Пока помнит последний

Еще в электричке я начала шутить, казалось, чем больше «наплюешь себе в душу», тем легче воспримется ожидаемое…И правда смеялись, и даже казалось, что легче становится, вот только удивленные глаза своего ребенка немного возвращали к реальности…А ночью были тяжелые сны и прямо с утра эмоциональная атмосфера сгустилась до шторма или урагана. А в лесу наоборот было тихо и спокойно, погода стояла по настоящему летняя, и я до последнего отказывалась верить в намерение мужа и вообще в происходящее. Но всё случилось и произошло, муж стал могильщиком и самостоятельно принялся за переустановку могильной плиты, и вообще переделки всего, что казалось ему неправильным на могиле моего отца. От внутреннего возмущения, что захватывало меня с головы до пят, не в силах выносить то, что не умещалось у меня в голове, от отсутствия возможности уйти куда глаза глядят, отвернулась спиной к творимым в моем представлении бесчинствам. Моя дочка через какое-то время тихим голосом лишь спросила у меня, на сколько глубоко зарывают покойников…Удивившись этому вопросу, и рассеянно ответив той, что - на два метра, я наконец обернулась, и застыла от увиденного, и правда могильный холм был немного срыт, и все мраморные элементы памятника и сама плита были отставлены в сторону, так что стало казаться, что двери в загробный мир больше не существует. На кладбище стояла совершеннейшая тишина, даже дятел, что стучал где-то недалеко, неожиданно замолчал. И тут я поймала себя на мысли, что энергия моего давно умершего отца здесь совершенно не ощущается, его здесь нет, пусто тут, мы пытаемся сберечь сейчас только старое платье, что он сбросил когда-то за ненадобностью, и мы не его, а  - это платье зарыли на два метра, а теперь охраняем… Муж тем временем, принялся разводить что-то из песка и цемента и, сверяя то ли с линейкой, то ли еще с чем, стал создавать площадку для будущего постамента, и делал это так усердно и старательно, что я не в силах оторвать взгляда от его рук, воскликнула, что он будто человека сейчас запирает, и тут же почти поперхнулась, не в силах представить, как реальный человек вообще может встать из земли, если он не мифический герой. И всё-таки постаменты постаментами, но мы близкие люди, по моему глубокому убеждению, не должны так близко подходить к границе, что существует между людьми живыми и мертвыми, - на это есть настоящие могильщики и им виднее, что делать на кладбище и как…А иначе всё начинает походить на святотатство, должно оставаться что-то невидимое для глаза обывательского, иначе включаются мысли, которые трудно, почти невозможно перенести и остается только «плевать себе в душу», чтобы не замараться. Но у мужа своя правда, он всегда говорит, что не нужно быть святее Папы Римского, может и прав, иначе всё оборачивается лицемерием и ханжеством. И теперь на кладбище я уже не ищу своего отца, его там нет. И вероятно, что подобное я всегда чувствовала, если я изначально не захотела переносить его образ на мрамор и сразу же отказалась от каких-либо фотографий, нет там ничего живого, одни напоминания об утраченном. Я теперь уже точно знаю, что настоящая память о человеке жива, пока жив последний, кто будет помнить о нем.


Рецензии