Глава 28. Утрата

Мне назначили двухнедельный срок, за время которого я должен был бездействовать, сидя за решеткой. Соседи по камере были уж на диво непонятны и разношерстны. Сама камера представляла собой очень грязное и изрядно смердящее помещение. А еще депрессия увеличивалась от того, что все стены, пол, потолок и даже решетка были покрашены в унылый коричневый цвет. Я сидел на своей лавке и от скуки рассматривал похабные рисунки на стенках, которые в тусклом свете окна выглядели совершенно отвратительно.

В первый же день я обнаружил, что свет нам не включают вообще и стражи ведут себя так, будто мы скот. Нет, они не издевались над нами, просто поражало их безразличие. Также нам выдавали по утрам жидкую похлебку неизвестного происхождения и все, больше ничего. Соседи по камере в основном молчали, некоторых уводили, приводили новых и весь разговор заключался в фразе: «За что», после которого следовал короткий ответ, после чего опять наступало молчание.

За эти недели я чуть не умер от скуки, спасали лишь мысли о Ватрушке и Никитки. Я представлял себе как они плывут на пароходе к себе домой, как ведут себя, как Никитка с серьезным лицом лежит в кроватке, стойко перенося все неудобства, связанные с качкой и в это время у меня с щеки стекала слеза.

В первый день заточения я представлял, как пароход отходит от причала, а печальная Кайя стоит на палубе и с тревогой вглядывается вдаль, надеясь отыскать меня. По прошествии недели, может полторы я уже представлял, как пароход причаливает к четвертому острову и Ватрушка с теплом вспоминает наше пребывание на нем и встречу с моим отцом. Только такие мысли и спасали от того, чтобы я не сошел с ума от одиночества и скуки.

И вот, наконец, срок заключения подошел к концу и я вышел на свободу, пока еще не зная, что мне предпринять для того, чтобы догнать пароход, ведь денег у меня не было на быстроходный катер, или попросту хоть как то попасть на остров Ватрушек, ничего толком не знал.

Я долго стоял на бетонном причале и с тоской всматривался в море, бродил по грузовым пароходам, в надежде, что какой-нибудь из них возьмет в рейс на остров Ватрушек и я, устроившись на него, скажем матросом, смогу через месяц попасть в клан, но все старания были тщетны.

Иные пароходы совершали рейсы в Гавань, где собирались встать на ремонт или перевести туда груз. Другие отправлялись на четвертый остров за дарами природы. Следующие на третий остров для того, чтобы развести по островам оборудование, технику и прочую продукцию острова промышленников, но на самодостаточный первый остров, где находился клан Ватрушек, никто плыть не собирался.

К вечеру мне удалось уговорить сердобольного капитана угольного бункеровщика пустить переночевать. Меня накормили, я в благодарность сказал, что утром отдраю всю палубу до блеска и обещание сдержал, но только к вечеру, поскольку палуба была настолько покрыта сажей, что практически не реально было ее отмыть. Но это у меня вышло, и вечером я опять получил ужин с ночлегом.

Всю неделю я занимался на бункеровщике подсобными работами и был на побегушках, пока в порт не зашел очередной сухогруз, к которому я тут же поспешил.

— У вас куда следующий рейс? — спросил я угрюмого капитана парохода.

— Пока не знаю, — отвечал тот, — поломались немного, — он был совсем безразличен к участи сухогруза. — Если механик скажет, что поломка серьезная, пойдем в Гавань, наверное, — равнодушно пожал плечами и добавил, — пока разгружаться будем, там посмотрим.

— А если починитесь, — не унывал я, — то куда?

— Да планировали на первый остров, — он опять пожал плечами, — через четвертый, там погрузка.

— Ого, к Ватрушкам поедете, — обрадовался я.

— Да к каким еще там ватрушкам, — капитан презрительно сплюнул с палубы на причал. — Говорю же, на первый остров, да еще не известно.

— А работа у вас есть? — с надеждой спросил я.

— Найдется, — он опять сплюнул и закашлялся, — а тебе чего?

— Я готов работать, — похоже удача опять начала поворачиваться ко мне лицом, — кем угодно, только возьмите в рейс, мне нужно попасть на остров Ватрушек.

— Да какие ватрушки, говорю же, что может быть на первый остров, — он опять раскашлялся, — а что ты умеешь делать?

— Я работал на пароходе боцманом, — с этими словами я поспешил достать из кармана удостоверение.

— Поднимайся на борт.

Он очень внимательно изучал удостоверение боцмана, расспрашивал о прежнем месте работы и задавал вопросы, чтобы убедиться в том, что я настоящий моряк.

— Ну хорошо, — решил он. — Пароходом управлять умеешь? У меня рулевой сбежал, сука.

— Ну конечно умею, — обрадовался я, — я же всю жизнь проработал на пароходе, иногда приходилось крутить штурвал, когда заболевал рулевой или отказывал компьютер.

— Да какой там штурвал, — он снова раскашлялся и сплюнул, — у нас манипуляторы.

— Хоть так, но по компасу я умею, — немного неуверенно отвечал я.

— Да ты что? — удивился он. — Ты думаешь что я тебе доверю самостоятельно управлять? К трешнику закреплю если что.

— Так, так, очень хорошо, а что теперь я должен делать? — проявил я деловитость.

— Не знаю, — он был совершенно безразличен, — пойдем оформлю, что ли. Но предупреждаю, что рейс может сорваться.

Расписавшись в документах и выслушав инструкции, я пошел к третьему штурману объявить своему непосредственному начальнику о том, что поступаю в его распоряжение.

— Так, так, — сказал штурман, когда выслушал меня, — выпиваешь?

— Нет, нет, — засуетился я и покраснел, — только иногда.

— Да ладно, — он развеселился, — я никому не скажу. Пойдем на мостик, покажу кой чего, освоишься, да и до Гавани нам с тобой вдвоем куковать.

— Как до Гавани, — у меня похолодело внутри.

— Да вроде окончательно поломались, там хоть, наконец, в запой уйду, пока чинимся.

— Но капитан же сказал что неизвестно еще, — я окончательно огорчился, а штурман насторожился и по всему было видно, что он стремится в Гавань, где, по-видимому, живут его дружки-собутыльники.

— Иди к механику, узнавай, — пренебрежительно кинул он, — потом расскажешь.

Я спустился в машинное отделение, познакомился с механиком и его помощниками, которые подвесив цилиндр на талях, что-то там делали, и поинтересовался перспективами на будущее.

— Да вроде справимся, — отвечал седоусый механик. — Наверное, даже до конца разгрузки. А ты, видать, с третьим стоишь? Поосторожнее, буйный он иногда, все бегут от него.

Наступил вечер, я заступил на вахту и познакомился со вторым штурманом, который руководил разгрузкой, а мой командир так и не пришел на мостик.

Через пару дней унылый капитан собрал всех в кают-компании.

— Значит так, — начал он, раскашлялся и захрипел, — едем на первый остров. Пока еще обкатка, пойдем медленно, штурманам больше среднего не давать, иначе поломаемся опять. Третьему штурману подготовить навигационную карту, боцману собрать экипаж и провести инструктаж, — он еще довольно долго кашлял и, наконец, добавил, — у меня все, теперь слово даю механику, палубная команда может идти по своим делам.

Я решил помочь своему начальнику и поспешил на мостик, тот достал карту, карандаш, буссоль, затем выругался и принялся чертить.

— Иди отсюда, — рявкнул он, — отдыхай, вечером отходим, заступаем в четыре утра, — и я послушно исполнил его приказ, с нетерпением ожидая заветного отправления парохода на остров Ватрушек, а для всех остальных лишь на Остров №1.

Без пятнадцати четыре я проснулся, будучи разбуженным громким стуком в дверь, открыл и увидел усталое лицо молодого человека.

— Вахту сдал, — бросил он и сразу же ушел.

На мостике я обнаружил второго штурмана, с которым познакомился во время разгрузки и матерящегося моего командира.

— Да ты что тут начертил, придурок, — тыкал пальцем в карту второй штурман, — что посадить хочешь тут же мель.

— Да пофиг, — равнодушно отвечал третий штурман, положив нога на ногу и лениво управляя пароходом огромным рычагом. — Иди сюда, — злобно посмотрев на меня, приказал он. — Что, за тебя рулить буду что ли. Курс сто двадцать пять, кардинальная система, если что.

— Исправляй, давай, дятел, — злился второй, — у нас приличная осадка будет, — не знал что ли.

— Отойдем от четвертого, исправлю, — лениво отвечал мой начальник, — куда торопиться то.

— Исправляй, кому говорю, сейчас же, — злился штурман, — капитан всех в клочья порвет.

— Да ты что? — принялся ерничать мой командир, — ты когда его в последний раз в рубке то видел, кроме подходов да отходов?

— Исправляй, говорю.

— Сам исправляй, черт рогатый, — штурман вдруг разозлился, — или думаешь что старше меня, значит все я…

Я внимательно следил за курсом, двигал рычагом вправо-влево и сильно удивлялся взаимоотношениям на корабле. У нас было все по-другому. Наш капитан очень внимательно относился к своим помощникам, всячески поощрял их и ласково журил, да и на вахты своих подопечных частенько захаживал, надолго там оставался и рассказывал различные интересные истории, неспешно попивая чаек. Когда чай в кружке заканчивался, он, кряхтя, вставал и добродушно, похлопав по плечу штурмана, желал всем спокойной вахты. Правда к машинному отделению и палубной команде относился иначе. А тут…

— Иди, долби в двенадцатую каюту, — приказал командир, когда время вахты истекло, — и во вторую, потом спать.

Около полутора месяца мы медленно ползли по морю. После каждой вахты я подходил к карте и смотрел на очередной крестик, поставленный на ней, который означал приближение к острову Ватрушек, брал линейку и вновь измерял расстояние до берега.

Как оказалось, мы везли в одном из трюмов картошку, в том числе и мою, как я надеялся, в других лук, морковь и прочее.

Заступив на очередную вахту, я с замиранием обнаружил приближающийся первый остров, а на следующий день, будучи уже уволенным с парохода, ступил на землю и отправился в клан.

— Ты откуда здесь взялся и почему один? — удивился великий вождь клана Ватрушек. — Где Кайя?

— Не знаю, — растерянно отвечал я, — думал, что уже приехала с Никиткой.

— Да черт побери, что происходит, — разволновался вождь, — какой еще Никитка?

— Это же ваш внук, — ошеломленно отвечал я, — мой с Кайей сын.

— Да где же они? — он проявлял нетерпение.

— Я думал уже приехали, я отстал от них, — не зная как все объяснить, продолжал я, чувствуя сильный страх и тревогу. — Я сюда приехал на грузовом пароходе.

— Пойдем в дом, — хозяин немного успокоился, — там все расскажешь.

— Я привез табак.

— Ладно, потом, потом, — он распахнул передо мной дверь.

Весь вечер и половину следующего дня, я рассказывал вождю и его жене все подробности нашей жизни, стараясь не упустить ни единой мелочи. Иногда к нам подходил Ефимыч, с задумчивым видом слушал мой рассказ и что-то бормотал про себя, а когда я поведал им все что смог, наступило долгое молчание.

— Значит так, — хлопнул по столу вождь, — идем на причал, может выясним чего.
На причале мы ничего так и не узнали, кроме разве лишь того, что следующий пароход прибудет через три дня и отправились обратно, решив встречать его с раннего утра. Вождь бродил по своему участку хмурым и не находил себе места, а лицо его за эти три дня сильно осунулось.

— Ай негодяи, — иногда эмоционально восклицал он, — как они посмели разлучить мужа и жену с сыном, — он окончательно отчаялся. — Где Кайя, — кричал он в ярости, и мне больно было смотреть в его воспаленные бессонницей глаза.

Ефимыч тоже все эти дни до прибытия парохода, стремился постоянно бывать с нами. А у меня уже начали сдавать нервы, и я чувствовал, как схожу с ума от тревоги. На мать Кайи я даже боялся посмотреть, лишь отходил в сторону и рыдал от бессилия, и тогда подходил Ефимыч, взявший на себя роль утешителя, успокаивая меня, давал какое-то лекарство. В эти дни, Ефимыч много для нас сделал, иначе бы все тронулись умом.

— Сынок, — вопрошал вождь ослабевшим голосом, — все ведь будет хорошо?

— Хорошо, — отвечал за меня Ефимыч и вождь, по-моему, не понимал того, что с ним разговаривают.

По прошествии этих тревожных дней, мы рано утром с Ефимычем, вождем стояли на причале и с нетерпением вглядывались вдаль.

Над горизонтом показалась тонкая струйка дыма, меня моментально бросило в жар, я обернулся и увидел как у вождя трясутся ноги, а Ефимыч его старается уговорить пройти и сесть на лавку, но тот как будто ничего не слыша, заворожено смотрит в горизонт.

Подошел пароход и мы мучительно долго ждали, когда все пассажиры сойдут на берег, но Кайи с Никиткой так и не увидели.

— Где вы их прячете, — вскричал обезумевший старик и с этими словами начал вскарабкиваться по трапу, не замечая матроса, преградившего ему дорогу.

Я тоже заразившись безумием, быстро взобрался по трапу, оттолкнув матроса, начал распахивать двери кают в надежде их увидеть, но все было тщетно. За мной бегали матросы, они уговаривали, угрожали, старались применить силу, но я настолько был взбудоражен, что им унять меня было не под силу. Я искал их в каждом уголке парохода, но не находил, даже спустился в машинное отделение, где меня, полуживого, ничего не соображающего вывели под руки, сначала на палубу, потом на причал.

В душе была пустота, я долго стоял на берегу и глупо хихикал, не понимая, что творится вокруг.

— Пойдем, мой хороший, — услышал я старческий голосок Ефимыча, — вождя искать надо, — и покорно подчинился ему.

Искали мы его долго, сначала дома, потом обшарили весь поселок и вернулись опять к причалу, но его и след простыл. Направились вдоль берега и только через три часа обнаружили его. Вождь сидел на камне, низко опустив голову, и как будто дремал.

— Вставай, — тронул его за плечо Ефимыч, — домой надо, — но он не отвечал.

— Идти надо, — упрашивал я, но безуспешно и мы, взяв его под руки, поволокли назад, к дому.

Грустно было сидеть на той веранде, где казалось, недавно веселились, справляя свадьбу. Я немного успокоился и слепо поверив удаче, теперь вспоминал, как мы радовались в этом самом месте, прошел в сад и встал под то самое дерево, где мы впервые поцеловались. Прошел еще дальше, опять к той же калитке, утопающей в цветах, когда мы, взявшись за руки, в первый день встречи, направились знакомить меня с островом. Прошел по той же самой тропинке и обнаружил, что камушки утратили цвет и теперь больше не хотят соревноваться пестротой и красотой с увядающей растительностью. Я долго бродил по этой тропинке и вспоминал прошлое, затем с тоской пошел обратно и попросил тот самый гамак, на котором спал в первую ночь.

Наутро, проснувшись, я похолодел от ужаса. На моем кольце оторвалась гирька и куда-то пропала. Я долго ее искал в траве, но она будто растворилась в воздухе.
Подошел Ефимыч, я показал кольцо, тот грустно покачав головой, снял его с пальца и провел меня в дом.

За столом долго молчали и думали каждый о своем, горестном. Я соображал как отыскать ее, но пока вариантов не находил, но со временем, вспоминая наше свадебное путешествие ухватился за одну деталь.

— Ефимыч, — обратился я к старику, — а помнишь, когда мы с Кайей были в путешествии на втором острове, мы тебя видели в небе.

— Точно, — ухватился за идею старик, — я же вас тоже видел.

— И…

— Да не знаю, работает ли тот аппарат еще, — Ефимыч горестно вздохнул, — Вот знал бы заранее… и к тому же я точно знал, где вы находитесь.

— Так давай же попробуем, — умолял я, — ведь может это и есть последний шанс.

— Пойдем ко мне, — старик встал с места. — Попробуем, может, что и получится, — мы с вождем и его супругой вышли из дома.

В своей мастерской Ефимыч что-то долго искал, собирал и припаивал, наконец, надел на голову обруч, далее положив руку на шарик, закрыл глаза.

— Так, — бормотал он, — посмотрим этот остров, — он медленно начал крутить шар, а мы терпеливо ждать.

— Нет, ее здесь нет, — со временем сообщил он и принялся опять крутить шар.

— На дальнем острове посмотри, — с придыханием просил я, — на дальнем.

— Здесь ее тоже не вижу, — сказал уже под вечер Ефимыч и снял обруч.

— Смотри на четвертом острове, — приказал я.

— Я сильно устал.

Ничего не оставалось делать, и мы побрели домой, заранее договорившись встретиться ранним утром.

В ту ночь мне не спалось и я бродил по острову, опять вспоминая те прекрасные моменты, которые подарила Кайя, часто подходил к тому дереву, под которым соединились наши сердца и, обняв его, тихо плакал. Вождь, по-видимому, тоже не спал, поскольку часто я слышал скрип половиц.

Весь следующий день мы искали Кайю и Никитку по прибору изобретателя. Я даже попросил старика заглянуть на тот злосчастный пароход еще раз, где чуть не потерял рассудок.

— Нет, — под вечер горестно сообщил Ефимыч, — их нигде нет.

— Да врешь ты все, старая сволочь, дай сюда, сам буду смотреть, — и осекся, услышав грохот.

Я очень медленно обернулся и, холодея от ужаса, обнаружил великого вождя, которого навсегда покинула жизнь и рыдающую над телом супругу. Рухнув на колени, я молил бога, чтобы все это оказалось дурным сном, но реальность давила настойчиво и неумолимо.

— Папа, — вдруг улыбнулась вдова и потянула к Ефимычу руки. — Папочка, а как же я? — Старик побелел лицом и часто заморгал. — Кайя, выходи, проказница, сейчас гулять будем с папой.

Нервы не выдерживали, и я вышел во двор.

Хоронили мы великого вождя на холме, в самом почетном месте. Все островитяне собрались проводить его в последний путь. Такой боли, тоски и грусти я никогда не видел до сегодняшнего дня. Осиротевшие Ватрушки горестно оплакивали великого человека, по очереди подходили к гробу, там долго стояли и плакали.

Похороны продолжались и ночью. Я стоял поодаль и с грустью смотрел на факелы, одиноко светящие во тьме, и от этого зрелища сердце пыталось остановиться.
 
Хоронили и весь следующий день, Ватрушки никак не хотели прощаться со своим кумиром.

— Ты знаешь, — Ефимыч положил мне руку на плечо, — так получилось. Ищи ее!

— Как теща?

— Совсем плоха стала, заберу ее к себе, — Ефимыч пустил слезу, — совсем чудить стала, нужен постоянный присмотр. Да, потом зайдешь ко мне за завещанием.

Всю ночь я сидел на том же самом камне, на котором сидел вождь после трагедии и вспоминал.

— Вот и не пригодился я тебе, великий вождь, — шептал я, — но Кайю обязательно разыщу, верь мне.

Под утро я побрел к Ефимычу за завещанием.

— Сынок, — обрадовалась вдова, — ты с Кайей пришел? — Папа, отведи меня к мужу…

— На держи, — поспешно сунул мне в руку какой-то конверт Ефимыч, — и уходи.

На причале я долго изучал расписание и, оказалось, что пароход, плывущий на дальний остров, будет через неделю. Я еще пересчитал деньги, находящиеся в конверте и пошел сначала к могиле, а потом домой.

— Наверное, больше не увидимся, — плакал Ефимыч, когда мы через неделю прощались друг с другом на причале.

— Не говори так, — успокаивал я, — всю жизнь положу, но отыщу их.

— Обязательно отыщешь, приезжайте поскорей, — старик пытался обмануть себя.

Крепко обнявшись, мы немного постояли и распрощались, я же медленно пошел к трапу.

Через некоторое время, я стоял на палубе и с грустью смотрел на удаляющийся остров клана Ватрушек, с теплом вспоминая то время, когда пытался отгадать содержимое сверточка, который мне вручил с намеком на табак Великий вождь клана Ватрушек, а по совместительству человек, подаривший мне Кайю.

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2018/05/06/556