Полуфабрикаты

... кто нормальный, а кто нет,
общество само решает,
а  ты уж изволь соответствовать...

Кен  Кизи. Пролетая над гнездом кукушки.
 


  «Бодун» - великая вещь!
Как приятно проснуться с раскалывающейся головой и знать, что сегодня - ничего делать не надо, что все равно бесполезно- бесцельно слоняться по комнатам, лежать, смотреть телевизор, пить крепкий чай, то есть - бездельничать и валять дурака...

  Где тот далекий остров, на котором есть возможность осуществиться в качестве богофюрера-Брандо Узоры грязи перед глазами. Тиканье красной дряни со стрелками. Бежит, гадина, и никуда не денешься от этого. Собачья цензура. Китайские мальчики с обритыми головами. Прибабахнутая Русь-Матушка. Смерть и любовь. Гиена и тополь. Мир. Космос. Создатель. Идиотизм человеческого присутствия... Бедный и Горький. Как поиздевались. Могильные черви наводят порядок в их черепах... Гамлет... Гангрена... Гангрена мозга. Чувствительная белиберда. Полосатая   жизнь  ребёнка, зачатого неизвестно зачем, чтобы помучился, видимо... Скучно... Свет. Город. Музыка. Сны. Сны. Сон. Женщина... в образе старой безмозглой коровы, перемалывающей зеленую травку из-под копыт...Куда?... Весёлые попугайчики мыслей - канули... Безвозмездное периферийное хамство. Эрмитаж и дерьмо. Бестолковая толкотня кретинов. Танки, «Кино». «Нос». Осёл. Новосёлы. Слывущий пупом земли. Русский. Еврей. Еврейский русский. Русский еврей. Европа. Америка. «Унесённые ветром». Унесём. Что унесём-то? Кучу мусора, да? Но и целый мир! ... Завистливый болтун-заяц опустил уши - боится . Кого боится - непонятно...    
               
  Мне говорят: «Молодой человек, у вас в голове - гречневая каша».
А я согласен. Хорошо это или плохо - не знаю, да и не хочу.
Твердолобая самоуверенность, по моему, не лучше, когда: вот тебе - белое, вот тебе - черное и на сто лет вперед никаких изменений и сомнений. А, вдруг, назавтра - все, что сегодня считается полезным, окажется полной чушью? Примеров масса.

  Ладно, я есть идиот - тоже, между прочим, позиция. Только, вот, не надо Достоевского.
«Лентяй ты», - говорят.
Верно, лентяй. Бурная деятельная натура, устремлённая - бешено, правда не подозревающая куда и зачем, нам гораздо милее. Слава активности! Ура! Этой самой натуре ведь лишь грезится, что она устремлена «туда-то» и за «тем-то», а на самом деле ..?

...Кукушка занимается отсчетом. За стеной завёлся простой советский дятел-сосед. Стоически стучит, нехороший мой, часика три уже, и не надоело ему. Что он там колотит с таким остервенением? Ну, наконец-то, забил достиг, рад за тебя... Мазохистские изыски. Спокойно-усталые поползновения. Простые, до безобразия, «нечто». Глупейше-счастливое хождение. Встреча. Идиотически-идиллическое восприятие этого поганого мира...

  Вы заметили, что человек, смотрящий на солнце, сильно отличается от человека, смотрящего на звёзды? Солнце иногда греет, но слепит - подавляет. Со звездами же мы на одном уровне. Ты глядишь на них, они - на тебя, - демократия. Зачем мне день? Мне противен день. Утро, не приходи. Оставьте ночь. Я не хочу солнца, я не хочу света. Впрочем, пусть будут, раз они существуют. Но! Мне! Оставьте! Ночь!
...Некролог... Некрофилия... Ноктюрн...
Сидит, такая симпатичная, нечисть и спрашивает:
  - Ты не спишь?
  - Нет, - отвечаю.
  - Почему?
  - Не желаю.
  - А чего же ты желаешь?
  - Не знаю.
  - Так спи.
  - А с какой стати я должен спать?
  - Ну, ночью все нормальные люди отдыхают, набираются сил.
  - А я не устал. Ты-то сам (или сама, или само, кто ты там - не поймешь) чего тут болтаешься, дрыхло бы себе.
  - Я не могу - сегодня моя смена, возись тут с вами, с полуночниками, а потом скажут: « То не так, сё не так, почему он у тебя не слушается?»...
  - Ладно, пойдём со мной, осень на улице...

...Осень... Сентиментальность и рефлексия... Счастье страдания... Осень ни от чего не зависит и дарит себя всем без исключения. Ей безразлично, куда кидать свои разноцветные листья. Она говорит, что всё рано или поздно заканчивается, и что это прелестно, и что это правильно. Когда стоит теплая тихая солнечная погода, приятно бродить или ездить по осеннему Городу. Никто тебя не раздражает, любишь и прощаешь  каждого  подонка, и готов отдать последнее, лишь бы только сохранить это состояние полной гармонии с природой, Городом, самим собой, которое посещает нас - только осенью.

...Кефир - бальзам бесконечности... буги-вуги по дождю... туча падает на Пулково с дежурно-кислой физиономией... приехали... Грязные дома, улицы, Грязные машины, метро. Вонючие, гнилые каналы. Грязная Нева. Грязный Город... Забито-унылые лица. Мерзкие одежды, грязные души  -  грязь, грязь  и  грязь. Кажется,  что вот-вот  сойдешь с  ума.  Сон  кошмарный. Бред! Сидишь, смотришь на собеседника и думаешь: «Что за ахинею ты несешь?! Ведь я тебя знаю. Ты же не такой болван, каким пытаешься выглядеть! И при чем здесь я? И зачем я - здесь?»... да-а, приехали...

  Музыканты у собора. Весёлые, смеющиеся люди, пусть больше пьяные и иностранцы. Великолепие архитектуры. Творчество. Любимая. Друзья... Если существуют вещи, не дающие тебе утонуть, выходя из дома пасмурным осенним днём, то видимо, не так уж глупо и бездарно проходит твой отрезок времени. И не серая масса, а милые сограждане спешат по своим (а, вдруг, и по твоим) безумно важным и бесконечным делам...

...Сограждан многовато, рябит от сограждан... Один, второй, пятый. Семнадцатый, двадцать восьмой... - Р-раз, так - и, Марк Твен!... Симбиоз конфликтов... Нытьствующие элементы... Не то, чтобы не люблю центр, но непривычно жить в музее. Музеи обычно посещают. Так мы, жители окраин, и де-лаем. Из Ленинграда в Санкт-Петербург - за полчаса. Семь-десят  лет - за полчаса! Возвращаешься назад - Родина, советская родина. Всё по дубовому, но зато - какой простор!.. Нравятся собаки и человеки, которые считают, что живут в общественном туалете. Молодцы, просто ступить некуда... Боготворю продавцов, точнее продавщиц, продо-вольственных магазинов - порода... Забавляет дружба-вражда с Москвой. Два Города играют в игрушки и хвастаются, друг перед другом, у кого они краше, у кого их больше... ...Сплошное  кантри,  контра,  контр-эго...Наши Арии Долго Ели Жадно Дергая Армстронгом... Маразматические инсинуации окончательно затвердевшего микрокосмоса, да и мозги похудели настолько, что непонимание достигло апогея... 
Поздно ночью в метро сажусь в вагон поезда на одно из передних мест, по ходу движения. Вскользь, замечаю молодого человека, сидящего в соседнем вагоне на ближайшем ко мне последнем диванчике, на той же стороне, что и я. Ну да, мало ли обормотов шляется.

  Поезд отправляется. Я достаю из пакета книгу, раскрываю и полистав, пытаюсь читать. Через пару минут становится ясно, что это бесполезно. Возникло ощущение тревоги, даже опасности. Бессмысленно мелькают буквы и строчки. «Что ж такое? Видел я его где-то?... Лицо знакомое вроде... Учились вместе, или работали..? Ба-а-а! Это ж - я!!! ... Всё - спятил!».   

  Закрыл, открыл, зажмурил, открыл - сидит. Холодный пот. Но: одежда на нем - не моя, поднял руку - тот не хочет. «Ага-а, не спятил».
Он дремлет, а я, не отрываясь, разглядываю его: форма лба, разрез глаз, нос, подбородок, губы - все у нас с ним совершенно одинаковое. Будто делали из одной заготовки. И его самодовольная ухмылка в дрёме, опять-таки моя - фирменная. Правда, прически разные. Стало обидно,  словно  обокрали.  Я  же такой  оригинальный и неповторимый, а тут - на тебе, двойник. Затем интересно - кто он такой, чем занимается? Надо бы познакомиться.

  Технологический. Он открывает глаза, поднимается, выходит на перрон. Я немного задерживаюсь в дверях вагона (иногда бываю жутко воспитанным, особенно когда не надо), но успеваю заметить, что двойник побрёл на противопо-ложную сторону станции. Делаю несколько шагов за ним и ... стоп! Внутри срабатывает выключатель - «не подходи». По-том - мне нужно идти на переход, другая линия, двенадцать ночи, неудобно приставать к незнакомому человеку, да и глупости всё это... В общем, я уехал в своем направлении.
На следующий день со мной случилось несчастье.

  Крыса Анфиска встала в клетке на задние лапы и усиленно работает носом. Она - аристократ и гурман, что попало, не ест.
Например, недавно сей гедонист, случайно получив свободу, так обрадовался, что решил её приобретение отметить трапезой. Меню было скромное: новый плащ, левый лакированный ботинок и кожаная куртка, почему-то старая. До сих пор, по  довольной крысиной морде видно, что было очень вкусно...

  А-ля, больница. Сумрак. Палаты, нянечки, больные. Санитар. Все обо мне нечто знают, чего я не помню, так как попал сюда непонятным образом, после провала в памяти. Что я делал эти три дня?! Ужасные вещи, видимо.
Ощутимое давление окружающего пространства.
Пытаюсь выбраться из этого, вроде бы, дурдома. Мечусь по комнатам, натыкаясь, то на одного, то на другого из Них. Страшно.
Страшно!

  Санитар тащит по коридору большой квадратный чёрный футляр от какого-то музыкального инструмента. Футляр открыт, внутри бегают мокрицы. Я вдруг понимаю, что футляр -  гроб! Со всего размаха Санитар толкает меня ящиком, мокрицы попадают на мою одежду, руки. С диким воплем несусь в туалет, стряхиваю насекомых, мою руки. Мерзко.

  Санитар за мной. В его глазах и фигуре - колоссальная, неумолимая сила. Шарахаюсь вправо, влево, пытаюсь выскочить из двери в коридор. Он не пускает, загораживая собой и ящиком выход. Наконец, мне удаётся, как-то поднырнув вниз, избавиться от Него.
Срочно нужно найти женщину-врача. Работает в кабинете... не помню, что-то связанное с наукой. От нее все зависит. Выбегаю из здания, с  центрального входа, ищу ее везде.

  Дождь прошел. Дети играют в футбол рядом с дорогой, в совершенно неподходящем для подобного занятия месте. Похоже на пионерлагерь. Почему-то я думаю, что Артек, где собирался работать, но не вышло. Осеняет: «Значит, все-таки, поехал». Только на дурдом уж больно смахивает.
Продолжаю   поиски   женщины-врача. Нахожу её на заднем помойном дворе. Она открывает крышку люка, похожего на мусоропровод, и говорит, что у меня проникнуть через него в лабораторию не получится. Сама влезает и исчезает. Я хочу сделать то же самое - нет, никак.
Возвращаюсь на центральный вход. Попадаю внутрь. Здесь всё изменилось. Светло. Стекла, пальмы в кадках. Коридор, лестница, второй этаж. В просторном зале сидят какие-то люди, идет солидное совещание. Все изумляются моему появлению. Пробегаю мимо них к той части зала, где, на достаточно большой площади, сосредоточена масса буйной живой зелени. Напоминает бассейн. Приблизительно здесь, только на первом этаже, пропала очень нужная мне врач.

  Бросаюсь на полной скорости в бассейн, но почвы под ногами нет! Лечу вниз (какой, там, второй этаж). Дух захватило. Лечу долго. Бассейн оказывается бездонным. Растения, его наполняющие, не задерживают падения. Цепляюсь за листья, ветки - все рвется, ломается. Попадается ствол какого-то тропического дерева, или бамбук? Хватаюсь обеими руками, торможу, скользя по нему, и, не приземлившись, обнаруживаю себя на постели с женщиной. Знаю, что знаком с ней, но не помню её вообще. Конец фильма.

  Три месяца, проведенные в клинике после катастрофы, воплотились в данном сне. С психикой творилось что-то невероятное. Был страх, было повышенное внимание к стерильности, была женщина-врач, от которой всё зависело. Если говорить точнее, то от неё зависело, к какой категории мне себя отнести  - просто больной,  тяжело больной, неизлечимо больной, калека с надеждой, калека на всю жизнь, потенциальный покойник, покойник в чистом виде. Как бы сговорившись заранее, врачи - лечащий и заведующий отделением, персонал и больные, каждый по-своему - кто со злорадством, кто с сожалением, пытались заставить меня поверить в эти модификации понятия «человек нездоров». Я же однообразно отвечал им - и людям, и модификациям: «А вот *** вам! Плевать я хотел на то, что вы тут мне плетете! Я - здоров! И пошли вы все на ***!!!» Им не нравилось. Они обижались. Потом удивлялись.
Во-от...

  Сон-кошмар, о котором идет речь, я видел лежа в больнице, когда ничего еще не было ясно. Он оказал на меня целительное воздействие, дал уверенность в том, что Все Будет Нормально, что - Миновало.
Через неделю меня выписали, признав полностью здоровым. Двойник больше не попадался. А ещё через некоторое время я встретил Ту женщину, из сна... как бы. 
....Р-р-р-р-ча-ча! Сауна... Мулине вертящихся кое-когдашек и кое-гдешек... Пожирающий витамины и недели... За окном чирикает счастливое созданье. Созерцание. Блудное детство. Голуби с перцем. Соседство. Травка. Горечь в груди. Или в желудке? Первая трудовая единица ползет на Кировский завод. Скрылась за углом - как не было ее... Пчелы. Шестнадцать этажей, тридцать, сорок - давайте-давайте...  Самоубийца-физкультурник  выходит  на тропу. Придурок!  Старательно  дышит всей таблицей Менделеева, как будто нет парка... Чайки летают, кричат и дерутся, ничем не отличаясь от ворон. Не представляю, какую нужно иметь извращённую фантазию, чтобы увидеть в столь гадкой птице - возвышенное... Танкер заходит в гавань. Кофе...

  Замечательно быть талантливым и умным. Неплохо быть глупым, но - талантливым.
Нестрашно быть бездарным, но умным. А вот быть одновременно и глупым, и бездарным - это уж слишком.

...Имбирное варенье, баночка - 25 гр. На севере диком звонит колокол Софии, отнюдь не одиноко. Блюз. Меня сегодня все любят. Что с ними случилось? Ревут моторами звери под окном. Зелени еще много осталось, пусть и чахлого вида... За стеной  опять завелся простой, но - Российский дятел. Стучит и стучит. И так же, как и четыре года назад, не надоедает ему, нехорошему. Хаос резьбы по дереву. Оторопелые лица при взгляде на нищих, нагло  выпрашивающих подаяние, впрочем, оторопелые - не у всех. Многие повернули свои носы на Запад. К чему? Здесь же веселее - театр, цирк! Театр-цирк! Цирк...

  Цирк. Окраина большого города. Брезентовый шатер, вагончики. Запах. Обслуга.
  Клоун Петя - пожилой толстый большой и добрый.
  Клоун Вася - молодой худой маленький и злой. Директор.
  Эльза - лошадь породы «пони».
  1-я девушка.
  2-я девушка.

  Вечер. Тепло. Петя сидит на деревянном стуле, пьёт «пепси» из бутылки и блаженно улыбается.
Петя. До вечернего представления осталось полчаса, а Васьки до сих пор нет. (беззлобно) Опять где-нибудь «шьёт», сволочь.
При входе у касс появляется Василий с двумя девушками под руки. Бараний взгляд, пьян. Проходят, поднимаются по ступенькам в зал. Вася усаживает девушек в первом ряду. Директор, находящийся на арене, увидев их, подходит.
Директор. (начальственным тоном) Та-ак. И долго вы ещё намерены над нами издеваться, господин ковёрный?
Вася. (показывает козу) У-у-тю-тю-тю-у-у-у! (неприличные жесты)
Директор. (спокойно) Вы уволены. Вон отсюда (уходит).
Василий, ругаясь, покидает зал, забывая о девушках. Он направляется к своему вагончику, хватаясь для опоры за всё, что попадается ему на пути.
Петя. И сегодня мне одному выкручиваться (с блаженной улыбкой) .
Вася плачет, залезает в вагончик, падает и засыпает, всхлипывая время от времени.

Начинается   представление. Петя,  как  умеет,  развлекает публику, но получается у него плохо... Наконец - представление закончилось...
Белая ночь. Петя сидит на стуле и поёт под гитару. Девушки, которых привел Вася, слушают и разливают по бокалам вино.
Из дверей вагончика высовывается всклокоченная голова Васи, далее на четвереньках следуют остальные части тела. Вася с трудом поднимается на ноги.
Вася. Кажется, меня выгнали из труппы, а, Петь?
Петя.  (прервав пение) Выгнали-выгнали, Вася.
Вася. Ну и чёрт с ними, им же хуже. Налейте, а то башка трещит.
1-я девушка наполняет бокал и подает его Василию.
Вася. (взяв бокал) За последний день в этом балагане (выпивает с жадностью)
Из-за вагончика выглядывает лошадиное лицо.
Петя. О-о-о! Эльза пришла! Иди к нам.
Эльза подходит. Ей наливают вина в таз, она пьёт немного, затем садится.
Эльза. Я сегодня так устала. Да ещё этот рыжий плебей «Граф» лягнул меня ни за что, ни про что, прямо на арене! Так обидно!
Вася. Меня тоже выгнали сегодня. Давай, Эльза, выпьем на прощанье.
Они чокаются, бокал с тазом, выпивают вино.
Петя и 2-я девушка заходят внутрь вагончика и закрывают за собой двери.
1-я девушка. (ласково) Эльза, покатай пожалуйста.
Эльза кивает. Василий берет ее за гриву, девушка садится - они идут гулять по городу. Вася и Эльза читают стихи по очереди, пикируются эпиграммами... Гуляют всю ночь.
Под утро, проводив девушку, клоун и «пони» возвращаются: Эльза в конюшню, Вася к себе.
2-я девушка тоже ушла. Петя сидит на стуле, пьёт кофе... и блаженно улыбается.
... Вокалист поёт упражнения так, словно его пытают в гестапо или ЧК: «А-а! А-а-а-ааааа! А-а-а-эээээээ!» На тон выше: «А-а-а-эээээээээээ!» А тут совсем уже высоко ему: «А-а-аыыыыыыыыыыых-х!» Бедный, ну, давай, еще, поднапрягись, родной, ну, вот-вот, давай, еще, давай, еще... или рожает?... Он рожает, она рожает...
Он и она - молодая семья. Он - твердолобый Телец, она - твердолобая Овца. Сидят играют в шахматы. Партия в эндшпиле. Она её выигрывает, поэтому самодовольная улыбка висит у неё на лице. Он нервничает, суетится и проигрывает окончательно.
Она. Тренируйся дальше, остолоп!
Он. Да иди ты!
Оба закуривают. Затем начинают бодаться. Он побеждает. Валятся на тахту, смеются. Тривиальность. Быт. Меркантильность. Обиды, зависть, деньги...динь-нь-нь!..... дн-нннн!... др-р-р! Дорога... Дорогие далёкие дали... Дали (Сальваторе)... Дорога ввысь... Летит большая птица, точнее парит. Горы, горы и горы. Хижина... на заросшей деревьями площадке. Из хижины выходит свиноподобный господин, одетый в тройку небесного цвета. Его щегольский вид является контрастом к запущенности хибары и говорит о том, что он здесь - не хозяин... и все...как обрезало...
...Звуки, шумы, шаги. Гобой - кряхтит. Рембрантанат Кагор.
Фиг вам, золотые мои. Эклектика. Слоны. Семь слонов. Микроволновая печь. Реклама - убить мало..! Фотомодель. Фемистофель Кадушкин. Ферментарный закон. Стансы-прагматики. Тикарейшина. Бум-м-м! Аполитичность - тоже, своего рода, политика... Кажущаяся простота - безрадостно нудна... Фотомодель, застигнутая врасплох за утренним туалетом, вылетела на улицу через балкон и ударилась головкой об асфальт. По телу проехал каток. Осталась разноцветная картинка.
Фемистофель Кадушкин рассматривал изображение полуобнажённой красавицы и ковырял в носу. Он откусил два пальца от своей руки, позавтракав таким образом. Пока жевал - выросли точно такие же.
Кадушкин был «даун-н-н!» Но ему очень хотелось стать «кретином». А для того, чтобы стать «кретином», требовалось иметь четыре свиньи, которых ему неоткуда было взять.
Жил  Кадушкин в гнезде, оно находилось на высоте пяти  метров  от  земли. Он спрыгнул вниз  и  пошел. Ему,  то и дело, попадались навстречу "кретины", со своими свиньями на поводках. У одного даже было целых шесть штук. Они шли на задних копытах, строем и горланили «Yesterday».
«Даун» Кадушкин не знал, куда он идет. Во-первых, потому, что он был даун. Во-вторых - ему очень хотелось стать кретином, так как вокруг жили, почти поголовно, они - те, кого он ненавидел и кому завидовал.
Фемистофель Кадушкин - страдал!
Страдал оттого, что у него нет, хотя бы ма-а-а-аленького поросёночка! Что кретины живут в гнездах гораздо ближе к земле, в двух метрах, и им не надо каждое утро прыгать с такой высоты, с какой приходилось прыгать ему! О-ох! Как он любил бы своего поросенка, появись он вдруг, как бы он его - лелеял: кормил бы самым нежным мясом со своего тела (Другой пищи данные свиньи не признают).
Очутившись снова у своего гнезда, Кадушкин остановился. «Ну вот, всё по кругу, да по кругу. И не свернуть», - обреченно подумал он.
Но, несмотря на огорчение, Фемистофель сел под гнездом, и, мечта унесла его на своих радужных крыльях.
Он уже ясно видел: вот, чудесным образом, появился поросенок, который растет, растет, растет, растет - вырастает в громадного борова- он его спаривает, за спаривание берёт поросятами- вот вскармливается, жиреет второй,  третий,  и,  наконец,  такой  заветный,  желанный  -  четвертый! О,  восторг! О, блаженство! О, слава! И, можно спокойно помирать, зная, что цель твоей жизни достигнута, вершина покорена, что хотел вот - и стал, самым Настоящим, Полным и Законченным
...отдохновение от отдыха. Кикимора вечности. Лядов. Композитор... ска-азочный композитор... Сказка...жили-были дед и баба, ели кашу с молоком... Жил дядя. И так ему было - всё равно, что действительно, всё - равно. Не умный, не дурак - все равно.
Скажешь ему «стой» - он ни с места. Скажешь «убей» - убьёт.
Раз ему, значит, говорят: «Иди-ка, поработай, а? Сделай нам такую-то работу». Пошел. Сделал. «Денег, - говорят, - тебе не дадим за работу».
- Не надо.
Бац! Женщина. Тетя, то есть. Ей еще все равней все равно, все равней все равно, все равней все равно...
Им говорят:
 - Женитесь, детей рожайте, растите их, если, правда, с голоду все не умрете.
 - Ладно.
 - Да-а, революция у нас тут научно обосновалась...
Та-ак, о политике - не будем. Отбой... Трубач... шито- крыто, открыто, крыло, полет, муха...

  Он гонял Муху по комнате посредством полотенца. Белого.
  Муха попалась активная - приземляться, припотолкяться, пристеняться она не собиралась. Врожденное.
Он попробовал сбить ее на лету - довольно сложно. Каждый взмах влечёт за собой существенное движение воздуха. Муха, через раз, попадала в воздушные потоки, ее сбивало с курса. Она думала: «Ой! Что это? Ой! Куда это меня? Так ведь и прихлопнут!»

  И он, в конце концов, сбил её, уже ополоумевшую и летающую абы как. Он успокоился. Муха оказалась за шкафом, ее тошнило от перегрузок. Но, осмотревшись, она подумала о том, что жизнь - интересное занятие, только, пожалуй, стоит вести себя - чуточку посдержаннее...

...Сдерживающий фактор. Держава. Державин. «Зри, премудрая царица!» Трудно держать голову прямо...  Как великолепно проснуться с похмелья и знать, что сегодня ты обязан быть в трёх-четырёх местах, обязан активно действовать, выглядеть и. т. д. А хочется - лежать, бездельничать и валять дурака.

1988-1999 гг.


Рецензии