Особенности управления персоналом в РБ. Продолжени

Вообще, отличительной чертой большинства рабочих фирмы «Бонк» была безудержная любовь к алкоголю. Не пили единицы. Это были либо очень ответственные товарищи, либо закодированные. Об одном таком невозможно не упомянуть. Саша Кравченко. Относился ко второму типу непьющих, то бишь к закодированным. Правда, я с ним познакомился, когда он еще бухал. Ростом Саша не преуспел, телосложением тоже, поэтому на свой возраст он не выглядел, не смотря на регулярное употребление спиртосодержащих напитков. Молодость у Шуры была бурная – в перерывах между бухаловом, он занимался предпринимательской деятельностью на ниве перепродажи мягкой мебели, был женат и даже отсидел в тюрьме. За время отсидки жена с ним развелась, оставив его с голым задом и без прописки. Приютила его торговка семками на Московском автовокзале, выдав за него замуж свою дочку. Дочка не пила, зато с тещенькой Саня отрывался по полной, как выяснилось, «мама» тоже была не равнодушна к хорошему и недорогому спиртному. О причинах своей отсидки Кравченко сильно не распространялся, но со временем мы стали догадываться, ибо Шура тянул с Бонка все, что плохо лежит, а по пьяни даже то, что лежит хорошо. За время своего пьяного периода на Бонке он вынес по частям с десяток кухонных гарнитуров, штук двадцать тумб под телевизор, а табуреток вообще несчетное количество, и это все на руках – машины у Саши не было. Была бы машина, украденного было бы больше в разы. Но бог все видит, и наступил час расплаты. Однажды Шура не явился на работу. Его не было несколько дней, начальство забило тревогу и стало звонить ему домой. Оказалось, что у Саши скопилась большая задолженность по выплате алиментов предыдущей жене и его на полгода упекли в колонию поселения. За время его отсутствия, младший брат Саши – еще больший алкаш, чем наш герой, профукал родительскую четырехкомнатную квартиру. По квартире висела огромная задолженность по коммуналке, в ней даже выключили электроэнергию за неуплату, но нашлись какие-то ушлые риэлторы-спасители, которые взялись решить эту проблему. Короче, братца выселили куда-то в сельскую местность Мухосранского района Зажопинской области, еще одной сестре, в отличие от братьев непьющей, выплатили долю, ну а Шура остался с носом. Вернувшись через полгода из колонии, Саня понял, что так больше жить нельзя и решил закодироваться. Для него началась новая трезвая жизнь. Многие бывшие алкоголики, оглянувшись назад трезвым взглядом, стараются пересмотреть свои прошлые жизненные принципы. Некоторые начинают верить в бога или просто жить по правильному, но Шура не такой. От него просто перестало вонять перегаром, а красть он стал еще больше. Кроме того, у его кума появилась машина, и тот всегда был рад помочь родственнику с вывозом украденного. В конце концов, Саню попросили написать заявление по собственному желанию, долги по зарплате ему, естественно, никто не вернул. Шура вернулся к предпринимательской деятельности, и связь с ним была потеряна. Мотивация для Кравченко – возможность что-нибудь скомуниздить, особенно если зарплату не платят. Хотя, такие как Шура, крали бы, даже если бы платили. Даже если бы много и вовремя. «Тяни с завода каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость!» - жизненное кредо Александра Кравченко. 

 
****

Вообще на Бонке было очень много различных индивидуумов. Так как на зарплате рабочих руководство всегда старалось экономить, то набирали, как правило, всяких недоделков. Более или менее нормальные были только в основных цехах, где создавался сам продукт – торговое оборудование и мебель, а в подсобно-вспомогательных, как то сборочное и упаковочно-погрузочное подразделение, был приют для заблудившихся по жизни. Справедливости ради, стоит все-таки отметить, что были на сборке и нормальные работники – так называемый костяк, но они постоянно были в разъездах – собирали оборудование на территории заказчиков. На самом производстве сборщики занимались доводкой продукции до финишного состояния. Прикручивали ручки, врезали замочки, присверливали подпятники, короче занимались низкооплачиваемым и низкоквалифицированным трудом. На сборке руководил процессом Петрович. Человек он был непьющий и интеллигентный, но общение с дегенератами накладывает определенный отпечаток и на здоровье, и на культуру поведения. Петрович был связующим звеном между офисом, причем как московским, так и минским, и производством. С одной стороны с него требовали руководители, ну а он уже требовал с рабочих. А так как рабочие, как я уже описывал выше, были те еще специалисты, то бедный Петрович уже через месяц после начала работы в Бонке матерился, как сапожник, нервно подмигивал, покашливал и непроизвольно передергивал плечами, причем делал он это все одновременно. Взяли как-то с биржи труда одного бедолагу, звали его Толик. Мало того, что он был алкаш, так еще и тупой Толик был, как валенок, даже, когда трезвый. Отличился он в первый же свой рабочий день. В паре с другим таким же ашаурком (не помню с кем), но скорее всего это был уже поработавший некоторое время сборщик, так как новичков обычно ставили в пару к более опытному, он взялся засверливать отверстия в панелях для крепления зеркал. Не сильно вдаваясь в технологию, поясню, что в зеркалах предварительно алмазными сверлами с подачей воды просверливаются отверстия, а в ДСП-панелях обычным сверлом углубления для забивки «ёршика» с резьбой, в который потом вкручивался декоративный болт для крепления зеркала. Процесс сверления зеркал Толика очень заинтересовал, он долго наблюдал за сверловщиком, удивленно цокая языком. Затем взял ДСП-панель, положил ее на стол и накрыл зеркалом, которое стояло на сушилке, обработанное, но еще не просверленное, и стал его сверлить обычным сверлом, правда, поливая место сверления водичкой. Более опытный напарник, естественно, такого бы не допустил, но тот как раз отлучился, скорее всего, опохмелиться в каптерку. Короче, зеркало треснуло, Толик получил леща и минус 20 баксов в зарплату. Больше ему ничего серьезного не поручали, хотя желания у Толяна было хоть отбавляй, особенно, если опохмелится. После выполнения какого-нибудь задания, он вертелся перед Петровичем, всем своим видом показывая, что готов к новым поручениям. «Пятрович, я гатоу прымацца за другую работу! Тую я ужо зрабиу», - и Петрович снова чесал репу, что бы ему такое поручить, учитывая Толиковы умственные возможности. Как правило, это было так: «Толя, пойдешь на склад, там, на правом стеллаже вверху стоит ящик с эксцентриками…», - Толик преданно смотрел на Петровича, внимая каждому слову, но при слове «эксцентрик» у него нервно дернулся глаз. Петрович понял, что это слишком сложно для Толи, кашлянув, моргнув и передернув плечами, обреченно выдыхал: «Ладно, я сам схожу». На Толяна даже ругаться Петрович не мог, тот такими голубыми глазами смотрел на начальника, что Петрович даже немного тушевался. В Толиных глазах читались и мольба, и преданность делу, и желание помочь… Вот только интеллекта там не читалось вообще. Правда однажды Петрович не выдержал и послал Толяна на х… да так громко, что услышало все производство, не смотря на работающие станки. Дело было в день отправки фуры на Москву. В такие дни был аврал, нужно было загрузить фуру продукцией, которая частенько была даже еще не готова. Петрович был на координации между Москвой и Минском, телефон не выпускал из рук, кашлял, моргал и дергался раза в три чаще, чем обычно. Толян, опохмелившись и выполнив какое-то простенькое поручение с утра, вертелся перед Петровичем, всем своим видом показывая, что он без работы. «Пятрович, я гатоу прымацца за другую работу», - Петрович как раз вел переговоры с Москвой по телефону, он прикрыл микрофон рукой и тихо сказал: «Подожди, Толик, минутку». Толян толи не услышал, толи не понял и решил переспросить: «Пятрович, я гатоу прымацца за другую работу», причем переспросил, для верности наклонившись прямо к лицу Петровича и окатив его стойким амбрэ хорошего недорогого винного напитка. Начальник с мольбой посмотрел на подчиненного, как бы намекая, что, мол, не до тебя Толик, погуляй пока. Но Анатолий слова через раз понимал, ну а намеки глазами – это вообще за гранью Толиковского интеллекта. Кроме того, он нормально употребил с утра веселящей жидкости, поэтому с третьей попытки, он решил, для пущего эффекту, добавить ненормативное словцо к своему спичу. «Пятрович, ё….. твою мать, я гатоу прымацца за другую работу!» Петрович не выдержал, он не стал закрывать микрофон руками и заорал на Толю, заглушив все вокруг: «Толя, ИДИ НА Х..Й!!!!!», на том конце провода в Москве испугались и положили трубку, а Толик спрятался в подсобку под лестницу и не вылез оттуда, пока не ушла машина на Москву.