Бирюк

      Родимая сторона, родимая сторонушка, она должна быть у каждого, кто хотел бы оставить после себя добрый след в памятливом сердце своих сограждан-земляков. Она есть у каждого человека, если он не манкурт и душу не продал дьяволу. Будь он самым богатым нуворишем или самым убогим люмпеном, скребнет кой-когда его сердце человеческая тоска по родимой сторонке. Вспомнит он о душевном прикосновении материнских губ к своему теплому лобику, когда засыпал в своей люльке. 
Да и сердце ж не камень, иной раз так заклокочет, вырваться наружу хочет и слышатся в нем гортанные звуки, издаваемые стрепетом перед гоном. Неодолимая сила потянет его в те места, где он впервые увидел первоцвет земли, коснулся пальцами травку во дворе, ощутил себя человеком, сделал первый, неровный шаг в отмеренную ему жизнь. И никакая сила не может притормозить его бег к родным пенатам. Воспетая любовной и духовной теплотой и милым сердцем бескрайняя наша донская степь необозримо раскинулась во всю ширь и невозможно её так просто объять человеческим взглядом. Какие широкие просторы открыты для обзора, какая голубизна над головой. Вот она краса души и сердца: заросшая ковылем, пропахшая самыми душистыми травами донская степь манит и притягивает к себе, когда идешь по ней распаханой, вперемежку с целинной и каждый раз как бы извиняешься за то, что безжалостно топчешь ногами её травяной покров.
Это вся палитра степной травы и есть одежда земли, её платья, топики, сарафаны, кофты и шубы. Всё это дорогое убранство земли не подделка заморская, а самое что не на есть краса труда человека и плодов земли: бескрайние золотистые пшеничные поля, зонтичная душица, чабрец, бессмертник, цикорий с голубыми глазами-цветочками, железняк с темно-фиолетовыми соцветиями, шалфей, не покорные ветру кусты донника, колючего татарника. Слов не хватает описать неземные красоты родимого края. В нем видятся те самые прошлогодние суходольные бодылки и стерня, утратившие свою первозданную красоту весеннего явления в этот мир. Это отдельно стоящие наперекор ветру и жаркому солнцу дички груш, вязов и кусты терновника и шиповника. Поджарившись под летним солнцем, загорелые и посеревшие в круговерти природных катаклизмов, но пока еще не побежденные, не сломанные степными ветрами, тянущиеся своими метелка и высыхающими веточками, цепляющимися точно руками за обувку и одежду бредущего в сей необъятной шири человека по своим мирским делам. Это ж они нам так кланяются и подают знаки: возьмите наши зернышки и брось в благодатную землю, нам хочется жить и приносить вам пользу. Продлите жизнь нашу в будущих потомках. Сердце радостно всколыхнётся, трепетной волной окатит душу от ощущения красоты природной. Вся эта красота предназначена всему живому, в том числе зверушке травоядной и человеку, других таких разумных существ на земле нет. Вот отсюда вызревает в человеке святое чувство любви и к нашей великой Родине, чувство, имя которому – патриотизм.
Вот травка поникла, там жизнь остановила свой бег, тут воздух застыл, природа замерла, живительная капелька росы тоже слегка застыла, а потом двинулась по травинке и скатилась на землю. Подарила ей капельку живительной влаги. Кругом загорелые, буро-зеленые перекаты, балок и оврагов со своими тихими ложбинками, дальше после них равнина с туманной далью и опрокинутым над ними небом. Опрокинешься на спину в радостном мгновении посреди этой шири и дали, и замрёшь в её объятьях. Небо в степной шири, где нет лесов и высоких гор, кажется страшно высоким, и от неё веет какой-то неопределенностью, которая охватывает цепенеющей бесконечной тоской душу. Эх, жить бы да жить, что ещё человеку надо. А тут тебе всякие разные политические и экономические коллизии: перестройки, кризисы и катастрофы. Голова от них кругом идет, спокойно жить не дают. С трудом усваиваем или вообще игнорируем старинную притчу: искусство- вечно, а жизнь- коротка. Бросишь взгляд хозяйственника и сердце кровью обольется. Какие мы безжалостные варвары и грабители, с каким злым сердцем обращаемся с нашей матерью-природой. Лелеять надо эту землю, любить и беречь во всей её красоте, независимо от времени года. Не топтать, летать над нею и петь ей песни радости. О том великом счастье, что ты живешь с ней и всегда благодарен ей за своё появление в этом родном для тебя краю и вообще в мире. Редко какое сердце не заколеблется, не вздрогнет, а останется равнодушным и мертвым к восприятию окружающего мира.
Живой хранитель природы шёл по степной шири в поисках охотничьего счастья, приминая жухлую траву степи и растелившихся перед его взором ложбин Кондратьевской и Орловских балок. Высоко в небе и тут рядом на земле царила какая-то особая тишина на границе раздела, конца лета и наступающей ранней осени. Наступило время, когда птицы собираются в стайки и улетают на юг, а проворные синицы и стрижи пока ещё посвистывают, что-то держит их порыв, понравилось им здесь, да вон на дичках яблонь и груш порхают с ветки на ветку говорливые не в меру сороки – предвестники осени и разведчики живности. В лощинах и оврагах, спрятавшись от буйных ветров вязы, карагачи, дубки, тополя и примкнувшие к ним кусты терновника, бузины, рябины и шиповника, которые кой- где ещё не тронуты осенью, стоят пока ещё зеленые. Лишь изредка на них просматривались отдельные листочки багряно-золотистого и рыжего цвета. В сем растительном круго цвете чувствовалась какая-то усталость, покорность судьбе, когда стремительный миг жизни уходил в прошлое, когда отгремели летние грозы, отцвели у подножья цветы, высохла серебряная роса. Хутор на этом месте, когда –то был с интригующим названием -Рубашкин. Исчез с годами, растворился в небытие, рассыпался до неузнаваемости так, что и следов жилой мощи не осталось в помине. Как исчезают и умирают сейчас деревеньки и хутора не только на Донщине, но и по всей Великой Руси. Жизнь течет и всё со временем меняется. Правду люди говорят, что нельзя дважды войти в одну и туже воду в ручье. Вокруг стояла полу-дремная пустота и тишина. Осень не за горами. Золотые ленты скошенных полей густели, сплетаясь в дивные узоры. Загляденье только. И всё-таки есть что-то грустное в этой осенней красоте. Ведь скоро налетит набирающий силу холодный ветер, словно беспощадный вор, сорвет с деревьев все листочки, а затем будет зудеть нескончаемые суровые песни зимы. Вот и завершился ещё один круг жизни, природа берет своё. Одно слово круговорот живой природы, выбора нет, и ждать больше нечего…
По этой необычно красивой степи шел человек, рядом с ним неизменный спутник его охотничьих прогулок бежал, часто дыша с высунутым языком, спаниель по кличке Бибуш. Липучие кожушки и семена череды оставили свои отметины на его длинных ушах и хвосте. Хозяин назвал его в честь американских президентов, к которым испытывал антагонизм и нелюбовь. Человек шел неторопливо, посматривал по сторонам в поисках дичи, на которую было разрешена охота. Вальдшнеп и два витютня уже нашли своё место в рюкзаке. Осмотрев небольшой овраг и кустарник терновника, человек вышел на пригорок и достал из-за спины легкий складной из алюминия стульчик и присел на него, раскинув в сторону ноги. Надо передохнуть, собраться с мыслями. Так сидел он минут десять, усталость потихоньку сходила на нет. Вдруг он услышал какой-то гортанный птичий голос. Он приподнялся и посмотрел вокруг и на небо. Он увидел явление природы, одно из её чудес –стаю журавлей с мелодичным всегда волнующим птичьим гортаньем неповторимые голоса. Он посмотрел в небо и увидел прямо над собой косяк журавлей, скорее всего бесформенную массу кружащихся птиц, стремящихся выстроиться клином. Птицы кружились, ломая порядок, словно водили хоровод, а может быть проводили собрание по выбору вожака. Затем стая стала выравниваться, растягиваться клином. Однако перестройка не нарушала ход полета их в сторону юга. Это только в нашей стране перестройка оказалась гибельным делом. Он много раз в своей жизни наблюдал летящих в небе журавлей, но в этот раз они вели себя по-иному и красиво. Какое-то радостное чувство отозвалось в его душе и тут ему пришли на память слова из стихотворения переложенного на песню Расула Гамзатова: «Мне кажется порой, что солдаты с кровавых не вернувшихся полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей… .» И почему-то сжалось тоскливо сердце от щемящей боли об утрате прежней жизни, друзей товарищей, жаль стало себя за бесцельно прожитое, страну, которая погибла в перестройке. Журавли улетели. Пролетели, как эта стая журавлей, его годы. День угасает, и сама жизнь близится к концу. О чем жалею? О прошлом? Но наше прошлое остается с нами всегда и умрет вместе с нами. В молодости успехи надежды, мечты и ожидания двигали нас в будущее. Настало время –будущее теперь остается с молодежью. И уже нет настоящих дел, теперь уж каждую минуту ждешь конца, ты одинок и ничтожен, светоч жизни гаснет с каждым днем в этом обществе не остается места для твоего полета. Знаю, что журавли весной вернутся назад, принесут обновление, появится новое поколение и новые силы, которые обновят жизнь. Только прошлое и молодость невозможно вернуть назад. Не получается такое у людей –хочется научиться и жить –по-хорошему, а зачастую выходит пшик. Судьба ведет нас по жизни, надо просто-пережить осень, потом зиму.  Очень нелегко всё это дается, но надо жить в радости ожидания, которые могут принести новые надежды и мечты. Может быть ещё не всё потеряно и порох в пороховницах как будто есть? Кто знает? Чертовски жить хочется, а помирать так неохотно. Изрезанное морщинами лицо несколько растянулось в улыбке. Вот и сейчас, пока он сидел, перед глазами пробежала, как одно мгновение, вся его жизнь.