Солнце мая

Май — самый трудный месяц.

Вот сижу, вроде бы, на скамейке во дворе. Тепло наконец, солнышко выглянуло. А толку? Аллергия. С ног валишься от всех этих цветов. Еще спасибо, что живой.

А мимо тут проходит знакомый. Петей его звать. Петя самый усталый из всех, кого я знаю. Рубашка измятая, лицо не лучше, глаза — боль и тоска этого мира.

— Что ты, Петь, — спрашиваю, — Давно отдыхал?

Петя много работает. Ему надо содержать больную сестру и старого отца. И вот сейчас он смотрит на меня с жестокой усмешкой. Понятно, что я глупость сказал. Отвечает:

— На том свете отдохну.
— Да, Петя. Май — самый трудный месяц.

Сел он рядом. Ноги вытянул. Смотрит в небо. Молчит.

Я тоже молчу.

Мне говорить больно.

Хлопнула дверь подъезда. Вышел дед, имени которого никто у нас не знает. Безымянный дед.

Прошел до скамейки нашей, да и упал на нее, или сел. Так сразу и не скажешь.

Вроде, сел. Ничего нам с Петей не сказал. Потом предложил закурить, а когда мы отказались, закурил сам.

Так и сидели. Вдыхали дым и ядовитый воздух, ловили лицами вернувшееся солнце, уже совсем почти летнее, но хуже. Очевидно, был май.

Дед брякнул:

— Опять пятое. Вот уже третий год, считай.
— Чего ты, Дед? — спросил Петя, впившись острым взглядом в старика.

Старик кинул сигарету, растоптал ее ногой и сказал спокойно:

— Третий год, как бабка моя умерла.

Понятно, что ему нужно было это сказать. Он не ждал большого сочувствия. Только пары слов, но и те бы успокоили старую душу. 
Как иногда нужны эти пары слов...

— Крепись, дед. Май — самый трудный месяц.

Он кивнул благодарно, и так мы сидели еще минут двадцать: каждый думал о своем.

Я, молодой и свободный, но больной.
Петя, сильный и крепкий, но скованный обстоятельствами.
И дед, чье имя уже никто не сможет произнести.

Мы были такие разные, и проблемы, жрущие наши нервы, были совсем не похожи.

Всем нам отчаянно верилось, что у других, конечно, лучше. Другим, конечно, легче. Проще.

Что другие могут смотреть на майское солнце без слез.