Яма. Как мы на джипе от чертей сматывались

Я вдавливал педаль газа в пол. Старательно крутил рулём, боясь слететь в кювет с ухабистой грунтовой дороги, и костерил назойливых боевиков на БТРе, прилепившихся к нам как банный лист к Машкиной ляжке.





– Сваливайте оттуда! Город сдан! – орал на меня по рации благим матом командир полка. – Только ты, Авдеев, со своим отделением геройствуешь! Неймётся тебе, мать твою! Людей угробить хочешь? – на этих словах рация заткнулась, потому что я выключил её кулаком.

– Что делать будем, командир? – спросил у меня Лёха. Он дал очередь из автомата и перекатился к следующему окну.

Боевики отвечали шквальным огнём на каждый наш выстрел. Мы старались лишний раз не высовываться, но всё равно палили практически безостановочно.

– Запускай сигнальную ракету! – скомандовал я.

Лёха кивнул, высунул руку в окно, дёрнул за верёвочку – сигнальная ракета пшикнула и взмыла в небо. Таков был сигнал к отходу для парней из нашего отделения засевших в соседней пятиэтажке.

А дальше мы втроём – я, Лёха и Конценюк – сорвались с места и как чумные сайгаки поскакали по лестнице вниз, перескакивая через три ступеньки.

На первом этаже мы дружно затормозили. Я выглянул из-за угла и свистнул Горемыкину. Тот оглянулся, увидел меня и сделал знак рукой, давая понять, что путь для отступления им надёжно проверен и за дверью ведущей из подъезда наружу опасности нет. С этой улицы в нашу сторону не стреляли, и я решил поверить Горемыкину на слово.

Мы выскочили из подъезда все вчетвером и, прячась за брошенными автомобилями, принялись дёргать дверцы, ища на каком из них сможем дать дёру из этих неприветливых мест.

Лёха поднял руку первым и я перебежал к нему.

– Задняя дверь открыта, а водительская заперта! – сказал он, пристроившись на карачках возле "Ленд Крузера".

– Это как? – удивился я.

Лёха пожал плечами: – Чудеса военного времени.

Внезапно загрохотала автоматная очередь, это значило, что черти нас обнаружили. Мы дружно пригнулись. Следом загрохотала ещё одна очередь, а потом ещё.

Лёха сорвался с места и побежал вдоль ряда автомобилей, отвечая автоматными очередьми в том направлении, откуда стреляли. Он уводил боевиков от внедорожника, на котором мы собрались дать дёру.

Конценюк тоже постреливал, то и дело высовываясь из-за вишнёвой девятки.

Я в это время проник в салон, протиснулся на водительское сиденье, вскрыл коробку зажигания, повозился с проводами и завёл двигатель без ключа.

– Конценюк ранен, – гаркнул заглянувший в салон Горемыкин. – Назад сдай, командир, вытащить его надо!

Я сдал назад, поглядывая в зеркало заднего вида. Горемыкин выскочил из машины, подхватил Конценюка на руки, словно тот ничего не весил, и аккуратно уложил на заднем сиденье "Ленд Крузера". Для Горемыкина это пустяк, здоровущий детина, если не сказать амбал – голыми руками подковы гнёт.

– В больничку ему надо... И побыстрей... – подсказывал Горемыкин, косясь на залитого кровью Конценюка и не забывая в промежутках реплик постреливать из автомата.

Лёху я видел в зеркало, он выделывал среди машин почти акробатические выкрутасы и шмалял в разные стороны, расстреливая рожки один за другим. Красава, подумал я, огонь на себя отвлекает! Выручает нас и Конценюка!

Я старательно работал рулём, выискивая хитрый способ, как подобрать его с наименьшим риском. Лёха подгадал момент и на ходу заскочил в гостеприимно распахнувшуюся заднюю дверь, протиснулся между сиденьями и плюхнулся в кресло рядом со мной.

– Дай газу, Серёга! – прикрикнул он, зыркая по сторонам. – Рвём когти!

Я резко дал газу, мы вылетели на дорогу и понеслись, как ошпаренные.

– В больничку ему надо, – повторил Горемыкин, пытаясь перевязать раненого в живот Конценюка. Тот всхлипывал и морщился от боли.

Лёха обернулся и посмотрел назад.

– Не дрейфь! – подбодрил он раненого. – До свадьбы заживёт! – Но глянув в зеркало заднего вида, тут же прикусил язык.

Я глянул туда же и понял, по какой причине иссяк его оптимизм.

За нами гнался БТР. На броне расположилось несколько боевиков. Автоматчики держались за что могли, едва не стряхиваемые на ухабах, и давали очереди в нашу сторону. Заднее стекло угнанного нами "Ленд Крузера" внезапно рассыпалось в крошку – в него угодили пули.

– Если пробьют колёса – нам кранты, – поделился мыслями Лёха, не забывая старательно пригибать голову. – Застрянем на дороге – перестреляют как кроликов. Поднажми, Серёга!

Но я итак уже вдавливал педаль газа в пол, до упора. Старательно крутил рулём, боясь слететь в кювет с ухабистой грунтовой дороги, и костерил назойливо прилепившихся боевиков.

Лёха не вытерпел, открыл дверь, высунулся из машины и дал очередь в сторону БТРа.

Боевики ответили на огонь огнём, и я инстинктивно пригнул голову. Хорошо, что выстрелить прицельно в беспорядочно движущуюся цель и одновременно усидеть на броне – задача не из простых. А значит шансов попасть по джипу у боевиков было немного.

Лёха снова высунулся из салона, на этот раз оказавшись снаружи почти всем туловищем. Автомат в его вытянутой руке гавкнул прицельной очередью и мы поняли, что он попал – боевики посыпались с брони БТРа, словно горох.

– Круто! – хохотнул Лёха, довольный собой, звучно выдохнул и уселся на место. – Ну, прям как в дедовском кино! "Неуловимые мстители!"

– Кто знаком с этой местностью, где тут можно оторваться? – спросил я, старательно крутя рулём на ухабах.

– Давай налево, – посоветовал Лёха. – Там старый мост. Легковушка по нему проскочит, а "бэтэр" в реку бултыхнётся.

Я сделал как о сказал, и мы действительно проскочили мост. Лёха у нас ещё та голова! Бэтэр на хлипкий мост вслед за нами въезжать не рискнул и благоразумно затормозил на берегу.

– Уфф-фф, – выдохнул Лёха. – Оторвались...

– Рана, кажись, неглубокая, – Горемыкин заканчивал перевязывать Конценюка. – Но пулю без врачей не вытащить. В госпиталь ему нужно.

– Смешная фамилия – Конценюк! – усмехнулся Лёха, посмотрел назад и подмигнул Конценюку, подбадривая. – Не дрейфь, братуха, жить будешь! Никуда не денешься!