Гиперборея

Макар пришёл со двора довольнёшенек:
– Мать, выйди-ка, глянь, что делается! Вот так весна с зимой встренулись. Оёёй... оёёёй...
Марта вытерла руки в передник, она стряпала, и вышла на крылечко. Весь двор, и дальше до забора, и ещё дальше до соснового борка на горке, заполонили мятые перья, словно из подушки.
– Геродот. Он говорил, что есть на севере пространство, где в воздухе летают перья. Гиперборея.
– Ма, – послышался крик, – у тебя горит на плите!
– Так помешай, лопатка же есть.
Марта поёжилась чуть: это снежные перья, упавшие на плечи и на грудь, согрелись и стали вода. Марта ходила с голой грудью круглый год, считала, что это правильно и красиво. Она посмотрела, прищурив глаз, на горку, где снялась в небо неровно растущая стая вздорных птиц ворон.
Кто-то ехал из-за леса на снегоходе.
– Макар, а Макар, – позвала Марта голосом певучим и гладким, – слышь, Макар... Друг твой Вадим катит в гости. Вы не пейте много-то.
– Мы свою норму знаем, – крикнул Макар. – А ты знаешь? Оёёёй...
Друг Вадим был, как всегда, громогласен. Громокипящий кубок Зевесов, так подумала Марта и засмеялась, тихонько, про себя, как смеются очень счастливые женщины – грудью...
– Ты бы забор поправил, – сказал друг Вадим, когда выпили по первой, – качается, и дыры...
– Зачем поправлять, – крикнул весело Макар, – зачем, Вадя, если война с турками будет!
– Подглядывать будут, – сказал Вадим с намёком.
Он навёл чёрный игривый глазок на спокойную, как бы отрешённую Марту.
– Кому подглядывать, кому!
– Было бы на кого смотреть, – Марта поднялась и ушла на кухню, поводя краем широкой юбки.
Пока она ставила самовар и доставала чашки из буфета, эти двое снялись бороться на руках, и Вадим поборол Макара, конечно.
– Нечестно, – кричал обиженно Макар, – ты ногой упирался...
– Чем же мне, по-твоему, упираться? – Вадим наводил чёрный прицельный глазок на Марту, несущую самовар, как описавшегося младенца – на отлёте... Самовар парил и шумел, капли капали из распаявшегося краника.
Потом Макара уложили на лавку, прикрыли тулупом. Марта вышла на кухню мыть посуду, Вадим следом. И встал за спиной, совсем близко. Марта напружинилась вся, как кошка.
– Ну как вы тут, в общем? – сказал он построжавшим и словно оглохшим голосом.
– Да ничего, – сказала она, тоже глухо. – Живём помаленьку.
Она быстро прижала локти к телу. Но он всё-таки успел: просунул руки и обхватил Марту спереди, как превосходящий борец берёт в обхват менее опытного и более слабого, чтобы его бросить. Марта закрыла глаза, руки в мыльной пене опустила в раковину. Сопя и мыча, Вадим безжалостно мял её в две клешни, одна вверху, где мужская приманка, детская радость, вторая где юбка и раздвоение ног. Со знанием дела, целовал женщину в основание шеи и за ушко:
– Да, Марточка? Да...
Она ещё успела вымолвить, прежде чем потерять волю и разум, из последних сил, на выдохе:
– Макар услышит!
– Не услышит, – Вадим подвёл Марту к столу, расчистил место рукой и наклонил, рывком задирая юбку на спину, – не услышит, он глухой у тебя... Стой и не рыпайся... сссука...
Она рванулась, сжимая ноги... Он толкнул её, и она упала руками и грудью и головой на стол, и легла и зарыдала, давясь слёзами...
Поутру Макар хлебал рассол, ахал, растирал руками белую грудь:
– Эх, хорошо... второй раз родился!
Глаза мутные и рот кривой... гиперборец, тоже мне.
Вадим уехал на рассвете. Умчался Аполлон на механической квадриге без лошадей, внутри лошади, в корпусе сверкающем. Только пыль взлетела, сверкая в лучах косых – и опять улеглась, снегом.
"На хрена тебе этот пьяница, мать? – выпив, скажет Ритка. – Такие парни были! Гранит! Вы же с ним на выпускном... И на тебе: Макар... дистидент-импотент..."
Гранит было имя. Так звали кавалера Марты, они учились вместе на киномеханика. Гранит был видный парень, но он говорил "чё" и "магАзин". Сама Ритка-Маргаритка выскочила за полковника органических войск. "У него все органы на месте. Ты что, мать! Соседи жаловались раз двадцать."
Органический полковник, положив профессиональный глаз на Марту и на её грудь, говорил не громко и не тихо, неторопливо:
– Вашего мужа мы знаем, он дистидент, и мы знаем – куда ваш муж ходит и с кем там встречается, и знаем, о чём они говорят. Но мы пока не даём этому делу хода.
Сказав это, полковник положил мягкую ладонь Марте на оголённое колено. Марта руку убрала, но с места не стронулась.
– Итак, я заеду на недельке, – утвердительно сказал муж подруги.
Он пружинисто поднялся и спортивной, раскачистой походкой направился в комнату. Ритка и Макар пели не в путь:
– Ви ол ли-ив... елло субмарин...
– Yellow submarine, yellow submarine, - приятным баритоном поддержал полковник их грусть и нестроение.


2016, 2018


Рецензии