Тайга у дома. Не ко двору

          Все его звали Колей, все его знали, но никто с ним ни корешился, ни пил водку, ни ходил за грибами. Причем не люди его отвергали. Он сам отсёк их от себя.

     Николай прежде никогда не жил в сельской местности и имел о крестьянах искажённое русской литературой представление, как о добрых, покладистых тружениках. Поселившись в посёлке Шуга, он с душой нараспашку стал общаться с местным людом. Люд его крепко разочаровали. Не сразу, конечно, но очень скоро.

    После выхода на свободу поселился Николай  в добротном доме, унаследованном от двоюродного брата. При доме имелся обширный огород, обнесённый высокой оградой. Вот на этом огороде бывший зек стал усердно хозяйствовать.

     Хотя ему было немногим за пятьдесят, он нигде не работал и даже не путался куда-нибудь устроится, заявляя любопытным: «Хватит!  В вятских лесах на всю жизнь наработался!»

     Внешне  от местных убогих мужичков он отличался очень. Это был крепкий, жилистый мужчина с выразительным, туго обтянутым кожей лицом.  Серые глаза из-под грозно нахмуренных бровей внимательно смотрели на божий мир и на людей.  Говорил он, в отличии от местной косноязычной от пьянства публики, четко и весомо.

       При нём жила женщина. Откуда она взялась никто не знал. Но точно не местная. Она вела хозяйство. обстирывала Калю, готовила пищу, убирала дом. Из дома она одна никогда не выходила. Летом они на пару друг с другом ходили в лес за грибами и ягодами.

       Барсуков познакомился с Колей в общественной бане.  Бывший вятский лесоруб обожал крепкий пар. Он до тех пор  подкидывал на каменку малые порции воды, пока публика, хлеставшаяся  вениками на полке, не сползала на нижние ступени. Вот тогда Коля залезал на полок и начинал предаваться старинному русскому удовольствию.

      Вместе с Колей на полок лез и Барсуков, тоже большой любитель крепкого пара.  На этой парной основе и сошлись Коля с Барсуковым.  Они после парилки, обдав себя холодной водой,  усаживались на каменную скамью и блаженно отходиди от термического напора. Разговоров больших между ними не возникало. Так, обменивались короткими фразами. Из этого обмена Барсуков вынес впечатление, что Коля не очень навидит местное население, точнее, терпеть «колхозников» не может.

       Однажды Николай пригласил Барсукова после бани к себе домой. Тот зажался: «Прилично ли бывшему морскому офицеру общаться с бывшим арестантом?» Но внешний вид и поведение Николая были настолько достойными, что Барсуков принял его предложение.

      В доме их встретила хозяйка. Это была черноволосая, красивая женщина, очень приветливая и тактичная. Рядом с ней стоял наизготовку настороженный пёс.  Женщина накрыла  стол на улице под клёном, после чего удалилась по хозяйству, предоставив  мужчинам  возможность  без стеснения обмениваться умными мыслями и крепкими словами.

       Барсуков, как положительный фактор, отметил, что на столе стояла не местная «Тигода», сварганенная Киришским нефтеперерабатывающим заводом, а питерская водка от «Кристалла».

     После второй рюмки Николай повел  интересный разговор:

     -- Все знают, что я сидел, но никто не знает за что. Я никому не рассказывал. Не потому, что  секрет, а потому, что  ни к чему это им.
А вам расскажу. Кратко.

       Николай поднял рюмку. Мужчины чокнулись и выпили. Хозяин продолжил:

    -- Я бывший офицер КГБ. Работал в  Австрии. Произошел провал агентурной сети. В провале обвинили меня. И хотя прямых доказательств моей вины не было, мне все же влипили десятку. Через семь лет освободили, но жить в областных центрах запретили. Вот я и обосновался в этом зачуханном крае.

     -- Ну, Николай, зря вы так о Тихвинском крае. Какой же он зачуханный?Красотища-то кругом какая!

     -- Алексей Георгиевич, я не о природе. Говоря о зачуханности я имею в виду социальную составляющую и в первую очередь – местный люд.

     -- Что не ужились  с соседями?

     -- Дало на в соседях. Дело в том, что живёт в Шуге спившееся, непорядочное племя.

     -- Что-то вы очень круто, Николай, отзываетесь о местном населении.

     -- Не круто, а объективно. Первоначально калитка у меня была нараспашку. Заходи кто хочешь. Они и заходили. Первый вопрос: «Выпить есть?» Я к этому делу равнодушен, поэтому разочаровывал выпивох.  Потоптавшись немного они уходили, обязательно что-нибудь украв. У меня слабость к хорошему инструменту что к садовому, что к слесарному. Все в основном немецкое. Никакого железа, только нержавейка. Вот они это и тащили. Особо донимали два местных гопника. Они отмотали срок за драку и считали меня своим коллегой.  Заходя в дом. оба без приглашения садились за стол, сами наливали себе рюмку (если водка была на столе) и просили денег в долг.  Я по началу многим давал в долг. Потом резко перестал. Никто долг не отдавал.
      В результате калитку закрыл на засов, завёл собаку. Засов сбили, собаку отравили. Теперь у меня во дворе злющая кавказская овчарка, натасканная на агрессивное отношение к посторонним людям, предлагающим ей подачку.

     -- Что-то вам не повезло с местными.

     -- Это не вопрос везения или невезения.  Наши крестьяне – это непорядочный, завистливый и вороватый народец. С ним каши не сваришь.

     Барсуков не стал разубеждать Николая. Бесполезно. Видать местные крепко обидели человека.

     Подошло время отправления вечернего автобуса. Барсуков распрощался с хозяевами, пригласил Николая к себе в гости, в Камары и, сопровождаемый бывшим кэгэбэшником,  потопал на автобусную остановку.

      В гости к Барсукову  Николай  не приехал.  Летней ночью полыхнул сарай, который Николай недавно пристроил к дому.  Тут же занялся и дом.  Хозяева успели вынести из горящего дома лишь деньги и документы. Через два дня Николай со своей женщиной (собаку убили поджигатели) навсегда покинул Шугу.

     То, что это был пожёг, никто не сомневался. Хотя милиция не нашла преступников, все знали, что подожгли Николая два местных гопника.

      В конце лета буря накрыла Шугу. От удара молнии загорелась крайняя изба. Пал пошел от дома к дому. Выгорело пол посёлка.

      Как говорится: «Бог не фраер…» А Николай, наверное, никогда больше не поселится в русской деревне.