Яма. В бетонном гробу

Свистели осколки, крошились стены, ходил ходуном и скрипел потолок, пол дрожал крупной дрожью. В перерывах между грохотом взрывов мы крестились и вспоминали маму.





Западная окраина Гудермеса была разрушена почти до основания. Мирные жители давно отсюда ушли. Дома, вернее сказать "развалины", покинуты, все как один. А потому просить население переместиться в другое место, ввиду намечавшихся здесь нешуточных военных действий, нам не пришлось.

На предварительную подготовку и оборудование оборонительных позиций времени нам не дали – атаки с этого направления не ожидал никто. Про копание траншей, минирование подступов, установку редутов с колючей проволокой и прочие мероприятия подготовительного характера таким образом пришлось забыть. Мы выбрали дома с уцелевшими крышами, заняли там оборону и приготовились к бою. Начала атаки наёмников долго ждать не пришлось.

Не знаю, как они догадались, что мы засели именно в домах на окраине, но осада наших позиций началась с обстрела из гранатомётов. Гранаты плюхались и взрывались в близлежащих окрестностях одна за другой. Вскоре гранатомётчики пристрелялись и взрывы с каждым разом раздавались всё ближе и ближе. Мы затыкали уши, прятались по углам и старались слиться с полом в единое целое. Свистели осколки, крошились стены, ходил ходуном и скрипел потолок, пол дрожал крупной дрожью. В перерывах между грохотом взрывов мы крестились и вспоминали маму.
 
Лейтенант подбадривал нас по рации. Он занял позицию на крыше одной из пятиэтажек и оттуда обозревал окрестности в армейский бинокль. В подробностях сообщал нам об изменениях в поведении боевиков и изредка отдавал приказы.

Он велел бойцам не робеть, всеми силами беречь себя и ни в коем случае ответного огня не открывать. Так мы и делали, выполняя командирский приказ: не высовывались, всеми силами не робели и старательно берегли себя. Тем более, что высовываться нам категорически не хотелось, по той простой причине, что хотелось жить.

Одна из гранат разорвалась в соседней комнате и мы с Самохиным переглянулись. Хорошо, что заняли не её, а эту – везуньчики, родились в рубашке. Там была пробоина в крыше, и граната, судя по всему, прилетела внутрь именно сквозь неё. Нам пришла бы хана, засядь мы там, но солдатская чуйка, по счастью, не подвела.

Бойцы тем временем, все как один, продолжали создавать впечатление, что нас на окраине и в помине нет. По-прежнему не рассекречивали себя и выжидали, когда боевики приблизятся, а лейтенант скомандует по рации – "дать им жару!"

Но наёмники приближаться не собирались. Таких на мякине не проведёшь, тёртые калачи. В особенностях штурма укреплённых позиций они конечно разбирались ничуть не хуже, чем наш доблестный лейтенант в нюансах их защиты. Уяснив для себя, что обстрелом из гранатомётов нас на ответный огонь не спровоцировать, они начали пристреливаться из винтовок.

Я снял с себя каску, нацепил на автоматное дуло и поднял над головой напротив окна. В неё немедленно прилетела пуля – дзинькнула, срикошетила и сбила с потолка штукатурку. Я выругался на подлого снайпера, испортившего мне амуницию – на каске образовалась приличная вмятина.

Следующая пуля влетела в уцелевшее стекло рядом с моей головой. Снайпер выискивал цели и заодно поддразнивал нас – притаившихся за стенами зданий и упрямо не реагировавших на провокации.

Вражеские автоматчики в это время начали приближаться, раскрывая себя короткими перебежками. Боевики действовали слаженно и синхронно – снайпера и автоматчики с подствольными гранатомётами. Первые прикрывали вторых, а вторые, подспудно, прикрывали первых. Высунешься и мигом схлопочешь пулю, не от вторых так от первых. Профессионалы, твою дивизию, умеют воевать – сукины дети!

Вскоре лейтенант сообщил нам об активном перемещении боевиков невдалеке от наших позиций и дал, наконец, разрешение открыть ответный огонь. От радости мы немедленно застрочили из автоматов – всей ротой, но очень не дружно.

Я тоже принял участие. Опасался высовываться лишний раз, перекатывался от окна к окну и давал короткие очереди. До тех пор, пока пуля не влепилась в косяк в паре сантиметров от моей щеки.
 
Минуты три после этого я громко дышал и обливался ледяным потом. Забился в самый отдалённый угол и не решался высунуть нос из тени. А когда немного пришёл в себя, отполз ещё дальше в глубину комнаты, чтобы отныне стрелять только оттуда. Там разглядеть меня в снайперскую оптику будет ой-как непросто.

Несколько наших к этому времени были убиты снайперами боевиков и лейтенант по этому поводу утюжил всех и вся многоэтажным матом. Наёмники были ещё достаточно далеко, а высунуться нам не давали уже сейчас. Эти шакалы на войне собаку съели, не то что желторотики-снайпера из нашей роты.

Мы стреляли скорей напоказ, чем прицельно, раскрывали себя и создавали бессмысленной перестрелкой только видимость боя. Иначе не выходило, высунешь нос из окна чуть дольше чем на секунду – схлопочешь пулю. Стреляли по схеме: короткая очередь – обратно в тень. Поплатиться жизнью за безбашенное геройство – желающих не было. А вражеские автоматчики в это время всё ближе подбирались к домам в которых мы держали оборону.

– Эх чёрт! – выругался я в сердцах, когда очередная пуля просвистела возле виска. – Чёртова пуколка! – Проклинал я свой автомат. – Тут винтовки нужны длинноствольные и желательно с оптикой для прицеливания. Без винтовок они нас перехлопают как мух мухобойкой!

– Гранаты тоже бы пригодились! – подал голос Самохин, валяясь как и я в пыли давно не прибираемого помещения. – Зачем на подствольники, если нет гранат? Почему у духов всё всегда в лучшем виде – и аммуниция, и снаряжение, и провизия – а мы как сироты неприкаянные, без сухих штанов и с пустой разгрузкой.

– Отстань, Самохин! – отмахнулся я, перекатившись по битым стёклам. – Не время сейчас философствовать. Заметил чёрта, прицелился и стреляй!

– Боевики со снайперскими винтовками прикрывают подбирающихся автоматчиков, – ворчал тот упрямо и мне назло, – а те прикроют чертей с ПТУРами. Те установят свои машинки на твёрдой земле, наведут на цель и тогда нам хана. ПТУРы разнесут нас вдребезги в этих бетонных гробах, как только приблизятся. По заряду в каждое из окон – делов то...

Я рассмотрел внимательно стены и потолок, с которых сыпалась штукатурка, и молча кивнул: "бетонные гробы", точнее не скажешь!