Камни и люди. Глава 16

Мне вспомнился пионерский лагерь все с тем же названием «Изумруд». И мы  старались сбежать к пруду и искупаться. И нас также предупреждали быть осторожными в воде. Веселое и интересное было время. А какие песни пели!


                « Взвейтесь кострами синие ночи
                Мы пионеры дети рабочих
                Близится эра светлых годов
                Клич пионеров, всегда будь..»
               
Я тоже был ко всему готов и участвовал во всех запланированных мероприятиях пионерского лагеря. На сцене открытой киноплощадки  пел в хоре, в свободное время гонял мяч, играл в настольный теннис и, конечно, купался и рыбачил. Для купальни существовало специально отведенное место, а рыбачить можно было где угодно.
 
Как и поселок, лагерь назывался «Изумруд». Было это в год, когда над землей пролетел Юрий Гагарин.  Лагерь стоял на высоком берегу пруда, который образовался после возведения плотины на реке Малый Рефт, возле местечка Старка. Именно сюда стекала река огибая Изумрудные копи.
В центре лагеря, на горе находилось административное здание, помещение столовой, а вниз к пруду параллельно друг другу двумя рядами располагались шесть одноэтажных корпусов, в каждом размещался отдельный по возрасту отряд. В одной половине корпуса проживали ребята, в другой девчата. Мой отряд четвертый. Впечатлений много, а новых друзей еще больше: Витя Киселев, Валера Черепанов, Валера Гринберг, Витя Клочков. Все малышевцы и замечательные баскетболисты, что меня устраивало. Плохо то, что резвиться, в свое удовольствие чаще не разрешали и на любимое занятие оставалось мало времени. В лагере существовал жесткий распорядок: утром линейка, подъем флага, выдвижение строем на завтрак и так целый день под барабанный бой. Я, к то времени уже изрядно натренированный, уверенно выбивал дробь отрядной песни. В 1998 году лагерю «Изумруд» исполнилось 40 лет.

От лагеря осталась память на безымянном пальце левой руки. Дело было так. Во время дежурства в столовой попалась на глаза пудовая гиря. Дело молодое, вот и решил потренировать мышцы. Все ничего, только гиря из мокрой руки выскользнула и ударила по пальцу левой руки, которой я хотел гирю поймать.
Много позже, когда считал «удары судьбы» на своем теле, выяснилось, что все они пришлись по левой части тела. Вначале досталось ноге, потом руке и снова ноге. Следующая травматическая серия началась с головы, руки и завершилась на ноге. Иначе это не назовешь, как «левый уклон». Про самый главный удар «с лева» и пойдет следующий рассказ.
Зимой, еще до лагеря, случилось несчастье. В кампании с братьями Мартьяновыми  я катался на лыжах с горок бывшего Троицкого прииска возле поселковой больницы. Для пацанов, образовавшийся от выработки карьер, казался глубоким и они с затаенным духом мчались на лыжах вниз, выписывая разные повороты, и прыгали с самодельных снежных трамплинов. Кто-то предложил проложить лыжню между штырями железной арматуры, оставшейся с давних времен. На трассе один из железных прутьев торчал посредине лыжни, то есть по ходу движения его нужно было пропустить между ног. Сверху, с горки этот прут казался не высоким, но когда я полетел ему на встречу, железяка торчащая из снега, все время увеличивалась. Я испугался налететь на него животом или зацепиться отяжелевшими от намерзшего снега штанинами. Решил отвернуть, но не успел и врезался в стылую железяку левым бедром.

Очнулся на снегу, рядом толпа краснощеких ребятишек. Смотрят на меня сверху, шушукаются, а кто-то проговорил:
 - Смотри, мясо торчит.
Глянул я на свою ногу, а точнее, на отвисший на лоскуте кожи кусок ноги и снова потерял сознание. Прибежали родители, нашли сани и повезли покалеченного в больницу. Когда рану промывали и штопали без наркоза, я кричал от боли на всю округу.
- Кость целая, это главное, а мясо нарастет, - успокоили меня после операции деревенские эскулапы.   
 - До свадьбы заживет, - добавила тетя Клава Бурмакина, главный врач и Алькина мама.  Я успокоился и вечером в этот же день пытался даже выйти из палаты посмотреть телепрограмму, за что получил от сестры нагоняй. В то время в поселковой больницы, под руководством Клавдии Петровны, дружно трудились фельдшера Бурдина, Гауэрт. Анализы принимала Буня Борисовна Белоглазова. Она была из евреек и трудилась еще со времени, когда больницей руководила Федосия Модестовна, а потом Эзергина.

 Прошла неделя пребывания в больнице, боль не проходила, рана не затягивалась, и её синюшный вид врачам нравился все меньше и меньше.  Повезли на Малышева. Хирург осмотрел и заключил:
 - Начинаем лечить сначала. Позвал сестру и дал ей соответствующие инструкции. Что за инструкции, я понял позже. На этот раз операция началась с уколов в больную ногу, прямо в рану. Пришлось снова долго кричать. Успокоился, только тогда стали, как по дереву, разрезать старые скобки, мыть рану и снова её зашивать. Боль вернулась уже в палате и сохранялась до тех пор, пока  совсем не поправился.
В палате находилось несколько молодых солдат из стройбата, по национальности грузины. Их привезли строить поселок, а тут мороз под 30 градусов, многие и перемерзли.  По-русски не знали ни слова, только головой кивали в знак согласия или отрицания, когда им показывали блюда из столовой.   Вместе с ними я встречал Новый Год. Елка стояла на третьем этаже больницы, подарки приносил отец.  Мама  в это время тоже болела.

В то время сестра училась в Горном техникуме. Она приходила навестить и принесла в подарок коробку цветных карандашей.  Тридцать шесть штук. Это же просто чудо! С этого времени я и приобщился к рисованию.
На выпуск в восьмом классе мне сшили первый и последний костюм. Были костюмы и потом, но уже магазинные. В тот раз я был очень осторожным, особенно, когда за столом угощались компотом. Но вначале были поздравления и всевозможные, традиционные развлечения в спортзале - танцевали польку и краковяк. В догонялки вокруг живого круга и  в ручеек - школьные забавы 50-ых годов, уже не играли. Детство осталось позади.
Впереди ждал девятый класс в новой школе № 3 на улице Азина поселка им. Малышева. Поредевшие классы двух изумрудских восьмых классов объединялись в один, так как некоторые однокашники поступили кто в Горный техникум, кто в медицинское училище города Асбеста, а кое-кто пожелал получить специальность в ремесленном училище, которое тогда называлось ФЗУ.

 Изначальная школа в поселке Малышева, как филиал Изумрудской, начала действовать с 1930 года. В деревянном здании были открыты начальные классы. Было три классных комнаты. Первым учителем был Алексей Степанович Слободчиков, погибший в годы войны. В 1932 году школа стала самостоятельной начальной, а 1936-1937 годах открылся пятый класс.
В 1932 году в школу поступила Наденька Лебедева, дочь портного Лебедева Василия Михайловича.
-В школе был струнный кружок, - вспоминала бывшая первоклассница. Руководил им учащийся техникума Брылин Николай Егорович.  Гитары, мандолины, балалайки, скрипка и даже барабан. Инструментов хватало, весело ребята играли. Жалко, что с войны не вернулись.
В 1952 году было организовано семилетнее образование, уже в школе № 3. Ее директором стала молоденькая Лидия Ивановна Макарова. Вместе с ней начала трудиться Эмма Григорьевна Толстая. Средняя школа с десятилетним образованием открылась на ул. Мопра в 1953 году. Об этом вспоминала заместитель главы администрации поселка Алла Худышкина. Именно в этом году она пошла в первый класс.

Позже мне открылось, что Лидия Ивановна Макарова (Титова) родилась в 1927 г. на ст. Баженова и выросла под стук колес паровозов и вагонов. В 1936 г. семья переехала в г. Асбест, а потом в пос. Изумруд. Здесь ее приняли в пионеры, училась отлично и была награждена путевкой  в Артек.
В 1941 г., когда Лиде исполнилось 13 лет, папу и брата забрали на фронт. Осталась она одна с мамой. В 15 лет уже работала бухгалтером, вожатой в пионерском лагере. Там она и решила стать педагогом. Поступила в Свердловский педагогический институт на географический факультет, посещала  секцию альпинистови даже поднималась в горы на 3 тыс. метров.
После института приехала в Асбест в школу № 5. С работой справлялась и ей предложили стать директором на Малышева. В 24 года она стала директором небольшой школы, где обучалось 210 учеников и трудилось 17 учителей.
Многие не помнят, но в 1942 году в изумрудный край  привезли детей Детского дома из Астрахани. Пришлось подремонтированную  школу поделить на две части. Трудное было время. Приходилось самим пилить лес, колоть дрова, топить печи. По другим данным «Изумрудский детский дом», так он официально назывался, разместили в детском саду  № 8.

Дети следовали с Житомира, через Астрахань, многих подбирали по пути. За старшего у них была Анна Николаевна Сиденкова, воспитательница Белик и другие. Поначалу организовали три дошкольные группы по 25-30 человек.
Продукты по карточкам получали в г. Асбесте, хлеб по 300 грамм на ребенка в Изумрудской пекарне, молоко привозили из колхоза «Трудовик» в Шамейке. Для Детского дома был отведен огород, выращивали овощи, воду возили  с водокачки, что находилась у магазина № 3. Детский дом расформировали осенью 1946 года: у кого родители нашлись, кого отправили в места по их бывшему месту жительства, кого взяли на воспитание посторонние люди.
Воспитательница Детского дома Мария Александровна Кузнецова жила с родителями в поселке Изумруд. Было ей тогда 19 лет, до этого работала в «солевом» цехе на Малышева. После 1946 года окончила Асбестовскую двухгодичную медицинскую школу, работала в Изумрудской амбулатории. В 1963 году изумрудцы ее выбрали в Малышевский пос. совет, где она занимала должности секретаря и заместителя председателя совета.

В школе № 3, которая  находилась на улице Мопра, напротив старой двухэтажной больницы, училась и в 1955 году  окончила десять классов сестра Лида. После Асбестовского техникума она хотела поступить в Уральский политехнический институт на строительный факультет, но по стечению обстоятельств оказалась в Горном институте, на обогатительном факультете. Этому способствовали закрытие НИИ «Гипрошахты», где она работала после техникума, и ее вынужденный переход на  Шестую обогатительную фабрику.
 - Лида, а кто такой обогатитель? - как-то я спросил сестру.
 - Зачем тебе это? - ты же не горных дел мастер.
 - Интересное слово. Обогатить — это что? Кого-то богатым сделать?
 -Богатым, богатым. Вот как начну трудиться на новой фабрике, так денег девать будет некуда. Буду жить как у Бога за пазухой.
 -Вот и я думаю как обогатишься так станешь ближе к богу, то есть богатой. Бог, богатство. Получается, что богатый человек  ближе к богу.
 - По звучанию слов так получается,  хотя это далеко не одно и тоже и даже совсем не одно и тоже, - со знанием дела пояснила сестра.

      На  праздничных школьных вечерах для ускорения знакомства играли в почту. Организаторы мероприятия, естественно девчонки старших классов, которые к знакомствам тянулись больше всех,  раздавали половинки открыток с пожеланиями найти другие, указывался их  условный почтовый адрес. На самотек знакомства не пускали. Девчонки ушлый народ. Кто с кем хотел познакомиться, тому и определили свои половинки.  Назначенные почтальоны бегали от одной половинки к другой и разносили записки с объяснениями и пожеланиями встретиться в назначенном месте.  Моей парой оказалась Аля Тимухина из одиннадцатого класса, пришлось после танцев провожать ее на улицу Мопра.
 -  А что такое Мопр, вы знаете? - спросила  новая знакомая.
 Я, конечно, не знал. Выяснилось, что МОПР это «Международная организация помощи революционерам».
 
- Какие же на Малышева  революционеры! - удивился я, - их уж давным давно нет.
- На Малышева нет, а в других странах есть, например в Китае.
- А что в Китае революция? - уточнил я
-Конечно революция, вот мы китайцам и помогаем. Не наша улица, конечно, а кому положено в этом МОПРЕ. По жизни помогать Китаю пришлось мне. Это случится во время службы на границе.
Знакомство имело продолжение. Молодежь тогда осваивала первые магнитофоны, собирала детекторные приемники, увлекалась музыкой и танцами. Настала эпоха ВИА - Вокально-инструментальных ансамблей, все повально влюбились в Сергея Есенина и читали его разухабистые стихи: «Выткался над озером алый цвет зари», «Не жалею, не зову, не плачу».  Молодых охватил гулящий дух «Москвы кабацкой» с нэпманами и проститутками, с картами и вином. Ребята влюблялись, и пижонились, старались походить на своих придуманных героев и нравиться девчонкам.
 
На уроках литературы Есенин был совсем другой: «Нивы сжаты, рощи голы. От воды туман и сырость. Колесом за сини горы, Солнце тихое скатилось...».
Как раз случилась революция на Кубе. «Куба любовь моя....» распевали мы дружно, в знак солидарности и любопытства покупали в магазине и пробовали на вкус кубинский ром и ликер, курили крепкие сигареты «Партагос». От всего перечисленного голова кружилась и желудок, порой, выворачивало наружу. Кажется, в то лето мы провожали в армию старшего товарища Колю Бибенина. Он жил на Сретенке. Пришлось заночевать в компании и пропустить школьный день.
Благоустроенный, чистый поселок Малышева казался мне настоящим городом. Все в нем было целесообразно и удобно. Рядом со школой находилась контора  Малышевского рудоуправления (МРУ), дальше почта, аптека, шикарная столовая в два этажа и дом культуры. Знакомство с последним началось со спортзала, где изумрудцы занимались баскетболом в группе Романова, далее следовала библиотека, а затем танцевальный зал и оркестровая комната.

Руководил оркестровой группой  низенький, бледный, несколько рыжеватый и неуверенный в себе, лет тридцати  мужчина по имени Анатолий. По слухам, ранее играл в Свердловской филармонии третьей трубой. Что-то в его в жизни не сложилось, и он приехал в поселок, скорее всего, ради квартиры, которую ему пообещало предприятие. Когда знакомились, я рассказал ему о тяге к барабанным делам и кое-что изобразил из пионерских навыков и домашних заготовок. Мне разрешили приходить и участвовать в репетициях в качестве практиканта. Можно сказать, счастье привалило.
Появились новые знакомые:  Володя Вдовин, Миша Яковлев, Алик Шмыков, Боря Сайфутдинов, Толя Боровских. Музыкой руководила «третья труба», ей подыгрывали: два саксофона (баритон и альт), электрогитара, тромбон, кларнет, контрабас, ударные. Играли на танцах, гастролировали с концертными группами и бывало обеспечивали похороны. Увеселения и поминки случалось заканчивались выпивками.  Водку тогда не признавали, коньяк тем более. Популярностью пользовались дешевые номерные портвейны, прочие красные крепленые вина, часто продаваемые в разлив. Закусывали чем Бог послал.

Оркестровую группу, по другому ансамбль, привлекали к различным торжествам в поселке и к шефским поездкам в соседние населенные пункты, воинские части, санатории и дома отдыха. Я тесно подружился с контрабасистом Аликом Шмыковым. Нас объединяло увлечение не только музыкой, но  и рисованием, Толя жил на Изумруде в конце Клубной улицы и я частенько бывал у него в гостях. Рисовали этюды, натюрморты - акварельки. Несколько лет спустя Алик устроился работать оформителем-художником предприятия. Его мастерская располагалась в помещении дома пионеров, куда я из интереса заглядывал и завидовал старшему товарищу, занятому любимым делом.
Музыка это танцы, а танцы это радость жизни. Жизнь била ключом и с эстрады, с самой ее вершины, где расположился я с ударными, это прекрасно ощущалось. Ударник не просто бил в барабаны, а держал нужный ритм всего происходящего в зале с большими колоннами. Звучали ритмы «Дикого запада» и мелодии наших модных на то время исполнителей. Певцами – кумирами в то время были Кристалинская, Горобец, Магомаев, Барашков, Лариса Мондрус, Ободзинский, Идита Пьеха и ансамбль «Дружба». В авторитете находился грузинский коллектив «Ореро». Лучше композитора  чем Бабаджанян, не существовало.

Эстрадная музыка в то время пользовалась безумным спросом.  Были случаи, когда модные шлягеры, записывались на магнитофоны с международных соревнований по фигурному катанию на льду, где танцы отличались экстравагантностью.  Происходило это чаще на показательных программах, к которым ребята готовились заранее. Также ждали телевизионные «Огоньки», передачи «КВН». От них молодежь была без ума.
Действовал и школьный клуб КВН. Одной из темой соревнования между классами стала песенка «Текстильный городок».

                « Городок наш ничего
                Население таково
                Незамужние ткачихи
                Составляют большинство».

Мой 9-й «Б» класс защищал песню, а одиннадцатый критиковал ее, считая бездуховной. Победил девятый, которым незамужние ткачихи понравились больше чем соперникам. Первый «Огонек», по другому школьное «Кафе» проходило в поселковой столовой, на втором этаже. Как и в телевизионной программе, приглашенные сидели за столиками, пили кофе, танцевали, слушали музыку и участвовали в концертной программе. Такого никогда раньше не случалось. Пальма первенства в учреждении «Огонька» безусловно, принадлежала Валерию Михайловичу Харитонову, поэту, журналисту и школьному преподавателю по физической культуре.

Малышевские школьники были ему благодарны за то, что он свалился на их голову.  Уже тогда, как принято сейчас говорить, у него имелось «новое мышление». Заключалось оно в равенстве общения со школьниками, доверии, отказе от всякого снобизма и бюрократии. Школяры годились Валерию в дети,  но он старался этого не показывать,  его устраивала роль  старшего брата, а если точнее, опытного друга. Привлекательный внешностью спортсмен - он увлекался классической борьбой и вел соответствующий кружок. Раскованность в действиях, чувство собственного достоинства, неординарность поступков, все это так не гармонировало с окружением.
Позднее выяснилось, он имел отношение к еврейской национальности, к другой,  неизвестной многим, системе воспитания. Примечательно, что мать его заведовала в поселковом Доме культуры. В поселке  проживало много еврейских семей. К ним относились Шапиро, Гольдштейн, Гринберг, Изергин и некоторые другие. Для нас тогда еврейского вопроса не существовало. Мы не знали и не интересовались его историей. Несколько позже еврейская тема стала весьма популярной. Пошли анекдоты, но многих фамилий в поселке уже не стало. Люди разъехались, получив, как говорилось в одном анекдоте, «медали за освобождение Одессы». Уехали кто куда,  часть в Израиль, как Валера Гринберг. Уйдет и Валерий Михайлович, и не будут больше проводиться такие замечательные вечера как ранее. «Хрущевская оттепель» закончится,  настанут другие времена.
 
В то время и чуть позже велись разговоры о том, что до «Семидневной войны» Израиля и Египта, уральские изумруды на внешний рынок поступали через посредничество фирмы израильского магната Иона Бен Иона. Победоносная для Израиля война 1967 года имела прискорбные последствия для предприятия МРУ и сбыта изумрудов. СССР разорвал дипломатические отношения с Израилем, покусившемся на братский Египет.
С этого времени с предприятия стали исчезать евреи специалисты, а с ними канули в лету поставки  изумрудов в Израиль.
Что касается евреев. Оказывается, еще Плеханов предупреждал, что все евреи шовинисты и националисты и, что у русских нет опыта ведения с ними дел, а это может привести к захвату ими партии и государства. Так, впрочем, и получилось. При образовании ЦК РСДРП (б) русских было трое, евреев - девять. Первое советское правительство состояло из 22 наркомов. Из них русских - трое, грузин - один, армян - двое, евреев - шестнадцать. ВЦИК, избранный на первом Всероссийском съезде Советов, кроме Ленина, состоял из евреев.
 
В 1918 году в Петрограде партийно-государственный аппарат состоял из 556 евреев и 14 русских. Кроме того, в коллегии  по иностранным делам из сорока пяти человек Чичерин был единственным русским. Радек знал всего четыреста слов на русском языке, однако это не мешало ему стать главой советской печати. Одно время сельское хозяйство  в нашей стране возглавлял Яковлев (Яков Аркадьевич Эпштейн). Он и организовал раскулачивание. Не зря утверждал Наполеон: «Сила евреев не в них самих, а в их организованности»,
В ходе красного террора расстреляли десять тысяч потенциальных «врагов» советской власти, цвет русской интеллигенции. Евреев, как ни странно, среди них совсем ничего. После революции в Москве уничтожили более трех тысяч памятников культуры, в том числе Храм-спасителя. Каганович даже издал приказ об уничтожении храма Василия Блаженного. Вот что тогда писала газета «Правда»: «Русь сгнила, подохла, царство ей небесное! Мы должны выбросить из головы национальную точку зрения».

И для создания нового, интернационального, проеврейского государства имелись основания.  До революции в России проживало более чем где-либо евреев – 5 миллионов 600 тысяч человек. Еще Дюринг писал: «В России больше всего проживает евреев, сионисты планируют создать еврейское государство именно в России».
И тогда и позже они составляли не худшую часть государства, делали революцию. Но случилось то, что случилось. И кто разберется в хитросплетениях исторических событий!