Забыть не могу 17. Вера

В дымке между домами садилось солнце, заливая небо нежно персиковым цветом. Вера подошла к окну, облокотилась на подоконник, но тут же отпрянула, обжегшись о батарею. Она затянула вентиль и приоткрыла раму. Воздух с легким запахом гари заструился в палату, разбавляя спертый больничный. Вера взобралась на широкий подоконник.
«Он больше не придет», — обреченно подумала она, в сотый раз проглядывая и перечитывая его сообщения. Вера написала ему, но он не ответил. Видно, испугался ее странных наездов, подумал, что она совсем чокнулась. Да так оно и есть. Пусть держится подальше, всем будет лучше. И не из-за того, что отец запретил — плевала она на его запреты, — а потому, что этот парень несчастен. Его увлечение Верой — всего лишь потребность быть с кем-то, кому еще хуже, чтобы самого отпустило. Его чувство к ней — только жалость. Они проучились в одной школе девять лет. Где он был все это время? Ведь она поглядывала на Ивана с седьмого класса, с тех пор как он отдавил ей ногу на линейке первого сентября. Тот Иван — модно одетый, победитель какой-то там олимпиады, уверенный в себе, вечно в компании крутых друзей, — он в упор ее не замечал! Даже не извинился тогда, будто она пустое место. Что же переменилось? Только то, что ему очень плохо, а ей еще хуже.
«И вообще, мысли о мальчиках в моем положении — смешно и нелепо! Ну кому я сейчас могу понравится?» — Вера прочертила взгляд через палату в сторону умывальника, над которым висело большое зеркало. Нет, она не идиотка. Парни любят смешливых и глуповатых — с такими весело и в кино, и на дискотеке, и в компании друзей не стыдно. Вера была такой раньше и всем нравилась. Телефон у нее не замолкал. И на свидания она ходила и даже целовалась. И смотрели на нее парни совсем иначе.
Вера опять достала телефон и сделала селфи, выбрав самый неудачный ракурс, так чтобы лицо казалось еще более тощим. Она выложила фотографию в «ВКонтакте», подписав: «Закормили таблетками! Поставь лайк, если хочешь увидеть меня лысой».
— Вера! — кто-то позвал ее с улицы. Она посмотрела вниз и увидела под окном молодую женщину в круглом розовом пуховике и узких светлых брюках. Та напоминала «Чупа-чупс». Женщина помахала, улыбаясь. Вера не помнила, чтобы встречала ее раньше.
— Вера Лиц, я не ошиблась? — опять позвала незнакомка.
Вера кивнула. Женщина заулыбалась еще шире.
— Отлично! — воодушевилась она и, порывшись в рюкзаке, достала небольшой приборчик. — Можно с вами побеседовать? Я репортер с канала «Плохая погода», меня зовут Елена Старикова, — она ловко подпрыгнула и положила диктофон в нишу окна снаружи. — Вы не против? Только несколько вопросов в связи с произошедшим нападением на школу.
Вера пожала плечами, мол, спрашивайте.
— Что вы почувствовали, когда в класс залетала бутылка с коктейлем Молотова?
— Я не сразу поняла, что происходит, — сбивчиво ответила Вера. — Все испугались... кричали.
— Вы знали нападавшего лично? Охранник школы сообщил, что вы разговаривали незадолго до происшествия.
— Нет, мы не знакомы, — насупилась Вера. — Он просто хотел пройти в школу и просил меня...
— Как вы думаете, почему Артём это сделал?
— Кто? — рассеянно переспросила она.
— Вера, вам не кажется, что навредить хотели именно вам?
— Это даже не мой класс. С чего бы?
— Вы не связываете нападение на одноклассников и на вас лично с предстоящим назначением вашего отца, Эдуарда Рудольфовича Лиц, на пост губернатора области?
Вера впервые об этом слышала. Она неуверенно покачала головой. Репортерша сочувственно улыбнулась.
— Вера, позвольте спросить, — тон ее сделался покровительственным, — в курсе ли вы, что ваш отец начал свою блистательную карьеру юриста, защищая в суде главарей преступного мира, таких как Дед Аслан, Корейчик, и других не менее известных бандитов? Не кажется ли вам, что возникновение движения АУЕ в нашем городе и нападения на учащихся пятой школы — отголоски туманного прошлого вашего отца? Возможно, ему мстят через вас за невыполненные обязательства?
Вера услышала сзади шорох открывающейся двери и, оглянувшись, увидела мать. Та, как и обещала, пришла, чтобы вместе скоротать вечер.
— Мам, тут про папу спрашивают, — растерянно обратилась к ней Вера. — Его повысили?
— Кто спрашивает? — мать скинула шубу и подошла к окну.
— Добрый вечер! — с энтузиазмом поздоровалась репортерша. — Прокомментируйте, пожалуйста, слухи о назначении вашего мужа на...
— Уходите! — резко ответила мать и принялась запирать окно.
— Подруга вашей дочери, Олеся Нефедова, сообщила нам, что у Веры рак головного мозга, а заведующий отделением подтвердил, что девочку скоро отправят в Германию на операцию, — раздавались глухие выкрики репортерши с улицы. — Прокомментируйте, на какие средства будет осуществляться лечение?!
Мать пригрозила нахалке охраной и с силой задернула шторы. Скоро крики за окном стихли.
— Вы меня отсылаете? — Вера в недоумении стояла посреди палаты с разведенными руками.
— Дочь, давай поговорим, как взрослые люди, — мать суетливо подхватила со стула шубу, повесила на вешалку у двери. Потом сосредоточенно начала рыться в своей сумке.
— Никуда не поеду! — отрезала Вера.
— Я буду с тобой каждую минуту, — мать отбросила, наконец, сумку и умоляюще уставилась на нее. — Это необходимо, и ждать больше нельзя!
—  Он хочет от меня избавиться! — завизжала Вера. — Мы просто ему мешаем! Он хочет жить со своей шлюхой, так пусть убирается! Почему ты его не прогонишь? Разве нам плохо без него?
— Отец тебя любит больше всех на свете. Он никогда от тебя не откажется. Разлад между мной и папой к тебе никакого отношения не имеет.
Вера нервно трясла руками и упрямо мотала головой. Все эти доводы, как из голливудского фильма, она уже слышала сотни раз.
— Так случается, — продолжала мать, — люди меняются, люди встречают кого-то, кто понимает их лучше, больше соответствует их потребностям. Но мы без него не выживем. Ты без него не выживешь. Не ругайся с отцом, он старается ради тебя.
Вере сделалось еще горше. Мать терпит позор и унижения только ради нее. Они обе заложницы средств, положения и возможностей отца.
— Не поеду! Не поеду! Не поеду! — Вера упала на кровать, зарылась лицом в подушку.
— Ну погляди на себя, — мать присела рядом. — Ты — ребенок, — она погладила Веру по волосам. — Ребенок, который устал от боли. Нужно мужество, чтобы все это пережить, в тебе оно есть. Ты научишься сражаться, уже научилась.
Вера обхватила мать за талию, уткнулась ей в колени.
— Только ты меня не бросай, — попросила она.
— Куда ж я денусь, — проговорила мать вмиг осипшим голосом.
…...
Уснуть у Веры не получалось. То, что ее готовят к операции, стало ясным как день. Верины слегка опаленные щиколотки врачей уже не интересовали. Но Германия — это так далеко! А как же школа? Собака? Как же вся ее жизнь? Между «всей жизнью» и Иваном вырисовывался знак равенства. Какая же она идиотка, что так долго отталкивала его, играла глупую комедию, ковырялась в чувствах грязными пальцами, в то время как прикасаться к ним стоило с трепетом, с благодарностью. «Откуда весь этот детский пафос, наигранный трагизм?» — ей стало стыдно, что она ломалась перед единственным человеком, который глядя на нее, видел ее, Веру, а не болезнь. Да она сама, наблюдая себя в зеркале, только и делала, что подсчитывала потери.
Вера взяла с тумбочки телефон и настучала короткую смску: «Меня увозят в Германию. Нужно встретиться. Прости...» Она подождала какое-то время, но ответа не последовало. В четыре утра Иван наверняка еще спал. Что он подумает о Вере, если сообщение его разбудило? Когда она научится владеть собой? «Избалованная девчонка с богатым папочкой» — Вера раздраженно отбросила телефон. Потом в памяти всплыло имя: «Елена Старикова». Вера решила, что нужно загуглить эту дамочку, выяснить, о чем та пишет и стоит ли вообще прислушиваться к ее словам.
Старикова действительно публиковалась на «Плохой погоде». Ее последний репортаж — «Городские власти полностью изменят облик Привокзальной части горда» —наделал много шума. «Сам вокзал и инфраструктуру вокруг уже отреставрировали, —читала Вера, — а район «Деревяшек», как бельмо на глазу. Частные постройки давно пришли в негодность. Треть из них уже выкуплены мэрией, жители получили новые квартиры в городе. Остальные владельцы пока упираются. Люди требуют значительного улучшения жилищных условий, не понимая, что их теперешняя недвижимость стоит копейки. К протестам жильцов подключилась немногочисленная местная организация защитников природы, требующая запретить намеченную на ближайшее время вырубку Кировского леса». Лесопосадки были объявлены «зелёными» чуть ли не заповедником с богатой флорой и фауной, но Вера прекрасно знала, что это не так. Она была там лишь однажды, и, кроме елей, насаженных ровными, как по линейке рядами, ничего не вспомнила. «Территория лесопосадок принадлежит городским властям, и решение по ее вырубке отмене не подлежит, как бы ни голосили “зеленые”», — выносила окончательный приговор статья.
Разве может все это иметь к ней, Вере, отношение? Отец, как сотрудник администрации, наверняка вовлечен в городские дрязги. Однако, никакой связи между убийством одноклассника, нападением на школу, и уж тем более АУЕ, Вера не видела. Отец и раньше курировал громкие общественные дела, которые жестко критиковали в СМИ. Но никаких серьезных последствий для нее это не имело.
Вера силилась вспомнить имена бандитов, которых упоминала репортерша, но память ее подвела и на этот раз. Кроме какого-то «деда» и то ли «японца», то ли «китайца» на ум ничего не шло. Вера поискала в интернете информацию о прошлых делах Эдуарда Рудольфовича Лиц, но все статьи были относительно свежими и исключительно прянично-позитивными. Критиковали лишь слишком явное «лоббирование интересов немецкой общины города» — открытие русско-немецкого культурного центра, которому администрация выделила старинный особняк, и чрезмерные расходы городского бюджета на постройку кирхи в центре. Отец со всех сторон выходил благодетелем.

Группа VK - https://vk.com/elena.gusareva
Сайт автора - http://gusareva.wixsite.com/books