом.У Средина украли 40 рублей и 10 пачек «Шипки»…
 Утром на развод Средин выполз опухший с синими кругами глазниц,как у цапли.
-Кто взял деньги,отдайте по хорошему.Что это такое –обворовывать командира…
По строю  ухмылки.Пьянствуют они с ротным уже третий день.Кто-то и воспользовался,скорее всего из ближайшего окружения,похоже Савченко…
     Утро теплое.Уже весна вовсю.Грузимся.Я всегда сажусь впереди с левой стороны борта,интересно смотреть на просыпающийся город
Переходит улицу молодая женщина.Пробежала несколько шагов,запахнула ворот платья,затем,уже на тротуаре,откидывает ворот,чтоб грудь была видна.А грудь высокая,выдающаяся…
Нас обходят три машины с нашитыми бортами.В первых двух по трое солдат с автоматами у переднего борта кузова,в последней машине –собака, в кабине офицер..Приподнявшись я вижу стриженые макушки сидящих людей,а в щелях бортов глаза и лица,чья-то улыбка..
-Это те которые с малыми сроками,лет по пять не больше,-заключаем мы.

            
                От Стоянова Сашки письмо.Пишет об отпускных впечатлениях «Армейский отпуск не отпуск, просто на время удлинили цепь…» Пишет о своей девушке «Помнишь Ирину, письмо которой ты читал.Увиделись.На пальце кольцо, вышла замуж. ?. Не поверишь – переживали оба.Мать ее пришла, просит –когда уедешь? Ирка в уголок забьется, ревет…Ничего в бабах мы не смыслим,не ценим, не понимаем.И боюсь, что поздно выучиваться понимать.Особенно после армейской нашей жизни…»
Пиьмо длинное, Сашка выговаривается.




      Зеленый рынок.Перебирал книги  на пятачке за овощным ларьком.Торговавший ими парень запомнил меня по прежним визитам.Послал куда-то пацана, тот принес в рваном мешке еще книги, вытряхнул на расстеленную тряпку.
- Это очень старый книга – говорит парень – Очень давно сделанный, очень хороший,бери.
Перелистывал страницы с арабской вязью – другая недоступная мне культура.Купил несколько книг, по бумаге издания конца прошлого века.
- Приходи еще приносить будем- сказал парень.
       Женщина в парандже. Я осторожно поднял фотокамеру и щелкнул затвором не переставляя выдержки.Повидимому,  она заметила, ускорила шаги.Шла легко – явно не старуха.
Никакой загадочности нет в женщине окуклившейся в паранжу, униженность есть.Как чучело или птица в закрытой клетке.Зачем людям нелепые традиции? Чувства и красота здесь так коротки как весна в Айна-Булаке.Может и придумали женщине эту пирамиду из серой тряпки и конского волоса, чтоб оставаться с воспоминаниями.
«Здравствуй ,это я».На выходе из кинотеатра разговоры:
-Что-то вроде недокрутили там,- говорит широкоплечий парень товарищу. - Трое девочек лет по 15-16. Ничего не понятно.Очень растянуто…
-Вот надо найти какую-нибудь критическую статью и прочитать об этом фильме,там все будет разложено по полочкам и по косточкам..
Супружеская пара между собой : -Я так и не понимаю,почему называется «Здравствуй это я».Там же никто не говорит этого?
-Так  это девчонка так сказала,когда в гостиницу пошла.
-Нет, не так она произнесла…
Ко-то позади в толпе:- Ну посчитай – в войну ей было лет 13-14, и после войны там лет семь прошло,даже пусть десять,и не очень то разница в годах..
-Какие тринадцать,ей было лет пять,не больше…

                Философия именная наука – Демокрит,Гераклит, Кант, Гегель,Фейербах…Все остальное – отчества..Жизнь многозначна, калейдоскоп мнений составит со временем то, что может быть назовут Истиной.И модель ее сам человек – Истина в масштабе один – к бесконечности…
Высказанное вслух, написанное входит в размышления как цемент в раствор, стоит остановиться , забыться, не использовать в дело, в возведение стены…отвердевает в массу, в хаос…В науке легко кладбище принять за жилые кварталы,нагромождение фактов за живую жизнь…Познание,чувство, мысль должны найти слово и слушателя, иначе становятся ядом…
Что за страх возраста? Как у стареющей девы.Страх перед наступающим 24 годом и за ним шествуюшими годами…Это не страх перед болезнями, старостью и проч. сопутствующими,  это страх перед временем, неотвратимостью движения его…



Зашел к ротному.Сидит за столом,пишет.Зевнул судорожно со стонущим горловым звуком и лязгом вставных зубов,будто они у него вразнобой на ниточках подвешены.
-Шварцмана хочу встретить,товарищ капитан,поезд ночью.
-А это что за генерал такой,-перебивает ротный.Мысль эта ему нравится и он ее развивает –Не помню я что-то такого генерала…Сам доскачет…
Зевок мешает ему  закончить и я вставляю –Чемоданы мои он тащит,надо помочь.
Ротный вытаскивает из планшетки бланк увольнительной,кидает на стол –Заполни,при мне.
До полуночи без опаски напороться на патруль шатался по городу. О городе не скажешь однозначно-хороший или плохой.Наверное таких полярных  определений и не бывает.Статистика , столько –то жителей,архитектура,история имеют значение только при первой встрече.Впечатление же о городе сплетаются из бродяжничества по улицам, каждодневности городской сутолоки,лицам прохожих… Лучшее в Ташкенте –старый город,круто заваренная Азия…Бродил по лабиринтам улочек.Как написать об этих кварталах, или оставить в воспоминаниях? Факты запомнятся, впечатления сотрутся…
Потом пошел на вокзал,пристроился на лавке и сразу нырнул в сон как в омут без сновидений.Кто-то потряс за плечо,голос-Солдатик,солдатик!
Поднял голову,огляделся,так крепко спал,что в первое мгновение не сообразил,что я на вокзале…Разбудила меня старуха –Поплывешь сейчас,моряком станешь –говорила она,кивая на на свободное пространство лавки у моих поджатых ног.Я вскочил.Из-под женщины,улегшейся в такой же как и я позе на противоположном конце широкой лавки текла лужа.Если бы мои ноги были вытянуты я бы как раз уже купался, судя по запаху мочи.Пересел,помял лицо руками.На часах начало второго, полчаса до поезда,  вовремя очнулся.
Женщина напротив перевернулась навзничь,запах стал острее..
-Вот урод,- с ударением на первой букве, продолжала разбудившая меня  старуха,судя по ведру в руке уборщица –урод,пьяница.Ладно мужики пьют!ну а баба!.И муж ведь  есть- продолжала она,подчеркивая этим фактом бабью сущность сладко спавшей пьянчужки –Да и он тож алкаш,прибился к ней,свою семью бросил…Ну уроды!
Вмешивается в разговор мужчина,благообразный с толстым носом
-Значит благополучная семья,интересы общие,порядок..
Говорит он с удовольствием,будто доволен подвернувшимся случаем позлословить о женщинах.
Я вытаскиваю блокнот,записываю.Как описать лицо  спящей напротив женщины.Почему с каким-то особенным любопытством думается при взгляде на нее.Может оттого,что так резок контраст между молодостью ее и видом.Что за этим –драма или распущенность? Зачем человеку  критические ситуации в которые он сам себя втаскивает?
Колени ее раскинуты,из под платья торчит измятое  нижнее белье.Лицо красивое с легкой скуластостью,длинные ресницы, густые брови , тонкой резьбы нос,только отвисшая  челюсть так некстати создает гримасу презрительности.В уголке рта скапливается слюна,женщина захлебываясь  с натугой сглатывает,не просыпаясь.Зубы белые крепкие,лишь у корней чуть с желтизной,сухие морщинки у глаз,на шее вздувшиеся вены,грязные руки…
Наверное, глубоко в душе я циник.Нет,я не хочу раздевать чувство   и добираться до обезьяньих мотивов его,думаю, что космический момент запрограмирован в человеке,если не богом,то самими обстоятельствами,границами видимого мира,мера которого –вселенная.Но человек,ставящий на карту все то,что обычными нормами признается за ценности незыблемые,ну если не в рамках  судьбы,то в рамках какой-то части её…? И судя по возрасту пьянчужки,нынешняя часть ее судьбы –самый расцвет.И вот – пожалуйста,полное презрение социалистической морали личностью,которая по своим внешним данным моралью этой могла бы пользоваться безбедно.Что под этими красивыми густыми спутанными волосами? Кто она?Ведь была же юной,счастливой,влюбленной и покажи той недавней ее нынешнюю,ужаснулась бы? А  может и сейчас счастлива?…
   Перечитал написанное…Слова,слова!Это от недосыпа,скуки, боли от разбитых кирпичем пальцев.
Никто не вправе судить и быть судимым.Лабиринты нашего настроения,мотивов мыслей- бездна.И никто не может пройти по лабиринтам этой бездны.И нить Ариадны,которую судьба вручает нам при рождении тонка,хрупка,зыбка.И тот путь самопознания который мы проходим держась за нить так короток…А когда рвется эта нить…и кто знает не это ли счастье –блуждать в дебрях самого себя «без  руля и без ветрил..»Хотя со стороны,как для этой женщины положение ее может показаться тупиковым…
Сонный мужской голос с потолка медленно  будто роняя слова ,объявил  опаздывающий поезд, я потащился на перрон.
        Мишка задумчив,неразговорчив.Спросил:
–Случилось что?
Он махнул рукой:
– Настроение идиотское в последние две недели,как паутина в душе…
Мы присели у «вечного огня» на чемоданах.Грелись.Уже светало,бледнели огни привокзальных фонарей.Мишка похлопал ладонью по рюкзаку:
- Кирпичи, а не книги, пачку пришлось оставить,не влезли.Коржев привезет,он недели через две выезжает.Рассказал о джамбульских делах.


В работе,особенно требующей ритма,экономности движений забываешься бездумьем.Кирпичи-второй ,десятый,сотый…Какие-то отклонения от ритма то же автоматичны,они запрограмированны :  камешек ли попал под кирпич,раствор ли жидковат,шов не заполнен, расшивка срывается…Голова так сказать « свободна от постоя » в процессе работы.
И вдруг откуда - то как ожог-вспомнишь о часе,времени – будто оно приобретает форму,ты ощущаешь его присуствие,стремительность движения и зыбкость себя во времени: меня когда-то не будет.Не будет! Как это возможно? Что такое –Я? Как оно возникает? или формируется между мгновенными  колебаниями настроений,чувств,мыслей,крайностями их…И какая-то особенная роль времени в этой странной подвижной амплитуде  - Я.!  Может оно и лепится движением времени, исчезни время и не будет меня такого неповторимого,немытого уже третью неделю, жаждущего обеда и самоволки…
Так в работе,положив кирпич,не замечаешь изменений в объеме стены,но уже к вечеру вырастает угол,стена,оконный проем…
Как странен мир! И чудо присуствия себя самого в мире…Зеленая букашка на доске настила лесов,запах взрытой бульдозером земли,яркое,но еще не жаркое солнце,дома вдали с надвинутыми друг на друга панцирями крыш,люди,чудо их речи,даже ругань изумляет…Почему такими редкими мгновениями вдруг ослепляющее ясновидение…или ясночувствование…,или яснопонимание? Что это?
Балагурим с Костей Князько,подтаскивающим мне кирпич и раствор.Через час даже не вспомню о чем говорили.Как будто мы за кулисами,а главное действие там рядом совсем на невидимой сцене. И я прошел по ней ничего не заметив,и сейчас пытаюсь вспомнить…
Снизу слышен тихий предостерегающий свист Вязового.Князько,оглядев окрестности,сообщает –Литер идэ учиты нас сапогами кренделя выпысывать.
Средин пьян и видать крепко.Движется осторожно переставляя ноги,притормаживая на каждом шагу,убеждаясь что под каблуком твердая основа.Маршрут его известен -  если поднимется к нам на этаж, утвердит ноги на помосте,вцепится якобы всепроникающим прищуром маленьких глаз,поворачивая голову на худой шее как перископ подводной лодки,станет произносить монологи.Они сбивчивы,диапазон их широк : от «выведения нас на чистую воду», «оздоровления роты путем отдачи под суд» ,до мирных рассказов об отпускных впечатлениях.
Знает он мало.В училище,повидимому,так и не определились – то ли офицеров -строителей готовить,то ли политработников, и вся эта каша непроваренным комом осела у него в голове...
-Черт его несет – бормочет Рубаха,поглядывает на часы – Скоро шабаш.
 Князьков спускается вниз,что-то тасует,возвращается и дирижерски поднимает руку с мастерком,отбивает такт вполголоса – И раз,и два, и три...
 И тотчас внизу раздается грохот,матерок,кряхтенье ,сопенье,снова матерки..Литер на четвереньках выбирается из проема первого этажа,поднявшись бредет к бочке с водой,моет сапоги.Движения замедленные как у балерины на репетиции.
 - Что ты там сделал? – спрашивает Мишка у Князька.
- Та нычого,трап перевернув и нечаянно пидбросив на него шматок звестки – с довольной физиономией перечисляет Князьков,- он на том шматке и навернулся...




-Странная штука –ревность,усмехаясь говорил Мишка.-Бывало так -  умом понимаешь-смешно,нелепо,а сердцем невозможно обратится к трезвости.Что это?Отчего так?…Спрашивал то ли себя,то ли меня.
-Чувство собственности-рассуждал я.Уточнил –Оскорбленной собственности.
Мишка молчал.Я стал блуждать в словесных лабиринтах,припоминая свой опыт,но быстро выдохся…С ним по этим вопросам трудно спорить – его воспоминания держатся фактами, а у меня большей частью воображением.Если мой опыт весь щетинится вопросами, то Мишка на многое имеет и ответы…Наверное важно иметь в душе резерв ясности,куда можно отступить в критической ситуации, когда не видишь выхода.Ведь бывает так, что даже жизнь ставится под сомнение, крайности чувства…А почему именно в любви при всей ограниченности этого чувства ставится на карту сама безграничность жизни? Дай бог испытать мне когда - нибудь это.
  Было утро.Отбивали засохший раствор в окоренке,удлиняли настил.В эти ранние часы все казалось замирало ненадолго в равновесии между накопившейся за ночь тишиной и шумом дня набирающего силы.
-Нет,тут что-то другое –сказал Мишка. - Предательство,месть-нащупывал он слова –Хочешь умереть,чтоб вызвать в ней раскаяние…Любовь-это всегда сегодня…Ты сам ищешь этой ревности,как алкаш бутылку…Зачем? Зачем держать в себе?…А как в старости,когда душа окостеневает,а тело дряхлеет?Куда все девается?
- Наверное в воспоминания уходит….
И вот сейчас вечером думаю об этом.Не было так чтобы безответным чувством ставилась под сомнение сама жизнь,о таком варианте и помыслить невозможно.
Но как кружило сердце в безысходности,тогда в Москве…От нее приходили письма,беспорядочные ,исступленные,вызывавшие любопытство и желание разобраться.Карандашные строки с середины листа валились вниз,будто от изнеможения,бумага сохраняла запах ее тела,я вспоминал ночи,в которых было столько всего намешано –слезы ее,шопот,руки ее легкие,быстрые,как будто для ночей она приберегала еще несколько пар таких же…И это,тайно смущавшее меня  столь притягательное бесстыдство с которым она раскрывала женские желания…
Я все копался в себе -как,да что,расспрашивал ее. Какая ревность! Я жил – сегодня.И весь день был началом,ожиданием того что произойдет ночью…Я понимал – и опытность ее, и маленькая дочка и та легкость с какой она находит нужные слова и точность движений …За этим опыт фейерверочных романов, с которыми она ,наверняка,пусть бессознательно,но ведь сравнивает нынешний…Она как  талантливый мастер отсекала и во мне и в себе все ,что могло помешать ночным часам…
-Ты весь как на ладошке,-как-то ночью сказала она-ты добрый,понимающий,меня никто никогда  не гладил по голове,я могу разговаривать с тобой руками…
На этих словах я как тесто на дрожжах подходил. «Это ж у нее целый арсенал отмычек к мужикам,-размышлял я,топая от ее дома.И тут же отвергал с иронией –Я не похож на кладовую сокровищ…
 Может это отголоски уже поздних,московских размышлений? Незнаю. А тогда я  с утра в котельной среди переплетов труб,нянчил в воображении горячее чуткое тело ее ,вращался вокруг  этих ночей как земля вокруг солнца,проворачивая перед ней все,что копилось в голове,ожидая с нетерпением как она вновь будет настраивать мое тело и душу…
 В Москве жили в большом бревенчатом бараке,переделанном из старой крестьянской избы,в нем размещалось общежитие курсов.С одной стороны –поселок,с другой узкая полоска леса,за ним остановка электрички,потом снова лес.Поселок и окрестности так и остались для меня островом таинственным,потому что рано утром уезжали всей гурьбой на учебу,а возвращался я поздно ночью-после занятий мотался по Москве: книжные магазины,музеи ,выставки и просто улицы открываемые наугад,неожиданно.
Но вечером,когда электричка обнюхивая тропу в сугробах,находила остановку,стряхивала меня на обледенелую платформу, я уже как алкоголик в предверии верной выпивки маялся воображением.Все вокруг напоминало те такие недавние  дни под Новосибирском – сугробы,морозный воздух,почти такой же лес…Не она ли за оградой платформы- тот же рост,такая же как у нее рыжая шапка с короткими меховыми завязками…Подойдет,руки просунет под куртку,пощекочет под мышками: -Сережка,рукавичка ты моя теплая…
И этот взгляд небольших глаз,всепонимающий,всеобещающий,как будто неземное существо обрядили под хрупкую ,милую,земную девушку, но забыли замаскировать глаза…
И  это чувство,может быть и ревности,караулившее меня на платформе ,неотвязное,неуловимое играло с сердцем как котенок с клубочком.Да так коготками прихватывало,что я растерянно останавливался….Разве сейчас она одна!Да нужен я ей за тысячи километров,с моей неопределенностью.И я ей обещаний никаких не давал,и от нее обязательств не просил.А как мгновенно,неожиданно все началось!
Я поражался простоте с какой без всяких усилий можно вызвать столько радости, цвета, новизны во всем – в себе, в обстановке, и еще в чем-то, что невозможно выразить словами.После ночей с ней я чувствовал себя промытым насквозь каким-то волшебным зельем, смывавшим ржавчину с мыслей, с тела до клеточного уровня; обострялись зрение и чувства…Что это? – заглядывал я в себя и не находил ответа.
Я уходил под утро, мороз в одиночку разбойничал по улицам поселка,громада заводских корпусов заслоняла горизонт, на небе были различимы все звезды вселенной, на груди под фуфайкой нарастало тепло пирога , завернутого в несколько слоев бумаги – когда она успевала?
 О чем я думал?Да ни о чем! Я перебирал, восстанавливал то, что казалось мелочами   - о чем она шептала в те мгновения когда тело ее то  напрягалось как струна , тронь – зазвенит, то становилось  невесомым и прозрачным, глубина  ее обволакивала меня от головы до пяток…Перебирал и уже ждал следующей ночи…
Как-то в котельную завода ,где мы вели обмуровку пришел долговязый парень.Я набирал свод форсунки прыгая на узком шатком помосте.Он постоял рядом,пока я не обратил на него внимание.Сказал:
    • Долго будешь вокруг нее крутиться…
То ли вопрос,то ли угроза.Я понял.Помедлил с ответом, рассматривая его.Сказал:
- Знаешь где мы живем?В бывшей аптеке.Вот подходи туда,потолкуем.В выходной я там один.Все разъезжаются…
И, пряча волнение, стал оббивать мастерок о стойку настила.
Парень ушел, с тех пор я его не видел.У нее спросить  о нем не решился,не хотелось услышать - «Путалась с ним»…
И ревность!как это объяснить – вот как Мишка говорит –почти физическое ощущение; то ли боли , то ли желания ее.
И вот сейчас,столько времени прошло,а вспомнишь, так и хватаешься за карандаш,строчками будто крестами,полосуешь страницы : Чур меня!Чур меня!…
Выстроишь клетку из ржавеющих  воспоминаний и отсиживаешься в ней пока не утихнет…

Патруль останавливает нас с Мишкой на перекрестке.Капитан и двое курсантов.На физиономиях курсантов охотничий азарт, эх, салаги в ошейниках…
 Капитан рассматривает увольнительные и военные билеты.Что-то его настораживает, но об этом «что-то» знаем только мы с Мишкой…
Мишка неожиданно говорит мне – Забыли для ротного чернил купить…
Капитан отдает документы – Идите. И вдогонку мне – Погон поправь, стройбат.
Свернули на Лахути.Я спросил -  Чернила  причем?
- Так, отвлек капитана…


Обед.С грохотом рассаживаемся за столами. Мы с бригадой Титунина за одним.Едим по обыкновению молча.Опалько ест суп с громким булькающим звуком, будто вдувает в себя с ложки.Кому-то если и режет ухо, но сказать об этом могут только кто-нибудь из «старичков», равные так сказать…Но все  заняты своими тарелками – мы с Мишкой переглядываемся – ну забавно, не более. Не выдерживает Рубаха – Иван,тебе ложка лишняя, тарелку поднеси и чмокай..
Опалько с театральным достоинством, поднимает ложку по-дирижерски и громко – Так вкуснее гораздо,ты попробуй…
Через полминуты булькающий звук доносится с обеих сторон стола.
- Ну вот, убедился, а не верил  - бормочет  Опалько – я же говорил..
Титунин, захлебываясь чаем, давясь смехом   выскакивает из-за стола….


        Лицо  мужчины,большое круглое – взгляду не на чем остановиться: заплывшие жиром глаза, дулей высовывающийся из щек нос и ниже щель рта…Будто видишь только заготовку для лица



На остановке. Мужчина сутул, но на  лицо не стар.На губах белая кочка запеклась, будто сметану ел, а губы не вытер. Он ногтем скоблит губы, стряхивает шелуху, по ветру она летит  на мою гимнастерку.Я торопливо отхожу к  дереву.Мужчина неожиданно начинает чихать, прямо  очередями – чхи, чхи,  чхи – пауза, затем снова…
Подошедшая к остановке женщина засмеялась – Прямо как кот от табака..



      Луна  казалась солнцем окунувшимся за горизонтом в холодную воду и выкатившимся обратно на вторую смену как наша бригада.Мы и весь мир притих пораженный этими превращениями – зрелище огромного лика было необъяснимым. Все шло к тому что кто-то невидимый раскатывает эту лепешку и сейчас она расползется на все небо.
- Самое время в бога поверить -  сказал Мишка – создать лунный Завет.
- Лунатиков объявить священнослужителями и святыми – бормочу я – а мы строители храма Луны.
-Гурам, - кричит Мишка – заякорь луну, тащи ее сюда, мы ее в казарме на потолок подвесим.
Кран Давиташвили заскрипел, развернулся, стрела потянулась к луне и мы примолкли, показалось накликали чудо…
Но перспектива казармы не привлекло светила, луна оторвавшись от болтающихся крюков, поплыла вверх, приобретая нормальные размеры и цвет.

                Просунул голову в приоткрытую дверь, уже началось.Потянул Мишку за рукав – Пошли..Зал маленький, по периметру стен  шкафы с книгами, стеклянные створки.У двери девушка преградила дорогу – Вы куда? – На диспут.Дали нам стулья.Слушаем. За столами преимущественно девушки . Камерный наверное диспут, официально-преподавательский, и мы тут в своих робах.За трибуной женщина лет под тридцать.Расплывшаяся фигура и добрейшее, милое лицо.И голос под стать – грудной и чуть «р» не выговаривает.Говорит о Вознесенском , сверяясь с листами- грамотно, доходчиво, знает поэта..
Выступили еще двое.Начался легкий беззубый спор об отдельных строчках и метафорах Вознесенского.Добрую женщину зовут Любой, она сторонница поэта, подчеркиваетм что его со временем объявят великим.Недостатки, конечно есть – но это ошибки молодости….Диспут вял, на издыхании. После третьего выстыпающего преподавательница уговаривает – Ну кто выступит, смелее, смелее..
На меня накатывает, но стесняюсь случайности присуствия здесь, хотя душа горит, Мишка в бок толкает – Скажи, скажи это же интересно…
Преподавательница, видя  что мы возимся беспокойно, приглашает – Прошу вас.
Я встал – Я против Вознесенского и как гражданина и как поэта…
Вижу как все оживились, это как-то подстегивает и вселяет уверенность.У трибуны обрел спокойствие – Это поэзия слов а не мысли, игра словами без переживаний.Сместились жанры.Бывают фокусники в цирке, бывают и в поэзии. В слова играть можно как в шахматы- комбинаций множество..Ведь не спроста разговор о гражданственноси поэзии мы здесь подменили понятностью понятностью его стихов..похоже Вознесенский складывает ребусы.Такое невозможно представить у Пушкина… «Мастера» Вознесенского – реализм , ритм стиха, классические принципы.. И вдруг «Треугольная груша»…….можно слопать и треугольную грушу…Но понять и оправдать поэта можно – наша поэзия похожа на больного человека…
Вкусен в полуночной казарме черный хлеб с сахаром – ребята сберегли с ужина.

    В сущности, как мелочны темы ежеминутных контактов людей.Островки разговоров в троллейбусе,на улице, стройке  - о тряпках, квартирах, деньгах,ценах, кирпичах,еде,женщинах, мужчинах, сослуживцах – черт знает о чем! Островки, как льдинки на ладони, тающие без следа. Такое несоответствие тому хрупкому, значительному, огромному, непостижимому, что мы называем мгновением жизни…




   Скоро домой.Как это будет! ? Кажется содрать погоны с плеч, панаму с гимнастеркой дома на чучело огородное напялить – революция в отдельно взятой личности, в моей. Счет пошел на месяцы,на  одной руке хватит пальцев столько этих месяцев осталось.
Служба давно стала привычкой, дней не замечаешь.А может это  удивительный Ташкент со всем привольем так действует; почти каждый вечер в городе: рынок,старый город,пригороды…
И  это - нахлынувшее, как всегда внезапно, ниоткуда и, кажется ,безответное, безнадежное, но так притягательно самой невозможностью…Даже странно, что у нее есть имя, такое простое, и голос , пространственно очерчивающие и мастерскую, где она сидит за мольбертом , и город, и нашу стройку и казарму…
Жара.Цветут вишни,яблони.А дома,мама пишет,едва только почки проклюнулись,холодно…
 Работается с приятным чувством.Профессионализм дает мне в рамках рабочих часов определенную свободу и независимость.Времени не замечаешь,до автоматизма доведенные взаимоотношения с обстановкой,с материалом, с инструментом,даже  с нашей армейской бестолковостью….
 Каким удовольствием может быть работа! И все-таки,что бы там ни думать,строить вот такой дом,самый обыкновенный,хоть и многоэтажный,но жилой,куда приятней чем месяцами отливать бетонные каркасы «хс» - складов боеприпасов.Здесь ощущение будущей повседневности…Черт знает как написать об этом! Хотел бы я кирпичем лечь в стену,пролежать бы с полста лет(сколько дом простоит),послушать фрагменты судеб в стенах этого дома….
Говорю Мишке об этом.
Мишка смеется –  В кирпич превратится ! Этого еще никто не смог, страна в тебе разведчика теряет.
 Вчера переехали к объекту.Столовую переоборудовали под казарму,а для столовой устроили навес и обнесли штакетником. Окрестности для самоволки подходящие- в двух направлениях остановки автобуса,74 номер - минут 20 езды до центра.На взгорке громоздская, лягушачьего облика дача командующего,почтительно отступив, то же дачи, помельче, встык к их оградам наши стройплощадки-дома и бассейна.За дорогой частная застройка – вперемежку саманные и кирпичные дома. Все в зелени.Красиво расположились- сады,пасеки,чуть в стороне больница,крыши окраинных городских кварталов.
 Ночью со стороны дач – музыка.Я выбрался на дорогу,присел у полуобвалившегося дувала.Такая тонкая ,мучительная мелодия.Чья?
Возвращаясь,наткнулся на Ключаря и Шварцмана.Шли молча.Уже улеглись,Володька спросил: -Серега, не знаешь,что за музыка?
-Нет.
-Это Чайковский-  сонный голос  Шварцмана,- финал шестой симфонии…


          Почему так занимательны, прилипчивы мысли о женщине, об отношениях , каких-то особенных…И тут же почти синхронно помыслы по содержанию едва ли отличающиеся от намерений жеребца увидавшего кобылу…Кажется невозможным всю эту мешанину ощущений разложить по полочкам, придать им какую-то логику, порядок.Задаваясь вопросом будто кидаешь камни в омут – только всплеск обозначает место падения, дальнейшее – бездна.Что за жажда ковыряться во все этом?...
Конец смены.Князько сбрасывает вниз раствор налипший на доски настила, мы с Мишкой заканчиваем расшивать последние ряды кладки, Рубахов и Ключар собирают ведра, выбивают из них остатки раствора.
Рубахов рассказывает громко – Приснилось, будто я в бане женской,пара полно,жарко.А я вот веником передок прикрыл и хожу меж баб.А они вроде как меня не видят, и это меня удивляет, я же здесь в натуральном виде…И я тогда к одной примостился и уже за жопу взялся…И!
Николай разочарованно машет рукой .
-Чего - и? договаривай– посмеивается Ключар – заметила она тебя?
- Та не, то була подушка -  предположил Князько.
- Эх ,дураки,завидуете. – вздохнул Рубахов.
Весна уже не только в природе, но и в крови , в мыслях и в снах….

     С Ключаром пересекали площадь у Навои.Навстречу женщина – в глазах столько голубизны, что ее хватило бы на целый женский батальон., кажется даже белки глаз голубые, волосы белокурые, прихваченные заколкой, груди маленькие, чуть-чуть приподымают блузку с какими-то широкими бретельками на полных плечах. И ноги то же полные,  выше коленей перехваченные краем светлой юбки…И мгновенное чувство – контраст реально видимых красивых ног и смутного ощущения какой-то бездны…И этот край юбки, слегка приподымаемый в движении коленями делал границу зыбкой, неустойчивой..И если б я был бы одет во фрак, а не в стянутую складками на заднице хб , и если б я был обут в новомоднейшие туфли вместо сапог сбитых на носках и подошвах в кое-как затертых пятнах известкового раствора, умел бы танцевать,нашел бы клад, и если б во мне гнездилось масса талантов…Если б! Я все бы отдал за миг  в котором она взглянула бы на меня с любопытством…
А что же Ключар – художник и эстет – в лице непроницаемость и неуязвимость мыльного пузыря.Все это подумалось минутой позже, когда звуки ее шагов раздавались позади нас.Помолчали. Володя  усмехнулся – Сходно подумалось?.
- Похоже  - сказал я..
Вздыхает - Красивых женщин должны видеть все, разговаривать с ними. Они – одаривать улыбками и вот таким взглядом как у этой.Мне кажется она на тебя взглянула.
- Да нет, на тебя.

  На фанерном листе яблоки, вино, колбаса,хлеб, пачка папирос.В десятый раз все это переставляет Курбатов.Смеется – Ищу композицию ..
Наконец усаживаемся кто на чем.В мастерской дым столбом.Таня напротив.Вижу ее второй раз всего, но странное чувство какой-то родственности, общности …будто в далекие времена уже знали друг друга, но так далеко во  времени, что забыли все.Но воспоминания дремлют в недоступных глубинах, готовые всплыть…Внимательный, полный достоинства и ума взгляд, сдержанность и простота в общении.В ней нет маски глупого кокетства.
Все отмечают ее день рождения.Разливаем вино в коричневые от чая кружки и стаканы.Саша говорит торжественно – Подарок традиционный.
Поднимает над головой лист плотного белого картона, поворачивает. Рисунок, мягкие линии.Портрет Тани.
-Молодец, очень похоже – кричит Вика, хлопает в ладоши.
-Ну и как принято, каждый напишет свое пожелание, мнение, ну в общем что хочет.
Аскаров берет лист, пишет на нем быстро, наверное заранее придумал.Сейчас он передаст мне.Я беру картон.Отличный рисунок, лицо Тани в колыбели ладоней.Пишу –«В глазах своих ты собрала все тайны мира, в ладонях все желания…»  Высокопарно, ну и пусть.
Сбоку  Сашин вензель,строки  Аскарова по узбекски. Я передаю лист Фариде.
Наконец картон в руках у Тани.Она читает.Все уже шумят и говорят о чем-то другом.Таня поднимает ресницы и смотрит на меня с такой нежностью и еще чем-то невыразимым, что кажется хватило бы мне этого на всю жизнь.
     Красота это все-таки талант.Не созданный трудом, не выращенный, не сконструированный,не объявленный приказами генералов, а вспыхивающий по каким-то тайным законам, доступный только взгляду, но недосягаемый для ума…



После работы уехал за город в сторону Чирчика.Бродил по полям.Набрел на костер.Четверо пацанов и дед - пастух.Посидел с ними,пили чай. Дед что-то рассказывал часто повторяя слово «жалхан».Я спросил у  пацана постарше –Как перевести  «жалхан»? Дед неожиданно заговорил на русском. –Жалган –поправил он.Задумался -все –жалган,жизнь.Сегодня ты жив,а завтра кто скажет где ты,что ты….
          Вокруг такая ночь,что бессмертие кажется обыкновенной штукой.
Не надо ничего разлагать.Звезды неотделимы от ночи.В этом поэзия и смутное понимание высшей силы…Она и в нас и вокруг…
Работали в ночной.Спросил у Мишки – почему ушел из училища, ведь знал же , что в стройбат забреют.Усмехнулся , и как всегда на эту тему, сказал коротко – Все равно куда, лишь бы оттуда…
И уже под утро в конце смены, когда сидели у костра продолжил –Есть такая болезнь клаустофилия, кажется так –фанатичное желание  ограниченного пространства.Однажды у знакомых разговорился с зэком, он лет двадцать просидел по тюрьмам, рассказывал , что все время стремится  пространственно ограничить себя…Мучительное чувство, смеялся - готов спать в картонной коробке…Вот и со мной, сижу в классах -  казарма, строевая, политзанятия, техника…В кабине места – только ногами и руками двигать, как жук на спине…Как будто лежишь в глубокой траншее, небо видно, а руками до края не достать, чтоб выбраться….Сразу решил катапультироваться…Музыка, литература, искусство в армии все это ненужно, даже мешает, как будто в парадном марше идешь не в ногу…
Помолчал.Смотрели как Князько водит над огнем хлеб нанизанный на металлический прут.
-Командиры советовали – Невест выбирайте здесь, чтоб с женой уехать по окончании училища; пошлют в глухомань придется в тайге на медведице жениться или в степях на козе…

      Я стоял у барьерчика перед иконостасом, слушал священника читавшего скороговоркой Евангелие.По амвону буднично бродил служка, то ли что-то искал, то ли прибирал.Священник читал будто спешил отделаться, знакомый текст  я улавливал едва ли на треть. С досадой думал о том , что плохо знаю церковный устав и символику.Экзаменовал себя : праздничный чин, двунадесятых праздников иконы – второй ряд, третий – апостолы, деисусный чин…
Священник закрыл книгу и ушел торопливо
-Здравствуйте – голос рядом.
Я вздрогнул,повернулся резко.
-Я вас узнал, простите я вас отвлек -  сказал мой знакомый по прежнему визиту в храм.Он улыбался.Я поздоровался. Пояснил – Реакция на возможный патруль..
 Мы отошли в притвор.Я сразу вспомнил его имя , в блокноте за голенищем сапога был записан  первый разговор с ним.
Заговорили,  называя друг друга по имени – отчеству.Зовут его старообразно и памятливо – Никита Митрофанович; на вид лет 50, интеллигентские бородка и усы, лицо полное,но в глазах какая-то сухость, лихорадочность, что ли.Будто сдерживаемое волнение или беспокойство.Такие бы глаза шли к худому лицу.Он на голову выше меня.В руках портфель и шляпа.Выйдя на паперть он спросил:
- Простите. А вы сейчас домой?
-Да, домой, правда мы его зовем казармой
-Я бы хотел вас пригласить к себе.Это недалеко здесь.
Двери нам открыла девочка,его дочь, как я позже узнал.В квартире были жена и еще девушка, лет около 20.Мы познакомились.Жена красивая, стареющая женщина, девушку зовут Вера, кажется она родственница хозяевам.У Веры милое лицо и вся она очень женственная – в улыбке, в движениях.А дочь некрасивая, какая-то угловатая, резкая.Я тотчас перезабыл как кого зовут, кроме Веры.Чувствовал себя неловко, просто отвык от домашней обстановки,женского общества.От сапог моих  оставленных в прихожей воняло гуталином, к тому же я постригся недавно и думал сейчас о том как смешно  торчат у меня уши. Никита Митрофанович ,заметив как я поглядываю на книжный стеллаж в другой комнате повел меня туда и стал показывать библиотеку.Большинство книг были подписными изданиями – знакомые  голубые тома Марка Твена, зеленые переплеты Чехова, желтые -Детской энциклопедии…В отдельном шкафу со стеклянными дверцами темные переплеты старых изданий.
 За столом   я застеснялся еще больше,не знал куда девать руки со сбитыми пальцами Но женщины так дружно ухаживали за мной, что я съел и первое , и второе.
Диалоги были легкие, необязательные вначале, но стали пить чай с вкуснейшим пирогом и разговорились.
- Вы помните наш разговор в прошлый раз ? – спросил с улыбкой Никита Митрофанович.
- Вы меня назвали максималистом.
-Не сердитесь!
- Ну что вы, кстати это и не обидное слово! Если б были гарантии истинности каких-то мнений, я бы с удовольствием походил бы в максималистах.
- Гарантии? – приподнял брови Никита Митрофанович.
-Гарантии с точки зрения вечности, учитывая тему нашего разговора.В храме.- уточнил я .
- А не задумывались, что вера вам может их предоставить?
-Которая? – Я приподнял руки с растопыренными пальцами.
Никита Митрофанович кивнул – Та вера, которая с большей  определенностью свидетельствует о добре, сострадании.
-Но будь здесь представители от всех вер – при этих словах я загнул все пальцы,- каждый был бы убежден, что добро и справедливость это преимущество именно его веры.И стал бы  отстаивать это преимущество.С оружием в руках…
- Доля истины есть в каждой религии, когда –нибудь они соединятся…
Дочь его ушла на кухню, чем-то звенела там, а Вера и жена его слушали нас внимательно.Я искоса видел их и это меня вдохновляло.
- Поиск каких-то идеальных отношений через веру усложняет сам поиск, да и ограничивает горизонт. – говорил я.
-Но есть помысл о вечности.Вера как раз и предполагает конструктивные образы этого помысла, что исключено , например , в политике.
Сходность сказанного с тем, о чем я не раз думал, поразила меня.
-Здесь вы правы - политика  заполняет пустоту титулами, условностью, жестью наград…
Говорили мы долго,но то особое настроение легкости мысли ,слов не приходило.Я наслаждался домашним уютом, присуствием милых, добрых женщин, открытостью этих  людей смотревших на меня как на старого знакомого.И то, что мы философствовали , сомневались в чем-то, казалось необязательным, слегка чуждым обстановке и людям у которых, наверное были свои устойчивые принципы, свой ритм жизни.

           Приехал Коржев из Д.Привез мой узел с фуфайкой и сообщил о новом прозвище Шварцмана – «кукурузник» - Да он же летал на кукурузнике, сам управлял…
Подробности с неохотой рассказал сам Мишка. АН опылял поля рядом с объектом, где работали наши.Когда удавалось время Мишка на своем самосвале останавливался у самолета и помогал летчику. –Так, по мелочам – сказал Мишка. - Раза два летал с ним. И однажды после работы они выпили,летчик уснул тут же в траве и Мишка отправился в полет самостоятельно.
-Думал не проснется,  вернусь, съезжу в магазин и рассчитаюсь за полет.Летал недолго, минут 15. Возвращаюсь,вижу стоит, смотрит из под ладони.Приземлился, был готов,что даст в морду, стерпел бы, виноват…Но нет ,обошлось..
Спрашиваю – Так что, ты и истребитель можешь поднять?
Мишка усмехнулся – При небольшой тренировке смогу…


Выходной день. После обеда поехали с Ключаром в мастерскую.Смотрел  рисунки Абузяра , обнаженная модель.Легко узнаваемое лицо  Вики -  длинные ноги, круглый зад, маленькие груди с сосками похожими на изюминки, короткая прическа.Рисунков около десятка.Я долго перебирал листы, Вика в одной и той же позе  гойевской махи.Один из листов приглянулся, отложил, вертел так и сяк.Что-то было в рисунке, как будто холодноватому Абузярову удалось приоткрыть занавес тела.Абузяр заметил мое особое внимание к рисунку, посмеивается – Чем интересны шлюхи , в них больше душевной открытости, цвета ,чувственных оттенков…Не то что наши – неприкасаемые…
Таня не пришла, я заскучал.Сказал Ключару, что поеду в старый город, а потом на лекцию в университет.
Бродил по старым кварталам.Щелкал фотокамерой, с какой-то обреченностью, наверное от смутного ощущения, что втиснуть на пленку жизнь этих пустынных, средневековых улочек невозможно.И не потому, что все прячется  за дувалами, нет ,конечно, в  приоткрытые двери видны дворики, круглые печи,деревья, хлопочущие женщины; дети на перекрестке отвлекшись от какой- то игры смотрят на меня; подняты деревянные щиты мастерских, внутри множество простых предметов, которых, будь моя воля, я бы оптом отправил  в музей…
А может все проще и я примеряю на окружающее то что хочу , пока бессознательно,эскизно - как Володя Ключар – два три штриха на листе бумаги и уже узнаваемо здание Кукельташа или  лицо аксакала в чайхане…Только в своих штрихах я не могу определиться…
Тане рассказывал позавчера как вдвоем с университетским товарищем ( с Арнольдом) после лекций пошли в епархиальное управление разузнать о правилах приема в духовную семинарию.Встретили нас хорошо, расспрашивали обстоятельно, вначале секретарь в светском костюме затем помошник епископа в облачении священника…Гроза полыхнула на следующий день –деканат,собрание – вспомнить  уже -  сердце трепыхается…Позже узнал -  с епархии тут же сообщили уполномоченному (Политико) и в ректорат…месяц мы с Арнольдом висели на волоске: немедленно исключить из университета….Переживал из-за мамы и отца, оба коммунисты. Спас Жданов Ю.А – велел закрыть дело.
Таня спрашивала –Неужели всерьез? Мне кажется ты из любопытства…Я согласился.Но милый, внимательный взгляд ее я унес в казарму..



Вели кладку.Пришел Вялов,пьян.
-Разобрать,швы толстые…
-Бросьте вы это,товарищ старший лейтенант …
Вялов полез на леса,стал спихивать ногой свежеположенные ряды кладки вниз и едва не сорвался.Стало смешно.Говорю ребятам- Не даст работать,шабаш,разбегайтесь, не уймется пока зрители есть…
В казарме Володька огинается.Предложил –Поехали в старый город.
Прихватили мою  шерстянку.Через час были уже в закоулках Старого базара.Не торгуясь продали барахло аксакалам.Полчаса  лакомились в обжорном ряду ; распустив ремни отправились к медресе Кукельдаш.У входа худой мужик- Туда нэлзя…
-Мы здесь работать будем,- сказал я строго.Но скорее всего подействовали не слова, а  наши погоны. Вошли внутрь.Обгоревшие своды,груда ящиков,черная штукатурка от копоти,кирпичи  в слое пепла…
-Что это?
-Проводка горел,пожар был- говорил старик встретившийся нам в галерее.
    • Когда?
    • Месяц три. –он помахал ладонью у виска.
Поднялись наверх по узкой каменной лестнице.Внутренний дворик.В кельях мастерские общества слепых, грубой синей окраски  фанерные двери,в   пробитые в своды с рваными краями торчащего кирпича выведены трубы печей,крыша залита битумом.Наверху квартиры. Девочка возит куклу по настилу.
-Вы здесь живете?
-Да.
Стоптанные туфли у входа.Во дворике куча мусора,навес  сбитый из горбыля,кругом что-то разбитое, исковерканное,нечистое.И над всем  голубая керамика тыльной стороны портала,замысловатая вязь орнамента,будто голубизной и нежностью линий хотят напомнить человеку о небе, боге, женщине…
Ночью не спалось.Выбрался из казармы,бродил по пустынным улицам.Думалось о чем-то тревожном, мучительном,будто окраину жизни своей почувствовал.


                С высоты новых настилов лесов стали видны дачи,их дворы и веранды, срели них капитальные здания зашторенные  высоченными  оградами, плотной зеленью и тишиной.Нам еще по переезде прополоскали мозги грозными предостережениями о том, что живут за оградами высокие чины.Главная дача в оцеплении глухой ограды и частью прикрыта маскировочной сеткой….Дач мы сторонимся, за проволочной сеткой некоторых бегают овчарки, и за кустарником маячит караульный.С высоты заметно, что дачи обжитые – та, что фасадом к нам опоясана просторной верандой с резными балясинами, на перилах висят ковры, вечером играют на пианино, музыка незнакомая, быстрая , контрастная..
    Давиташвили разминает железные суставы  своего крана, отмечая старт рабочего дня.Солнце как пушистый котенок гоняется за редкими облаками, к вечеру оно матерым котищем будет сползать с небесного древа, кровавя когтями горизонт.

      С Н.М. говорить интересно.Он готов к диалогу по любому из своих убеждений.Они у него есть ,выстраданные,  как мне кажется подогнанные под мелкие и крупные события дня, года, судьбы…Я пытаюсь обозначить их в границах тех вопросов, которыми сам озабочен; что это? Вера, смерть, представления о несчастье, политика и власть прошлая и нынешняя…Все как-то взаимосвязано и только тем, что из разного размера кирпичей люди пытаются сложить ровную стену объясняются все нелепости и ухабы о которых человечество спотыкается, иногда так страшно,что похоже на самоубийство.Взять хотя бы недавние события  с Кубой….
Н.М. искренен и открыт, несмотря на возраст.Он создал убежище из своих убеждений – для него это вера.Она глубже, чем я способен осознать, но он сочувственно относится к моим попыткам понять и как –будто, разговаривая со мной , хочет помочь  и мне и себе…
Хотя  очевидно,что заполнить корабль всеми динозаврами и птицами, остановить солнце ради мелких племенных разборок , сравнить нос женщины с ливанской башней,сотворять чудо для перепившихся на свадьбе гостей - это из сказок, святости не подлежащих…
Запал мой остывает.Я вижу, что у Н.М. готов ответ и проговори я еще час-два, тот ответ который он приготовил для себя еще тогда, когда ему было столько лет сколько мне сейчас, он произнесет с уверенность Магера читавшего нам курс истории КПСС.Но тема далека от магеровского курса. Н.М. интереснее, в нем нет старческого неприятия иных мнений.Но иногда кажется, что он не столько убеждает, сколько подвергает  испытаниям свои собственные сомнения…И все же у него вера, а у меня любопытство.Но будь мы на равных, разве мы могли бы понять друг друга! Ведь вера столь же многолика и объединяет людей обрядом… Обрядом с такой мишурой оскорбляющей бога, что непонятно – почему он не берется за бич…
Но может быть  все проще – правы все и оправдано все, в ком и в чем нет злобы и ненависти к жизни, к людям.Недаром в любви человек интереснее и загадочнее, и во все времена,  воплощая это чувство  в литературе и  в искусстве, оберегает его  настойчиво, заботливо…Как будто именно эта вера и есть бог.
А что касается яблока, ковчега,горящего куста, смоковницы….мир настолько чудесен, что все,что не скажи о нем – все оправдано - бог, любовь, внеземные цивилизации,путешествия Гулливера,Змеи-Горынычи – всему есть место.
Попрощавшись я прокручиваю в памяти наш разговор и так как  нахожусь в безопасности ( с увольнительной в кармане) записываю на остановке.

В.Брюсов
Быть может эти электроны-
Миры где пять материков,
Пространства,люди,войны,тропы
И опыт сорока веков.

А.Вознесенский :

Но выше жизни и смерти
Пронзающее как свет
Нас требует что-то третье
Чем выделен человек.


На перекрестке улиц огромная куча бумаг, рядом девушка.Я потянул Ключаря – Пойдем.Подошли.У ног девушки трое школят сгоебают в кучу пачкт старых газет, куски картона, книги, бумажные мешки.Я подобрал одну книгу, вторую Бросил – толстые фолианты по химии и физике.Познакомились с девушкой.Вожатая в школе.Собирают сейчас макулатуру, а обещанной машины нет, вывезти нечем.Говорит с досадой.Спросили – далеко везти?, назвала улицу (забыл какую), затем повысив голос , школьникам – Ну все вы план выполнили, свободны. Глаза большие, нос маленький с покрасневшими ноздрями, наверное простужена.
- А вы позвоните- кивнул Володя в сторону телефонной будкиэ
- Дважды звонила в школу, обещали может быть прислать.что-то у них там не выходит.
Мы посовещались, крюк небольшой если отвезем на машине Солтысика.Поможем сказали девушке, он закраснелась – Спасибо, ребята.
Дождались Солтысика.Пока грузили нашел подшивку «Советского фото» за 28 гол, том Ключевского старое издание  и две  книги с литературными статьями без обложек.Солтысик с девушкой и бумагой поехали в школу, а мы бродили по улицам.



Ключар :- говорили с Витасом Строцкисом о Есенине.А из молодых, этот рыжий спрашивает – А с какой он роты?


   От Стоянова  письмо.В конверте маленький лист со стихами и строчка – Это поэт Н.Глущенко.Я ничего о нем не знаю.Стихи Ирка прислала-
 Ты мий неспокий и печаль моя,
И тысяча недоспаних ночей.
И лышь краплына теплою надии.
В природе смих твий дыхання, чи спит,
Чи квитень мокри луги покрыва,
Чи жовта осень сыплется на плечи.
А де ж початок? Нэ було початку,
Душа моя родилася с тобою
Та так и нэ позбудется до вику.





О нашем инспекторе.Один раз в два дня он приезжает на площадку.Старый дребезжащий уазик застревает среди штабелей кирпича,панелей ,досок,строительного мусора и инспектор осторожно выбирается из кабины.На нем поношеный чистый мундир с аккуратно подшитыми майорскими погонами, до блеска начищенные сапоги.Фуражку он держит в руках и часто прикладывает к потному лбу большой цветастый платок.
   С высоты второго этажа на котором мы копошимся его машину замечаем издалека и кто-нибудь провозглашает:
    • Ахтунг,ахтунг,на горизонте Пустошовка!
Пустошовкой прозвали его за наиболее частое замечание,которое он делает на стройке-находя незаполненные раствором швы в лицевой кирпичной кладке,он тычет в них сухим длинным пальцем
-Видите,пустошовка,вот еще,еще незаполненные швы,еще пустошовка…Так дело не пойдет,брак…
Худое,узкое лицо его морщится при этом равнодушной гримасой и за полупрозрачными стеклами солнцезащитных очков жесткий злой прищур больших  темных глаз.
Его боятся .Завидя инспектора ,ротный начинает материться шопотом или громко в зависимости оттого,как далеко еще инспектор,в лице Пивоварова появляется покорно-собачье выражение обреченности, как у человека загодя знающего приговор.
Инспектор вышагивает по стройке,сутулый,движения неторопливы,за ним ротный,прораб и сержанты.Все с подчеркнуто покорно –подобострастным вниманием выслушивают его.
-Плохо,-твердит инспектор,-качество никуда не годится.Это вам не конюшню в колхозе строить,здесь такое качество не пойдет; перевязка не соблюдена, а здесь раствор сыпется, вы что, на песке дом строите..Вот пустошовка,вот еще..
Находя пустые швы,он  оживляется,как будто даже радуется.
-Разве так  бетонируются перемычки,видите как уехала вовнутрь…Оштукатурится? – повторяет он осмелившегося возразить Вялова,-да разве такой слой штукатурки набросаешь!Я не знаю как вы поправите,но что б в следующий раз я видел ее нормальной…
Ротный кричит на бригадира и бетонщиков: - Куда смотрели,косорукие.Так я вам руки выпрямлю…
Те лениво оправдываются:
-А что сделаешь,вон дощечек навезли,с них ни хрена не собьешь нормальной опалубки
-Чепуху городите-вмешивается старлей-прораб,-со старанием можно сделать из любого материала….
Тянется  эта перебранка и не поймешь кто прав ,а кто виноват.
Инспектор обходит стройплошадку и идет к машине.Начальство наше поспевает за ним.Слышны только обрывки фраз:
-Я буду рапорт писать в управление…Качество работ никудышнее..
Возвращается наше начальство,проводив инспектора и начинается,как мы говорим меж собой « капанье на мозги».Доискиваются виновных,но причин неурядиц так много,они так мельчают,распределяясь между разными лицами в строительной сутолоке,что редко приходят к общему мнению кого же наказывать и все остается попрежнему…
Дня через два снова приезжает инспектор,все повторяется,а стены здания растут все выше.Инспектор карабкается по лесам,загорелое лицо его бледнеет и крупные капли пота  выступают на лбу. Болен он,что ли –думаю я и говорю об этом Шварцману и Князьку.
-Да ты шо, он и в могиле не сгние - посмеивается Костя- во уидливый , бисюка .
 С высоты видны серые панцыри крыш Ташкента,окутанные зеленым дымом садов.Внизу по улице,сверкая на солнце стеклами,движутся автомобили,тролейбусы,яркие пятна одежд.Лиц людей уже не различить с такой высоты.А когда в иные дни низко движутся облака,то вдруг ощущение будто летишь над городом и спасаясь от этого полета невольно отступаешь от низкого края стены…
Вскарабкавшись, майор стоит  с минуту,смотрит на город,потом нехотя поворачивается,оглядывает стены, оконные проемы,переплеты лесов, ящик с раствором,подобострастные фигуры ротного ,прораба и сержантов,наплевательские наши рожи,встряхивается будто от наваждения,на его лицо наползает брезгливая гримаса…
   Инспектора я не опасаюсь,работа у бригады ладится.Даже Пустошовке трудно придраться, ребята это чувствуют и демонстрируют легкую воинственность. Подойдя к нам,инспектор молча смотрит как  мы работаем,изредка сделает несущественное замечание,но и одобрения никогда не выскажет.Повидимому, молчание для него,это  и есть положительная оценка..
      Как-то вечером я возвращался из города в казарму,ехал в троллейбусе,поглядывая в окно.На одной из остановок увидел инспектора.В мундире без очков,он сидел на лавочке у остановки с женщиной,уже пожилой,хорошо одетой,с сумочкой на сгибе локтя.Она что-то говорила ему,он слушал с полуулыбкой, слегка наклонив к ней голову. Лицо у майора доброе,черты лица мягкие.Подумал - Как меняет людей профессия.Как маска за которой люди прячут самих себя…Троллейбус тронулся, лицо инспектора поплыло назад и исчезло…
День заканчивается.
   - Князько – говорю я – трап опять не раскрепили.
-Нычого, нычого – бормочет Костя – завтра,- громыхая ручками носилок по трапу.Мишка уже внизу, вытянулся на досках и смотрит в небо, забыто откинув руку с травинкой.
Как передать словами это чувство перемены?. И кажется дело не в том вовсе что мастерок заброшен и впереди вечер…Зовут.

 Читальный зал библиотеки ТашГУ.Спросил у библиотекарши
- А у вас есть немецкие журналы?
Библиотекарша отдела пожилая, маленькая,сухонькая ответила взволнованно – Вы знаете, мы перестали их  выписывать. Ужас какой-то.Вначале номеров серьезные  обзоры по социалистической экономике,статьи о международном коммунистическом движении, а в конце полуголые женщины верхом на мужчинах.Не понимаю – кто это может читать.Зачем…


             Вряд ли бог занимается людьми по индивидуальной программе, даже если с ним и куча помошников. Может быть для него нет понятия отдельного человека…Картина мира сложена из полутонов и если душа человека есть отражение вселенной, то богу в своем хозяйстве придется разбираться  не один миллиард лет.Может быть он похож  на музейщика – как расставить по полочкам прошедшее? Может поэтому он не слышит молитв – разве в собственной душе человек определился с границами добра и зла.
Разве история церкви не свидетельствует о зависимости её от конъюктуры времени, произвола монархов и диктаторов, от настроений эпохи, идей часто самых бесчеловечных.Так почему же надо видеть в этой эстафете заблуждений непререкаемую истину? Н.М. тогда сказал мне – Истина и заблуждения часто ходят в одних и тех же одеждах…
- Но зачем Богу такие фокусы с переодеванием? – возразил я.М.Н. ответил примерно так –Не надо измерять истину  мерой повседневности, а то можно и Евангеоие рассматривать как поваренную книгу или инструкцию для строительства дома…В этом больше примитивного атеизма, чем в лекциях современных безграмотных лекторов, уверяющих в отсуствии Бога на том основании, что в приходе таком-то священник пьяница…
В чем же мы расходимся с Н.М.? Похоже что ни в чем, хотя почти всегда спорим – я резковато , с подчернутой иронией, не всегда уместной.Но Н.М. никогда не обижается- мягок, уступчив, хотя чуть снисходительно уступчив.



Плагиат- жребий всех историков….( у Дикшита стр 28 )


Едем с Мишкой в трамвае.Я перехватываю его взгляд – смотрит на девушку, сидит на противоположной стороне лицом к нам.Белокурая, в притемненных очках, достает  из сумочки зеркальце и расческу, тщательно утюжит короткие волосы от пробора к тонкой шее, убирает пряди за уши, прикусывает нижнюю губу, поправляет бретельку платья на загорелом плече, убирает расческу и зеркальце в сумочку…Ветерок из открытого окна то же ею заинтересовался – взметывает  ее прическу, она снова  тонкими пальцами обеих рук убирает волосы за уши, снова что-то ищет в сумочке…Трамвай  потряхивает своими железными частями, как будто  собирает себя на ходу.
Мишка бормочет – Столько бесполезных движений, но как красиво.
- Сколько времени смог бы смотреть ? – шепчу я.
Мишка усмехается, вздыхает, отводит взгляд – Да всю жизнь…
Зеленый рынок.Солнце намертво прибито к небу и плавит; плавит все вокруг беспощадно.Мы с Мишкой съели обжигающий лагман и пьем чай.Чай зеленый, вкус чуть горьковатый, сахар вприкуску, странным образом чай утоляет жажду.
У входа растянулся пес, рыжий с короткой шерстью и ободранным ухом.Иногда ему наступают на хвост, он вскидывается, поджимает хвост, но переместится ему лень и он снова вытягивается и подкладывает хвост под очередную подошву.
Мишка посмеивается – Завидую собакам, представляешь они носом чувствуют больше , чем мы видим глазами.
Я закрываю глаза, втягиваю носом воздух – в забегаловке все запахи рынка – свежих и гниющих  овощей, пива, пота, дыма – ничего больше не различаю…
Говорю – Нет, не хочу быть собакой.



   Семенюк – А мы седня Героя Советского Союза видели, генерал- полковник , на кажном погоне три звездочки.
Митя Кушнир – А каждому герою по 25 тысяч дают.
- За звездочку . что ль?
-Ага.
- Да ну – сомневается Семенюк.
Славка Готарь –Слышь Мишка, впрямь дают?
- Думаю,  что нет – говорит Шварцман – привилегиями пользуются они, кажется бесплатным проездом, обеспечением специальным, без очереди за билетами….
Савченко – у нас же наверное, тысячи Героев.Одиннадцать , я слышал, тысяч.
Готарь – Это в войну столько, а после войны еще.
Семенюк – Все ж тысчонку наверное дают.
- По столько давать, не успеешь штаны снимать – прогудел Николай Рода, до того молчавший.

     Ночная смена.Костер. Мишка расспрашивал о Троянской войне.Я рассказывал что знал, путая родословные, богов - кто на чьей стороне.Свернул тему.
 Из ночной поехал в ТашГу.Библиотекарша,с большими глазами, высокая не скрывающая седины , уже узнавала меня по прежним визитам. ( В  первый раз долго рассматривала  военный билет и неожиданно спросила – Вы офицер? –  Нет, я рядовой – ладонью провел по погону, попытался было объяснить знаки различия, но она уже меня не слушала). Она доверительно разыскала несколько книг. Через полчаса, когда я задремал над «Одиссеей», принесла Минского и Вересаева.Осторожно положила на стол, я очнулся и успел ей сказать вдогонку – Спасибо.
За неделю заштопал прорехи в знаниях, расставил в памяти все по полочкам.Проверил все на Тане,когда бродили по парку, а потом пошли на спектакль в Навои.Из спектакля в памяти лоскутья реплик, ненатуральные форсирования голосов актерами, завывание ветра закулисами…А щекочущий шопот ее губ у виска, её вопросы о Пенелопе,Елене,Одиссее,Ахилле, прикосновение коленями в переполненном троллейбусе в памяти накрепко,восстанавливаемы до сердцебиения…
Позавчера в ночной спровоцировал Шварцмана  на вопрос о Трое ( в анатомии сохраняем память о греческих раздорах: ахиллово сухожилие, ахиллесова пята…) Проговорили до  полуночи.


Базар.Вокруг склады, перед ними  пустырь, как будто бульдозером сгребли в одну кучу сараи.В стороне туалет в старинной постройке ротондой, похоже когда-то была небольшая мечеть.
Пьяная  толстая женщина на парапете Курантов под витринами магазинов - свесила голые ноги в паутине синих вен, бутылка из под портвейна и грязные костыли поодаль,распатланную голову опустила на грудь, дремлет.Часа через четыре возвращаясь из Старого города мы с Ключаром снова проходили мимо.Она сидела в той же позе, чуть приоткрыв глаза тупо смотрела на проходящих и изредка встряхивала головой.У ног на смятой газете медяки и мелкие голыши гравия.Накрапывал дождь.
Из расспросов в Кукельташе: Район расположения Кукельташа называется Чорсу.Объясняли по разному – то ли перекресток , то ли рынок на перекрестке. Худжра – келья, в Кукельташе их несколько десятков, многие заделаны кирпичем и щитами.Фигурные решетки-ячейки называются – панджара,они заполнялись стеклом специального плоского выдува.Пятничная мечеть главная  – соборная, рядом с Кукельташем. Маленькая мечеть называется –гузарная.Портал с обширной сводчатой нишей –айван.Так же называется навес на деревянных колоннах.Угловая башня – гульдаста.В Кукельташе их две, с них сбрасывали приговоренных к казни людей.
Ключар сделал несколько рисунков Кукельдаша.Подошел старик с белой бородой стал что-то говорить, вытащил деньги.Володя замотал головой, протянул один лист.- Нет, не надо денег.
 Старик осторожно взял лист и не сворачивая его ушел, прижимая правую руку к груди,благодарил.




Кран замер.Флегматичный Давиташвили спустившись по лестнице поставил диагноз, произнеся с непередаваемым грузинским акцентом - Инфаркт ! второй за сегодня, старый стал…Он по локти засунул руки в кишечник проводов, копается ,напевая тихо грузинскую песню.
- Надолго? - спросил Яков.
Давиташвили медленно поворачивается :– Если к девушке – не успеешь, если сигарету выкурить – успеешь..
- Значит надолго –итожит Яков, - пойду в казарму за сигаретами.
С Мишкой сидим на стене и смотрим как солнце плавя деревья  и дома медленным метеоритом обрушивается на окраину города.Зрелище почти фантастическое – то ли конца мира, то ли нового начала.
 От остановки сокращая путь в поселок через нашу стройку идут три тетки и два мужика с сумками и узлами.
- Надо чтобы женщины, пройдя рубеж молодости превращались в какое – нибудь иное существо – говорит Мишка, кивая на отставшую от всех тетку- толстуху похожую на грубо выломанный из скалы монолит. -  Это несправедливо, что чудное тело женщины превращается в кусок чего-то бесформенного, чему и названия не придумаешь.
-А во что бы ты хотел они превращались?
- Ну не знаю,но что-нибудь такое,столь же удивительное как в молодости.
-А такое в природе бывает ? – размышляю я.
- Конечно- гусеница превращается в бабочку…
Мы долго рассуждаем обо всем.
Запомнилось – Наверное дело не в красоте – говорил Мишка – а в молодости.В женской молодости есть тайна…Что это! Не знаю.Может быть это тайна рождения жизни…Женщина стареет и эта тайна уходит вместе с молодостью…Хотя для меня осень интереснее весны…
Темнеет медленно, как будто солнце спрятавшись за горизонт приостановилось и сейчас вернется обратно.
Князько устроил внизу костер и по обыкновению поджаривает кусочки хлеба нанизанных на прутья арматуры.
 Чуда не призошло- солнце не вернулось, мы спускаемся к костру.

                Полковник Гурьянов нашему ротному - Пьянствуешь.Выгоню тебя.
Нам с лесов слышно.Мишка бормочет – Сволочь,скотина…И будто прикидывает на ладони половинку кирпича.
Пивоваров вытягивается в струнку,каменея лицом, в губах затаенная жалкая улыбка. Погоны на новом хб ротного топорщатся выступая на два пальца за плечи.Гурьянов щелкает пальцами по погону – Что это за крылышки?
Ротный торопливо –Да вот не пришил, товарищ полковник, пришью я.
Они оба одинакового роста, но Гурьянов плотен,широк, с выпирающим ремень брюхом.У него странно женский голос, ставший для нас  после каждого его визита предметом насмешливых передразниваний,особенно ловко получается у Князька.
Процессия направляется в нашу сторону – впереди Гурьянов  с назойливым бабьим, визгливым голосом, затем прораб Вялов  с равнодушным выражением на физиономии и готовностью оправдаться по любому поводу. Почти рядом с Гурьяновым старший лейтенант Дебалюк с сдержанно надменным выражением на лице и в походке.Позади наш ротный семенящей походкой, забыв расслабиться, кажется так и идет «смирно».Во всем его облике какой-то физический страх; крик выслушивает с покорной обреченностью старой собаки, которой некуда деться…Мы делаем вид что не замечаем начальства – Мишка распиливает  доску ножовкой, Банухов оббивает ведра от засохшего раствора, Николай расшивает последние ряды свежей кладки..
-Раствор прымайте,маму вашу в….. – кричит гурьяновским визгом Князько за торцевой стенкой. Мы с удовольствием видим, что свита  недоуменно оглядывается на Гурьянова, в полной уверенности, что полковник наконец –то спятил.Гурьянов приостанавливается – Что это, почему мат на стройке в непосредственной близости от дороги…
Процессия удаляется, Князько является из-за стены с видом актера, ждущего аплодисментов.
-Костя,здорово, молодец – смеется Мишка – в обед с меня сахар и масло.
Костя снисходительно кланяется, помахивая мастерком.


У слепого узбека сильный приятный голос , в руках струнный инструмент, похожий на мандолину. Он не перекрывает  многоголосый шум базара и чуть отойдя его уже не слышно.Слепой не устает от пения – споет одну песню, посидит немного молча, подняв лицо будто прислушиваясь – изменилось ли что нибудь в мире.И снова непонятные слова с мелодичной грустью..На помосте, где он сидит людей битком – едят шашлык,самзу,пьют чай. Кто-нибудь отвлечется, прислушается к песне слепого и снова ныряет в  еду, разговоры, в шум.Помост грязен, как грязна вся площадь базара – остатки еды, сплески чая, мухи…Жирный узбек с равнодушной маской лица ест шашлык, сдергивая  куски мяса с прута, рядом жена подливает в его пиалу чай. Подошел к нему худощавый мужчина, протянул обе ладони,держит их перед жирным.Тот медленно сунул ему в ладони пальцы.Щуплый пожал, постоял ожидающе, вытащил тряпочку помял ее пальцами и ушел. Восточный вариант толстого  и тонкого…
Слепой поет.Короткие пальцы его выбивают простенький ритм из струн потертого инструмента.Провалы глазниц прикрыты коричневыми лоскутками век, выцветшая  тюбетейка на затылке, лицо полное,доброе, улыбчивое, короткая круглая седая борода, немножко похож на Хемингуэя.Я сижу напротив слепого и мне кажется он чувствует мой взгляд.Тень от навеса чуть отодвигается от слепого и он пересаживается…
Жара.На базарной площади между ларьками суета толпящегося народа не спадает.Цепи сидящих на асфальте – торгуют барахлом. Тряпье промышленное : рубашки китайские «Дружба» в магазинной упаковке, носки,кофточки,брюки, пиджаки…Вот только тюбетейки с ручной вышивкой.
-Эй , солдат, брюки надо?
-Джек, рано еще.
Тетка, задрав платье выше колен пропихивает деньги в чулок, ткань чулка  от самой щиколотки бугрится синенькими пятерками и коричневыми  рублями.Горы свежей капусты на асфальте.Молодая узбечка жует колбасу и в перламутре зубов кажется прыгают зайчики солнца.Чад синего дыма от шашлычных.За базаром то же цепи торгующих – барахло, тяпки, молотки, грабли,радиодетали, груды металлома…
Казахские шапки – белые с черной окантовкой
- Сколько?
-Шесть рублей.
Туда подальше к августу куплю, повезти домой. Самые яркие - женские одеяния -тюбетейки,платки,туфли ,босоножки ...
Дремлет старик, пред ним на мешковине фонарик, грудки серы, желто-зеленая табачная смесь и книги.Я присел перед книгами.Веки глаз старика приоткрылись.
Книги старые потрепанные, на арабском языке, по бумаге дореволюционные издания.
- А Коран есть?
-Старик кивает и из торбы за спиной достает толстую книгу с зелено-грязной обложкой.Я перелистываю.
-Сколько стоит?
-Тридцать рублей – равнодушно роняет старик.
Поодаль два сосуда.Один фигурный из меди, грубой работы, другой – поменьше, изящный отполированный.Хозяин выглядывает из-под зонтика: - Солдат,всэ равно брэт не будэш, двадцать рублей…

         Читал о любви Тургенева и Виардо.Неужели возможна жизнь с постоянным мучительным счастьем – мысли и радостью понимания другим человеком и недоступностью обладания…Это невозможно.Литературу нельзя впускать в жизнь…
-Сергей, кончай перекур – крик Шварцмана.Я взял мастерок со стены, огляделся.Ребята наполняли лопатами ведра раствором, последний замес.



« - Странно видеть, что по мере того как растет комфортабельность жизни, комфортабельность смерти исчезает…
- …кажется скоро рычагами воли будут только материальные побуждения здравого смысла и практицизма.

-Нет ничего менее поэтичного, чем природа и все, что с нею связано; это уже человек сам примыслил к ней поэзию.Смерть – это разложение.Движение живых существ всего мира сводится к непрерывной циркуляции навоза…Человек одухотворяет природу по своему образу и подобию.

- Мера ума человека – его умение сомневаться, способность к критике; мера его глупости – легковерие….
- В журналистике – честный человек это тот кому платят за воззрения ему присущие, а нечестный  - тот кому платят за высказывание воззрений, которых у него нет.»
 Гонкуры «Дневник»

Вечер в мастерской А. Новое лицо- красивая женщина,уже слегка подтаивающая,лет под тридцать.Но не очень заметно-косметика,всякие тесемочки,завязочки,подкладочки…они откровенно чувствуются в ее экстерьере.Осклизлый от плевков и глины пол.Разговоры обо всем и ни о чем.Саша полнотелый,уверенный в облике,в словах , в жестах; рука на ее плече - жест собственника.
Курбатов-циник,упрямый,насмешку как очки напялил на глаза с прищуром и ведь это нравится девочкам.Он на этой маске,наверное постоянно работает.Посмотреть бы на него за мытьев казарменных  сортиров…
Говорит с иронической полуулыбкой :
-Женщина выходит замуж, и это узаконивает ее желание нравится всем.Это ее природа.И она должно принадлежать всем…
Алкоголь действует на меня благодушно.Чувствую, как все мне нравится,но в то же время в мозгах,как бы вровень с захмелевшим благодушием  дремлет трезвость.Вижу как Марьямов тискает бедро Фариды,как переглядываются Курбатов и Фарида…Кажется они напару рога Алексею наставляют - Курбатов как друг,Фарида как законная невеста…Как все запутанно,забавно,интересно и непонятно….
   Курбатов посмотрел на меня, будто что- то вспоминая.Подошел – Извини,я забыл,тебе записка от Татьяны.Я прочел и не прощаясь уехал.


В кабине крана уютно, я задремал. И стал летать над загадочными оранжевыми полями, то падая вниз- стебли травы касались лица,жуки и муравьи казались огромными – я видел сочленения их телесных конструкций и была мысль, что их собирают из набора частей как в детском конструкторе; то взмывал вверх и все становилось далеким, круглое огромное солнце приближалось не обжигая; я летал над солнцем.Но не было страха, и я уже было решил разобраться в  механизме взлетов и падений…Не успел – Князько внизу стучал лопатой по решетчатым переплетам.
-Серега, уходим
Я приоткрыл переднее стекло, крикнул , что спускаюсь.Тишина.Кран чуть поскрипывает металлическими суставами.Огрызком карандаша выковыриваю из памяти сон о полетах; все размывается,как клочья тумана на солнце, но остается неопределимое чувство счастья и смуты в душе.Будто увидел чудо, но не прикоснулся


      Я пытаюсь писать в надежде удержать то –ночное ( а всего-то несколько часов прошло), уже дробящееся как поверхность стекла под камешками, трещины все мельче, но и осколки острее…
-Твою мать,…б..! – раздается испуганный крик. Самосвал краем борта выворачивает часть уложенного в штабель кирпича.Вспышка перебранки, короткой как порох.
….Почему она всегда молчит в такие минуты, а меня тянет выговориться, услышать И взгляд – спокойный, дремотный – то ли бездна в них, то ли мелководье…Может это и есть настоящее, мудрость та давняя, от Евы… Жест, прикосновение древнее слова…И чувствую ее старшинство надо мной, взрослость, не  в годах, что там на три года старше… в другом, в предвидении, в знании того, что для меня недоступно…
Говорит с грустью – Все проще…

Храм.Стою у колонны.Пытаюсь записывать.Старухи окидывают меня взглядами,то любопытными,то настороженными.Одна спросила:- Рисуешь,солдатик?
Я кивнул.
Священник толст,руки на брюхе положил,будто табуретку спрятал под рясой.Лицо холеное,нестарое,бульдожьи обвисшие щеки, маска застывшая без эмоций.Видно у него с богом договор до деталей расписан ,включая и вечную жизнь,о чем ему думать,переживать…Макает кисть в чашу  и крестит лбы подходящих к нему людей.Он очень высок  и то,что толпа в церкви втягивается в воронку очереди,колеблясь направляется к его массивной фигуре кажется естественным.Чашу и кисть он держит на уровне  живота,и  ему даже не приходится поднимать руки,что бы мазнуть кистью лбы прихожан.Почти каждый,отметив лоб,целует тыльную сторону ладони священника.За его спиной стоит женщина с железным подносом.Звенят  монеты,люди выходят за оградку,кое-кто истово прикасаются ко лбу пальцами,мажут щеки,нос,губы…Я вглядываюсь в лица – в основном пожилые,русские.Но вот паренек лет десяти,мужчина с бородкой с азиатской скуластостью, похож на преподавателя,две молодые женщины,девушка…
Если б можно было самому почувствовать переживания каждого из них в эти минуты.Каждого.Особенно интересны молодые,для них вера –все же особенные переживания…У стариков это больше традиции,привычки,воспоминания,страх смерти,может быть….В пожилом возрасте он наверное более физиологичнее нежели у молодых? Или нет?
Зачерчивал порядок  расположения икон в иконостасе.В храме тишина.Шум города за стенами здесь внутри преобразуется в едва слышный мелодичный строй. И вдруг за спиной
 – А ты ,солдатик,перекрестись,перекрестись, в кресте сила...
Вздрогнул от неожиданности,откуда ее принесло – не старая тетка,лет сорока,красивое лицо,на лоб надвинут платок,  глаза с острыми  лучиками в зрачках,круглые выпуклые с синеватой тонкой кожицей в подглазьях.
-Может не умеешь? вот так ,смотри.
Стала крестится с широким размахом будто молотком  гвозди забивает. Я отвернулся,-красивая, но взгляд неприятен.Снова заговорила – Веры нет,нет веры.Приходят в храм,спрашивают: где господь!,куда молится?А господь везде,видеть надо.Сам храм –господь!
И переходит на шопот,придвигаясь ко мне - Нет веры. А все отчего? Лукавый овладел,опутал душу. Нигде правды нет,ни в газетах,ни на радио,они от веры отвращают.Правда в храме.Запиши,солдатик, молитву...
Но записал я ее слова.Хорошо говорит.Выходя оглянулся.Она стояла на коленях,перекрестившись ,прижимала лоб к кафельным плиткам пола и , помедлив будто с тяжким усилием поднимала голову и снова сжав ладонь в кулак будто прибивала к телу невидимый крест...



Если они бегут за мной,то времени за углом у меня останется совсем мало.Надежда на то,что они уверены- я их не заметил и по прежнему идут прогулочным шагом.Только бы до  спасительных овощей добраться.Я едва-едва сдерживаюсь что бы не пустится наутек.С крыши ларька «Овощи» свисает полуоторванный кусок жести.Шаг немного в сторону,поворот,так чтобы хоть уголком глаза увидеть патруль.Идут за мной целеустремленно,обходят старика с тележкой,я мысленно благодарен подвернувшемуся узбеку-секунды он мне съэкономил…Все-я за углом.Побежал.Улочка метров 15  и два корявых ответвления.Как в сказке-налево пойдешь…Ладно,налево.Глинобитная высоченная стена дома,за углом торчит капот полуторки.Мимо нее,улочка кривится вправо.Оглянулся,меня уже не увидят,даже если свернут на эту улочку.Где-то здесь еще уличный аппендикс…Бегу…


    И если чуть- чуть прищурить глаза, то  сцена надвигается на тебя, и ты сам оказываешься в этой  сказке на сцене.Как легко в такие минуты думать, что музыка и сказка это и есть настоящая жизнь – где прекрасные женщины , утонченные мысли, и, каждый звук, каждое слово преисполнены значимости  и глубины,   движения  и каждый жест – красоты…
Первое действие заканчивается,антракт, желтый свет  заполняет зал будто  пробкой затыкает сцену.Встают зрители, в проходах голые ноги, тянутся к выходу; рассеянные взгляды, обнаженные плечи,замысловатые  прически. Бережно поддерживаемые сумочки.Слева женщина рассказывает соседке, как она добивалась каких-то денег в профкоме:
- Я пошла -он мне один формуляр, а я ему – другой…
 В фойе забился в угол.Подошли трое- двое мужчин и девушка.Один из них – постарше спросил что-то, со второй попытки я понял, спрашивает- русский ли это спектакль или из-за границы.Объяснил, что русский.Разговорились, в их лицах неподдельный интерес.Они из Бирмы, учатся в аспирантуре в Ташкенте, по разным специальностям.Среди них есть агрохимик и медики.Cловоохотливы,предложения строят как кирпичи кладут, отдельно, тщательно, с особенной  интонацией. И ко мне подошли , что бы поговорить.Девушка ладонями волнообразно проводит перед собой и с улыбкой – Это театр, артисты, зрители.
- Все правильно – подтверждаю я. -Только артисты там, на сцене, они играют и танцуют, мы зрители  - я показываю на себя и ее спутников -  смотрим и слушаем.
- Мы зрители, мы смотрим и слушаем – медленно произносит она, будто пробуя на вкус неизвестное ей блюдо.Смеется ослепительной белозубой улыбкой
- Хотим скорее научится говорить по русски…
Возвращался в казарму.Автобус битком.Лицо девушки прямо у моего лица.Говорит подруге: - Меня все время раздражала одна балерина, толстая очень.
И ответ подруги,которая мне не видна  - Все-таки восхитительно!Особенно  музыка…


« Видишь,что не стоит умирать ни за какое дело,а жить надо,несмотря ни на что,и надо оставаться честным человеком,ибо это у тебя в крови..Но ни во что не верить кроме искусства,чтить только его,исповедывать только литературу.Все остальное – ложь и ловушка для дураков»
«Бог создал совокупление,человек создал любовь»
                (Эдмон и Жюль де Гонкуры «Дневник «)




Компании нелепо образуются
В одних все пьют, да пьют, не образумятся
В других все заняты лишь тряпками и девками,
А в третьих – вроде спорами идейными,
Но приглядишься – те же в них черты…
Разнообразны формы суеты.
                (Евтушенко «Одиночество»

    Бродил по кладбищу.Дождь теплый ,мелкий, будто не неба, а с листьев скатывается ,оплакивая тысячи людей зарытых здесь.
Подошел к часовне.Треск свечей, запах сырого тепла, странный нечеловеческий уют.Стоял, слушал как время от времени  три старухи начинали напевать что-то тонкими пронзительными голосами.
Подошла бабка в сером платке, потушила свечи.Другая накинулась на нее –Чего потушила!А ну зажги.Бабка оправдывалась – Что ж гореть то будут, с них еще свечек наделать можно…
Дождь медленно затерялся  в листве. На парадной аллее : мраморная плита с надписью-  «…Лев Ошанин»; тяжелый черный камень – «действительный тайный советник Суворов, мир праху твоему, …»; «кандидат филологических наук…»…
Если и под землей такое же чинопочитание, скучно им там..




Вызвал ротный. – Шварцмана забираю из бригады, на самосвал вместо Прохоренко , он с грыжей в госпитале…
- Шварцман не пойдет , он уже давно не на подсобных, каменщик самостоятельный - занудил я.
- Не пойдет, заставим – перебил ротный, слегка заводясь.
Передал разговор Мишке.Он читал, отмахнулся, не мешай.
Утром спросил его – Ну что с переводом?
- Сказал , не пойду.Отвязался.
Особость отношения к Мишке у начальства подчеркнутая.Средин,Кузьмин, старшина обращаются к нему на вы.Я посмеивался  - Ты не из генералов  ли  разжалован, что там у тебя в документах написано?
-Да я бы и сам не прочь полистать биографию , которую мне сочинили – сказал без улыбки.



- Я с вашего позволения похожу босиком – говорю я торжественно.Вера всплескивает руками, подхватывает мой тон.
- Ой, я ж вам такие сейчас черевички принесу.Самой государыни- матушки – добавляет шопотом, исчезая за дверью.
Зеркало в коридорчике огромное, метра полтора.Давно не смотрелся в такие зеркала.Я вижу себя во весь рост на фоне расцвеченной голубыми цветами стены прихожей.Секундное ощущение странности видеть себя в зеркале…Слегка взъерошенные волосы,( знаю, что Вера скажет –Дай-ка я тебя приглажу чуть-чуть..),  неровно подшитая линия подворотничка. Я расстегиваю верхнюю пуговицу гимнастерки – так незаметней.Слышу быстрые шаги за дверью, отворачиваюсь от зеркала стягиваю сапоги, с удовольствием припоминая, что вчера выстирал портянки.
Беседа не касалась непоредственно религии, но я чувствовал, что во всем, что говорит Никита Митрофанович скрыто более глубокое и несомненно религиозное чувство, переживания , которые он не хочет раскрывать ни перед кем.А мне это как раз было любопытно.Мне кажется странным, что мог найти этот умный человек в заунывных фольклорных обрядах церкви. Посещение церкви для него потребность систематическая, обязательная. Но мне показалось неудобным спрашивать об этом впрямую.
Он говорил, что вся история цивилизации это накопление добра в человеке, что в конце концов духовное начало в человеке приобретет высший смысл.
- Начало? – спросил я со значением.
     Он понял меня, кивнул – Да от самого начала.
     -Значит бог? – полувопросом сказал я.
     И здесь Вера, до того молчавшая сделала жест в мою сторону, будто удерживая меня. Сказала – Богом может быть и будущее…
Говорили мы долго.Ухаживала за нами Вера, жены и дочери не было дома.Спохватился я  уже в десятом часу.Попрощался.
             Напоролся на патруль неожиданно, и удивиться не успел – откуда они здесь. Литер шедший чуть сбоку  и впереди от двух курсантов, кажется танкистов, сделал мне  жест приглашающий подойти.На какое-то мгновенье я растерялся, литер  самонадеянно даже приостановился, будто поджидая и это решило в пользу бегства.Кинулся обратно в щель прохода во двор, пересек дно дворового колодца и нырнул в поъезд откуда вышел несколько минут назад.Замер в темноте, боясь что услышат грохочущее сердце.Первыми увидел курсантов остановившихся во дворе,затем неспешно подошедшего литера.Уже не сознание опасности, а азарт в душе  Кто кого! Лицо у лейтенанта мальчишеское. То же с азартом разглядывается.
- Два подъезда – веселый голос литера. – тут мы его и возьмем.Не заметили,  с этого двора   он вывернул?
- Да  вроде – украинский говорок курсанта.
Литер – Ну в тот подъезд бегите. А я тут покараулю.Под лесницу незабудьте заглянуть..
Что-то еще добавил, не расслышал.
Лейтенант стоял в десятке шагов от меня, курил.Хорошо было видно его лицо в сумеречном свете квартирных окон,лицо довольное, упрямое.Пацан.
Лихорадочно соображаю – что делать.И неловко возвращаться, но комендатура, говорильни и разбирательства в тысячу раз неудобней.Лучше возвращения парней не дожидаться, стал тихо взбираться по лестничным ступенькам, даже если литер услышит вряд ли в одиночку полезет в подъезд.Постоял у дверей, может не сунутся,но через минуту загрохотали сапоги на лестнице.Нажал звонок,дверь приоткрылась – Вера.
- Сережа, заходите.Я проскользнул в прихожую,плечом закрыл дверь.Шаги простучали на четвертый этаж.
-Это же ужасно – сказал Никита Митрофанович, когда я объяснился. – как на зверя облава.
- Да нет, это смешно – улыбался я стараясь разрядить тревогу в их лицах – Как игра в детстве, в кошки-мышки…
Мы снова разговорились, но через полчаса я встал – Спасибо за гостеприимство и убежище, и освобождение от гаупвахты…
- Я пойду с тобой – сказала Вера.Я попытался отговаривать, но вид у нее был решительный.
Мы распрощались с Н.М.,Вера  тем временем обследовала лестницу и двор и встретила меня на  этаже.Шутливо козырнув, сказала – Путь свободен. Мы простились у сквера.
- Я тебя очень прошу, не пропадай, дядя тебя любит. Ему очень важно говорить с тобой.
Я коснулся ее руки, поклонился как кланяются герои в кино.
И первое, что почувствовал сегодня, проснувшись и глотая тяжелую вонь утренней казармы – ощущение тонких пальцев ее в ладони правой руки…

Отдай гитара, аккорд в последний раз
Из Красной армии возвращаюсь я назад
Пусть грязь летит по мостовой из под колес
Из Красной армии возвращаюсь я домой.
Огней так много,много целый ряд,
Мелькают столбики, колесики стучат
 Москва родная, как хочется обнять
Веселых улиц асфальт поцеловать.
Прощай –подъм, зарядка, туалет
И не пойду я больше строем на обед
Мне мама родная подаст на стол вина,
Не нужен мне комвзод и старшина.
Прощай к, комбат дружище, будь здоров,
И за бутылкой вспоминай своих орлов.
Нас ждут там девочки,бульвары,ресторан,
И карты, водочка и сиарая любовь.
Гражданка милая, привет тебе привет
Солдатом серым ходил я много лет.
Эй, кочегар, шуруй котел на полный ход
В Москве окончился трехлетний мой поход.
            Хотя в песне название Ростов не очень в рифму, но вставляем вместо «Москвы».Хорошая дембельская песня.Уже третий год  знаю ее , но переписываю сейчас в этот блокнот с особым чувством


    С теткой Евдокией познакомились позавчера.Ротный вручил адрес, сказал:
– Сделать надо веранду, поставить рамы, навести крышу, стеклить пришлю Корзухина. Я там был, работы на три дня…
Я промолчал – раз говорит на три , значит, на неделю.
-Рядом две генеральские дачи ,-ротный поджал губы, верный признак перечисления санкций, если что.
-Забираю всех своих, – сказал я.
-Не хер там делать всем – начал было ротный и сразу же заторопился – ладно, иди.
       - Ну, родимые, зовут меня тетка Евдокия – сказала хозяйка, оглядывая нас выцветшими глазами.
-Так и назувать? – улыбается Князько.
-Ну зови тетюхой.Экие худые! И посмотрела на упитанного Рубахова.- А этот что, на диете сидит , генеральской.
      Огляделись.Работы в общем немного – цоколь выведен, кирпич, цемент, песок, рулоны толи, рамы, ящик, носилки, дверная коробка , штабель дюймовки– все рядом  под навесом. С Рубаховым и Мишкой завели углы.Как-то все ладно шло и к полудню выгнали ряды под рамы. Мишка пошел за теткой, устроит ли ее уровень подоконника.Пришла, все одобрила.Сказала, чтоб на обед не уходили – Борщ для вас готовлю..
Через час ели борщ из больших со среднеазиатской росписью чашек.
-Набивайте брюшки, по самые ушки – приговаривала тетка Евдокия, вылавливая куски баранины из кастрюли,распределяя нам по тарелкам.
- Слышь,Серега – шепчет Рубахов -  может тетке дом обложить кирпичем,дорожки камнем вымостить, за такой борщ я готов до дембеля у нее вкалывать.
-Ротный тебя обложит – посмеивается Банух.
Дом небольшой.В комнате где мы обедаем старинный буфет с рельефными накладками, с голубем  в центре, гранеными стеклянными дверцами,широкой мраморной столешницей между деревянными колонками.Между окнами бамбуковая этажерка с книгами и множеством всяких шкатулок, статуэток, иконок и фотографий на верхней полке.В углу большая икона – строгий Христос в обрамлении цветов из фольги и бумаги.Узорчатая скатерть на столе дисциплинировала нас, ели медленно, осторожно донося ложки ко рту, чтоб не капнуть на скатерть, Банух было забывшись, потянул с хлебницы два куска хлеба, Рубахов зыкнул на него взглядом…Хлеб белый вкусный.
Тетка словоохотлива, пока кормила нас, сообщила, что дочь ее обучает музыке детей с генеральских дач, а дочкин муж – капитан, живут они в Чирчике,внук живет с ней,  школа здесь близко, а летом не так жарко. В подробности не вдавалась.
После обеда работали вполсилы.Тетка заперев дверь куда-то ушла.Пришел внук – лобастый, скуластый, открыл дверь и с порога смотрел на нас.Подошел к ящику, палочкой стал выписывать по раствору узоры, наблюдая как они медленно оплывая, исчезают.Потом зауважал Рубахова, ловко коловшего лезвием мастерка кирпич.
-Дай попробовать – сказал настойчиво.
- Не дам, пальцы отобьешь, бабка Евдокия не пришьет…Тебя как зовут?
-Павел.
-Павлик значит – уточнил Рубахов,-  у меня младший брат есть то же Павликом назвали.
Пробурчал -Я не Павлик, а Павел – и ушел в дом. 
Хороший день – подытожил Князько, собирая инструмент.
Я достал из потайного кармашка гимнастерки бланк увольнительной с печатью, заполнил и уехал в город.

Почему и зачем перегорает чувство?!Может все дело в универсальном законе жизни – достигнутое не вершина , а ступенька.Но почему так безжалостно распадается пережитое?Обыденность покоя, спокойный взгляд, разговор из словесных блоков, то ли чтоб заполнить паузу – пустоту, то ли что бы защититься.Друг от друга? Почему нельзя продолжить, сохранить молитву тела и души…Прародители наши вкусив от познания , застыдились и человечеству дали ход, в нас познание рождает равнодушие.,понимаем ли оба мимолетность проишедшего…
Размышляя,смежив веки, притворялся спящим, наблюдал за ней.Ходит тихо, что-то переставляет.Долго шелестела бумагой.В мою сторону ни разу не оглянулась,свои заботы, я здесь сейчас как отслуживший инструмент…Запах еды, красок,пыли.Стала неумело   ввинчивать шурупы в какие-то деревяшки.Я вскочил, обернулся простыней, забрал у нее отвертку, сделал как надо. Оделся.Она расчистила уголок на столе заваленном банками и тюбиками  с красками, бумагами, поставила сковородку с картошкой: - Ешь всю, я уже поела.
Села напротив, коротко взглядывая стала рисовать меня. На ней халатик,тот вчерашний…
Может быть дело в одежде она как черепаший панцирь облекла нас двоих и жизнь в нас замерла, мы в полусне.
Толстые стены полуподвала перемалывают звуки города в ровный неясный шум, квадрат окошка вверху буравит слепящий солнечный луч, но здесь прохладно и кажется так же будет и днем и все объясняется ,наверное, в защищенности мастерской холстами на которых нарисованы реки , море и зеленые холмы


Сохранил от позавчерашней  встречи  листок со стихами ее подруги Кати Штейнгруд:
 
Оставь,не тронь,найди себе другую
Мечтательницей злой я рождена.
Меня враги стихи ночами атакуют
И падаю я в них и все не видно дна
Как глупо это все- волшебные признанья,
Написанные много лет назад
Примеривать  к себе тайком и знать заранее,
Что никаких тебе не посвятят…
Стараться быть умней, болтать о вечности,
И задыхаться от земной тоски.
И знать: поэты любят просто женщин,
Не знающих из Блока ни строки.

Когда прочла, я не хлопал, но меня зацепило, понравилось очень. Потом были разговоры,расходились уже за полночь.Она протянула этот листок…


По моему  тем интереснее инструмент , чем он проще, чем ближе к руке без всякой промежуточной механики и электроники; мастерок , молоток, лопата, кирка,лом – совершенство.Сколько им лет! Тысячи, а попрежнему – ни прибавить ,ни убавить Мастерок свой  никому не даю. Только Мишке, правда с неохотой, он это чувствует и не злоупотребляет.Я сам выточил ручку и нашел тот угол изгиба при котором мастерок во время работы кажется невесомым.На рукоятке выжег инициалы «ВС» и на стройке инструмент не прячу.


     В трамвае напротив девушка.Полноватая слегка и с такой мягкой тонкостью очерчены линии лица,так нежна эта раковина уха, так ослепительна линия зубов под чуть-чуть приоткрытыми губами…я с трудом отвожу взгляд.Но ненадолго, и снова смотрю на нее, поражаясь тому, что вот так смотреть на ее лицо можно бесконечно…
Трамвай подрагивает на рельсах, но исключительно для нее эти скачки смягчаются, кажется будто она плывет.
Вдруг бросается в глаза ее нос, небольшой, чуть вздернутый, с черными отверстиями ноздрей из которых торчат волосики.Я был подавлен..Вообще носы совершенно лишняя деталь на  женском лице.Губительная деталь – прекрасное лицо и вдруг нос с торчащими ноздрями и волосами из этих сопел, будто все нутро заросло волосами и вот им нехватает места и они лезут наружу…

Худой мужик, весь какой-то понурый, как будто  только что под ливнем побывал, бродит по площади у входа в Зеленый рынок, заглядывает в урны и сплевывает в них.Привлекла методичность с которой он это проделывает.Я остановился.Он обходит мусорные ящики у ларьков, с той же забавной усидчивостью поплевал в каждый из них, поднял крышку над бочкой, сплюнул и побрел снова к урнам, с той же процедурой.Причем содержимое мусорных объектов его не  интересовало.Когда он побрел на очередной обход я двинулся наперерез и у ларька ,замедлив шаг слегка столкнулся с ним.Человек поднял лицо – большие спокойные глаза, только веки мелко подрагивают, будто он сдерживает слезы.Грязный ворот гимнастерки, с одной черного цвета петлицей.И не было безуминки в глазах.


Тетка Евдокия – Ото ж вчера идем с сестрой с вечерни, а возле школы один пристроился рядом, штаны коротенькие, ото сразу видно, шо бандюган.И говорит нам – Ну шо, бабульки ,закурим!
Она посмеивается короткими всплесками – Я его, думаю, сейчас за шкирку схвачу, да куда там, вертлявый же молодой, вырвался , забегает поперед и опять – Не могу бабульки не курить, уши пухнут…Во, бандюган!
Смеется так  зажигательно, что легко представить ее молодой.
Дверь в комнату нараспашку, слышно Павлик зубрит стихи к какому-то конкурсу – Пришла, рассыпалась камнями, камнями…
Кричит -Бабуль, а облучок – это что?
- Раньше у ямщиков на санях или телегах такое было, - наставительно говорит тетка Евдокия - по бокам как перильца, что б не выпасть на поворотах.
- Пришла, рассыпалась камнями…– бубнит Павлик.
- Да не камнями, наверное – перешагивает порог тетка Евдокия – А ну прочти с понятием. Ну вот  видишь.Эх ты, камневержец..
Пытался записывать ее разговоры.Невозможно передать ее речь, так ярко, непредсказуемо…


    На остановке троллейбуса по Лахути. Мужик навеселе, переругивается с двумя женщинами
Одна из женщин – Ну, создал же бог!
Другая, сердито – Бог создал и кается.

          Тетка Евдокия – А батюшка громко так кричит – Позовите эту, и тут же при людях – иди встань и положи сто поклонов..Вот так вот и вжарит…
Смеется мелким грудным смехом.
-Ну, не прав батюшка – говорю я.-Не прав, ведь вера это не наказание..
Она перебивает меня – Выше молитвы нет как послушание.Послушание выше молитвы..
Смотрит пронзительно и твердо на книгу в моих руках, будто в ней прочитывает эти слова.
Через полчаса она рассказывает нам как несколько лет назад побывала в Киеве.Подробно повествует о сборах,  переживаниях  своих перед поездкой, договаривалась с подругами и знакомыми приглядеть за сестрой, как дочка вначале не одобрявшая ее затеи, стала помогать ей собраться  в дорогу.
Князьков гремевший лопатой в ящике с раствором, откладывает лопату, слушает, Рубахов с Банухом то же прислушиваются, не отрываясь от дела.
- И я приложилась и зубами попробовала за руку, а то говорят из воска мощи делают…
И несколько раз с разными интонациями повторяет с удовольствием – Долго так приложилась и зубами попробовала..
-  А как же лежит эта Варвара великомученица, как оформлено там? – спрашивает Николай.
- А в гробу стеклянная крышка большая.Батюшка наш сказал, чтобы стали в очередь, порядок чтоб соблюдали, подошел ключи вынул, открыл. А вместо головы у нее картинка, вроде как иконка…Тысячу лет так она.А когда я приложилась к ее руке, так там кожа уже прилипла к кости.Но все ж без обмана там, проверила я.
Банух - А сколько святых всего  православных?
-О,о,о! тянет тетка Евдокия – неограниченное количество..
-Как же так?
- А так, бывало, что двадцать тысяч за день отходило.
- Як же так , без подсчета? – удивляется Князько.
- Да кому это нужно – таблицы вести ,- заметно сердясь, говорит она – Господь знает счет.


                « Человек рождается на свет с переметной сумой – в передней торбе у него лежат беды и пороки чужие, и они всегда у нас на виду, а в задней – собственные, их видят лишь те к кому небо особенно благосклонно»
Эзоп – Притчи ( у Рабле)

            В мастерской с Ключаром.Сидели допоздна. Вика протянула тетрадку – Смотри же, до послезавтра.Вернешь.
Сейчас переписываю на стройке. Под коленкоровой обложкой стихи Ю.Визбора,Окуджавы,Вихарева, Никого не знаю кроме Окуджавы.

Тяжело ли, строго ли, только не таи
Чьи ладони трогали волосы твои?
Холодно ли, жарко ли, было вам двоим,
Чьи подошвы шаркали под окном твоим.
Я стоял над омутом, шлялся по войне
Отчего ж другому ты скрыла обо мне?
Ты не знаешь , глупая, как у волжских скал
Я ночами грубыми губ твоих исках.
Юность не обойма, ласка не клинок
Я назло обоим вам , не был одинок
Видно было весело вам двоим вдвойне
Если занавесило память обо мне.

Моя дорогая  не блещет красою,
Ни гибкостью стана, ни русой косою,
Ни русой косою, ни гибкостью стана
Чем блещут обычно героини романа.
И платье простое мышиного цвета
Она не снимает от лета до лета.
И как же мне стыдно, друзья, я не скрою
Я сам дорогую раздеваю и мою.
Я платье снимаю рукою несмелой
Скорее бы увидеть желанное тело
Губами прижаться к единственной мире
Моя дорогая, картошка в мундире.

Пока земля еще вертится, пока еще ярок свет
Господи, дай ты каждому чего у него нет –
Мудрому дай голову, трусливому дай коня
Дай счастливому денег и не забудь меня
Пока земля еще вертится, господи, твоя власть
Дай рвущемуся к власти, навластвоваться всласть.
Дай передышку щедрому, хоть до захода дня
Каину дай раскаяние, и не забудь меня.
Я знаю- ты все умеешь, я верую в мудрость твою
Как верит солдат убитый, что он воскреснет в раю,
Как верит каждое ухо тихим речам твоим
Как веруем и мы сами, не ведая, что творим.
Господи, мой боже, зеленоглазый мой,
Пока земля еще вертится и это ей странно самой,
Пока ей еще хватает времени и огня,
Дай же ты всем понемногу, и не забудь про меня.

                Франсуа Вийон пер.Окуджавы

От сытных обедов тетки Евдокии  нас клонит в сон,всех, кроме неугомонного Князька.Он сидит на обрешетке веранды, смотрит на дорогу и комментирует увиденное, что отвлекает нас от дремотного состояния.
- Гарна дивчина идет, причем одна, в платье с цветочками, выше колин.Кто из вас партизан придумае ей комплимент , я передам, с фамилией того кто придумав.
Николай не выдерживает,подымается, смотрит, снова растягивается на брезенте, ворчит – Нашел гарну дивчину, да она уже старуха..
- Опоздал,дурень, ты ж сзади ее побачил, а я спереди, сзади женщины старее…
Через несколько минут опять сверху голос Князька – Николай , пидымайся,це твий идеал, швыдче,бо снова разочаруешься..
- Не даст поваляться – посмеивается Мишка . Все мы кроме Рубахова встаем и смотрим на дорогу, в промежутках между деревьями идет девушка…Костя наверху примолк.Красивая.
Мишка – Интересно, еслибы женщины ходили голые, изменились бы наши понятия о красоте?
- Наверное.
А как?
- Многое потеряли бы в чувствах. Ты не читал «Остров пингвинов» Франса?.
- Нет.
- Там описывается как раз обратный процесс – одежда оказалась на руку женщинам из б.. они становились святыми..


Хорошо пишет Бунин.А о любви – так на все времена.С каким-то особым чувством о старой Руси, сохранявшейся в его  время целыми материками с русским мужиком, с русской нищетой….И как ушли мы от нее безвозвратно.Крестьянин был ближе к природе , чем к обществу, к церкви…И русская община о которой с такой вдохновенной надеждой писал Герцен, всего лишь стадный инстинкт самосохранения. Бунин как и Горький сочувствуют мужику и ненавидят  его, и боятся, но выхода не видят, ни духовного, ни материального. Его и наши политики не видели.Ленин только говорил об особом подходе, рассчитывая, что текущая политика подскажет выход.



     Ладим крышу веранды – Мишка с Князьковым раскатывают  толевый рулон  по обрешетке, я с Рубаховым закладываем кирпичем стену между скосами балок.Банух разводит и подает раствор.
Тетка Евдокия бродит по двору, наводит порядок и зорко приглядывает за нами – последние два дня присачковываем, не охота уходить с объекта, который мы окрестили «борщи».В казарме Князько небрежно бросает – завтра опять на борщах -  и непроизвольно сглатывает слюну…
Обед у тетки Евдокии уже готов, еще час назад она объявила нам об этом.Мы торопимся –  на разводе ротный стукнул гильзой: -  Сегодня свою часть закончить, ишь ,устроили себе курорты…
- Счастливая тетка – бормочет Мишка, - в полной гармонии с людьми, сама с собой, со своей старостью, богом, со святыми своими, хоть с нее пиши святую. И безо всяких метаний и мучений…Отчего в религии , что ни святой, так обязательно – мученик.Что у бога языческое меню..
Тетка Евдокия совком огребает кирпичную щебенку и остатки раствора в ведра.
-Тетя Евдокия – кричит Князько – сами приберемо.
Тетка выпрямляется, даже с высоты видать, как озорно поблескивают ее глаза.
- Сейчас умоет Князька – ухмыляется Рубаха.
-Хорошая мысля приходит опосля, -  говорит тетка Евдокия ,- опоздал с предложением, вот ведра вынесешь.


Утро.Едва успел к отходу машины в Чирчик на кирпичный. Ротный:
 – Ты где шляешься, все уже в машине….
 По интонации чувствую – не догадывается, что я только что из города.
-Молотки насаживали, товарищ капитан , - импровизирую я , кивая на Бануха, подающего сумку с инструментами Князьку на борт
- Нашли время – начинает заводится ротный – вчера что , мух с ***в сгоняли…
Но я уже перевалил за борт, Мишка передает газетный сверток с пайкой.Вижу как ротный облегченно сутулится- теперь до вечера у него нет забот.
Машину трясет по ухабам разбитого проезда, кто-то впереди привычно колотит по кабине кулаком -  Ты что камни везешь!
 Выбираемся на чирчикскую трассу.
Счастлив,легок и могу летать – тело до косточек промыто ночными объятиями и разговорами… Размазываю куском сахара подтаявшее масло по хлебу.
И думается хорошо, бывают такие минуты – всему находишь слова.Так мало надо, почему? И так много  - взгляд, теплые ладони и это - неповторимое,  из шопота, глубины, то ли телесной, то ли душевной…
Спорили.Я говорил – художник начинается с путешествий,с чувства, впечатлений; она – нет, с ученичества.Листали французские ее альбомы; каких-то художников открываю для себя впервые, о некоторых читал у Эренбурга, многих вижу  по новому в цветных,хороших репродукциях: Серебрякову, чем-то напоминающую Боттичелли, странного испанца Дали, слепой Модильяни останавливающийся перед тайной взгляда, вселенская печаль Эль Греко….
Варили неизменную картошку. И потом -  смутное, жаркое, неуловимое, хотя объяснимое в частностях : руки, бедра, запах волос…. А что можно объяснит? Да,ничего!...И тишина…Сон настигал как в детстве, стоило только прикоснуться щекой к маминой ладони, к подушке или к фуфайке на сеновале.
Ночью просыпался, тянул руки, она тут же уступала, как будто и не спала, слова шелестели у виска и непонятно кто из нас их произносил…И эта телесная чуткость…  как  у зверя на охоте – дыхание ее у моей ключицы, тело ее безучастно… но вот - дрогнувшие губы и пальцы ее прорастающие в мою спину…Я неосознанно пропускаю это мгновение и догоняю ее, догоняю…и эта вспышка, кажется продлись чуть –чуть и все…! Да что – все !?..И снова радужный океан – то ли я в нем, то ли он во мне; и  снова- убаюкивающее теплое облако сна и сновидения в самом деле приходившие или придуманные мною в первые минуты пробуждения….
                Въезжаем на территорию кирпичного завода – шум, гул, скрежет железных  вагонеток, запах сырого кирпича под низкими сушильными навесами, обжигающие волны жара у туннелек  - другая жизнь, привычная, предсказуемая, по своему сказочная…Чем? Может быть простотой суеты, движением людей, ощущением рукоятки мастерка в руке, легкой тяжестью молотка, шероховатых бревен с невысохшей влагой годовых колец…Как секундная стрелка в часах- зримое ощущение времени, по часовой его не уловить…
Мишка с Князько уходят к бригаде гражданских на погрузку.
Опалубку и наполовину выведенный  свод сделала ночная смена гражданских.Дядя Степан уже складывает стопками  кирпичи, что б были под рукой.Говорит – Перекурите, шамот еще не подвезли.
Банух уходит в цех, Рубахов вытягивается на бревнах, высматривая что-то в небе.Я разглядываюсь – где бы  спрятаться, чтоб понянчить воспоминания…Как же так !– ведь должны быть слова, или их надо заново придумывать…Пытаюсь записывать; но как сорванные полевые  цветы слова тут же вянут….
Нет- день опутывает по ногам и рукам.Стал помогать дяде Степану.

          После перерыва появляется откуда-то Шварцман. – Слушай ,летописец, а ведь первыми журналистами были апостолы – Вначале было Слово!
 Смеется, повторяет.- Как здорово сказано.






Никита Митрофанович:
 – Надо идти от мысли, а не от чувства…
      - Да нет меж ними границы – говорю я – страх смерти одинаков и в вере и в безверии, и в мудрости и в невежестве…Вы помните спор из фильма? Священник так не скажет…
     -Не скажет.
     - Нет.Верующий никогда не достигает идеала предписываемого ему верой, богом. Во первых сам человек противоречив.И если вера глубока то беспределен и страх с каким человек встречает ожидаемое бессмертие.
Н.М. - Страх диктуется телом, сознание боли, исчезновения, повседневность и суета наполняет нас болью.
- Не знаю, мне кажется сознание бессмертности столь же  нелепо, как и сознание конечности.Ну что можно видеть в перспективе бессмертия! Бесконечное чередование нынешних добродетелей и пороков? Вера спекулирует на страхе..
- Ну,ну не цитируйте брошюр – хмуро перебивает меня Н,М.

У тетки Евдокии сестра.И видно большая у них разница в возрасте, хотя обе старухи.Старшая - молчаливая, с глубокими порезами морщин на лице, глаза тусклые, совсем обесцвеченные, подбородок зарос кустиками длинных волос.Жутковато видеть ее лицо в темной рамке окошка.Она прислушивается напряженно, поднеся к уху дрожащую ладонь и отставив костлявый локоть с обвисшей кожей, болтающейся, как тряпочка на веревке.
- Ты от Дуськи пришел? Ну, заходи.Говорила она, говорила про тебя, знаю.
Рот ее широко открывается,гораздо шире чем нужно, что бы говорить, редко торчащие коричневые пеньки зубов, кажется высыпятся сейчас изо рта. Я тороплюсь зайти.
У сестры много книг «божественных», как сказала тетка Евдокия.
Во второй раз прихожу посмотреть книги с теткой Евдокией, она обещала уговорить сестру подарить мне несколько книг. Библиотека большая, сотни две книг.Самые заметные (по корешкам) «Жития святых» Дм.Ростовского, «Слова и речи»Филарета,Творения Тихона Задонского, пять томов толкования Библии…
Два часа  просиживаю с сестрами, листаю книги, делаю выписки, иногда включаюсь в их разговор.Они цитируют наизусть молитвы, пересказывают чьи -то сообщения о чудесах или перетирают мелкие сплетни. Больше говорит тетка Евдокия, порой не обращая внимания слушают ли ее.Сестра ее  боком сидит у стола, смотрит на свои руки , на икону в углу и на тетку Евдокию снующую по комнате от печки к столу или к буфету.Угощают чаем с вкуснейшими пирогом и вареньем.
Все интересно, но времени у меня мало – сестры рано ложатся спать или  тетка Евдокия уходит к дочери.Фрагменты их разговоров записываю в блокнот.
-…не могла умереть никак.Кто-то сказал: может, Псалтырь поможет этой женщине.Да разве Псалтырь поможет, ведь она колдовством занималась..Тогда одна полезла на чердак, немного расковыряла лопатой настил и держаком пробила дырку в потолке, а потом в крыше прямо возле трубы. И сразу ж та больная померла. И это действительный случай…
Тетка Евдокия -… и тогда я каждое утро его за упокой поминала.И когда обедать садилась и перед сном говорила коротко – Господи, помяни душу усопшего мужа моего Владимира…Раз приезжает Нинка знакомая с наших мест, говорит мне – Ну, Дуська, Владимир твой совсем с лица спал, как вы разошлись он вроде ничего, а за последнее время стал –краше в гроб кладут, почернел весь и вроде как изнутри его болезня точит, а врачи ничего не признают- посмотрят, здоров и все. Я тогда ей и рассказала, что поминаю вот Владимира за упокой,а она мне – Коль и дальше так будешь, то помрет он.Нельзя. Ну, и перестала молиться. Десятый годок пошел и живет он…
- Грех тяжкий, – бормочет сестра.
- Да уж знаю,- вздыхает тетка Евдокия, – замолила, знаю.
За чаем:
 – На кого Косьян глянет, Косьян - это святой угодник.Как ему бог повелит, так и делает.Каждому угоднику дана на что –нибудь благодать: кому на землю, кому на урожай, кому на глаза… Вот Трифон – это от бесов…
На чай приходит их подруга, моложе тетки Евдокии, живет где-то неподалеку.Лицо ее маленькое, полное и чуть- чуть западающие губы.Говорит:
 – А я не так делала,землицу крестом насыпала на всю могилку…Ночью мать-покойница приснилась и вроде как говорит мне: а глазочки-то мне  присыпала ты, доченька.Вот как.
Сестра тетки Евдокии объясняет:
 – На грудь надо, на грудь крестом и по локоть в могилку зарывать, по локоть, собаки, кошки бегают, от них по локоть…
Речь шла о какой-то земле, привезенной из монастыря в России.
Разговоры старух мне кажутся интереснее книг
Сестра дарит мне «за интерес» несколько книжек – «Учебное руководство по истории русской церкви», «Месяцеслов» на старославянском и сборник с плачами и молитвами…

      

Конспектировал книжку Тухолки «Оккультизм и магия» 1907 года.Думал, что если вера требует столько слов, то это уже не от бога, а от человека.Идея вечной жизни физиологична, во все времена она порождает массу богов, теоретически обосновав бессмертие.Но хотя бы нашелся кто-нибудь из теоретиков, который утверждал бы абсолютность вот этой жизни, этого столь же загадочного и прекрасного сиюминутного мгновения, в котором странным образом соединено и прошлое и будущее…
«Мысль есть Бог отец,Слово – его   сын; они неразрывно связаны в вечности и их единение есть жизнь….Мысль и Слово создают действие Всемогущества…» (Тухолка).Прекрасная формулировка.

В.Смилта – В погоне за красотой.Молодая гвардия.


                Горький о Бабеле: « Товарищ Буденный охаял «Конармию» Бабеля,- мне кажется это сделано напрасно: сам товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей.Бабель украсил бойцов его изнутри и , на мой взгляд лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев»
                Т-24 стр.473 «О том, как я учился писать»

                Мишка, неожиданно, запихивая книжку под подушку^
 – Как страдал Пушкин! Письмо к будущей теще – отчаяние : если она согласится отдать мне свою руку и сердце, то я буду видеть в этом только свидетельство ее сердечного спокойствия и равнодушия…-Он повторяет^ – Спокойствия и равнодушия… Как будто предчувствовал..
- Что предчувствовал ? – спросил я.
- Ту дуэль, с Дантесом, – бормочет Мишка.

В кулуарах говорили о преимуществах письменного общения между людьми. Она настаивала на том, что письмо развивает язык,тренирует мышление,память, в общем подчеркивала техническую сторону.Я говорил, что писание писем и дневников раскрепощает внутренний скрытый монолог человека, превращая его в диалог…
Да особо и не спорили, то ли оттого, что антракт короток – не наговоришься, то ли просто занимали себя беседой.
В самом деле если подумать: как громадны, многозначны внутренние связи, поиски, раскопки человеком самого себя… Вот день, казалось бы заполненный незначительными делами, но состояния бездумья в общем то не бывает – глаза видят, уши слышат- все формирует где-то в бездне сознания это странное ощущения «я».И в повседневных ситуациях результат этой работы становится поступком, размышлением…Слово дает меру неопределенности переживаний….Пространственное существование мысли это слово.